- А забыла, что в газете печатали? Про девушку, которая бросилась под поезд?
- А ты не ершись. Мало ли что в газетах пишут. Даже вон в календаре, сам же говоришь, неправильно пишут, а уж в газетах…
- Но в принципе-то правильно!
- Ладно-ладно, "в принципе"! Спать вон иди.
- "Спать"! - сердито повторил Юрка.
Он несколько раз, задумавшись, прошелся от печки до порога, сыто поглаживая живот, затем остановился на миг и шагнул в комнату Аркадия. Аркадий рассматривал какую-то большую книгу и при появлении Юрки захлопнул ее. Мальчишка прочитал: "Тициан".
- Кто это?
- Венецианский художник.
- Ты, по-моему, что-то скрыл от меня, - проговорил Юрка, пытливо глядя в глаза брату.
- В каком смысле?
- В смысле Галины Владимировны. Она тебе что-то такое сказала…
- Ну что же. Может, кое-что и скрыл.
- Почему?
- Есть вещи, которые касаются только взрослых.
- Хм… А почему нет вещей, которые касаются только детей?
- Кто знает. Может, и такие вещи есть. Даже наверняка есть.
Юрка опять хмыкнул и, прищурив один глаз, задумался. Да, пожалуй, такие вещи есть, о которых, кроме мальчишек, никому более знать не дозволено. Значит, вправе существовать вещам, о которых, наоборот, положено знать только взрослым. Сделав такой вывод, Юрка надул щеки, с каким-то кряканьем выпустил воздух из-под губ и пожал плечами.
- А что рисовал этот художник?
- Людей. Воспевал человеческую красоту… Ты вот давеча сказал, что Галине Владимировне тяжело да и далеко носить тетради. Ты что, знаешь, где она живет?
- Знаю. Где-то в Новом городе, у какой-то старухи.
- Словом, где-то на земном шаре?
- Да нет, точнее. Мы с Валеркой однажды прямо из школы побежали по линии к бугру. Там после разлива в ямах вода осталась, и в этой воде развелись щурята. Мы бегали силить. Как-то я увидел вот такую щуку. Стоит, как палка, в метре от берега, и никак ее не достать. Я зову Валерку…
- Погоди-ка, милый, ты ведь что-то о Галине Владимировне хотел сказать.
- Что? А-а… Да мы просто несколько раз видели, как она с тетрадками по насыпи проходила к Новому городу.
- А о старухе ты откуда проведал?
- Это я догадался. Принесла раз Галина Владимировна из дому ножик нам на труд, а мы его потеряли, да так, что и не нашли. Ох, говорит, и влетит мне от старушки моей. Ясно, что у старушки живет и что эта старушка злая.
- Да-а… Ну, а со щукой как, засилили?
- Засилили. Валерка прибежал, придержал меня за руку, я наклонился - и р-раз! Вот такая щука!
- Что-то не помню ее ни в жареном, ни в пареном, ни в маринованном виде, твою щуку.
- Так она сорвалась. Взлетела в воздух и опять плюхнулась в воду.
- Досада.
- Еще бы! Я как сейчас помню, как она плюхнулась. Шмяк - килограммов на десять.
- И в это время вы увидели Галину Владимировну?
- Нет. Чуть позже, когда мы сидели и горевали.
Из горницы вдруг стремительной чередой полетели шипение, треск и свист радиоприемника - это Петр Иванович перед сном "пробегал" по эфиру. Какофонию неожиданно пресекла чистая мелодия. Аркадий рывком, так что настольный "грибок" опрокинулся, бросился в горницу, чтобы Петр Иванович не сбил удачную волну, и тут же вернулся, с улыбкой помахивая руками.
- Что играют?
- Вальс.
- Молодец. Чей?
Этого Юрка не знал. Каким-то чутьем среди других мелодий он угадывал вальс, но композиторов не различал, как Аркадий ни бился; разве что иногда угадывал Штрауса. И теперь, зная, что врет, Юрка выпалил:
- Штрауса.
Не переставая дирижировать, Аркадий покачал головой: нет.
- Чайковского… Римского-Корсакова.
- Глазунова! Концертный вальс. Такие штуки пора знать.
- Ерунда, - сказал Юрка и зевнул с большим усердием, чем хотелось.
Аркадий воспользовался этим и напомнил, что уже двенадцатый час.
- Чувствую, - ответил мальчишка и отправился к своей кровати, сам не замечая, что болтает рукой в такт музыке.
На кровати спала Мурка. Юрка взял ее пригоршней, приподнял, уселся сам на теплый пятачок и положил Мурку на колени. Она как была калачиком, так и осталась, даже глаз не открыла, только замурлыкала.
- Небось забыла Варфика, а? - спросил вдруг мальчишка. - Забыла, какие он тебе трепки давал? Ты же трусиха - должна помнить… А помнишь, клушку испугалась?
В начале лета Василиса Андреевна посадила на яйца парунью в фанерный ящик, под кровать. Из ящика торчал только хвост. Заметив, что хвост время от времени шевелится и дергается, Мурка однажды подкралась к ящику и хотела было заглянуть в него, да тут вдруг наседка как вскинет голову, как по-вороньи каркнет - Мурки как не бывало. После этого она посматривала под кровать не иначе, как из-за косяка.
Юрка чуть усмехнулся при этом воспоминании.
- Забыла все начисто. Тогда иди отсюда, мерзни! Вспомнишь - придешь. - И он спихнул кошку на пол.
Глава вторая
НОВЫЕ ЗАМЫСЕЛ
Утром в школе была линейка третьих и четвертых классов. Директор Константин Андреевич, высокий и седой, пришедший в школу из суворовского училища, расхаживал перед учениками, говорил о том, как начат учебный год и как его следует продолжать, говорил, что близится конец четверти и нужно приложить максимум стараний, то есть как можно больше, и исправить текущие грешки и промахи. Затем высказался кое-кто из учителей, а затем слово взял опять Константин Андреевич, но заговорил уже каким-то другим, мягким тоном.
- Ребята, на днях были подведены итоги районной выставки летних работ учащихся. Мне приятно сообщить вам, что из семи наших работ три заслужили благодарности, а одна вообще прославилась и заняла второе место. Автору выдается грамота и ценный подарок. - Директор с улыбкой обвел взглядом шеренгу учеников. - Вы, конечно, догадываетесь, какое это произведение и кто его автор…
При этих словах Юрка коленкой толкнул Валерку - мол, слышишь, но Валерка не успел ответить, как Константин Андреевич, стоявший в другом конце строя, крикнул:
- Теренин Валерий, три шага вперед!
Валерка отсчитал три шага и замер против бюста Гоголя.
- Еще шаг вперед! - скомандовал директор, заложив руки за спину.
Валерка сделал еще шаг.
- Кругом!.. Вот, ребята, автор. Ну, а его портальный кран вы, конечно, помните… Теренин, налево!.. Подойди сюда.
Валерка сразу сбился с шага и замахал руками не в ритм, глядя под ноги и краснея. Константин Андреевич взял между тем с подоконника что-то завернутое в газету, развернул и протянул подошедшему Валерке аккуратный ящичек. Мальчишка взял подарок и прижал его к животу.
- Тише, Теренин, не изомни грамоту. - И Константин Андреевич зааплодировал.
Классы подхватили приветствие.
А Юрка вдруг, перекрывая плеск ладоней, крикнул, оглушая соседа: Ура-а!
- Ура-а! - подхватили двести с лишним человек.
Учителя, взмахивая руками, кинулись к своим классам, точно испугались этой не предусмотренной ритуалом выходки. Да и Константин Андреевич тоже поднял обе руки, и по движению губ чувствовалось: "Чш-ш-ш…"
Еще когда расходились по классам, Валерку со всех сторон спрашивали: что там, что там? А когда расселись по партам, шепот и оклики стали настойчивее и Галина Владимировна разрешила Теренину раскрыть ящичек, чтобы удовлетворить общее любопытство. Валерка и сам не знал, что в нем, в этом желтом ящичке, а потому с радостью откинул крючки и поднял крышку. Это были инструменты. Набор столярных принадлежностей. Валерка поднял весь набор к груди и повернулся к классу. И класс, насколько хватило одного вдоха, протянул: "У-у-у!"
Обычным чередом шли уроки. Но Валерка чувствовал себя необычно. Он любил школу, любил эту комнату, любил занятия и никогда не задумывался над тем, быстро или медленно проходит урочное время. Сегодня он торопил время. Скорей! Скорей!.. От напряженного ожидания конца занятий у Валерки замозжило голову, и последний урок он просидел, стиснув виски, однако изредка совал руку в парту и ощупывал гладкую крышку ящика.
Но уже на половине пути домой голова проветрилась. Мальчишка почти бежал, изредка приостанавливаясь, чтобы сменить руку - набор был тяжелым. У моста Юрка на миг отстал от друга, чтобы согнать в воду дремавших у камышей уток. Когда же он это сделал и оглянулся, Валерка уже исчез за поворотом.
На крыльце сидел, устало отдуваясь, Василий Егорович. Около него стояла корзина с виноградом и яблоками, а у ног, на земле, лежал широкий мешок, наполненный чем-то на треть и оттого похожий на огромную репу с увядшей ботвой.
Дверь была закрыта.
- А мы, пап, тебя завтра ждали, - сказал Валерка, подходя.
- Вечно у вас не как у людей. Где мать?
- Не знаю. Я из школы иду… Да, пап, посмотри-ка. - И он протянул отцу подарок.
- Ведь знают же, что на двенадцатые сутки прибываю, так нет же… - беря ящичек, проговорил Василий Егорович. - Развяжи-ка мешок да брось Тузику горбушку. Видишь, вертится, чует.
Тузик в самом деле вертелся, скулил, щелкал зубами, прыгал в сторону мешка и даже царапал землю. Пес, может быть, не столько чуял, что в мешке, сколько знал сам мешок, в котором хозяин обычно приносил ему хлебных кусков.
Валерка ненавидел этот куцый, грязноватый, всегда на треть наполненный мешок, с красной заплатой на одном углу. Ненавидел, как он, брошенный отцом, кособоко прижимался к нижней ступеньке крыльца, тупо ожидая, когда ослабят его туго стянутое горло и извлекут из него сухие, ноздреватые в изломе и местами заплесневелые хлебные куски. Эти куски Василий Егорович собирал в своем вагоне после ухода пассажиров.
Но сейчас, захваченный совершенно иными чувствами, Валерка точно забыл, что это за мешок. Он поспешно развязал его, кинул Тузику целых пол булки и опять встал перед отцом. Но Василий Егорович наблюдал за псом. Схватив горбушку, Тузик сперва несколько раз прошелся перед крыльцом, повиливая своим львиным хвостом и благодарно глядя на хозяев, потом только нырнул в конуру.
- Чего он не обрастает?
- Обрастет, пап. Ты вот ящичек посмотри.
Василий Егорович приподнял крышку и как-то даже промычал.
- Хорошие? - сияя, спросил мальчишка.
Василий Егорович оглядел коробку, выискивая какую-нибудь этикетку, не нашел и спросил:
- Сколько же это стоит?
- Не знаю. Меня наградили.
- Наградили?
- На районной выставке. За портальный край. Помнишь, такой высокий! Я его сделал, когда мы с Юркой со стройки приехали.
- Помню. Чего ж не помнить… Ишь ты. Долото. Сверло…
- А вот грамота. - И Валерка передал отцу грамоту. - На машинке напечатана.
- И правда. - Василий Егорович прочитал. - Смотри ты. За произведение "Портальный кран". Теренину… Значит, ничего вышел кран-то?
- Ну видишь - второе место.
- Да. Теперь рамку сделай и над кроватью… Рубаночек… Дорогие, наверное. И охота ведь кому-то заниматься всякими выставками.
Видя, как жадно грызет Тузик корки, Василий Егорович спросил, не голодны ли куры.
И тут Валерка вспомнил Мистера. Вспомнил - и моментально вылетели из головы и грамота и инструменты. Он с боязнью глянул на отца.
- Пап, у нас петуха украли.
- Кто украл? - быстро подняв лицо и снимая набор с колен, спросил Василий Егорович.
- Дядька один.
- Какой дядька?
- Да тут ходил по Перевалке. - И Валерка, потупив глаза, сбиваясь, рассказал обо всем случившемся.
Василий Егорович сплюнул, поднялся и направился в курятник. Остановился, оглянулся.
- Ну что-нибудь у них да случится без меня, ну что-нибудь да случится!.. То цыплята в пол-литровых банках тонут, то кошки огурцы поедают, то побирушки петухов тащат! Дождетесь, что и самих какой-нибудь дьявол уволокет!.. Неси-ка пшеницы.
- Дом-то закрыт.
Василий Егорович махнул рукой и пошел выпускать кур, которых обычно запирали в сарайчик, когда в доме никого не оставалось. Валерка поднял с заслеженного крыльца ящичек, вытер дно рукавом и подумал, что отец все-таки не сильно ругается и что это, наверное, повлияла грамота. И если уж он сперва такой мягкий, то потом тем более. Самое опасное - сперва, а это уже прошло.
Пришла Вера Сергеевна с хлебом. Удивилась, увидев Василия Егоровича.
- То-то меня беспокойство брало. Стою в очереди, а что-то вроде торопит-торопит. Думала, быстро схожу, да хлеб продавец принимал.
- Значит, отделались от петуха?
- Ой, не говори, Вася… Занялась этой побелкой - голова кругом… А ты уж поторопился, выложил, - полусерьезно сказала Вера Сергеевна Валерке, пропуская его вперед в комнату. - Могли бы приврать чего-нибудь: мол, суп сварили.
- Суп, - усмехнулся Василий Егорович, улавливая в тоне жены настороженность. - Вы думаете, утаили бы?
В доме было чисто и светло. Василий Егорович осмотрел печку, потолок, стены.
- На два раза?
- На два.
- Ну вот, а то как в чулане. Даже сапоги снять стоит… Валерка, покажи-ка матери свои награды.
Валерка поставил на стол раскрытый ящичек, а грамоту подал в руки. Василий Егорович стал за спиной Веры Сергеевны.
- Видишь - Теренину… Может, чего доброго, и прославит фамилию.
А Валерка, небывало счастливый, вытянул из-под кровати свой ящик с альбомами для выпиливания, с различными кусками фанеры и принялся копаться в нем. Немедленно за работу! За работу!.. Сотня рисунков и чертежей. Вот и чертеж портального крана, местами продавленный при копировании. Может, второй раз его сделать?.. Нет. Повторяться не хочется. Это даже скучным покажется. Нужно что-то новое, и чтобы труднее портального… Валерка стал разворачивать по порядку все чертежи, но ничего подходящего не обнаружил. Даже экскаватор показался ему недостаточно занятным не потому, что был прост, а потому что тоже был машиной, как и портальный. Валерка вздохнул и поднялся. Надо сходить к Юрке. Он одно время тоже за лобзик хватался, может, остались какие-нибудь чертежи.
- Возьми-ка, Валерка, инструменты, есть сейчас будем… Все хорошо, да малы они - играть ими, а не работать. Вот привезу я грецких орехов - разбивать будем.
- Ну да, орехи разбивать!
- А чего же?
- Да всё, что и твоими. Даже больше. У тебя вот такой маленькой стамески нету и вот такого нету…
- Посмотрим… Значит, прошляпили петуха. Кто же курами командовать будет? Без хозяина остались.
- Зиму можно и без хозяина. Пусть отдохнут, а к весне пару молодых оставим, - сказала Вера Сергеевна.
Обрадованный семейным миром, Валерка отправился к Гайворонским. Юрка делал новую клетку, продевая сквозь дырочки деревянного каркаса проволоку и плоскогубцами вдавливая ее в нижнюю рейку.
- Зачем тебе две?
- Я штук пять сделаю, чтобы везде расставлять. А что с одной? Поставишь ее сегодня на тополь, а жуланы - на огороде. Завтра на огород поставишь, жуланы - на тополе. А тут куда угодно прилетят - везде клетка.
- Да, это хорошо… Слушай, Юрк, у тебя альбомов не осталось по выпиливанию?
- Опять засесть хочешь?
- Опять. Хочется сделать что-нибудь такое, мощное… Я перерыл все свои чертежи - не нашел.
- А у меня вообще ничего нет, ни клочка.
Валерка печально опустился на порог. Его деятельное настроение падало.
- Ты клетку сделай, - предложил Юрка.
- Хм, клетку. После портального-то - клетку.
- Думаешь, ее просто делать? Это простую просто. А ты возьми да придумай какую-нибудь трехэтажную, с балкончиком, с десятью хлопушками, с садком. Да тут можно так накрутить, что ахнешь… Смотри. - Юрка перевернул клетку, и на ее дне начал рисовать фантастические птичьи хоромы. В этом направлении его воображение работало неплохо.
Часто, глядя на свои не очень искусные клетушки, он представлял небывалые, сногсшибательной красоты клетки, которые он, может быть, когда-нибудь построит и сделает переворот в клеткостроении. И сейчас он вкладывал в рисунок все, что более или менее четко представлялось ему когда-либо.
Валерка сперва косился на все эти дуги, полуарки, думая о том, где все-таки достать интересные чертежи. Потом, уловив в Юркиных начертаниях некоторую стройность, пригляделся к ним внимательнее, а затем и вовсе ближе подсел. Занятно… Если все это сделать резным, точеным, то, пожалуй, будет красиво. А этот второй этаж можно расширить, чтобы он слегка нависал над первым…
- Ну вот, - сказал Юрка. - Думаешь, легко?
- Не знаю.
- А хочешь труднее - делай без проволоки, из одного дерева.
- Ну-ка, дай я хорошенько посмотрю.
- Смотри.
Валерке и так было все видно, но он взял клетку, зажал ее в коленях и стал обводить пальцем контур терема. Он ему явно нравился.
- Слушай, Юрка, дай мне этот рисунок.
- Это же дно.
- Оторви.
- Придумал! Срисуй.
- Нет, я хочу именно этот. Оторви. Я тебе другой кусок фанеры принесу.
- Да ты что, елки! Я разве для этого рисовал, чтобы отрывать?
- Да не жалей ты. Ну, хочешь, я принесу фанеру и сам прибью, чтобы твои труды не пропадали?
- Ну ладно, отрывай. А фанеры у меня без твоей хватает.
Валерка осторожно отделил ножом дно от реек, вытащил гвозди и убежал домой.
Глава третья
КОЛОДЕЦ
В воскресенье утром к Гайворонским неожиданно пришел Теренин, впервые за два с лишним года. Он почему-то отказался от стула, а уселся прямо на пороге. Мужчины перебросились несколькими неловкими фразами о личной жизни, о работе, о базарных ценах. Затем вдруг Василий Егорович предложил Гайворонским копать колодец на границе их огородов.
Обе семьи, как и более десятка других, пользовались одним колодцем, через три дома от Терениных. Летом воды хватало. Но с наступлением осени, когда уровень в реке падал, падал он и в колодце. Одним приемом ведро уже не зачерпывалось. Слазишь этак раза три-четыре, натягаешь тяжелой мути и не знаешь, что с ней делать, сейчас ли выплескивать или потом, потому что эта муть не задерживается ни на каких ситах и ладом не отстаивается. И, чем ближе подкатывала зима, тем явственней ощущалась нехватка воды.
Василий Егорович сказал, что мысль о своем колодце у него возникла давно, но все как-то руки не доходили, а тут вот натаскал кадушку, а пить и не попьешь, жди до завтра, пока грязь осядет, да и подумал, а что, мол, одному надрываться, предложу-ка Петру, тоже ведь мыкаются.
Гайворонские охотно согласились. И минут через десять затрещал уже забор, освобождая место для копки.
Юрка побежал к Валерке, но Валерка уже сам выходил.
- Начали? Вот. Это я папке подсказал, чтобы он с вашими посоветовался, а то один хотел рыть.
- Теперь - живем!
И они примялись стаскивать в кучу сломанные заборные планки.
- Пап, можно их поджечь? - спросил Юрка.
- В печке сгорят.
- Нет, ну по такому случаю?..