- Я не удержалась, - широко улыбнулась Илзи. - Я могла выносить ее нахальство и ее брюзжание... но, когда она заревела... она такая страшила, когда ревет... я просто дала ей пощечину.
- Думаю, после этого тебе стало легче, - сказала Эмили, твердо решив не выказывать никакого неодобрения в присутствии Эвелин.
Илзи разразилась смехом.
- Да, сначала. Во всяком случае, ее вытье сразу прекратилось. Но потом я почувствовала угрызения совести. Я, разумеется, извинилась перед ней. И я действительно раскаиваюсь... но, вполне вероятно, сделаю это снова. Если бы Мэри не была такой положительной, я не была бы такой ужасно отрицательной. Надо же мне хоть немного уравновесить ее благонравие. Мэри кроткая и смиренная, и миссис Адамсон постоянно ее третирует. Слышали бы вы, как она отчитывает Мэри, если та выходит куда-нибудь вечером чаще, чем раз в неделю.
- Миссис Адамсон права, - сказала Эвелин. - Было бы гораздо лучше, если бы ты тоже пореже ходила на вечеринки. Своим поведением, Илзи, ты вызываешь ненужные разговоры.
- Уж ты-то, во всяком случае, вчера вечером ни на какие танцы не ходила, не правда ли, дорогая? - уточнила Илзи, снова широко (и не без злорадства) улыбаясь.
Эвелин покраснела и, приняв высокомерный вид, промолчала. Эмили уткнулась в конспект, а Илзи и Мэри вышли из комнаты. Эмили хотелось, чтобы Эвелин тоже ушла. Но та не имела ни малейшего намерения оставить ее в покое.
- Почему вы не заставите Илзи вести себя как следует? - начала она раздражающе доверительным тоном.
- У меня нет никакой власти над Илзи, - холодно ответила Эмили. - Кроме того, я не считаю, что она ведет себя неправильно.
- О, моя дорогая девочка... вы же сами слышали, как она сказала, что дала пощечину миссис Адамсон.
- Миссис Адамсон это пойдет на пользу. Она отвратительная женщина: вечно плачет, когда у нее нет абсолютно никаких причин для слез. Это совершенно невыносимо.
- Ну, а как насчет того, что Илзи вчера опять пропустила урок французского, чтобы прогуляться вдоль реки с Ронни Гибсоном. Если она будет поступать так слишком часто, она в конце концов попадется.
- Илзи пользуется большим успехом у мальчиков, - сказала Эмили, зная, что Эвелин сама хотела бы пользоваться таким же.
- Но не у тех, у каких надо. - Эвелин сменила тон на снисходительный, инстинктивно чувствуя, что Эмили Старр не выносит, когда к ней обращаются снисходительно. - За ней вечно бегает толпа невоспитанный мальчишек... положительные, если вы заметили, не обращают на нее внимания.
- Ронни Гибсон вполне положительный, не так ли?
- Хм, а как насчет Маршалла Орда?
- Илзи не имеет никаких дел с Маршаллом Ордом.
- Еще как имеет! Она каталась с ним до полуночи в прошлый вторник... а он был пьян, когда брал лошадь в платной конюшне.
- Не верю! Все это неправда - до последнего слова! Илзи никогда не ездила с Маршаллом Ордом. - От негодования у Эмили побелели губы.
- Я слышала об этом от очевидца. Об Илзи повсюду ходят разговоры. Возможно, у вас нет власти над ней, но немного повлиять на нее вы ведь можете. Хотя... вы сами иногда совершаете глупости, не правда ли? Быть может, без всякого дурного намерения. Например, тогда, когда вы отправились на дюны возле Блэр-Уотер и купались там, раздевшись донага? Об этом знает вся школа. Я слышала, как брат Маршалла хохотал над этой историей. Скажите сами, моя дорогая, разве это не было глупо?
Эмили вспыхнула от гнева и стыда - и в той же мере из-за того, что Эвелин Блейк назвала ее "моя дорогая". То прекрасное купание при луне... как опошлили его эти люди! Она не станет обсуждать эту историю с Эвелин... она даже не скажет ей, что на них были нижние юбки. Пусть думает, что хочет.
- Боюсь, вы не все понимаете, мисс Блейк, - произнесла она с тонкой холодной иронией, придавшей совершенно обычным словам невыразимо глубокое значение.
- О, вы принадлежите к "избранному народу", не так ли? - У Эвелин вырвался злой смешок.
- Да, - ответила Эмили спокойно, не отрывая глаз от конспекта.
- Ну, не сердитесь так, дорогая. Я заговорила об этом только потому, что досадно наблюдать, как бедная Илзи падает в общественном мнении. Мне она, пожалуй, даже нравится, бедняжка. А еще хорошо бы, она одевалась не в такие яркие цвета. Это алое вечернее платье, в котором она была на концерте "приготовишек"... право, это так нелепо.
- Мне показалось, она выглядела в нем как высокая золотистая лилия в алых листьях, - сказала Эмили.
- Какой вы верный друг, дорогая. Интересно, стала бы Илзи защищать вас так, как вы ее. Ну, думаю, мне не следует мешать вам заниматься. У вас в десять письменный экзамен по английскому, да? Его проведет мистер Сковилл: мистер Траверз заболел. Не правда ли, у мистера Сковилла очень красивые волосы? Кстати, о прическах, дорогая... почему вы не спустите боковые пряди волос пониже, чтобы прикрыть уши... хотя бы их верхнюю часть? Я думаю, это было бы вам больше к лицу.
Эмили решила, что, если Эвелин Блейк еще раз назовет ее "дорогая", она запустит в нее чернильницей. Нупочему она не уйдет и не даст ей позаниматься?
Но у Эвелин была в запасе еще одна неприятная для Эмили тема.
- Этот ваш неотесанный юный друг из Стоувпайптауна сделал попытку напечататься в "Пере". Он прислал патриотическое стихотворение. Том показал его мне. Я чуть не умерла от смеха. Одна строчка была просто восхитительна: "Канада, как юная дева, встречает своих сыновей". Слышали бы вы, как хохотал Том.
Эмили сама едва сумела удержаться от улыбки, хотя была ужасно раздосадована тем, что Перри делает себя мишенью насмешек. Ну почему он не может правильно оценить свои возможности и понять, что крутые склоны Парнаса ему не одолеть?
- Я считаю, что редактор "Пера" не имеет права показывать отклоненные произведения посторонним, - сказала она холодно.
- О, Том не считает меня посторонней. А это была, право, слишком хорошая шутка, чтобы ни с кем не поделиться... Ну, пожалуй, я забегу в книжный магазин.
Эмили вздохнула с облегчением, когда Эвелин попрощалась и вышла. Вскоре вернулась Илзи.
- Эвелин ушла? В оч-чень благожелательном настроении она сегодня с утра! Не могу понять, что в ней находит Мэри. Мэри - славная девушка, хоть и неинтересная.
- Илзи, - начала Эмили серьезно. - Ты каталась по окрестностям Шрузбури с Маршем Ордом поздно вечером на прошлой неделе?
Илзи уставилась на нее в изумлении.
- Нет, дорогая моя глупышка, не каталась. Но мне нетрудно угадать, где ты услышала эту сплетню. Даже не знаю, кто с ним катался.
- Но ты пропустила урок французского и гуляла вдоль реки с Ронни Гибсоном?
- Peccavi[48].
- Илзи... тебе не следовало... право же, ты...
- Не раздражай меня, Эмили!- перебила Илзи грубовато. - Ты становишься слишком чопорной... надо срочно что-то предпринять, чтобы вылечить тебя, прежде чем это перейдет в хроническую форму. Ненавижу жеманство и напускную скромность. Ну, ладно... я ухожу... хочу забежать в книжный магазин, прежде чем идти в школу.
Илзи с обиженным видом собрала свои книжки и выскочила из комнаты. Эмили зевнула и решила, что уже нашла в конспекте все необходимое. У нее оставалось еще полчаса. Она приляжет на кровать Илзи - совсем ненадолго...
В следующую минуту - так ей показалось - она обнаружила, что сидит на постели и с ужасом смотрит на будильник Мэри Карзуэлл. Без пяти одиннадцать! Всего пять минут, чтобы преодолеть четверть мили, взбежать по лестнице и оказаться за своей партой в ожидании раздачи экзаменационных билетов. Эмили торопливо надела пальто и шапочку, схватила свои тетрадки и вылетела за дверь. Добравшись до школы, она - запыхавшаяся и с неприятным сознанием того, что, когда она мчалась по улицам, прохожие смотрели на нее как-то странно - повесила свое пальто в раздевалке и, не взглянув в зеркало, поспешила наверх.
Когда она вошла, все уставились на нее с изумлением, затем по классу пронесся смех. Мистер Сковилл, высокий, стройный, элегантный, раздавал экзаменационные билеты. Он положил один из них на парту перед Эмили и серьезно сказал:
- Мисс Старр, вы смотрели на себя в зеркало, прежде чем войти в класс?
- Нет, - сказала Эмили обиженно. Явно что-то было не так.
- Я... пожалуй... на вашем месте... я посмотрел бы... сейчас. - Мистер Сковилл, казалось, говорил с трудом.
Эмили встала и спустилась в раздевалку. В холле она столкнулась с директором, мистером Харди... и тот уставился на нее, широко раскрыв глаза. Почему он уставился и почему одноклассники смеялись, Эмили поняла, когда подбежала к зеркалу в раздевалке.
Над ее верхней губой и на щеках были умело нарисованы... усы... великолепные, очень черные усы, с причудливо закрученными концами. На миг Эмили разинула рот в растерянности и ужасе... почему... что... кто это сделал?
Она круто обернулась - в этот момент раздевалку вошла Эвелин Блейк.
- Ты... ты сделала это!- задыхаясь от гнева, выкрикнула Эмили.
Эвелин на миг уставилась на нее... затем разразилась звонким смехом.
- Эмили Старр! Вид у вас - как в страшном сне. Неужели вы вошли в класс с этим на лице?
Эмили сжала кулачки.
- Ты сделала это, - повторила она.
Эвелин выпрямилась с весьма высокомерным видом.
- Надеюсь, мисс Старр, вы не думаете, что я унизилась бы до такой проделки. Я полагаю, это ваша дорогая подруга Илзи решила сыграть с вами шутку... она посмеивалась над чем-то, когда вошла в школу несколько минут назад.
- Илзи такое никогда в голову бы не пришло!- воскликнула Эмили.
Эвелин пожала плечами.
- Я бы сначала вымыла лицо, а уж потом стала бы разбираться, кто это сделал, - сказала она с еле сдерживаемым смехом, выходя из раздевалки.
Эмили, дрожа с головы до ног от гнева, стыда и глубочайшего унижения, какое ей только доводилось испытать, смыла усы с лица. Ее первым желанием было вернуться домой: она не могла снова предстать перед целым классом "приготовишек". Но затем она все же стиснула зубы и вернулась - очень высоко держа голову, пока шла по проходу к своей парте. Ее лицо пылало; в душе все кипело. В углу она увидела янтарную голову Илзи, склоненную над экзаменационной работой. Другие улыбались и перешептывались. Мистер Сковилл держался оскорбительно серьезно. Эмили взялась за перо, но ее рука дрожала над бумагой.
Если бы у нее была возможность немедленно и хорошенько выплакаться, она дала бы спасительный выход чувству гнева и стыда. Но такой возможности не было. Нет, она не заплачет! Она никому не покажет глубины своего унижения! Если бы Эмили могла просто посмеяться над злой шуткой и забыть, это было бы лучше для нее самой. Но этот выход из положения был не для Эмили, не для одной из "гордых Марри". Она до самой глубины своей страстной души страдала от нанесенного ей оскорбления.
Что касалось экзамена по английскому, она могла с тем же успехом сразу уйти домой. Двадцать минут уже было потеряно, и прошло еще десять, прежде чем она смогла унять дрожь в пальцах, чтобы начать писать. Со своими мыслями она так и не смогла совладать. Задание, как во всех экзаменационных билетах, составленных мистером Траверзом, было трудным. В голове у нее, казалось, был лишь вихрь мыслей, крутящихся вокруг одного - мучительного стыда. Когда она сдала свою работу и вышла из класса, ей было ясно, что никакой надежды на "звездочку" для нее больше нет. Ее ответ, в лучшем случае, был посредственным. Но ей, с той бурей чувств, что бушевала в ее душе, было все равно. Она поспешила домой, в свою недружелюбную комнату (к счастью, тети Рут дома не было), бросилась на постель и заплакала. Она чувствовала себя несчастной, сломленной, обессиленной... и под всей ее душевной болью было ужасное, грызущее маленькое сомнение.
Неужели это дело рук Илзи?.. Нет, она этого не делала... она не могла. Тогда кто же? Мэри? Совершенно нелепая мысль! Должно быть, это была Эвелин... Эвелин вернулась и, побуждаемая злобой и обидой, сыграла с ней эту жестокую шутку. Однако Эвелин отрицала свою причастность с возмущением и негодованием, глядя на Эмили невинными глазами - быть может, чуточку слишком невинными. А что сказала Илзи перед уходом... "Ты становишься слишком чопорной... надо срочно что-то предпринять, чтобы вылечить тебя, прежде чем это перейдет в хроническую форму". Неужели Илзи избрала этот отвратительный способ "лечения"?
Нет... нет... нет! Эмили горько зарыдала в подушку. Но сомнение не исчезало.
Что же до тети Рут, то у нее не было никаких сомнений. Тетя Рут была с визитом у своей подруги, миссис Болл, а дочь миссис Болл также училась в приготовительном классе. Анита Болл принесла домой историю, над которой в тот день изрядно посмеялись и в приготовительном классе, и на первом, и на втором курсе. Анита сообщила, что, по словам Эвелин Блейк, это было делом рук Илзи Бернли.
- Ну, - сказала тетя Рут по возвращении домой, влетев без стука в комнату Эмили, - я слышала, Илзи Бернли великолепно украсила тебя сегодня. Надеюсь, теперь ты поняла, что она собой представляет.
- Илзи не делала этого, - сказала Эмили.
- Ты ее спрашивала?
- Нет. Я не оскорбила бы ее таким вопросом.
- А я уверена, что это сделала она. И больше Илзи не переступит порог моего дома. Ясно?
- Тетя Рут...
- Ты слышала, Эмили, что я сказала. Илзи Бернли - неподходящее общество для тебя. Я и так слышала слишком много неприятных историй о ней в последнее время. Но эта последняя ее выходка непростительна.
- Тетя Рут, если я прямо спрошу Илзи, ее ли это рук дело, и она скажет "нет", вы ей не поверите?
- Нет, я не поверю ни одной девочке, получившей такое воспитание, как Илзи Бернли. Я уверена, она способна на любую проделку и на любую ложь. Чтобы я больше не видела ее в моем доме.
Эмили встала и, несмотря на залитое слезами лицо, попыталась изобразить "взгляд Марри".
- Разумеется, тетя Рут, - сказала она холодно, - я не приведу Илзи сюда, если ей здесь не рады. Но я буду ходить к ней. А если вы запретите мне... я... я вернусь в Молодой Месяц. У меня и без того такое чувство, что я охотно уехала бы прямо сейчас. Только... я не позволю Эвелин Блейк выжить меня из школы.
Тетя Рут отлично знала, что обитатели Молодого Месяца не согласятся на полный разрыв отношений между Эмили и Илзи. Доктор был слишком хорошим другом Элизабет и Лоры, чтобы его решились так обидеть. Самой миссис Даттон доктор Бернли никогда не нравился. Ей пришлось удовольствоваться представившимся благовидным предлогом, чтобы осуществить свое давнее желание - не пускать Илзи в свой дом. История с усами вызвала у тети Рут раздражение и гнев не потому, что она сочувствовала Эмили, но только потому, что одного из членов клана Марри выставили в смешном виде.
- Мне кажется, что эта история должна была бы отбить у тебя охоту ходить к Илзи. Что же до Эвелин Блейк, то она слишком умная и порядочная девушка, чтобы сыграть с кем-нибудь такую глупую шутку. Я знаю Блейков. Прекрасная семья, и отец Эвелин - человек зажиточный. Ну, перестань плакать. Посмотри, на кого ты похожа. Какой смысл реветь?
- Никакого, - согласилась Эмили уныло, - только я не могу не плакать. Для меня невыносимо быть выставленной на посмешище. Я могу вытерпеть что угодно, только не это. Ох, тетя Рут, пожалуйста, оставьте меня одну. Я не могу ужинать.
- Выходишь из себя по пустякам... это у тебя от Старров. Мы, Марри, скрываем наши чувства.
"Думаю, у вас и нет никаких чувств... во всяком случае, у некоторых из вас", - подумала Эмили мятежно.
- Держись подальше от Илзи Бернли - у тебя будет куда меньше вероятности оказаться публично опозоренной, - посоветовала тетя Рут, выходя из комнаты.
Эмили, проведя бессонную ночь - ей казалось, что если она не оттолкнет от своего лица этот покатый низкий потолок, то наверняка задохнется, - отправилась на следующее утро к Илзи и неохотно сообщила ей о требовании тети Рут. Илзи пришла в ярость, но - как с болью в душе отметила Эмили - не заявила прямо о своей невиновности в деле с карандашными усами.
- Илзи, это ведь не ты... не ты сделала это? - запинаясь, спросила она. Она знала, что Илзи не виновата.... она была уверена в этом... но хотела услышать, как та скажет это. К ее удивлению, лицо Илзи неожиданно залилось краской.
- Разве раб твой - пес, чтобы такое сделать?[49]- пробормотала она, довольно смущенно. Это было так непохоже на прямолинейную, откровенную Илзи. Она отвернулась и начала бесцельно рыться в своей школьной сумке. - Ты же не думаешь, Эмили, что я способна так с тобой поступить?
- Нет, конечно нет, - медленно произнесла Эмили. На этом разговор на эту тему был закончен. Но робкое сомнение и недоверие, таившиеся в глубине души Эмили, вышли из тени и заявили о себе. Она по-прежнему не могла поверить, что Илзи совершила такое... и потом солгала. Но почему же та была так смущена и смотрела пристыженно? Разве невинная Илзи не разбушевалась бы, не стала бы бранить и оскорблять Эмили за одно лишь подобное подозрение, разве не стала бы она обсуждать этот вопрос до тех пор, пока все сомнения, которые могли отравить их отношения, не были бы развеяны окончательно?
О случившемся они больше не говорили. Но тень размолвки осталась и отчасти испортила рождественские каникулы в Молодом Месяце. Внешне девочки были подругами, как прежде, но Эмили остро сознавала внезапно появившийся разлад в отношениях между ними. Как она ни старалась, преодолеть его не могла. То, что Илзи, похоже, не замечала этого разлада, лишь усугубляло его. Неужели Илзи так мало ценила саму Эмили и дружбу с ней, что не чувствовала возникший холодок отчуждения? Разве могла она быть такой пустой и беспечной, чтобы не замечать его? Эмили подолгу размышляла об этом, преувеличивая в воображении важность происходящего. Все неясное, гнетущее, что таилось в тени, не смея выйти на яркий свет, всегда губительно действовало на ее чувствительную и страстную натуру. Никакая открытая ссора с Илзи не задела бы ее так глубоко, как эта тайная размолвка; она ссорилась с Илзи десятки раз и тут же мирилась без всякой горечи или мучительных воспоминаний. То, что случилось на этот раз, представлялось совсем другим. Чем больше Эмили предавалась тяжелым размышлениям, тем чудовищнее представлялась ей вся эта история. Она была несчастна, рассеянна, беспокойна. Тетя Лора и кузен Джимми заметили это, но предполагали, что причина в разочаровании: сразу по возвращении в Молодой Месяц она сказала им, что "звездочку" наверняка не получит. Но Эмили уже не волновала никакая "звездочка".