Мадам Жозен недавно вернулась и с комфортом расположилась обедать у себя дома. Пепси окликнула ее, спрашивая, не встречала ли она тетю Модю с детьми и леди Джен. Жозен сухо ответила, что сидела в галерее со своими друзьями: она, дескать, была в слишком хорошем обществе, чтобы обращать внимание на какие-то там повозки с седоками.
- Должно быть, мадам Пешу решила смотреть и вечернюю процессию, - добавила она равнодушно.
Пепси попробовала было успокоиться, но вскоре явилась новая тревога: ей пришло в голову, что леди Джен голодна. Тетя Модя не взяла с собой никакой еды, Пепси это знала; а при таком стечении народа, как сегодня, попасть в ресторан было довольно сложно, да тетя Модя, наверное, и не станет делать это с такой оравой. Пепси вспомнила о непозволительно долгом отсутствии Мышки, что окончательно испортило настроение. "Надо будет ее побранить", - подумала Пепси и вдруг увидала, что через улицу бежит Мышка: остатки ее домино развевались, а комичная рожица была растеряна.
- О, мисс Пип! - завопила Мышка, ураганом влетая в комнату, - мадам Пешу послала меня сказать вам, что мисс леди пропала.
- Как пропала?! - вскрикнула Пепси, всплеснув руками и разражаясь потоком слез. - Как могла она пропасть и где?
- Да там, на улице Канала. Мы нигде не могли ее найти.
Глаза Пепси сверкнули гневом.
- Значит, вы оставили ее одну!
- Мисс Пип, ничего нельзя было поделать в этой давке… Народ так и валил… нас как-то оттерли друг от друга, а мисс леди такая маленькая, ручка ее и выскользнула из моей. Уж я так старалась держать ее, так старалась, да ничего не поделаешь…
- А где был Тибурций? Неужели и он ее не присмотрел?
- Все мы были вместе, и он с нами, да ничего не помогло: народу уж очень много - так и валит, говорю вам!
- Мышка! Ты меня в могилу сведешь. Слушай: если ты не найдешь мне Джен сейчас же, я тебя возненавижу, так и знай! - И Пепси даже зубы стиснула от злости.
- Ах, что же мне делать! Да ведь там все ее ищут!.. Не убивайтесь же вы так: цела будет - что ей сделается?
- Ступай, ищи ее, слышишь? Чтоб ты сейчас же привела мне ее, или… - Не находя слов от волнения, Пепси откинулась на спинку стула и заломила руки, - Одна на улице!.. Ночь на дворе… Бедняжечка ты моя!.. А я сижу тут и ничем не могу помочь!.. Чего ты тут стоишь и таращишь на меня глаза? - накинулась она опять на Мышку, - Ступай! Ищи ее! Ведь я сказала! - И Пепси замахнулась на Мышку.
- Не сердитесь, мисс Пип, я сейчас… я духом слетаю и приведу ее! - крикнула Мышка, уклоняясь от воображаемого удара, и бомбой вылетела из комнаты.
Когда Пепси осталась одна, ей стало еще тяжелее. Напряженно всматриваясь в сгущающийся сумрак, она плакала.
В комнате мадам Жозен горел свет, но дверь была заперта. Вечером похолодало, и улица опустела. Бедной Пепси не с кем было отвести душу. Одиноко сидела она в темной комнате; только цапля шевелилась в углу, точно призрак, да жалобно тянула свое вечное "тонь! тонь!".
Вдруг послышался стук колес, и, торопливо взглянув в окно, Пепси увидела знакомую повозку. Сердце у нее так и забилось.
- Наконец-то! - проговорила она. - Это наши. Как было глупо так пугаться!.. Ее нашли и везут целой и невредимой.
Но вместо нежного голоса своей любимицы, Пепси услыхала дядю Пешу, затем в комнату вошла тетя Модя с встревоженным лицом.
- Вернулась она? - были ее первые слова.
- Как! Значит, она не с вами? - И Пепси разрыдалась пуще прежнего.
- Полно, дитя, не плачь, - мы ее найдем… Пешу найдет. Да успокойся же… Видишь: когда я заметила, что становится поздно, а ее все нет, я поскорей отвезла домой ребятишек, а Пешу захватила с собой. Мы сейчас едем в полицию. Вернее всего, что она уже нашлась и ждет нас там. Во всяком случае, там должно быть известно, где она…
- У меня точно было предчувствие. Помните, я говорила вам… Я так боялась за нее… - стонала Пепси.
- Помню, помню, но я думала, что на Тибурция можно положиться. Бедный мальчик страшно огорчен. Он рассказал мне, как было дело: он все время был с нею и только на одну минуту выпустил ее руку… ну, разумеется, толпа страшная, девочку и оттерли. Не убеги от них эта ветрогонка Мышка, ничего бы не случилось, но она удрала, как только все отошли от повозки.
- Так я и знала! - сказала Пепси, сверкая глазами, - Погоди же ты, негодная девчонка! Достанется тебе на орехи!
- Едем, жена! - послышался из-за двери голос Пешу.
- Дядя, голубчик! Найдите мне мою девочку! - крикнула Пепси умоляющим голосом.
- Будь покойна, дитя: через час, самое большее, она будет здесь. Не плачь. В этот сумасшедший день дети часто теряются. Я уверен, что в полиции сидят десятки потерявшихся в ожидании, когда их разберут по домам.
В эту минуту на улице послышались голоса, и Пепси закричала:
- Это леди Джен! Ее голос!
В самом деле за дверью звенел веселый детский голосок. Через секунду на пороге появилась Мышка и торжественно возгласила:
- Вот она, мисс Пип! Я нашла ее! - И тотчас Жерар ввел за руку леди Джен.
Девочка с веселым смехом бросилась в объятия своего друга.
- Пепси, душечка! Ведь я потерялась! - кричала она. - Совсем потерялась, а месье Жерар меня нашел! Чужой мальчик сорвал с меня маску и домино, а я ударила его по лицу… а потом не знала, что еще сделать, и вдруг месье Жерар пришел, да как толкнет его, он так и отлетел. Правда, месье Жерар?
- Ну, хорошо, хорошо, - говорила тетя Модя, целуя девочку и чуть не плача, пока Пепси выслушивала скромное повествование бывшего балетмейстера о том, как он спасал свою маленькую даму.
- А потом я обедала с месье Жераром, - тараторила леди Джен. - И какой был вкусный обед! Мороженое, виноград и торт.
- А птичку-то, маленькая леди, вы забыли, птичку с салатом, - перебил ее месье Жерар, которому не понравилось, что об его элегантном угощении говорили так небрежно.
- Ну да, и птичка, и еще рыба, и суп, и горошек… знаете, Пепси, сладкий горошек, - заботливо перечисляла леди Джен.
- Ах, нет, нет, моя миленькая леди!.. Вы немножко… как бы это сказать… немножко спутали, - снова вмешался Жерар и даже руками всплеснул от волнения. - Сперва был суп, потом рыба, а потом уже птичка. Изволите ли видеть, месье Пешу, маленькая леди немножко спутала, но вы не должны думать обо мне так дурно, что я не сумел заказать настоящего элегантного обеда.
- Я и не думаю, месье Жерар, - сказал Пешу с улыбкой, - напротив, я совершенно уверен, что вы сумели бы заказать обед и для самого мэра.
- Очень, очень вам благодарен, - пробормотал обрадованный старик и, расшаркавшись перед всей компанией, отправился восвояси мечтать на свободе о своем торжестве.
Глава 16
Пешу делает покупку
Странная вещь, - говорила Пепси матери на другое утро, - вчера, когда леди Джен пропала, Жозен хоть бы крошечку встревожилась! Мне кажется, она нисколько не заботится о ребенке. Лишь бы девочка не торчала у нее на глазах - вот все, что ей надо. А посмотри, как она волнуется всякий раз, как исчезает ее балбес-сын!
- И неудивительно, - заметила Маделон. - Бедная женщина! Много ей хлопот с этим сокровищем. Послушать ее, так она им гордится, ну, а мне-то кое-что известно. Я часто слышу о нем на улице Бурбонов: франтит напропалую, а ведь палец о палец не ударит! А где же он деньги берет? По-моему, раз человек беден и не работает, значит - ворует. Другие, может быть, иначе думают, а я всегда скажу: ворует. Ну, посуди: разве может мадам Жозен на свои жалкие заработки содержать себя и этого лентяя? Мне от души ее жаль, хоть и злюка она. Посмотри, на кого она стала похожа! Лицо измученное, глаза ввалились - видно, что ее грызет что-то. А что касается девочки, то о ней есть кому позаботиться: мы с тобой ее не бросим. Это такой милый, такой добрый ребенок! Я жалею только об одном: что не могу сделать для нее больше. Я душу готова отдать за вас обеих.
Маделон и Пепси были не единственными, кто полюбил девочку почти материнской любовью. С первого же дня, как леди Джен со своей светлой улыбкой заглянула в грустное, изнуренное лицо Дианы д’Отрев, новая жизнь открылась для этой одинокой женщины, новая надежда озарила ее унылые дни. Присутствие ребенка внесло свет и молодость в ее печальное существование. Лучшим временем за многие тяжелые годы были для нее те часы, которые она проводила со своей маленькой ученицей. Сидеть рядом с девочкой у фортепиано и смотреть, как ее тонкие пальчики бегают по клавишам, или петь вместе с ней старинные баллады - было для Дианы большим удовольствием. Девочка никогда не огорчала ее, всегда была кротка, понятлива и так мила, что даже мать Дианы, при всей старческой сварливости, ничего не могла возразить.
Жозен всячески старалась втереться в семью д’Отрев, и, чтобы удержать ее на приличном расстоянии, мать и дочь вынуждены были дать ей деликатный, но решительный отпор. В вежливой форме они дали ей понять, что если принимают племянницу, это еще не значит, что они будут рады и тетке.
Жозен молча проглотила обиду, но в душе поклялась, что так этого не оставит. "Я покажу им, как пренебрегать мною! Нищие, а туда же - важничают! Погодите, мамзель Диана: Мышка порассказала мне о вас кое-что… Дайте срок - все об этом узнают! Воображает, что я позволю оскорблять себя безнаказанно!"
Пока Жозен разжигала таким образом свою обиду и строила планы мести, мадам д’Отрев и Диана обсуждали, как бы вырвать ребенка из когтей старой ведьмы.
- Страшно подумать, что девочка во власти этой женщины, что та имеет на нее права, - говорила Диана.
- Тут какая-то тайна, и мы должны ее раскрыть. Будь у нас лишние деньги, я бы непременно поручила это дело адвокату… Конечно, если она действительно ближайшая родственница ребенка, она имеет на него законные права, которых никто не смеет оспаривать, но я думаю, что девочку можно было бы купить у нее. Мне кажется, Жозен такого сорта женщина, которая за деньги на все готова.
- Все это одни фантазии, мой друг. Денег у нас нет и никогда не будет. Но будь мы даже богаты, то и тогда был бы большой риск брать чужого ребенка. Я тоже думаю, что тут кроется тайна, и ради малютки была бы рада, если бы все разъяснилось. Но это не наша забота, у нас и своих довольно.
- Ах, мама, что вы говорите! Неужели, если человек беден, он должен быть эгоистом? - проговорила Диана с легким упреком.
- Что делать, мой друг! Так всегда бывает. Бедному в пору думать только о себе. Правда, ты составляешь в этом случае исключение: ты больше думаешь о других, чем о себе. У тебя это выражается в каждой мелочи. Ну, хоть бы с этой птицей: по-настоящему мадам Журдан была обязана заплатить тебе за нее, а не навязывать на твою шею.
- Но, мама, чем же она виновата? Она не могла ее продать. С моей стороны было бы несправедливо вводить ее в убытки. Не ее вина, что птица не пошла в ход. Она ведь не просила меня экспериментировать над новой моделью. Что же делать, если мне не удалось!
- Тебе удалось, Диана, в том-то и дело. Работа превосходная, птица как живая.
- Мадам Журдан говорит, что ее покупателям не нравится клюв. Шею тоже находят слишком длинной, - робко заметила Диана.
- Это доказывает только, как мало они смыслят. Это - порода журавля, и шея вовсе не длинна, - отозвалась мать сердито. - Вот уж правда, на всех не угодишь!
- Я решила больше не браться за новые модели. Буду мастерить своих уток да канареек, и довольно с меня.
- Я говорила об этом тебе с самого начала. Я всегда находила, что ты слишком честолюбива, Диана, - не унималась старуха.
- Ваша правда, мама: я была слишком честолюбива, - поспешила согласиться Диана.
* * *
Прошло около года с того дня, как госпожа Жозен перебралась на улицу Добрых детей. Августовским утром, когда тетя Модя сидела в молочной, погруженная в тайны приготовления сливочного сыра и масла, вошел Пешу и, положив маленький бумажный сверток, сказал, чтобы она его открыла.
- Сию минуту, - отвечала тетя Модя, приветливо улыбаясь мужу. - Вот только налью форму и вымою руки.
Пешу молча кивнул головой и стал расхаживать по комнате, заглядывая в кринки с молоком и тихонько насвистывая. Когда ему надоело ждать, он развернул сверток и подал жене прелестные дамские часики с изящной золотой цепочкой. Тетя Модя ахнула от удивления.
- Где ты достал такую прелесть? - воскликнула она и, вытерев руки, взяла часы и принялась их рассматривать.
Часы были синие, эмалевые. С одной стороны их украшала гирлянда с бриллиантовой веткой посередине, на другой были вырезаны инициалы "J.C." в виде изящной монограммы.
- "J.C."! Да ведь этими буквами помечено белье маленькой леди Джен! - воскликнула тетя Модя. - Где ты добыл эти часы? Чьи они?
- Мои, - отвечал муж, посмеиваясь. Он стоял перед женой, заложив большие пальцы в проймы жилета и продолжая насвистывать. На недоверчивый взгляд тети Моди Пешу хладнокровно повторил - Говорят тебе, мои - я их купил.
- Странно! Такие изящные часики и без футляра, завернуты в старую газету… - недоумевала тетя Модя. - Где ты мог их купить?
- Я купил их в полицейском суде.
- В полицейском суде! - повторила тетя Модя, окончательно сбитая с толку. - У кого же?
- У Раста Жозена.
Несколько секунд тетя Модя пристально смотрела на мужа и, наконец, торжественно произнесла:
- Я говорила тебе!
- Что ты мне говорила? - переспросил тот с задорной улыбкой.
- Как что? Что все эти вещи - конечно, в том числе и эти часы, - словом, все вещи, помеченные буквами "J.C.", - краденые. Все они принадлежат девочке, и она вовсе не родня Жозенам.
- Потише, жена, потише.
- Почему Раст очутился в полицейском суде?
- Он был арестован по подозрению, но его вина не доказана.
- По подозрению в краже часов?
- Нет, по другому делу. Но то, что при нем были найдены часы, послужило уликой против него. Странно, что именно я купил эти часы. Я случайно проходил мимо суда, заглянул во двор и увидел Раста среди арестантов. Меня это заинтересовало, и я решил узнать, в чем дело. Оказывается, Раста арестовали по подозрению в принадлежности к шайке воров, обокравших несколько ювелирных магазинов. Прямых улик против него не оказалось, но внимание судьи привлекли эти часы. Он спросил Раста, откуда у него часы, и негодяй ответил, что часы принадлежали его покойной кузине, которая перед смертью оставила их матери Раста, а та подарила их сыну. "А как звали вашу кузину?"- спросил судья. Вот тут-то и вышла заминка. Раст сказал, что ее звали Клара Жозен, а судья обратил внимание на то, что буква "J" выгравирована вначале, и передал часы клерку и другим присутствовавшим. Те подтвердили названный судьей порядок букв. А Раст стоял и улыбался, точно не о нем речь! Одет франтом, рожа нахальная - вылитый отец! Я хорошо помню Андре Жозена: большой руки негодяй был покойник…
- Что же, так и не добились, где Раст взял часы? - спросила тетя Модя.
- Нет. Но судья приговорил Раста к тридцатидневному заключению в приходской тюрьме, как подозрительную личность.
- Возмутительно мягкий приговор! - произнесла возмущенно тетя Модя.
- Да ведь, говорят тебе, прямых улик не было, - продолжал Пешу. - Спасибо, что хоть месяц отсидит. Ну, так слушай же, как вышло, что я купил часы. Стоит Раст и болтает с другими арестантами. Слышу - торгуются, один предлагает пятьдесят долларов. "За кого ты меня принимаешь? - говорит Раст. - Положим, деньги мне нужны, но я не так глуп, чтобы отдать дорогую вещь за такую цену". И спрятал часы в карман. Тогда другой предложил шестьдесят долларов. Раст снова не соглашается. Вот тут-то я и подошел. "Позвольте, - говорю, - взглянуть на часы. Если они мне понравятся, я, может быть, и куплю". А сам стараюсь говорить как можно спокойнее, потому что боюсь, как бы он не заметил, что мне очень хочется приобрести эту вещь. Раст подал мне часы, и хотя притворился равнодушным, но я отлично видел, что ему не терпится сбыть их. Я предложил за часы семьдесят пять долларов. "Ишь ты, сенная труха!" ("Это он за мою блузу обозвал меня сенной трухой", - заметил Пешу и улыбнулся виноватой улыбкой.)
- И сколько раз я тебе говорила, Пешу, не надевай блузу, когда едешь в город! - не выдержала тетя Модя. - Ведь есть у тебя пиджак… Посмотри, Гюйо и другие - все ходят в пиджаках…
- Не все ли равно - блуза или пиджак? А прозвища меня не интересуют. Я честный человек и не стыжусь рабочей одежды. Я пропустил его слова мимо ушей и предложил девяносто долларов. Деньги со мной были. Достал бумажник и стал отсчитывать билеты. Должно быть, это на Раста подействовало, потому что он тут же согласился. Конечно, я никогда бы не позволил себе купить заведомо краденую вещь (я все-таки уверен, что негодяй украл часы), но я сделал это ради девочки. Я подумал, что, может быть, когда-нибудь часы помогут раскрыть тайну, окружающую ребенка, да и деньги, которые можно за них выручить, всегда пригодятся.
- Твоя правда, Пешу. Конечно, девяносто долларов для нас большие деньги, особенно теперь, когда приходится заботиться о Мари, но если удастся что-нибудь сделать для этого милого ребенка, я не стану жалеть о деньгах.
С минуту тетя Модя сидела молча, рассматривая часы, потом задумчиво сказала:
- Если бы они могли говорить!..
- Погоди, может быть, мы и заставим их говорить, - отозвался Пешу.
- Да, многое могли бы они порассказать, - продолжала тетя Модя и прибавила - Во всяком случае, я рада, что мы вырвали их из лап этого мошенника.
Пешу взял часы и, открыв верхнюю крышку, показал ей что-то на внутренней стороне.
- Если я не ошибаюсь, то вот это должно навести нас на след, - сказал он. - А пока спрячь часы в мою шкатулку и никому не говори, что я их купил. Я не хочу, чтоб даже Маделон знала об этом. И еще вот что, жена: хорошо было бы, если бы ты понаблюдала за этой Жозен - не заметишь ли чего…
- Ах, Пешу, ты ее не знаешь: она так хитра, что ни за что не выдаст себя. Я давно за ней слежу, да толку мало.
- Вот что, жена, - сказал, помолчав, Пешу, - у меня есть план, но только попрошу тебя быть терпеливой и дать мне время привести его в исполнение.
И тетя Модя обещала ждать.
