- Вообще-то в этих сенках дважды два доску выбить, - заметил Юрка. - Хорошенько ногой садануть - и все. - Мальчишка даже для пробы несколько раз не сильно ударил валенком по гулкой пристройке.
- Эй-эй, кто там шарашится? - раздалось вдруг от калитки, и, обернувшись, ребята увидели большую фигуру Поршенниковой. Они молча и неподвижно следили за ее приближением. - А-а, это вон кто, - проговорила та с половины дороги миролюбиво. - Давненько вы у меня не были, давненько, вон с каких пор. - Поршенникова поставила на снег бидончик и достала из-за наличника ключ. - Не выказывайте, где прячем. Ключ - это все, вся жизнь, все счастье. Видите, как я вам доверяю.
И как же певуче-добр был ее тон, как же он, исполненный сердечности, приглашал мальчишек к миру, к душевному разговору! Но они, мальчишки, молчали. Юрке, наоборот, приторным, нахальным казался ее голос и ее слова, они злили его, потому что он знал настоящую Поршенникову, грубую, безжалостную, лживую.
Молчала и Катя, так что Валерка подумал, что она, верно, ушла в избу. Но, когда распахнулась дверь, она оказалась в сенях.
- Ишь ведь, и мамзель готова, - сказала Поршенникова. - Так кто ж чего справляет? - Она посмотрела почему-то на Валерку, очевидно понимая, что от него проще дождаться ответа.
И он ответил, опустив глаза:
- Юрка. День рождения.
- Юрка? У-у!.. И сколько же тебе лет будет?
- Десять. - Юрка наклонился, подцепил горсть снега и попробовал сделать снежок, но снег был сухим и рассыпался.
Ему не хотелось разговаривать с Поршенниковой вот так покорно-вежливо. Надо бы ответить не "десять", а "двадцать с хвостиком" и еще что-нибудь съязвить, но Юрка опасался, что, рассердившись, Поршенничиха не отпустит Катьку. И без того неизвестно, отпустит ли.
- Самый шалопутный возраст, - заметила женщина. - И опять же - вся жизнь впереди.
- Ну что, пошли, Катьк? - сказал Юрка.
- А может, я не разрешу. Может, вы мне не поглянулись, чтобы разрешать.
Тут Юрка не выдержал, вспылил:
- Значит, вы ее нарочно заперли, да?
- Ладно, идите, - со вздохом махнула рукой Поршенникова. - А то опять чего-нибудь наплетете на меня, не приведи господь! Хорошие вы хлопцы, только уж больно норовистые. "Нарочно"!.. Есть мне время с вами в прятки играть! - Она взяла бидончик, спустилась вниз, в сени, и только там проговорила: - Иди же, а то кавалеры за горло меня возьмут.
Катя медленно поднялась к порогу, боясь, что мать сейчас окликнет ее и вернет, медленно переступила порог и вздрогнула - Поршенникова ее действительно окликнула:
- Куда же ты, кулема? Идешь к людям, на праздник, по приглашению, а где подарок?
- Так ведь… - начала было Катя.
Но мать ее перебила:
- На вот. - Из-за борта фуфайки женщина вытащила что-то завернутое в бумагу и протянула дочери. Та взяла. - А теперь ступай.
И все трое медленно направились к воротцам, и лишь хлопок дверцы точно разбудил их - они посмотрели друг на друга и улыбнулись.
А Юрка чуть присел, хлопнул себя ладонями по бедрам и задорно крикнул:
- Бежим!
И они понеслись по белой дороге.
Гайворонские радостно распахнули им навстречу дверь. Юрка как увидел улыбающегося отца и уловил его пытливый взгляд, брошенный на Катю, так моментально сообразил, что он, по своему обыкновению, сейчас же начнет интересоваться, кто у Кати родители, да где они работают, да как сама она, и так далее. Бросив пальто и шапку в угол, мальчишка утянул Петра Ивановича в горницу и прошептал, грозя пальцем:
- Смотри, пап, ни о чем не расспрашивай Катьку! А то начнешь свое "как" да "почему" - нельзя!
- Вы что, с Аркадием договорились? Тот нам с матерью наказал строго-настрого молчать и ничего не объяснил, и ты… Что это за такая за девица?
- Тайна! Вообще лучше не расспрашивай. Молчи, и всё.
- Странные порядки в родном доме.
- Ладно, пап, пошли.
Василиса Андреевна поставила на середину стола большую сковородку и пригласила "присаживаться". Юрка первым занял место у окна, рядом примостился Валерка. Аркадий, наблюдавший это размещение с особым вниманием, подал брату несколько знаков жестами и мимикой, мол, Катю-то не забывай, но Юрка этих знаков не заметил и уже нетерпеливо тыкал вилкой в сковороду. Тогда Аркадий, сокрушенно покачав головой и громко сказав: "Темнота!" - сам устроил девочку. Петр Иванович, несколько сбитый с веселого настроения сыновьими наказами, опустился возле Аркадия.
- Ну, вроде все ладно, - проговорила Василиса Андреевна, обозревая и угощения, и тесный людской кружок. - Открывай, отец, вина-то заморские. - И удалилась в горницу, откуда вынесла пару черных пимов и ватные стеганые штаны. - Вот, сыночек, чтобы зимой не мерз и не промокал, - от нас с отцом. - И три раза поцеловала Юрку: в лоб, в нос и в губы - лесенкой.
- Можешь теперь ночевать в сугробе, - заметил Петр Иванович.
- Законные штаны! - радостно проговорил Юрка, приняв подарки и оглядывая их. - Сегодня же обновлю. А пимы-то, елки! Подошвы - на сто лет хватит!
- Если их на божницу вон поставить вместо графина с водой, - заметил Петр Иванович.
Юрка отнес подарки в горницу и, вернувшись, воскликнул:
- Ну, разливайте!
- Что значит "разливайте"? - спросил Петр Иванович.
- Это значит - пить будем!
- Детям пить не положено. А если что им и перепадает, то инициатива должна проявляться взрослыми. Понял?
- Понял. Тогда проявляйте инициативу.
- Ох и гусь!
Юрка, несмотря на оживленность, начал ощущать какую-то нехватку, словно что-то забыл или потерял… А-а! Подарок Аркадия. Ведь он еще ничего не подарил, но непременно подарит. Что?.. Мальчишка с жаром посмотрел на брата. У Аркадия же был такой вид, словно он и не собирался ничего преподносить. Он шутил да улыбался в ответ на Юркины огненные взгляды, а затем вдруг взял бутылку шампанского и, нацелясь в братишку, начал раскручивать проволоку. Юрка, защищаясь, вскинул руки и пискливо завопил под общий смех, но в последний момент Аркадий чуть повернул бутылку - и пробка просвистела у мальчишки над головой. Из горлышка полезла пена.
- Стаканы! Где стаканы?
- За это полный наливай, - проговорил Юрка.
Но Аркадий всем троим налил по половинке. Потом взял свою пузатенькую рюмку с водкой и поднялся.
- Я пообещал уважаемому имениннику подарить мысль, - сказал он. - Пообещал сгоряча, прижатый к стенке. Потом долго думал и обнаружил, что, знаете, нелегко блеснуть новой мыслью после того, как человечество прожило разумной жизнью несколько сот веков. Поэтому прошу прощения заранее, если я вдруг использую находку какого-нибудь мудреца или философа.
Петр Иванович блаженно щурил глаза.
- Так вот. Бывают люди, которые живут для того, чтобы есть… И бывают люди, которые едят для того, чтобы жить. Я с удовольствием отмечаю, что наш именинник относится ко второму типу людей, то есть к тем, которые едят, чтобы жить. Это люди сердца и ума, но не живота. Я сказал длиннее, чем Аристотель. Но Аристотель говорил вообще, а я - в частности. Так пожелаем Юрке, чтобы он так же хорошо ел и так же хорошо жил: поменьше бы киловатт-часов да больше чего-нибудь иного. Привет, братуха!
Аркадий выпил, вышел в сени и тотчас вернулся со свертком.
- А это - приложение к моим мыслям, - сказал он, сдирая бумагу и сдергивая с коробки крышку.
Фильмоскоп!
Юрка выскочил из-за стола и взял его в руки. О, чудо! У Юрки даже не было мыслей о фильмоскопе. А если и были, то случайные и робкие, еще далекие от мечты. И вот, обогнав мечту на космической скорости, аппарат явился перед мальчишкой во всем своем черном матовом величии, с выпуклым глазом объектива, в глубине которого светился фиолетовый зайчик, с кассетой для диафильмов, с ламповым отсеком и с трансформаторной "будкой". Юрка не знал, что делать: плясать ли, смеяться ли, быть ли серьезным, спрятать ли аппарат, или же немедленно заняться им. Валерка не усидел - тоже вышел. И мальчишки принялись было изучать устройство фильмоскопа.
- Ну, это вы потом, - сказал Петр Иванович. - Потом-потом. Давайте за стол, ишь повыскакивали. Мать для них жарила-парила, а они за железку ухватились… Аркадий, забери у них эту пушку.
- Садимся, садимся, - ответил Юрка и поднес аппарат к Кате. - Им кино показывать.
С энергией взялись ребята за еду. Василиса Андреевна сама ни до чего не притрагивалась, все следила за чашками и все предлагала отведать то одно, то другое. Петр Иванович налил себе и Аркадию по рюмке водки, а мальчишкам плеснул малость шампанского.
- Знаешь, Валера, это от ангины хорошо. - И вдруг, озорно блеснув глазами, Петр Иванович спросил: - А можно все же задать нашей даме один вопрос?
И сразу - тишина.
- Ну, если этот вопрос тебя очень волнует, - проговорил Аркадий медленно, словно пытаясь из множества возможных вопросов угадать вероятнейший.
- Я хочу спросить Катю… м-м… как ей понравилась наша картошка?
- Вкусная, - ответила Катя, действительно уплетавшая за обе щеки и смущенная общим вниманием к себе.
- Верно, дочка, вкусная. Вот и весь вопрос… Я предлагаю выпить за того, кто приготовил нам такую вкусную картошку, - за мать!
- Ур-ра-а! - крикнули Юрка с Валеркой, вздымая почти пустые стаканы. - Чтобы всю жизнь была такая вкусная картошка!
- Спасибо, родненькие, спасибо. Уж буду стараться!.. Катенька, тебе, может, чайку, да вон с яблочками? Давай, дочка, а то их не переждешь. Юрка-то сейчас вздохнет, потянется, помнет кулаками брюхо да опять за ложку.
- Нет уж, все, - проговорил Юрка. - Я тоже за яблоки возьмусь. Валерка, кончай, видишь - сколько вкуснятины. А ну-ка!..
Мальчишка дотянулся до вазы, взял самое крупное и румяное яблоко, повертел его в соблазнительном раздумье и положил перед Катей, затем достал еще два, без выбора: для себя и Валерки. Нахрустывая, Юрка погладил, как кошку, фильмоскоп, стоявший на подоконнике, и заметил:
- Были бы ленты - сейчас бы кино показали…
- Ух, братцы! - воскликнул вдруг Аркадий. - Забыл! - Он вскочил, сбегал в свою комнату и принес пригоршню серебристых баночек с диафильмами.
- О-у! - Юрка чуть не подавился яблоком.
- Принимайте! - И Аркадий по одной стал выставлять баночки на стол, оглашая: - "Как братец Кролик победил Тигра", "Метелица", "Илья Ефимович Репин", "Три поросенка", "Франсуа Рабле" и "Гёте". Всё… Кое-что вы тут не знаете. Красота живописи и литературы поразит вас позднее. Но ведь жить-то надо начинать сейчас, а не позднее. Как мы с товарищем Аристотелем договорились?.. Жить! Так давайте жить в союзе с Аристотелем, восстановим связь времен, которая, по словам Гамлета, распалась!.. За всех хороших людей, живших, живущих и будущих жить на земле!
Аркадий с Петром Ивановичем выпили еще по одной.
- Знаете, кажется, "будущих жить" неверно сказано, - заметил задумчиво Аркадий. - Да, неверно. Испортил хороший тост.
- Все верно, - сказала Василиса Андреевна. - Жить и после нас будут, и через тысячу лет, и все лучше и лучше…
- Цветная! - крикнул Юрка, вытащив одну из лент. - Валерк, ну-ка пошли… Катьк, пойдем кино смотреть.
- Да, - заметил Аркадий, - хорошо бы сделать или найти для баночек полочку какую-нибудь или шкафчик, а то живо растеряются.
Ребята уединились в комнате Аркадия, установили фильмоскоп, заправили диафильм и "дали свет". На стене, выше ковра, отпечаталась рамка. Юрка навел резкость и двинул ленту.
- "Три поросенка"! - ликующе прочитал Валерка. - Кать, смотри - "Три поросенка"…
Катя замерла, перестав жевать и прижав к груди яблоко. Она смотрела на эти два крупных цветных слова, вдруг выплывших из-за темной кромки, как на чудо. Валерка с сожалением сказал:
- Только плохо видно - светло. Юрк, давай темноты дождемся, чтоб сразу ярко.
- Погоди, несколько кадров.
- А как это? - спросила Катя с улыбкой, начиная медленно жевать яблоко.
Она много раз бывала с классом в клубе и видела настоящие фильмы, но этого вопроса "как?" не возникало, потому что то ведь был клуб, там работали взрослые люди, там жужжали какие-то машины - поэтому и получалось кино. А если такое же кино "делают" Юрка с Валеркой, то, естественно, как?
- Очень просто, - ответил Юрка. - Перед лампочкой ставится пленка, и эта пленка отбрасывает на стену тень, а эта тень и есть кино.
Он прокрутил кадриков пять, но изображение было бледноватым, и мальчишка со вздохом отключил аппарат.
- Елки. Где бы полочку найти?.. Полезли на чердак, там полно всякой всячины. Катьк, полезли с нами? Ты, наверное, ни разу не лазила на чердаки?
- Нет.
- Ну вот. Одевайся.
Взрослые все еще сидели за столом, о чем-то рассуждая. Ребята накинули пальто и выскочили в сени.
- Лезь первая. (Катя задрала голову.) Не бойся, чертей нету, мы неверующие. Лезь. (Девочка полезла.) Шубы не испугайся.
Мальчишки стали подниматься следом. Едва Катя ступила на дощатый потолок, как вскрикнула и чуть не сорвалась в люк - увидела повешенного человека.
- Я же сказал: не испугайся шубы! - рассердился Юрка, добравшись до нее.
- Я не знала…
- Все вы не знаете. Как увидят, сразу - а-а!.. Сейчас я ее вообще сдерну. Сколько можно болтаться! - Юрка обхватил шубу, как борец, приподнял, чтобы вешалка соскочила с гвоздя, и грохнул о шлаковую засыпку. - Вот сразу лучше стало… Знаете, мы тут летом кинотеатр устроим. Смотрите, как здорово будет: сюда экран прибьем, а здесь вот доски разложим по чурбачкам, над сенями… О, это дело мы обтяпаем! Темнота в любое время, окошко только прикрыть. Вот здорово будет! Ага, Валерка?
- Пожалуй. Высоты хватит.
- Хватит. Проведу розетку, приберусь и толково будет.
Юрка так размечтался, что позабыл, зачем и забрался на чердак, но Валерка прервал его, предложив скорее покончить с делом да спуститься, а то он уже начал мерзнуть.
- А-а! Ну-ну. Сейчас мы живо найдем что-нибудь, - спохватился Юрка, проходя вперед.
После недолгих поисков в углу, под тяжелой кипой старых газет, Юрка наткнулся на киот со стеклянной дверцей. Он осторожно поднял его, смахнул пыль и снег, пробившийся сквозь шиферное покрытие, повернул к свету и подозвал друзей. За дверцей ребята увидели невыразительное, с длинным носом, плоское лицо, обрамленное складками фольги. Вокруг лица белели цветочки, похожие на ромашки, сделанные тоже из фольги.
- Бог! - прошептал Валерка.
- Он, у нас висел. Аркаша его снял… - сказал Юрка. - Видела такого? - неожиданно обернулся он к Кате.
- Нет.
- А каких видела?
- Никаких.
- А на кого же ты молилась? - запальчиво спросил мальчишка и сам удивился неожиданности своего вопроса.
Однако вопрос этот давно засел в мальчишеский ум. Юрка почувствовал безжалостность своих слов и поспешил смягчить их:
- Или ты не молилась?
Катя склонила голову.
- Молилась.
- Значит, ты веришь богу? Вот этому… Мы его на чердак швырнули, под старые газеты, в пыль, а ты ему веришь.
Девочка подняла голову, быстро глянула повлажневшими глазами на Юрку, на киот в его руках и тихо проговорила:
- Я… не знаю… Я мало молилась… Мне стало страшно. Все кричат, плачут. Вот так. - Катя вдруг сложила ладони лодочкой, чуть приподняла их над коленями и зашептала: - Дай господи! Дай господи!..
Мальчишки смотрели на девочку, разинув рты. Пальто сползло у Валерки с плеч, но он не ощущал холода.
- Ну и чего он дает? - спросил Юрка.
- Не знаю. Я ничего не видела, чтобы давал.
- Да что он может дать? - Юрка встряхнул киот.
Дверца отворилась, и ребята четче увидели постный божий лик. Они некоторое время молча рассматривали его, затем вдруг Юрка потянулся пальцами к одному из цветков и взял его за лепестки - цветок отлип с каким-то щелчком.
- Не надо! - вскрикнула Катя испуганно. - Ой, не надо, Юр. Бог наказывает! Положи это, и пойдемте отсюда. - И она, ожидая чего-то сверхъестественного, съеживаясь, задрала голову к коньку крыши.
От неожиданности мальчишки тоже подняли голову, оглядели черный шифер, прислушались, потом уставились на Катю, точно ожидая дальнейших указаний. И девочка молча смотрела на них. Порыв ветра скользнул по крыше, и из щелей посыпались снежинки.
- Что должно было быть? - спросил Юрка.
- Я не знаю, - тихо ответила Катя. - Но бог сразу наказывает за грех.
- Ах, сразу! - повторил Юрка, глянул на цветочек, который все еще держал в руке, бросил его через плечо и быстро оторвал еще один венчик. - Вот, пожалуйста!.. И хоть бы что! Ни огня, ни дыма, ни грома. Вот я, вот Валерка, вот ты, мы сидим, как сидели… Бога нет! Поэтому он и не наказывает, и на сковородке не поджаривает… Валерка, ну-ка, и ты сорви.
Мальчишка не постеснялся, и еще один цветок выпал из наряда небесного отца.