Мальчишка часто заморгал, отпугивая слезы, и с очень отдаленным доверием спросил:
- Это какой, в коробке?
- В коробке. В черепной.
- Нет, правда?
- Правда, в черепной. Я тебе подарю мысль. Все принесут рубашки, игрушки, носовые платки, а я - мысль. Игрушки порвутся, рубашки износятся, носовые платки ты уработаешь, а мысль - крепкая штука. И, если голова у тебя недырявая, мысль никогда не потеряется… Радуйся, братуха, не каждый день такие подарки преподносят.
Глаза Аркадия улыбались хитро и обнадеживающе. У Юрки затрепетало сердце - он понял, что, кроме мысли, получит еще что-то.
- Знаешь, - пригнувшись к Юркиному уху, проговорил Аркадий, - я нарочно стипендию тройками попросил, чтобы матери больше казалось, чтобы замаскировать расходы.
- Она ведь сосчитает.
- Ну, пока она сосчитает… Как в школе?
- Хорошо. Катька сегодня у доски две задачи подряд сама решила, трудные. И даже никто не подсказывал. Только в одном месте сбилась. Галина Владимировна ей четверку поставила. Я говорил, что она меня в два счета догонит.
- Так убегать надо. Тебя догоняют, а ты хоть бы хны.
- Пусть сперва во всем догонит.
- Кого думаешь приглашать в гости-то?
- Валерку.
- И всё?
- Всё.
- Что же, друзей больше нет?
- Есть, но… никого больше не хочу. Вот… Галину Владимировну бы, но нельзя, по-моему, неудобно, да?
- Конечно, неприлично. А Катю не желаешь?
- Катю?.. Хм. Не знаю. А вдруг тоже неприлично?
- Нет, почему же? Вполне прилично. Валерка, ты, Катя, ну и мы все - будет очень толково.
- Я подумаю.
- Непременно… Как самочувствие Валерки?
- Сейчас к нему пойду.
Юрка оделся и вышел в сени. "Может быть, мамке вовсе и не показалась вторая стопа у Аркаши? - вдруг озарило Юрку. - И потом, чего это он долго ноги тут чистил? Не грязь ведь - снег. Стукнул раз о косяк - и всё…" Юрка хотел было обследовать сени, но раздумал, чтобы не разочаровываться, если ничего не найдет. А так, может, и в самом деле где-нибудь что-нибудь припрятано.
К Юркиному удивлению, Валерка был во дворе. Он стоял под навесом, в пимах, в отцовском полушубке, повязанный огромной шалью, так что голова его была шириной с плечи. В узкой щели сверкали только Валеркины глаза, да из складки против рта вырывался парок от дыхания. Вокруг него шумно сновали куры, за которыми с обычным восторгом следил Тузик, одетый в старую телогрейку с наполовину обрезанными рукавами и подпоясанный ремнем, - ну, прямо сбежал из какого-то бродячего цирка.
- Ну что, Тузенций, привык к наряду? Не брыкаешься больше? - спросил Юрка. - Тебе бы еще чулок на хвост и - хоть на полюс, в Антарктиду, пингвинов пугать… А ты чего, Валерк, выскочил? Мало простыл? (Валерка рукавом полушубка начал было раздвигать витки шали на лице.) Молчи. Тебе нельзя разговаривать на морозе. Вижу, что кур пичкал.
Да, мальчишка кормил птиц. Он любил их кормить, любил наблюдать за их бестолковой беготней, когда, мгновенно расхватав из тарелки все, что там есть, они еще минут десять носятся, подозрительно заглядывая друг другу в клювы - не осталось ли чего, чтобы выхватить. Мистер во время этих представлений стоял обычно посреди двора, как распорядитель, и только поворачивался то в одну, то в другую сторону. Сам он питался неизвестно когда и неизвестно чем - все отдавал подругам. Петух был предельно честен.
- Ну что, долго мы тут стоять будем? - спросил Юрка. (И Валерка опять начал было освобождать рот.) - Куда тянешься? Вот, елки, человечина! Ему говорят, надо молчать на морозе, а он тянется… Загонять, что ли, твоих голозадых? Тоже ведь не обрастают. Тоже штаны шить придется.
Валерка что-то промычал. Юрка зашел в курятник, заманил птиц, захлопнул двойные двери, и по молодому, чистому снегу, помеченному крестиками куриных лап, мальчишки направились к крыльцу.
Юрка помог Вере Сергеевне распутать Валерку. Валерка осунулся и побледнел.
- Идите в комнату, сядьте на кровать спинами к печке, - сказала Вера Сергеевна. Ребята так и сделали.
- Ну как?
- Ничего, - прохрипел Валерка, обматывая горло шерстяным шарфом.
- Легче?
- Легче. - Он, сморщившись и перекосив голову, глотнул слюну. - Противно.
- Какая дрянь.
- Шишки - во! - в горле. Карандаш между ними едва пройдет. В январе, когда мороз сильнее будет, пойдем делать операцию, а то задавит.
- Неужели задавливает?
- М-м…
- Вот елки. А почему в мороз?
- Врач говорит, что легче при морозе после операции. И еще сразу надо мороженое есть.
- Да-а… Ты давай скорее вылечивайся, а то нас вот-вот в пионеры будут принимать.
- Я и больной приду, когда принимать будут.
- Конечно, но здоровому лучше.
Вера Сергеевна принесла чаю со смородинным вареньем, два стакана. Валерка мучительно, но жадно начал пить.
- Смородина лучше всяких лекарств. Размягчает. Мама, еще стакан. - Голос его в самом деле стал четче. - Хорошо кипяченое молоко, но я его не могу пить - тошно… А два года назад какая-то тетка надоумила маму дать мне керосину. А я откуда знаю, что мне подносят, - хватил целую столовую ложку. И как начало меня мутить, как начало, думал умру.
- Гадость!
- Что ты!.. А знаешь, как хочу холодной воды? Сейчас бы ковшик со льдом после всех чаев.
Мальчишки помолчали.
- А я Мистера вспомнил, - сказал Валерка.
- Мистера? Ты бы узнал ворюгу, если бы встретил? - спросил Юрка вдруг.
- Конечно, узнал бы. На нем плащ вот с таким колпаком.
- А если он переоденется?
- Переоденется? - переспросил Валерка и, отхлебывая чай, сосредоточил память на том моменте, когда разглядывал бородача шагов с четырех, сидя за столом, и когда тот в упор глянул на него. Если бы Валерка старался запомнить физиономию пришельца, то, возможно, он нашел бы в ней что-нибудь особенное, но он не старался. Только бородку запомнил. Но если сектант переоденется, то, естественно, и бородку сбреет.
- Не знаю, - проговорил Валерка, легким кашлем прочищая горло. - Он такой высокий.
- Растяпа! Я бы его до печенок разглядел… У Катьки надо расспросить.
- Галина Владимировна не велела же.
- Ну, это когда не велела? Давно. А сейчас - пожалуйста… Только она ничего не скажет. Или, как вот ты, скажет, мол, высокий и в плаще. Тоже растяпа. А сектанта рано или поздно нужно выследить. Может, он в это время кого-нибудь другого подговаривает бросить школу, стращает сковородками и чертями. - Юрка говорил тихо, чтобы не услышала Вера Сергеевна. - Или жертву требует - под поезд…
Валерка задумчиво помолчал, плотнее прижимая шарф к горлу, потом вздохнул.
- Да-а… Юрк, а ты чего-нибудь боишься?
- Чего?
- Ну, чего-нибудь…
- Не знаю. По-моему, нет. Чего бояться? А ты разве чего-нибудь боишься?
- Кто - я? Хм, я… Важно, как ты. - Валерка посмотрел в глаза другу. - Понимаешь, я почему-то боюсь встретиться с ним или с бабкой.
Юрка только брови сдвинул. Валерка же поспешил объяснить:
- Ну, не то чтобы очень боюсь, а как-то так… Это сейчас. А когда встречу, я не испугаюсь, вот увидишь. - Мальчишка сосредоточенно посмотрел на абажур, точно там видением промелькнул божий поверенный.
- Вам еще чаю?
- Да, мам. И Юрке, вот его стакан.
- Печка теплая?
- Теплая.
Над Валеркиной кроватью Юрка увидел грамоту в рамке. Рамка была странной, не прямоугольной. Это вообще была не рамка, а нечто похожее на волну или на снежный вихрь, застывший на лету.
- Когда это ты выпилил?
- А я все время пилю. Сейчас чаю напьюсь и опять. Правда, трудно, голова кружится, от горла, но с перерывами ничего… Катька остается после уроков?
- Остается.
- А ты?
- Что - я?
- Остаешься?
- Зачем?
- Помогать.
- Да-а, так себе, через день. Там и без меня хватает учителей. А торчать на задней парте надоело. И вообще Нелька одна ее здорово подучит. - И Юрка рассказал о сегодняшнем Катином успехе. (Валерка заулыбался.) - Да! Учти, что послезавтра - день моего рождения. Как хочешь, но выздоравливай.
- Послезавтра?.. Так к послезавтра я не успею.
- Успеешь. Иначе весь год будешь валяться в постели!.. Еще тут одно дело. Аркаша советует Катьку пригласить. Как, по-твоему, стоит или нет?
- По-моему? - Валерка перестал швыркать чаем, но губ от стакана не отнял. - По-моему, стоит… С нами ей будет веселей, чем дома одной или с матерью. Да и нам будет веселей. Какие-нибудь игры придумаем. Стоит.
- Тогда все - приглашаю.
- Только потихоньку. А то Фомка опять задразнится.
- Конечно… Да, на вот тебе номера примеров и вот страницы, где учить. - Юрка положил другу на колени газетный клочок, сполз с кровати и, отряхивая выпачканную известкой спину, несколько раз покружился, как кот, к хвосту которого привязали бумажный бантик.
По радио артист запел "Скажите, девушки". Валерка, вытянув шею, хрипло и совершенно не под мотив начал подвывать. Юрке тоже нравилась эта песня. Слушая, он обшаривал комнату взглядом, пытаясь определить, где замаскирована Валеркина чудо-клетка о двенадцати хлопках. Именно о двенадцати, потому что Валерка просил сделать двенадцать пружин. Неужели возможно сделать двенадцатихлопку?.. Валерка ничего не показывал, несмотря на чуть ли не каждодневные просьбы. Юрка даже сердился, но сейчас он и не просил и не сердился, надеясь захватить друга врасплох или раскрыть тайну случайно. Но ни то, ни другое пока не удавалось. Сколько он ни оглядывался, нигде ничего подозрительного не выпучивалось и не выпирало.
- Ну ладно, - сказал Юрка, оделся и вышел.
Ему навстречу, потягиваясь, выбрался из конуры Тузик. Юрка остановился перед ним и, тыча в его сторону пальцем, торжественно, с дрожью продекламировал:
Расстанься с глупой маскою
И сердце мне открой!
Тузик принял это на свой счет, повалился на спину, задрал лапы, облизнулся, прищурил глаза и замер с виновато-рабским видом.
- Тряпка ты, Тузенций, а не полярник, - проговорил Юрка и ногой швырнул в него снегом.
Пес вскочил и залаял.
Юрка так и не понял, откуда взялись торт, виноград, яблоки, шоколадные конфеты и прочие яства. Все это возвышалось на столе, как остров изобилия.
Василиса Андреевна дожаривала картошку. Петр Иванович, потирая руки, расхаживал возле стола.
Юрка, от волнения не зная, что делать, выставил клетку с двумя уже пойманными синицами на тополь и теперь, поднырнув под штору, следил за ними в незамерзшую кромку окна. Прилетел жулан и принялся бродить по куполу садка с растопыренными крыльями, должно быть шипя на пленных и кичась своей свободой. Юрка знал эту птичью манеру. Но сейчас ему было безразлично, врежется жулан в хлопку или улетит… Приближалось назначенное время.
Хлопнула дверь.
- Ну-у, - воскликнул Петр Иванович, - раз больной встал, значит, все в порядке!
- Здравствуйте, - сказал Валерка все еще не своим голосом.
Юрка, улыбаясь, вышел из комнаты. В правой руке Валерка держал что-то большое, окутанное простыней. У Юрки затрепыхало сердце. Он хотел что-то сказать, но все забыл и только смотрел на это нечто, предполагая в нем подарок.
- Поздравляю с годовщиной, - проговорил Валерка торопливо. - Возьми от меня.
Юрка взял, поставил на табуретку, откинул углы простыни. Это была клетка… Нет, это была не клетка, а сказочный птичий терем. Двухэтажная, с двенадцатью хлопками, по шесть с каждой стороны, вся резная и очищенная шкуркой, без единой проволочки, не считая пружин, которые тоже прикрывались деревянными накладками. Василиса Андреевна. Петр Иванович, Юрка - все стояли подле табуретки и молчали.
- Нет, - сказал вдруг Юрка, - я не возьму ее.
Валерка удивленно поднял брови.
- Слушай, Валера, - проговорил Петр Иванович, - давай-ка завернем ее да в уголок поставим, а домой пойдешь - прихватишь.
И он начал было прикрывать клетку, но Валерка отстранил руку Петра Ивановича и испуганно спросил:
- Да почему?
- Нельзя, Валерка, - заметила и Василиса Андреевна. - Нельзя. Это не шутка. Нельзя!
- Да ведь это я ее сделал! Я сам! Что вы?.. Я сделал, и я дарю ее Юрке. Вы почему?.. - Он чересчур поднажал на голосовые связки и закашлялся.
- Давай-давай ее, Валера, завернем и поставим в уголок, а пойдешь домой…
- Тогда я сейчас пойду домой. - На глаза мальчишки навернулись слезы. - Раз не хотите, то не надо…
- Да нет же. Ты пойми - такие штуки надо в музее выставлять, а не дарить всяким шалопаям.
- Если надо, я для музея еще сделаю, а эту - Юрке.
Вошел Аркадий, ахнул, увидев клетку, осмотрел ее, не раздеваясь, согласился, что это "изделие не для дома", но раз оно дарится от чистой души, то отчего бы и не принять. Валерка поддакнул. Юрка неуверенно поднял клетку до уровня глаза, отнес ее в горницу и поставил на диван.
- Я и птиц в нее не буду садить.
- Почему?
- Они всё тут загадят.
- Чистить будешь. А лучше опилок посыпать или золы. Мы курицам и то и другое подсыпаем.
- Мощнецкая!.. Я ведь тебе совсем не такую рисовал, хуже. И ведь без чертежей, да?
- На ходу придумывал.
- У тебя, брат, голова работает. Я тоже иногда придумываю толковые клетки, но с ними копаться долго. Ну, думаю, сейчас шестихлопку сделаю. Пока рейки заготавливаю - на четыреххлопку перейду, а как сколачивать - куда мне, думаю, такая махина, раз - и двуххлопка… Да, мощнецкая!
- Давай к весне скворечники сделаем такие. Я сегодня вычитал, как самому сделать приборчик для выжигания. Выжжем красиво - все скворцы наши будут. Я завтра начну приборчик. Он простой: вот такой брусочек с дырочкой, на конце прикрепить кусочек спирали, а от нее…
- Ну-с, за стол! - скомандовал Петр Иванович. - Люблю грозу в начале мая!
Юрка выскочил на кухню и торопливо проговорил:
- Нет, погодите.
- Что, еще кого-то ждете?
- Да.
- Кого?
- Это… - Юрка замешкался, как-то задвигал руками.
- Даму, - сказал Аркадий.
- Даму? - удивился Петр Иванович и тыльной стороной кисти провел по щеке, при этом послышалось шуршание. - Так надо же побриться, раз дама.
- Да какая дама - Катька Поршенникова! - возмутился Юрка, краснея, и в порыве самозащиты заявил: - Тогда садимся! Вовремя не пришла - не надо.
- Экий ты, братец, горячий, - посетовал Аркадий. - К скольким ты просил?
- К трем.
- Сейчас без пяти три. К тому же сам бог велел женщине чуть-чуть опаздывать. Так ведь, мам?
- Да я уж и не помню, что бог-то велел, но подождать конечно, надо. Пусть и картошечка еще попреет. Кто же это - одноклассница?
- Ну, - сердито ответил Юрка.
- Пойдемте-ка в подкидного дурака сыграем, - проговорил Петр Иванович. - Минут десять.
Десять минут прошло. Прошло пятнадцать. Юрка то и дело косился на будильник, злился, играл не вдумчиво, наконец посреди кона хлопнул картами о стол и поднялся.
- Хватит! Раз не захотела - не надо.
- Юрк, - проговорил Аркадий, - а вдруг не "не захотела", а мать не пускает? Вдруг ей очень хочется, а мать - нет! - и все?
- Не знаю, - сказал Юрка.
- А я уверен, что именно так. К кому-кому, а к тебе-то Поршенникова не сразу отпустит дочь. Я подумывал об этом.
Юрка взглянул на брата и тотчас сообразил, о чем он сказал. Да, ведь они с Валеркой первейшие враги Поршенниковой, и, разумеется, к ним она не отпустит Катьку… Мало того, она, может быть, смеется над приглашением, издевается, выставляя его во всяких унизительных видах; сидит на табуретке и хихикает, блестя рожей… Юрке неожиданно захотелось сказать этой женщине что-то злое, желчное, чтобы передернулось у нее лицо и чтобы вся она так и обмякла.
- Валерк, сбегаем, а? - проговорил он.
- Давай.
- Молодцы! - проговорил Аркадий.
Мальчишки спешно оделись и выскочили. От холодного воздуха Валерка закашлялся и стал глубже прятаться в ворот.
- Ты без шарфа?
- Без.
- На мой.
Солнце закатывалось в одну из труб тепловой станции, которая громоздилась на ближайшей окраине Нового города. Начинало смеркаться. Ребята шли быстро, но молчаливо. Валерка не знал, что будет говорить, столкнувшись с Поршенниковой, и поэтому побаивался встречи, но ведь "надо поступать так, как поступать боязно". И мальчишка не отставал от друга. Юрку же подобное борение чувств не одолевало - он был полон решимости.
Юрка открыл калитку, и они пересекли двор. Однако на двери висел замок. И замок этот моментально уравнял мальчишек в их чувствах: оба они с одинаковым растерянно непонимающим видом переглянулись. Юрка несколько раз повернул замок с боку на бок и даже зачем-то дернул его. И вдруг в сенях скрипнула дверь, и кто-то спросил:
- Это ты, мам?
- Катьк! - крикнул радостно Юрка. - Это мы с Валеркой.
- Ребята? - поразилась девочка. И через миг мальчишки услышали ее голос прямо за досками двери, даже парок сквозь щель пробился. - Вы за мной, да?
- Конечно.
- Ой, а я закрыта. Мама ушла еще во втором часу. Посиди, говорит, я скоро, а все нет и нет. Я надела пальто и сижу возле плитки - у нас холодно.
- А ты отпрашивалась? - спросил Юрка.
- Отпрашивалась. Она сказала: посмотрим, а потом ушла.
- Хм, интересно…
- Что будем делать? - спросил Валерка, все озираясь и к чему-то настороженно прислушиваясь.
Юрка вновь подергал замок и проговорил:
- Пошарь-ка в карманах, нет ли чего острого.
- Зачем?.. Вот гвоздь, только погнутый.
- Еще лучше. Ну-ка… - И Юрка принялся ковыряться в скважине.
- Вы хотите меня открыть?.. Не надо, Юра, не надо. Мама ругаться будет! - испугалась Катя, поняв действия мальчишек.
- Не бойся… Этот замчище не гвоздем открывать, а ломом, - вздохнул Юрка и вдруг задумался: "А что бы произошло, если бы замок случайно открылся?" - и сам понял, что скреб гвоздем не с целью чего-то добиться, а так, непроизвольно, толкаемый неопределенным чувством. - Да-а… Замерзла? Иди в избу.
- А вы?
- Что - мы? Мы пойдем домой. Чего тут бесполезно торчать.
Но никто не двинулся с места.
- А окна у вас открываются? - спросил Юрка.
- Открываются, но только летом. А сейчас они заклеены и между рам вата.
- У нас тоже вата, - сказал Валерка.