- Ох, неслабые вы мужики с отцом! Не скучаете. А я, вообще-то, думал - раньше тебя увижу, да весь наш второй курс на картошку отправили… Котел-то допаял? А что дальше делать будете? Ты, случайно, радиотехникой не увлекаешься?
- Да ну, - говорю, - мы с Ваньчиком в прошлом году для увеличителя реле времени делали. Скучно, и током бьет. Нет, мне нравится, чтобы крутилось и ездило, а там провода всякие - ничего и не видно.
- Эх ты, - говорит, - провода… Не лазил бы руками куда не надо - вот и не било бы… А я вот радиотехникой хотел заняться, да одному начинать неохота.
Я так обрадовался, даже остановился.
- Ты к отцу моему приходи, к нему все ходят. Он в этом деле знаешь как рубит! Про него даже в газете статья была. Правда, правда, "Левша у осциллографа" - вот как называлась. С фотографией.
Юра подумал, подумал.
- А что? Возьму и приду.
В этот раз мы к самой Юриной парадной подошли. Не так уж от моего дома далеко. Я еще раз попробовать решил: ну откуда он про меня знает? Смеяться стал:
- Но это же элементарно, Ватсон!
И выскакивает тут из парадной Базылева.
- Ах, какая, - говорит, - встреча!
К Юре повернулась:
- Здравствуй, Юра.
И поскакала.
Ну Ленка, ну коза! Ясно теперь, кто про меня сведения доставляет. Сам ведь эту газету в школу таскал, показывал всем. Смотрите, мол, какой у меня отец выдающийся! А Ленка-то даже почитать просила.
- Она? - спрашиваю. А Юра опять смеется:
- Вычислил ты меня, старик.
Потом руку, как прошлый раз, подает.
- До встречи, Витя, теперь в городе буду.
И в парадную вошел.
Видел бы Ваньчик, как Юра со мной попрощался, так бы он тут и сел.
У Ваньчика медная трубка оказалась - первый сорт. Он ее в школу притащил.
- Все, сегодня гнуть будем. Паяльной лампой нагреем - и гнуть.
Я говорю:
- У тебя как дома-то, лампу раскочегарить можно?
- Да ты чего? Мы же на балконе, никто и не скажет ничего.
После школы домой сбегал, поел и - к Ваньчику. Лампа ревет, Ваньчик кричит, с соседнего балкона советуют что-то. Не заметил, как Ваньчиков отец пришел. Он на нас смотрел, смотрел.
- Кто же так змеевики делает, артисты?
Тут мы его и увидели.
- В трубку песок насыпать надо, а то она у вас как миленькая сплющится.
Так и простоял с нами, пока получаться не стало. Ваньчик говорит:
- Видал? Ты не думай, что он просто автобус водит. Он что хочешь для машины сделать может. Он однажды из двух плохих радиаторов один нормальный спаял. Сам видел.
Я бы у Ваньчика остался чаю попить, только мне на завтра еще геометрия оставалась. Я и пошел домой.
В прихожей говорю:
- Привет!
Папа из комнаты выскочил.
- Фу ты, - говорит, - напугал. Орешь как на пожаре.
А у меня в голове паяльная лампа гудит, я и не слышу.
Захожу в комнату - рядом с папой Юра сидит, а на столе какие-то блестящие книжки рассыпаны, штук десять, наверное. Юра на меня посмотрел, как будто виделись только что.
- Дмитрий Алексеевич, вы вот это еще не смотрели.
Вытягивает одну блестящую книжку и папе дает.
Ну и ладно, думаю. Пошел геометрию делать. Только писать кончил - Юра входит. Прямо я от этой лампы оглох - шагов не слышал.
- Ну, что сердитый?
Сзади ко мне подошел и легонько в спину толкает.
- Мы с Дмитрием Алексеевичем просто перепугались, когда ты заорал.
- Да ну, - говорю, - эти лампы паяльные… А ты как? Это у тебя что за книжки были?
Он портфель открыл и достает одну. А это, оказывается, заграничная аппаратура, магнитофоны, что ли. Картинки яркие, блестящие. Я думал - Юра книжку мне оставит, ребятам показать.
- Что ты, Витя, это вернуть надо. У тебя книги посмотреть можно?
Я ему рукой махнул, чтобы брал, что хочет, а сам историю читаю: мне еще устные оставались. Папа минут через двадцать вошел. Юра встал, какую-то книжку на место поставил.
- Да брось ты, Юра, вскакивать, - говорит папа и сам на чурбак садится. - Я, знаешь, думаю, не сложновато ли это для тебя. Сам ведь говоришь - начинающий, а это все аппаратура высококлассная.
- Что вы, я разберусь.
И опять свои блестящие книжки вытащил. Вытащил и молчит, как будто вспоминает что-то. Папа его толкнул легонько:
- Чего застыл?
Юра себя блестящей корочкой по ладони похлопал, помолчал еще и говорит:
- Да есть еще одно дело, прямо неудобно мне говорить.
Папа улыбнулся, говорит:
- Валяй, чего там.
- У меня знакомый один есть, в ателье работает, звукотехнику всякую ремонтирует. Он мастер классный. Если у кого аппаратура нормальная, его на дом зовут. Особенно если импорт. Ну а тут у него какой-то мертвый случай, никак разобраться не может. А уже обещал. Неудобно, понимаете?
- Эх ты, - говорит папа, - дипломат. Проспекты свои разложил, вопросы умные задает. Сразу бы дело говорил.
- Вы скажете: дипломат. Уж заодно просто. В курсе-то хочется быть. Что, где?
Я говорю:
- Когда…
Они засмеялись, а папа спрашивает:
- Проветриваться идете?
Юра в дверях обернулся:
- А к вам, Дмитрий Алексеевич, еще зайти можно?
Папа говорит:
- Ради бога. Только предупреждай, архаровцу вот скажешь.
Мы на улице сперва молча шли. Полдороги уже прошли, наверное.
- Знаешь, Витя, у тебя отец… - Юра рукой покрутил. - Схемы эти читает, как семечки… Ты не знаешь, сколько он за ремонт берет?
- Какой, - говорю, - ремонт?
- Ну мало ли, у людей импорта много. Успевай поворачиваться.
Я смотрю на Юру и не пойму чего-то. А он засмеялся и опять рукой махнул.
Около Юриного дома мы назад повернули. Опять он меня проводил.
Папа спрашивает:
- Ты где с Юрой познакомился?
Я рассказал. Он говорит:
- Занятный парнишка.
- Ничего себе парнишка, - говорю, - на втором курсе учится в техникуме.
- Да я не в том смысле. Он парень серьезный. А как у вас, кстати, с Ваньчиком? Пароход-то ваш не уплыл еще?
Кто это придумал желтые листья мусором называть? Весь город шуршит, как живой, и грибами пахнет. Я от листопада дурею прямо. С утра специально крюка дал - через сквер пошел. Там этих листьев - травы на газонах не видно. Я их разгребал, думал - желудей наберу, да нет, видно, рано еще. Одни поганки трухлявые попадаются. Чуть в школу не опоздал. И бежал зря. Бориса Николаевича куда-то вызвали, он только к концу урока вернулся.
Девчонки наши этих листьев в класс понатащили, стали венки плести. Базылева с листьями возилась, даже спиной ко мне повернулась, потом спрашивает:
- Витька, а Витька, я тебе нравлюсь?
Стал я думать, как ей ответить, чтобы не заважничала.
- Ну тебя, Витька, думаешь долго. Это ты вчера с Юрой к нашему дому подходил?
Я к ней так и развернулся.
- Без тебя, Базылева, что, шагу ступить нельзя, следишь ты за нами, что ли? Дела у нас, может!
- Де-ло-вые, - говорит. И пошла со своим венком к остальным девчонкам.
Ваньчик у нас опять отчебучил. Венок навертел не хуже, чем у девчонок. Я слышу - смеются. Обернулся - рыжий Ваньчик в рыжем венке и в зубах еще листок держит. Девчонки набежали, зеркало ему суют. Визг, писк.
Мы потом у меня за партой уселись. И Ленка, между прочим, тоже с нами сидела. Такую они с Ваньчиком возню устроили, чуть меня на пол не столкнули. Ваньчик ей потом свой венок нахлобучил.
- Помни, - говорит, - мою доброту!
Ленки из-под этих листьев прямо не видно стало.
Выхожу на другой день из школы - на ступеньках Гудилин с магнитофоном сидит. Магнитофон, конечно, в мешке полиэтиленовом, уж и не понять, какая картинка на мешке была, все облезло, а он сидит довольный, клавишами щелкает, Гудок несчастный! Я внизу остановился Ваньчика подождать, и тут вылетает из школы какой-то третьеклассник, что ли. Он прямо в этот гудилинский агрегат так портфелем и врезался. Я даже зажмурился: ну, думаю, плакала музыка! Только у этого слона разве из рук выбьешь что-нибудь? Мальчишка и испугаться-то не успел, а его Гудилин свободной рукой зацапал и трясет.
- Ослеп ты, салага, что ли? Ты же ему в самое такое место своим дурацким портфелем долбанул! Да я теперь не знаю, что с тобою сделаю, зелень пузатая!
А ко мне уж Ваньчик подошел, и опять я сзади, а Ваньчик около Гудилина. Я только к нему придвинуться хотел - бац! - а перед Гудком Юра.
- Как дела, - говорит, - в мире прекрасного? Это тут что, музыкальное воспитание трудных подростков?
Гудилин мальчишку выпустил, стоит, глазами хлопает, а Юра его музыку послушал-послушал…
- Отлично, - говорит, - ансамбль сантехников. Соло на водопроводе.
Гудилин от злости прямо ошалел. Как двинет своим кулачищем!
Он и не понял, что случилось. Юра ему под руку нырнул и чуть-чуть только за рукав его дернул. Так Гудок со своим магнитофоном и посыпался. Свалился и лежит. Думал, наверное, мешок кулаков на него высыплют. Понял, что не на того нарвался.
Юра магнитофон поднял, из сумки вынул.
- Нет, ты послушай, какой звук! Ему, наверное, падать полезно. Ты, друг, знаешь, грохнись с ним пару раз - такая вещь будет! Или помочь?
Гудилин совсем обалдел: ступеньки ногой пинает, а кругом малыши смеются. Юра говорит:
- Это надолго. Пошли, парни!
Вышли на остановку, он меня по плечу хлопнул.
- Слушай, я с этим дефективным все на свете забыл. К твоему отцу сегодня можно зайти?
Юра уже уехал, а мы с Ваньчиком еще на остановке постояли.
- Слушай, - говорю ему, - Ваньчик, почему это всякая сволочь в темпе договаривается, а нормальные ребята так в одиночку и ходят? Это ведь Юре повезло просто, что Гудок сегодня один был.
- Ха, - говорит Ваньчик, - нормальные-то, они и по одному нормальные, а этим-то в одиночку никак.
А все-таки здорово Юра Гудилину нос натянул.
В сентябре диктанты устраивать - это только у нас в школе могут. Тут писать как будто заново учишься, а в диктант таких слов натолкают, что нормальному человеку в голову не придет. Я как про завтрашний день подумал, так сразу "русский" в портфель убрал. Сопротивление бесполезно, я по русскому раньше ноябрьских в форму не вхожу. А у меня еще и по физике сплошной туман образовался. Папа пришел с работы, говорит:
- Напрягайся, отрок.
Хорошо ему говорить "напрягайся" - знать бы как! У нашего физика не угадаешь, к чему готовиться. Вон на прошлом уроке Ваньчику велел свой год рождения в двоичном коде записать. Ну при чем тут физика? Ваньчик всю доску нулями с единицами изрисовал - смотреть страшно. И ведь ничего не скажешь, он нам это дело в прошлом году целый урок объяснял. Записывали.
Папа за дверью кричит:
- Витяй, ты что там, заснул?
Я в коридор выскочил - дядька какой-то незнакомый стоит. Что, думаю, за ерунда, я-то здесь при чем? Потом только увидел: Юра у него за спиной был.
- Вот, - Юра говорит, - Дмитрий Алексеевич, как договаривались. Познакомьтесь.
Тот, который с Юрой пришел, руку папе подает.
- Холстов.
Посмотрел я, как они в комнату пошли, и опять у себя закрылся. Холстов как Холстов. Старше Юры, конечно, а вообще-то, ничего особенного. Я физику отложил, начал по устным готовиться.
За стенкой двумя голосами говорили, потом только папа, а потом такой смех начался, что я взял и вышел.
- Картина следствию ясна, - сказал папа. - Ладно уж, посиди тут, потом доделаешь.
Он, наверное, что-то веселое рассказывал.
- Нет, вы погодите, еще вот история была, когда меня на практику отправили. Там в лаборатории два остряка были, так чего они мне только в приборах не устраивали… Все проверить хотели, соображает студент или штаны просиживает. Один раз капсюль на двух проводочках в осциллограф подвесили. Как бабахнуло, я уж думал - все, до пенсии за прибор не расплатиться. Потом-то сам разобрался: эти оболтусы здорово меня натренировали.
Юра говорит:
- А сейчас вам капсюли не подвешивают?
Папа засмеялся.
- У меня, Юра, теперь и без капсюлей голова другой раз разламывается. Системы на руках сложнейшие, отказы самые неожиданные. Вот и вертись.
Он к Холстову повернулся:
- Вы-то, конечно, представляете себе.
Холстов на стуле поерзал.
- Не знаю, чего Юрка тут про меня наговорил, а я ведь в это ателье только пришел. Ну буквально две недели работаю, понимаете? И надо вот вертушка попалась! Как пластинку до середины проиграет - стоп, звука нет. А все смотрят: как, мол, новенький выкрутится? У меня и схема тут…
- Не надо схему, - папа так внимательно на Холстова посмотрел, - там в звукоснимателе проводок сломан. Изоляция цела, а внутри он сломан. Как до середины диска дойдет, тут и песне конец. Еще что?
И чего это Юра его классным мастером назвал? Как про свой проводок узнал, так и ушел. Ничего больше не спрашивал.
Мы втроем в комнате остались. Юра опять свои блестящие бумаги из портфеля достает. Папа говорит:
- Намек понял. А ты сделай милость, у архаровца пока физику посмотри.
Минут через двадцать папа в комнату заходит.
- Ну и как оно?
- Нормально, - говорим, - чего же тут?
А он Юрину блестящую книжку раскрывает.
- Я, если хочешь, могу все подробно объяснить. А в двух словах так: это, Юра, аппаратура экстра-класса и лучше этого центра я ничего сегодня представить не могу. Даже худшая аппаратура пластинки не портит, а уж про это и говорить нечего. Ты говоришь, из твоих знакомых кто-то купил это?
- Да вроде бы, Дмитрий Алексеевич.
- А ты знаешь, сколько это стоит?
- Не я же покупаю.
- Ну да, конечно, не ты. Только кто они, знакомые твои? Откуда столько денег?
Я у Юры за спиной был. Он на меня оглянулся, покашлял.
- Так ведь, Дмитрий Алексеевич, люди-то по-разному живут. Одни - богатые, другие - бедные.
Папа на чурбак перед Юрой уселся, быстро так на меня посмотрел.
- Ну, с бедными понятно. Нам с Витяем такую музыку не купить, стало быть, бедные. А богатый кто? За какую работу этим богатым платят столько?
Юра тихонько засмеялся, только я-то видел, что совсем ему не смешно.
- За нужную работу платят, Дмитрий Алексеевич. Это только дураки воруют, умным-то деньги сами отдают. А что у кого-то денег много - так в магазинах дорогих вещей вон сколько. Что же они, просто так лежать должны? Это вам, может, не надо, а другим хочется. Сами же понимаете.
- Умный ты, Юра, парень.
Совсем мне не понравилось, как папа с Юрой говорит. Чего он, правда? Ну, купили его знакомые аппаратуру, а он тут при чем? Я подошел и сел рядом с Юрой на свободный пенек. Папа еще Юрину книжку полистал.
- Ладно, братцы, будем жить как умеем.
Дернул меня за ухо и вышел. Юра долго молчал, я уж думал - обиделся, а он меня по коленке хлопнул, смотрю - улыбается. Я обрадовался.
- Слушай, поехали в парк в воскресенье. Нет, правда. Электричкой-то двадцать минут всего. Мы с Ваньчиком полянку знаем: две березы, ну точно как ворота стоят, и народу нет. Постукаем по очереди, а потом полазить можно. Там башня развалившаяся рядом.
Юра сощурился, смотрит куда-то за меня, потом вздохнул:
- Не выйдет с полянкой. Я отцу на прошлой неделе одну штуку обещал в гараже сделать. Сколько откладывать-то?
Меня как понесло:
- Ну ее, башню! Излазили мы ее всю уже. Честное слово! Хочешь, я тебе в воскресенье помогу? Или мы с Ваньчиком придем. Ты не думай, Ваньчик много чего может.
Юра подумал, подумал.
- А правда, приходите, мужики! Веселей будет.
В общем, договорились. А до воскресенья-то два дня еще.
Я же Ваньчика уговорил, а сам проспал. Он нашу любимую остановку вдоль и поперек исходил.
- С ума, - кричит, - сошел! Тут его люди ждут, а он неизвестно где болтается!
Еле успокоился.
Около гаражей шлагбаум и собака пыльная на веревке. Дядька вышел. Кашлял, кашлял.
- Чего вам? - говорит.
А чего нам? Я и говорю:
- Мы к Юре.
Дядька живот чешет, а я вижу: погонит он нас сейчас отсюда за милую душу. И тут - Юра.
- О, - говорит, - привет трудящимся, а я уж думал - не придете.
Он нам из гаража два старых халата вынес.
- Фирма обеспечивает бесплатным обмундированием.
Ему, оказывается, с проводкой помочь надо было. Юра инструменты притащил, деревяшки для пробок.
- Поехали, - говорит.
Так колотили - чуть не оглохли. Потом дядька какой-то в гараж заходит. Посмотрел на нас, посмотрел.
- Здорово, отцы, - кричит, - хозяин где?
Мы стучать перестали, а из-за верстака Юра встает, он там у самого пола дырку долбил.
- Юрка, - говорит дядька, - вон ты где! А машину куда поставил?
Юра рукой куда-то махнул, дядька и ушел. Ваньчик спрашивает:
- Это кто?
Юра из дыры крошки выгреб.
- Близкий родственник, - говорит, - отец.
И опять молотком грохает.
Юра провода к рубильнику нам подсоединять не дал, сам там крутил-вертел. Мы вышли, стоим у ворот, а в гараже напротив Юрин отец разговаривает. Он говорит, а перед ним какой-то мужчина суетится, молнию на куртке туда-сюда гоняет.
- Прямо не знаю, Аркадий Васильевич, как быть-то? Тут подумать надо.
Юрин отец его по плечу хлопнул.
- Ага, только ты долго, мыслитель, не думай. Другие-то не спрашивают, как да откуда. Другие резину берут и спасибо говорят. За полцены же, философ!
Тут Юра с проводами возиться кончил, из гаража выходит.
- Подождите, парни, я сейчас.