Перевозкой мертвого императора в Петербург занимался князь Волконский. Вот что он сообщал в столицу: "Хоть тело и бальзамировано, но от здешнего сырого воздуха лицо все почернело, и даже черты лица покойного совсем изменились… Поэтому я думаю, что вскрывать гроб не следует".
Тело императора медленно везли к Москве и, как положено у нас, в атмосфере такой секретности, что, опережая траурный кортеж, по России неслись слухи о том, что императора подменили, что император убежал, что его зарезали и что якобы один дьячок смог поглядеть на тело и теперь ходит по деревням и всем говорит, что в гробу лежал кто-то иной. А в Таганроге объявились родственники фельдъегеря Маскова, умершего там 3 ноября, которые долгие годы твердили, что тело Маскова им не отдали, а положили в гроб вместо императора.
В Москве, продолжая сохранять секретность, усопшего императора положили в Архангельском соборе Кремля, и гроб был раскрыт. Но прощались с Александром лишь близкие родственники. После этого никто больше лица императора не видел. Он был похоронен в Петербурге 13 марта 1826 года. То есть последнее невольное путешествие Александра I продолжалось четыре месяца! Так долго погребальные обряды продолжались лишь в древнем Китае.
Но на этом тайна смерти Александра не завершилась, если вообще можно говорить о завершении какой-нибудь тайны.
Прошло десять лет.
Осенью 1836 года в Красноуфимске Пермской губернии объявился пожилой крепкий мужчина, одетый по-крестьянски, и попросил подковать лошадь. Кузнецу он сказал, что имя его – Федор Кузьмич, а едет он без служебной надобности, просто так, людей посмотреть.
Разумеется, слова Федора Кузьмича были выслушаны с подозрением. В николаевской России просто так ездить было не положено.
Кузнец кинулся доносить в полицию, а городовой потребовал у мужчины паспорт.
Паспорта не оказалось.
Страннику как следует накостыляли в полиции, потом приговорили к двадцати ударам плетью и отправили по этапу в Сибирь. Так относились к неорганизованному туризму наши предки…
В Томской губернии Федора Кузьмича устроили на винокуренный завод, там он проработал пять лет, потом переехал в деревню Зерцалы, где построил себе избушку. Он ходил по соседним деревням, учил детей грамоте, рассказывал всякие исторические случаи, чем приводил в недоумение и восхищение темных крестьян.
Постепенно слава Федора Кузьмича росла, и у него появились друзья и покровители, среди них и священники и даже два епископа, которым тоже хотелось поболтать с интеллигентным человеком.
Многие считали его архиереем-расстригой, а потом один отставной солдат признал в Федоре Кузьмиче императора Александра, и об этом вскоре услышала вся губерния.
В 1858 году Федор Кузьмич переехал в Томск к своему почитателю купцу Хромову, который ему построил комфортабельную келью. Там он и умер в 1864 году.
К этому времени слухи о том, что Федор Кузьмич и есть сбежавший император, достигли Петербурга, а в Сибири сомневающихся почти не осталось.
Перед смертью у постели старца сидел его покровитель Хромов.
Он спросил:
– Молва носится, что вы, Федор Кузьмич, не кто иной, как император Александр Благословенный. Так ли это?
Старец был еще в ясном уме, и он ответил так:
– Чудны дела твои, Господи: нет тайны, которая бы не открылась. Хоть ты и знаешь, кто я, ты меня не величь, схорони просто.
Впрочем, старец к тому времени уже много лет знал, за кого его принимают, и никогда с этим не спорил. Зато плетьми его больше не били. Опасались.
Убеждение в том, что Александр прожил остаток своих дней в Сибири, путешествуя по тем краям, куда его младший брат сослал декабристов (некоторые из них были знакомы императору лично), живет и по сей день. Старец Федор Кузьмич уже стал персонажем альтернативной истории.
Возрождение императора в образе Федора Кузьмича органично входит в систему "заговоров", то есть теории, по которой история, какой мы ее знаем, придумана кем-то со злодейским умыслом.
Ради торжества этой популярной среди не очень образованных, но подозрительных читателей теории можно отметать все соображения здравого смысла.
Следует забыть, что Александр в Таганроге был не один – у его ложа находилось достаточно солидных людей, которых трудно было бы вовлечь в какой-то заговор. Существует даже сделанный с натуры рисунок, выполненный очевидцем и изображающий комнату, кровать, на которой лежит император, и придворных, стоящих вокруг.
Ну хорошо, допустим, все это придумано, чтобы помочь императору убежать в леса и гулять по Сибири в ожидании порки.
Но представьте себе, просто по-человечески, пожилого, больного, грузного человека, любящего жену настолько, что он отправляется с ней в самое сволочное время года – в ноябре – к черту на рога, чтобы не оставлять ее своими заботами…
Но потом он решает: а бог с ней, с женой, все равно скоро помрет!
Бросает ее, болезную, изображает собственную смерть и уходит… В леса?
А расскажите, что этот человек делает потом одиннадцать лет? По лесам восстанавливает здоровье? Ведь он появляется перед народом верхом на коне и производит впечатление человека крепкого и крупного. Не моргнув глазом, выносит наказание плетьми – причем не первое в своей бродячей жизни. А ведь ему уже шестьдесят лет! Александру бы столько не прожить!
Но после этого он живет еще тридцать лет!
Невероятный здоровяк!
И кроме какого-то безумного пьяного солдатика, никто его так и не узнал.
Впрочем, если вам хочется верить в сказочные превращения царя, ваша воля…
НЕСЧАСТНАЯ ЛЮБОВЬ ПОЭТА. ЗАГАДКА Н. Ф. И.
Когда Лермонтову не было еще и семнадцати лет, когда он конечно же не был никому известен как поэт, да и сам еще не думал, что станет таким великим, что дети в школе будут учить его стихи даже через сто с лишним лет после его смерти, он влюбился.
Все юноши влюбляются. Так они устроены. Но когда влюбляются великие поэты, даже птицы затихают, потому что самое трудное на свете – это рассказать о своей любви так, чтобы каждый влюбленный думал, что эти стихи о его любви.
Поэтому тем, кто изучает жизнь и творчество поэта, всегда интересно, кто же та девушка, в которую так отчаянно влюбился поэт. И почему она не поняла, что ей надо прыгать от радости оттого, что Миша Лермонтов исписал целую связку гусиных перьев, чтобы воспеть ее глазки и ушки.
И если неизвестно, кому посвятил свои знаменитые стихи поэт, то многие специалисты, а то и простые читатели начинают переживать.
В жизни Лермонтова была такая загадка, и разгадал ее замечательный человек – Ираклий Андроников. Сначала он прославился тем, что умел изображать разных знаменитых людей.
Его, когда он был юношей, даже приглашали в разные дома, где он изображал артистов, певцов и ученых, и про каждого из них мог его же голосом рассказать любопытную историю.
А потом он стал известным ученым, и его любимым поэтом был Лермонтов. Он знал о Лермонтове больше всех людей на свете и написал о нем несколько интересных книг.
Как-то Андроников задумался вот о чем. Юный Лермонтов написал несколько стихотворений, посвященных, очевидно, одной и той же девушке. Четыре из них были посвящены "Н. Ф. И.", одно – "Н. Ф. Ивой". Потом Лермонтов написал "Романс к И.". Как и в первых стихах, посвященных этой девушке, он называет ее своим вечным другом.
Прошло несколько месяцев, и что-то в отношениях Лермонтова и неизвестной девушки изменилось. Летом 1831 года он написал печальные строчки, названные им "К Н. И.":
Я не достоин, может быть,
Твоей любви: не мне судить,
Но ты обманом наградила
Мои надежды и мечты.
Месяц за месяцем проходили под знаком несчастной любви. И даже если в названии стихотворения Лермонтов не писал, кому оно посвящено, как, например, в стихотворении "Ночь", можно догадаться, что оно обращено к той же девушке:
Я в силах перенесть мученье
Глубоких дум, сердечных ран.
Все, – только не ее обман.
Примерно два года Лермонтов страдал от любви к этой девушке и переживал ее измену.
Андроников решил, что все стихотворения этих двух лет обращены к одной и той же девушке, хотя до него так не думали. Тем более что уже после смерти Лермонтова напечатали его стихотворение тех месяцев, но в обращении было написано: ,"М. Ф. М…вой". Значит, девушек было две?
В то же время Лермонтов написал свою первую пьесу "Странный человек" о молодом поэте Арбенине, который влюбился в девушку Наталию Федоровну Загоскину, а она изменила ему и вышла замуж за другого человека. Андроников обратил внимание на то, что инициалы героини пьесы Н. Ф., а одно из стихотворений, которое включено в пьесу, известно как "Романс к И.". Притом Лермонтов писал об этой пьесе: "Я решился изложить драматически происшествие истинное, которое долго беспокоило меня".
Андроников решил: а что, если в пьесе сказано куда больше, чем считалось раньше? В драме говорится, что Наташе Загоскиной восемнадцать лет. Допустим, что и действительной Н. Ф. было в 1831 году восемнадцать. Значит, она родилась в 1813 году. В драме говорится, что у нее была сестра. Допустим, что и у настоящей Н. Ф. была сестра. В драме сказано, что у сестер Загоскиных нет отца. Допустим, что и в реальной жизни отец Н. Ф. умер до 1831 года.
Затем Андроников обратил внимание на письмо одного из лермонтовских друзей, который пишет приятелю: "…С Лермонтовым я уж пять дней не видался, он был в нашем соседстве у Ивановых".
Итак, сказал себе Андроников, давайте попробуем искать Федора Иванова, у которого были две дочки. Он владел домом или имением под Москвой и умер до 1831 года.
Долго ли, коротко – ведь Иванова разыскать нелегко, очень уж распространенная фамилия, – Андроников нужного человека нашел. Это был Федор Федорович Иванов, драматург и хлебосольный хозяин, в гостях у которого бывали многие известные люди. Он умер в 1816 году, оставив "в неутешной печали супругу и двух милых малюток".
Андроников сделал еще один шаг. Он сказал себе: мы нашли любовь поэта. Ее звали Наталия Федоровна Иванова, но о ней ничего неизвестно. Почему?
А потому, что она разбила сердце юного поэта, выйдя замуж. И значит, она сменила фамилию.
Еще несколько месяцев поисков увенчались успехом. Н. Ф. Иванова вышла замуж за странного человека – очень богатого помещика Обрескова, которого перед тем разжаловали в солдаты за кражу.
Решив, что отыскал Н. Ф., Андроников не успокоился. Он решил найти ее потомков. А вдруг у них сохранилось что-нибудь, связанное с Лермонтовым?
Неугомонный Андроников стал прослеживать биографии детей и родственников как Н. Ф., так и ее сестры Дарьи (второй "малютки"). И представляете, отыскал внучку Наталии Федоровны!
Внучка, старенькая уже женщина, совсем не удивилась вопросам Андроникова.
– Я отлично знаю, что Михаил Юрьевич Лермонтов был влюблен в мою бабушку, – сказала она. – У бабушки хранилась шкатулка, полная писем и стихов Лермонтова. Наш дед, который всю жизнь ревновал бабушку к поэту, однажды отнял у нее шкатулку и сжег.
– Сжег! – ахнул Андроников.
– Там было много писем… А потом он узнал, что готовится собрание сочинений Лермонтова, где будут опубликованы неизвестные ранее стихи. Дед отправился к господину, который издавал книгу, и под угрозой дуэли потребовал, чтобы в новом собрании посвящения были изменены. Вместо Н. Ф. И. стали писать М. Ф. М.
– Как глупо, – вздохнул Андроников. – А исследователи столько лет ломали голову, кто же такая эта новая, неизвестная М. Ф. М. Но почему же ваша бабушка вышла замуж за такого человека? Ведь он был разжалован в солдаты, затем вообще изгнан из армии и лишен дворянства?
Внучка не ответила. А Андроников потом уж написал: а вдруг сыграло роль богатство семьи Обрескова? Ведь он принадлежал к очень богатой семье…
Удивительным человеком был Андроников. Казалось бы, все теперь известно, и даже известно, что заветную шкатулку уничтожил ревнивец. А он не сдавался, пока не поговорил со всеми потомками Наталии Федоровны.
И представляете, у внуков сестры Н. Ф. он нашел альбом, переписанный почерком Дарьи Федоровны. Ни строчки рукой Лермонтова. Но Андроников, который знал каждое слово, написанное Лермонтовым, стал читать все стихи, посвященные Н. Ф. И ему удалось найти три совершенно никому неизвестных волшебных стихотворения поэта. Они хранились в погибшей шкатулке, и Обресков не знал, что Дарья их тайком переписала.
У всех потомков Наталии Федоровны Андроников спрашивал, нет ли дома портрета этой неизвестной любви поэта? Наконец ему показали ее фотографию 1864 года, когда ей было пятьдесят лет. Лицо ее спокойно и хранит черты былой красоты, а рядом с ней старик Обресков в бакенбардах, с брезгливо выпяченной нижней губой, которая придает его лицу высокомерное выражение.
И вдруг внучка Наталии Федоровны вспомнила, что на старой даче могли сохраниться какие-то вещи ее матери.
Андроников звонил ей чуть ли не каждый день. Наконец они поехали на машине на дачу. И там на чердаке отыскался портрет Наталии Федоровны, какой она была в годы, когда ее полюбил Лермонтов.
"Молодое лицо ее, – писал Андроников, – очаровательно: черты благородны, в уголках красивого рта спрятана любезная улыбка, спокойный взгляд загадочен…"
Всю жизнь она помнила о своей девичьей любви. И наверное, страдала, когда муж так жестоко убил ее память.
Да и была ли она с ним счастлива?
У меня нет никаких фактов – только ощущение того, что этого Обрескова я знал.
Ведь через несколько лет после расставания с Наталией Лермонтов написал его портрет.
Если вы читали повесть "Герой нашего времени", то должны помнить Грушницкого, хлыща, который всюду ходил в солдатской шинели, изображая из себя страдальца.
В солдатской шинели, страдальцем ходил и воришка Обресков. Но никто не знал о действительных причинах его изгнания из армии. Его отец, известный генерал, и влиятельные родственники добились того, что правду скрыли. И девичье сердце Натали дрогнуло от жалости к "Грушницкому".
А от Грушницкого, как мы с вами знаем, один шаг до Мартынова, еще одного хвастунишки и притворщика, который так подло убил Лермонтова на дуэли, хотя Лермонтов свой выстрел сделал в воздух.
Тень Обрескова преследовала Лермонтова всю его короткую жизнь. Разжалованный красавчик отнял любимую девушку, а потом и убил поэта.
ЧУЖАЯ СКАЗКА. ДРАМА СТУДЕНТА ЕРШОВА
Вы никогда не задумывались над тем, какая есть на свете странная порода людей: живет такой человек, живет, ничем от нас с вами не отличается, а вдруг просыпается утром и изобретает паровоз!
Изобретает и забывает об этом.
Я не преувеличиваю. Писатель Стефан Цвейг даже написал цикл новелл под названием "Звездные часы человечества". О таких людях там и говорится.
Ну подумайте только! Жил-был гимназический учитель Гротефенд. Очень интересовался Вавилоном и недавно привезенными с Ближнего Востока глиняными табличками с клинописью. За кружкой пива поспорил с друзьями, знавшими уже, что расшифровать язык табличек невозможно. Через несколько недель сделал то, что не удавалось ни одному академику, а чтобы друзья не посмеивались, написал об этом статью в научный журнал, которую по счастливому стечению обстоятельств не выбросили в мусорную корзину, а опубликовали. Друзья к тому времени забыли о споре, а Гротефенд переехал в другой город и занялся любимой немецкой лингвистикой, в которой нечего было открывать, зато многое еще оставалось систематизировать. Прожил жизнь учителем и умер учителем. А если откроешь энциклопедию, то узнаешь, что этот учитель – великий ученый.
В российской истории есть схожий пример. Нет, даже не Грибоедов! А гимназический учитель, явно стеснявшийся своей славы. Впрочем, жил он в сибирском Тобольске, и славе добраться туда было нелегко.
Я имею в виду Ершова. Петра Ершова. Знаменитого русского писателя, автора одной- единственной сказки "Конек-Горбунок", которую как минимум полторы сотни лет знает каждый русский ребенок.
Ни до этой сказки, ни после нее Ершов ровным счетом ничего не создал. Прожил тихую жизнь, тихо скончался, наверное, писал строчки своей бессмертной сказочной повести в альбомы тобольских дам. Больше нам ничего не известно.
Тайна здесь только одна: почему он не написал ничего больше? Но ведь великий Грибоедов тоже ничего не написал.
Правда, Грибоедов принадлежал к элите русского общества и был вскоре назначен послом в Персию, где его и убили фанатики. Он погиб молодым, может, потом и написал бы…
Честно говоря, еще недавно, если бы меня спросили, когда жил Ершов, я бы задумался. А потом осторожно сказал бы: "Где-то в середине XIX века". Где-то между Пушкиным и Толстым. Вы тоже так думали? И недавно я узнал о происшествиях 1833 года, которые все во мне перевернули, и я очутился на краю тайны, как над пропастью.
Летом 1833 года у восемнадцатилетнего петербургского студента Пети Ершова умер отец. Денег не было, впору бросать университет. А Ершов имел некоторые небольшие знакомства. В частности, ему сочувствовал литератор Плетнев, который пообещал подыскать ему заработок.
Плетнев был знаком с поэтом Александром Пушкиным. Жизнь поэта была нелегкой, потому что император объявил его народным достоянием, окружил царской любовью и заботой, велел приходить на все балы и приводить с собой молодую красавицу жену, сам читал все написанное поэтом и сам все запрещал. Пушкин даже бросил писать стихи, работал в архивах, писал биографию своего деда Ганнибала и историю Пугачевского бунта. Деньги были нужны позарез, а со всех сторон доносилось шипение: "Исписался Александр, исписался! Теперь ему осталось только таскаться за женой по балам и ждать, пока ее у него кто-нибудь отберет".
Если вы знаете гордого и вчера еще веселого Пушкина, то поймете, как он страдал. А может, тогда он еще и проигрался в карты. Это с ним бывало. И боялся он сказать об этом Наташе: детей кормить нечем, а он…
И тут к нему зашел Плетнев и попросил помочь бедному студенту из Сибири, у которого хороший почерк.
– Пускай приходит, – сказал Пушкин. – Я дам ему кое-что перебелить.
В те времена пишущих машинок еще не водилось, писали гусиным пером, а, как вы знаете, у всех великих людей и докторов почерки трудные, наборщику в типографии не разобрать.
Пришел к Пушкину студент. Круглолицый, губастенький, в маленьких очках. Робкий.
Пушкину он понравился.
Оказалось, что Ершов пишет стихи и готов показать их Пушкину. Стихи оказались никуда негодными. Но за первые встречи Пушкин составил себе мнение о студенте: он был не очень умен, стремился к славе, любил деньги и ради того, чтобы поправить свое положение, был готов на все.
Они о многом говорили в те дни, и Ершов вспоминал: "Пушкин сказал: "Вам и нельзя не любить Сибири. Во-первых, это ваша родина, во-вторых, это страна умных людей"".
Ершов не понял, о чем говорил Пушкин. "Мне показалось, что он смеется. Потом уж понял, что он о декабристах напоминает".
Конечно же, близкие друзья Пушкина, особенно Кюхельбекер и Пущин, томились в Сибири, потому что были "умными людьми".