Он торчал зачем-то в подворотне одного там дома на площади. Шляпа надвинута на самые глаза, а воротник пальто поднят. Руки в карманах. Он очень старался быть незаметным. И он не отрываясь смотрел на зелёную телефонную будку.
Дураку было ясно, что он поставил себе задачу раскрыть этой ночью Поросят-бунтарей. С терпением, достойным самой Полиции безопасности, он не спускал своих утомлённых, близоруких глаз с объекта наблюдения. При малейшем признаке появления Поросёнка-бунтаря он настиг бы его одним прыжком, как пантера.
- Дядя Янссон, дядя Янссон, - простонал Стаффан дрожащим голосом, будто он дико чего-то перепугался.
- Тссс! - прошипел дядя Янссон из своей тёмной подворотни.
- Миленький дядечка Янссон, - продолжал Стаффан ужасно жалобным голосом. - Спасите нас!
- В чём дело? - сказал дядя Янссон уже нормальным голосом.
- Эт-ти нахальные по-поросята, - выдавил, заикаясь, Стаффан.
- Эти розовенькие поросята охотятся за нами, - подключился я.
Дядя Янссон потёр руки и посмотрел на нас горящим от нетерпения взглядом частного детектива.
Зачем нам понадобилось его дурачить? С другой стороны: почему бы и нет? Если подумать, мы его даже, можно сказать, выручали: теперь ему будет что рассказать любопытным гражданам Дальбу, и при этом не надо будет морозить себе ноги и помирать со скуки в тёмной подворотне.
- Это было около гаража Аронсона, - стал сочинять Стаффан. - Их было две штуки. Такие огромные-преогромные, прямо как медведи. Луна как раз только вышла из-за туч, и мы видим - стоят. Прямо у въезда в гараж. Они сразу будто раздулись, и вместо носа у них стали такие огромные пятачки. А руки превратились в свиные копыта. И как глянут на нас своими свиными глазками - у нас прямо душа в пятки. И вдруг как хрюкнут! Угнетатели, говорят, ещё попомнят нас! Он вот тоже слышал.
- Гм, - сказал дядя Янссон, - явное преувеличение. От страха вам померещилось и то, чего не было. Но как говорится, нет дыма без огня. Вы вот что, ребятки: бегите-ка вы домой и ложитесь спать. Я беру это дело на себя.
- Дядя Янссон, вы только, пожалуйста, никому не говорите. Обещаете? Не рассказывайте никому, что это мы их увидали. А то они нам ещё отомстят.
- Можете не бояться, - сказал дядя Янссон. - Ни словечка никому не скажу. А теперь марш по домам.
И с этими словами дядя Янссон направился к гаражу Аронсона. Он шёл мелкими, крадущимися шажками, каждую минуту ожидая какого-нибудь неприятного сюрприза. А мы отправились своим путём - Поросята-бунтари вышли на свою последнюю охоту в Дальбу. Если б мы только могли, мы раздулись бы до огромных размеров и, обратив свои пятачки к тёмным окнам, завизжали бы таким страшным визгом, что навсегда заткнули бы рот пронзительной фабричной трубе Голубого.
Но на самом-то деле мы бродили по Дальбу в нашем всегдашнем мальчишечьем обличье - две жалкие фигурки, - дёргали закрытые двери и захлопнутые ставни и, побродив так без всякого толку, потащились обратно в своё логово. Охота не удалась. И я даже втайне радовался, потому что мне очень хотелось спать, и я бы с удовольствием пошёл сейчас домой, залез бы к себе в кровать и заснул под мирное посапывание Лотты. Грозным ястребам и мятежным поросятам, как видно, тоже иногда требуется отдых.
Вот тут нам и попался на глаза домик Хедвиг. Он стоял немного отступя от дороги, которая шла вверх от нашего логова под мостом. Домик утопал в зелени, и вокруг всё было засажено душистым горошком, розами, люпином, фиалками, настурцией, жасмином и сиренью. Может, попытаться всё же последний разок, подумали мы. Просто-напросто заглянуть на кухню, присесть к кухонному столу и написать несколько дружеских строк? Письмо - вещь немаловажная. "Знай, что Поросята-бунтари помнят о тебе и берут тебя под своё покровительство". На этом бы и можно было сделать перерыв.
Дверь открылась перед нами будто сама собой.
Мы на цыпочках прошли через тёмную переднюю. По дороге Стаффан чуть не разбил стоявшего на комоде фарфорового ангелочка, но вовремя подхватил его. А я вдруг столкнулся нос к носу с каким-то взлохмаченным типом с дико вытаращенными глазами. Ну, всё, подумал я. Прощайся с жизнью. Но тут же сообразил, что это моё собственное отражение в огромном стоячем зеркале. Никогда бы не подумал, что этот жуткий тип - я сам! Откуда ж я мог знать, что у меня такая рожа!
Испугаться собственного лица или там упавшего ангела - такое, в конце концов, всегда может случиться, когда лезешь ночью в чужой дом. Совсем другое дело - очутиться вдруг лицом к лицу с хозяином этого дома. Тут уж действительно можно просто умереть со страху.
Ох, Хедвиг, как же ты нас перепугала! Нам почему-то и в голову не приходило, что ты можешь сидеть ночью на собственной кухне за своим собственным кухонным столом. Ничего не подозревая, мы подкрались на цыпочках, открыли дверь - и оказались все на виду. Представляю, какие у нас были дурацкие рожи. Может быть, ты даже улыбнулась, хоть тебе было и не до смеха? И в твоих усталых, заплаканных глазах, может, даже промелькнула мягкая усмешка?
- Мы увидели, что горит свет, - попытался выкрутиться Стаффан, - ну, вот мы и подумали, что надо, наверное, зайти проверить, а вдруг это воры залезли или ещё что. Ведь сейчас, знаете, такое творится… А вдруг, подумали мы, это те самые Поросята-бунтари…
- А чего их бояться-то, этих самых Поросят-бунтарей, - сказала Хедвиг. - Они ж никому ничего плохого не сделали. Глупости всё это. Если подумать, всё ведь правильно, всё справедливо, и эти их записки, и всё остальное. Нашли о чём беспокоиться, тут других забот хватает, посерьёзней.
Что мы знали про твои заботы? Мы воображали, будто все беды происходят от того, что взрослые не считаются с нами. Что мы знали о ещё более страшном угнетении? Об угнетении в мире самих взрослых? Я, кажется, мог бы поумнеть после всего, что рассказали мне Оскар с Евой, и после того суда над Бродягой. Так нет же, до нас всё равно не доходило…
Сначала-то мы вообще ничего не заметили с перепугу - ни картонок на полу, ни заплаканных глаз Хедвиг, ничегошеньки. Мы будто ослепли и оглохли. Потом мы уже её рассмотрели, тётю Хедвиг: перед нами была седенькая старушка в цветастом халате и коричневых шерстяных носках, она сидела, закрыв руками лицо, и плакала. А на столе перед ней лежала Библия. А вокруг были наставлены картонные коробки, куда она, видно, укладывала свои вещи.
- Вы что, тётя Хедвиг, уезжать собрались? - спросил я.
- Ничего не поделаешь, приходится, - сказала она.
Она рассказала нам, что Голубой велел ей съезжать отсюда. Она не внесла вовремя квартирную плату. Когда-то она работала на фабрике Голубого уборщицей. Тогда ещё был жив её муж. Он тоже там работал. Потом уборку поручили одной конторе по бытовому обслуживанию, а ей вот удалось открыть маленькую лавочку на окраине посёлка. Ей разрешили остаться в этом домике, принадлежащем фабрике, на том условии, что она будет платить больше, чем раньше. Но теперь ей это уже не под силу. Она уж и на еде старается экономить, и всё равно денег не хватает. И выхода ну просто никакого, помощи ей ждать неоткуда, ни одной близкой души на свете, а у всевышнего, думается, и без того забот достаточно, просто стыдно докучать ему своими старушечьими жалобами.
- Такое чувство, будто не просто вещи собираешь, а самою себя собираешь в последний путь, - сказала она. - Будто гроб себя заколачиваешь.
- Не расстраивайтесь, тётя Хедвиг, - сказал я. - Вот увидите, всё ещё устроится. Мы чего-нибудь придумаем.
- Уж будьте уверены, - сказал Стаффан. - Поросята-бунтари не подведут.
7
Вот и зазвонил будильник. Наконец-то!
Он ещё не замолчал, а всё уже пришло в движение. Ноги сами впрыгивали в брюки. Руки протискивались в рукава. Сковородка шипела, и вода хлестала из кухонного крана. Пенилось детское мыло "Лужок", пузырилась зубная паста "Персиковая". Колбаса, помидоры, огурцы, бутерброды, цыплёнок, бутылки всех фасонов, термос и пакеты с молоком запихивались, засовывались, укладывались в плетёную корзину. Мазь от комаров, не забудьте мазь от комаров! Возьми запасную майку, вечером может быть холодно… Ты достал спальные мешки?.. Ну вот, теперь велосипед не поместится!
- Какой дурак сообразил положить червей в холодильник! Ева завопила не своим голосом при виде этих червей, которые расползлись по всему холодильнику и так и замёрзли будто розоватые стружки сыра на всяких других продуктах. Я поставил их туда вчера вечером, чтоб не протухли. Я соскрёб этих несчастных замёрзших червей и сунул их обратно в банку. Они торчали из банки, как карандаши. Я поставил банку на плиту.
- А теперь ты чего делаешь?
- Просто хочу, чтоб они немножко оттаяли, - сказал я вежливо.
Не забыть бы чего! Удочки? Оскар их уже вынес. Подводный бинокль? Как же я мог забыть?! Ну вот, можно, кажется, отправляться… Привет, Стаффан… А где же Бродяга с Могиканином? А, вон идут… Ой, подождите, только сбегаю в уборную!.. О, господи, Ева. Вечная история…
Солнце размазывало над Дальбу масляно-жёлтые лучи, будто это никакой не посёлок, а бутерброд. Вернее, каравай, посыпанный крошками домов, деревьев, фонарных столбов и всего прочего. Наконец-то все расселись. Как говорится, в тесноте да не в обиде. Кто это там пихается? Это Лоттина, что ли, щека? Оказалось, это Последний-из-Могикан тыкался своим чисто умытым пятачком и так пихался, что Лотта, сидевшая на коленях у Бродяги, даже уронила ту самую мою старую шляпу с полями.
Машина дёрнулась, потом - бах! бах! - что-то выстрелило и что-то зашипело.
- Проклятие! Шина! - выругался Оскар.
- Неплохо начинается неделька, сказал приговорённый, когда его повели на виселицу в понедельник, - пробурчал Бродяга.
Как выяснилось, наша Лотта училась здесь забивать гвозди. Она временно отказалась от своих планов стать Королевой Рож и поехать на гастроли в Америку. Теперь ей вроде бы больше хотелось стать плотником и строить дома, а эта профессия требует умения быстро и точно забивать гвозди. Чтобы усложнить себе задачу, она училась забивать их шляпками вниз.
Ничего не поделаешь, надо было вылезать из "деда" и собирать гвозди. "Ты хоть помнишь, где ты забивала эти дурацкие гвозди?" Лотта с несчастным видом покачала головой. Просто ужас, сколько тут было насыпано этих гвоздей. Прямо вся площадка усыпана. Везде поблескивали острые кончики.
Оскар с Евой ползали рядышком. Бродяга прыгал и скакал, будто какой трёхлеток, за ним - мы со Стаффаном. А виновница Лотта держалась в сторонке и усердно расшвыривала носком гравий. Последний-из-Могикан смотрел на нас из машины, прижавшись пятачком к боковому стеклу и насмешливо ухмыляясь.
- Ай, чёртовы колючки! - взвыл Бродяга, усевшись прямо на коварное остриё.
Но никто и не думал злиться, нас всё веселило в это утро: весело было ползать по гравию на площадке, весело было поднимать домкратом машину и менять колесо, садиться на гвозди и то почему-то было весело. Нам будто смешинка в рот попала, но мы до того отвыкли смеяться и радоваться, что было даже неловко так по-дурацки веселиться без причины.
- Ну, а теперь живо все в машину! - крикнул Оскар. - Мне лично хватит на сегодня сюрпризов. С ума можно сойти!
И с этими словами он уселся прямо на рыболовный крючок.
И вот, значит, мы отправились за рыбой. Состоялась наконец давно обещанная поездка на рыбалку.
Какой же, интересно, рыбы мы наловим, думали мы. Нам представлялось озеро, битком набитое великолепной рыбой, изголодавшейся по оттаявшим червям. Скалистое озеро (так называлось озеро, куда мы ехали) славилось гольцом, сигом, тайменем и форелью (сказал Оскар). Там было полным-полно щуки, трески, хариуса и плотвы (сказал Бродяга). А окуня, подкаменщика, уклейки вообще не счесть (сказала Ева). Не говоря уж о пиранье и рыбе-молот (утверждал Стаффан). Забыли ещё про шпроты, балык, летающую рыбу и маринованную селёдку (дополнил я).
Поистине несметные рыбные богатства таились в этом озере, второго такого не сыскать. Для всей рыбы, что водилась там, просто не хватало названий. Пришлось нам самим придумывать. Наглец, гвоздик, рыба-бабочка, губошлёп, бодрячка, обжорка, трепыхач, изворотлик, черволиз… мы досмеялись до икоты.
Но Бродяга всех переплюнул. Он рассказал, что в этом озере водится чудище, огромное ископаемое, которое застряло там, когда пересохли все вытекавшие оттуда реки. Его пытались поймать с помощью всяких снастей, похожих на те, что применяются при охоте на волков и медведей, но ничего не получалось.
- А я возьму его голыми руками, - сказал Бродяга.
- Мы изловим его в хитроумную голубенькую ловушку нашего Голубого, - сказал Оскар. - Раз - и прихлопнем глупое чудище!
И он загоготал, очень довольный собой. У него вообще был жутко довольный вид: сидит развалившись, прищурив глаза и попыхивая сигаретой.
Ну что ж, у него были основания быть довольным собой.
Разве не он заставил недавно хохотать всю фабрику? И разве он не перетянул на свою сторону всех колеблющихся и сомневающихся? Уловил их, так сказать, в свои сети.
Дело было так. Он ввалился на днях в столовую для директорского состава, будто к себе домой. И как ни в чём не бывало расхаживал там между столиками в своём грязном комбинезоне. "Приятного аппетита", - кивнул он мимоходом техническому директору и коммерческому директору. И день-то он выбрал - будто нарочно! В тот день принимали каких-то там важных гостей, для них был накрыт отдельный стол. Он уселся рядом с ними. Непонятно, как это получилось, но ему подали то же, что и им, всякие там деликатесы.
На него, конечно, смотрели во все глаза. Что это с ним? У рабочих ведь есть своя столовая, со своей кухней, со своим меню. В своём ли он уме? Эти вопросы прямо написаны были на лицах всех этих очкариков в галстуках. "Ну как, вкусно?" - обратился он к соседу по столу, одному там важному начальнику.
Потом к Оскару подошёл официант.
- Вы, наверное, ошиблись, - зашептал он ему на ухо. - Этот зал не предназначен для рабочих.
- Выходит, он для тех, кто не работает? - сказал ему в ответ Оскар. - Странно, что тот, кто не работает, должен питаться лучше, чем работяга. Наверное, тут кто-то ещё ошибся?
И он спокойно продолжал свой обед.
- Ваше здоровье, - сказал он своему соседу и поднял бокал с вином, который стоял перед ним на столе.
Ему не ответили, но только он поднёс бокал ко рту, как в зал на всех парусах влетел его непосредственный начальник. Он раскланивался направо и налево, словно извиняясь за своё неслыханно дерзкое вторжение в эти стены.
- Здорово, - сказал ему Оскар, когда тот подошёл. - Присаживайся. Кормят здесь отлично.
- Тссс, - прошипел мастер цеха ему в ухо. - Ты что, сдурел? Не знаешь, что на работе пить запрещено? Выгонят ведь в два счёта.
- Ого, значит, их-то уж точно выгонят? - громко сказал Оскар и показал глазами на всех этих директоров. - Они тут только и делают что пьют.
- Чего ты сравниваешь, - попытался объяснить ему мастер. - Если вы у меня будете пить, вы ж работать не сможете. Любой несчастный случай…
- А им, значит, можно в нетрезвом виде?
- Да чего ты себя с ними сравниваешь? Они тут всё решают.
- А для этого, значит, не обязательно быть трезвым? Ну и ну.
Вот как ответил ему Оскар. Заткнул, можно сказать, ему рот.
- Прошу тебя, пойдём отсюда, - стал тогда умолять его мастер.
- И не подумаю, - сказал Оскар. - Не уйду, пока не поем. Не могу ж я работать на пустой желудок.
- Но что было бы, если б все, кто здесь работает, стали поступать так же?
- А что ж, может, так они и поступят в один прекрасный день. Вот расскажу, как здесь здорово кормят…
Тут мастер махнул на него рукой. Но перед тем как уйти, он наклонился к нему поближе и прошипел:
- Ты ещё об этом пожалеешь. И не раз ещё пожалеешь. Попомни моё слово.
- Ну, это мы ещё поглядим, кто и о чём пожалеет, когда придёт время, - бросил Оскар ему вдогонку.
После этого его уже больше не трогали. Не стоило и пытаться направить его на путь истинный. И он сидел себе и спокойно уничтожал всякие там ихние деликатесы. Когда он вышел из столовой, слух об этой истории успел уже облететь всю фабрику. Он пронёсся через лестничную клетку, покружил в раздевалках, залетел по дороге в туалеты, спустился на лифте на склад, полетал по цехам, попорхал над конторскими столами. И почти всюду смеялись, ухмылялись, хихикали и фыркали.
В общем, Оскар стал героем дня. Ещё б ему не быть довольным!
Ему чем-то там угрожали? Он, мол, ещё пожалеет? А, одни слова! Что они могут ему сделать? Уволить? Вряд ли. Теперь все только хихикают и скалят зубы, а тогда ещё неизвестно, дело может дойти и до открытого протеста. Надо думать, они постараются замять эту историю и сделать вид, будто ничего и не было. Так считал Оскар. Но он собирался ковать железо, пока горячо.
"Прихлопнем чудище". Я догадывался, про какое такое чудище он говорит.
Всю дорогу Оскар только и говорил, что про эту историю в столовой. Он всё посмеивался. И Бродяга смеялся. И Ева улыбалась во весь рот. А вообще-то, заявил Оскар, эту мысль подсказали ему пресловутые Поросята-бунтари. Поросята-бунтари действовали именно так - быстрота и натиск, дерзость и находчивость.
- Поросята-бунтари… н-да… - произнёс Оскар задумчиво. - Интересно бы знать, кто же это всё-таки такие?
Я подозрительно покосился на него: уж не догадался ли? Может, взять да сказать, подумал я. Мы, конечно, поклялись молчать, и всё такое. Но в тот момент очень трудно было удержаться, меня так и подмывало крикнуть: да это же мы! Поросята-бунтари - это мы!
Я посмотрела на Стаффана. Он сидел отвернувшись и глядел на дорогу, будто его сейчас больше всего на свете интересовала высоковольтная линия, мимо которой мы проезжали. Ни к чему нам было открывать всякие там секреты. Мы и без слов понимали друг друга.
Ева сразу же взяла на себя роль проводника. Ей не нужны были компасы и карты. Она бывала уже на этом озере. Она повела нас прямо к лесу.
Побрызгал немножко дождик, но скоро подул ветер и прояснилось. Ева сняла туфли и расстегнула воротник рубашки. Капельки дождя поблёскивали на её рыжих волосах. Она улыбалась омытому дождём лесу, который встречал нас всеми своими запахами. Ветки берёз легонько касались её лица и отбрасывали тени на тропинку. Лютики и мать-и-мачеха желтели по краям в траве.
Тучи над нами уплыли, и над лесом встала разноцветная радуга. Ева шла быстрым шагом. Лотта бежала рядом и по дороге срывала цветы - дары июня: клевер и лютики, колокольчики и ромашки. Она забегала на полянки, на лужайки, срывала то один цветок, то другой, и скоро у неё набралась целая охапка. Бродяга с гитарой за спиной еле поспевал за нами.
- Чего ты бежишь, как на пожар? - крикнул он Еве. - Совсем ведь загонишь.
- Ничего, ничего, прибавь шагу, - сказала Ева, не сбавляя темпа.
Вон как шагает - джинсы чуть не лопаются по швам. Что ей всякие там шишки да иголки под ногами? Она жадно вдыхает лесные запахи. Ах, как легко дышится!
- Глядите, вон и озеро!
Мы остановились. Между стволами сосен виднелось Скалистое озеро.
Вода сверкала на солнце, и белели водяные лилии. Мы услышали шум горного потока. Он шипел и фырчал, как паровоз из старого ковбойского фильма. А может, это прополаскивало горло то самое чудище?