Волосы у нее были заплетены на ночь в две тоненькие седые косицы, а лицо, наверно из-за лунного света, показалось Коле бледным и печальным.
- Ты-то что не спишь? - спросил он, тоже садясь на постели.
- По той же самой причине, что и ты, внучок.
- А я… - смутился Коля. - Я просто так не сплю…
- Не знаю только, велика ли беда, - сказала бабушка. Простоволосая, в широкой кофте и длинной ночной юбке, она встала с дивана, босиком перешла комнату и села в ногах у внука. - О чем это я спросить тебя хотела? Ах да, вот о чем… - Анна Васильевна наклонилась над Колей, который лежал теперь на спине, плотно-плотно зажмурив глаза. - Ты с кем нынче дружишь-то? Ну, с Владимиром разошлись, так с кем теперь?
- Со всеми, с кем и раньше, - не открывая глаз, сказал Коля.
- С этим… с высоким таким, дружишь?
- Дружу, - пробормотал Коля.
- Серьезный паренек, - похвалила бабушка. - Его Сашей зовут?
- Сашей.
- Да ты открой глаза-то, чего в жмурки играешь?..
- Спать надо.
- Спать, спать, - соглашаясь, покивала Анна Васильевна. - А с этим маленьким, чернявым тоже дружишь?
- С Цыганенком?
- Может, и с Цыганенком. Озорной, а видать, сердечный.
- Дружу и с ним, - сказал Коля, все никак не решаясь взглянуть на бабушку.
- Без друзей-то худо, - как бы невзначай обронила она. - Ну, а Симагин - обучил он тебя на мотоциклете?
- Обучил, - несколько оживившись, сказал Коля. - Я и на автомобиле сам уже езжу.
- Один?
- Нет, не совсем. Я за рулем, а Симагин рядом со мной.
- Вот еще выдумки! - нахмурилась бабушка. - Мал ты для такой науки.
- Значит, не мал, если езжу! - Коля наконец открыл глаза.
- А вот и мал! - сердито сказала Анна Васильевна. - Да не смотри на меня казанской сиротой, я и сама не слепая. Нашел себе дружка! И чего он привязался к тебе? Какой такой интерес ему с мальчишкой время терять?
- Он тоже моряком был, - неуверенно сказал Коля. - Как и папа…
- Что ж, что был! А теперь вот все у палатки с пивом околачивается. Моряк! Эх, Коля, Коля…
- Он всегда веселый… С ним интересно…
- А с ребятами, с друзьями, тебе не интересно?
- Интересно… - отвел глаза Коля. - Только я… я неправду тебе сказал… - Он приподнялся на локтях и ткнулся лицом в плечо бабушки. - Я ведь и с Сашей и с Цыганенком тоже поссорился.
- Ну вот! - Анна Васильевна обняла внука. - Вот и доездился на своем мотоциклете… Недоглядела я. Беда, недоглядела…
- Бабушка! - томясь, сказал Коля. - Бабушка!
- Что, внучок? - встрепенулась Анна Васильевна.
Но Коля молчал.
- Коленька, - выждав немного, окликнула его Анна Васильевна, - ты скажи мне, что у тебя на сердце. Ты не таись. С кем другим, а со мной тебе таиться незачем.
- Я и сам не знаю, - тихо, как бы издалека, отозвался Коля.
Он снова лег на спину и еще крепче зажмурил глаза, чтобы не видеть бледного, расстроенного лица бабушки.
Так велика была его обида на мать, отчима, товарищей, да и на самого себя, так смешалось все в его сознании и таким смутным и хмурым представлялся ему завтрашний день, что заговорить обо всем этом не хватало мужества.
"Эх, заснуть бы! - в отчаянии подумал Коля. - А завтра…"
Но в том-то и дело, что это самое "завтра" не сулило ему ничего хорошего.
20
Алексей не забыл данного Лене обещания. В день, когда был назначен педагогический совет, он выкроил между судебными заседаниями свободный час и пошел в школу. Он давно уже собирался побывать в своей школе, да все как-то не было случая.
С тех пор как Алексей занялся делом Коли Быстрова, прошло всего несколько дней, но за это короткое время незначительный сам по себе в практике суда проступок Быстрова вырос в глазах судьи в дело совсем немаловажное. Почему же? Да потому, что в проступке Быстрова Алексей увидел больше, чем можно было увидеть, отнесись он к этому делу без специального, пристального внимания.
Работа в суде шла своим чередом, и каждый день Кузнецову приходилось вести судебные разбирательства по самым различным делам, но, какое бы дело он теперь ни слушал, всякий раз, принимая решение, непременно возвращался к одной и той же мысли: "Ну, а если бы этот подсудимый был вовремя предостережен, случилась бы с ним такая беда?"
Вовремя предостережен?.. Когда же?.. И тут мысль невольно уводила Алексея к детству человека, которого должен он был сейчас судить. Может быть, еще там, в детстве, сбился этот человек с прямой дороги в жизни, сбился, да так и не сумел больше крепко стать на ноги?
Мысль эта настолько овладела Алексеем, что он довольно часто теперь стал задавать подсудимым всегда неожиданный для них вопрос:
"Расскажите суду о своем детстве".
И подсудимые рассказывали. И, хотя весьма далеки были они на суде от желания вспоминать про свои детские годы, хотя вопрос судьи казался им совсем не относящимся к существу дела, нередко выяснялось, что какая-нибудь позабытая подсудимым подробность, какой-нибудь незначительный случай из его детства и был как раз первым звеном в длинной цепи ошибок, проступков, приведших его на скамью подсудимых.
Судьба Коли Быстрова серьезно занимала молодого судью. Что же случилось с мальчиком? Как велика постигшая его беда?
По дороге в школу Алексей подумал, что не худо было бы поговорить с Володей Мельниковым и его матерью. Возможно, они-то и сумеют ответить на его вопросы. Правда, неожиданный приход судьи к Мельниковым мог смутить их. Ведь у него была иная возможность наводить нужные ему справки: например, вызвать Мельниковых к себе в суд, как это водится, по повестке. Но Алексей не думал о впечатлении, которое произведет его визит на Ангелину Павловну и Володю. Не судья, не просто судья шел сейчас к ним, и не в установленных формах общения было теперь дело. Алексей Кузнецов - молодой коммунист и еще совсем недавно инструктор райкома комсомола, человек, всеми своими жизненными интересами связанный с родным районом, с улицей и домом, где он родился, - вот кто звонил сейчас у дверей с медной дощечкой "Профессор Григорий Семенович Мельников".
Дверь Кузнецову открыл Володя. Увидев судью, он испуганно замер на пороге.
- Здравствуй, Володя, - по-приятельски протянул мальчику руку Алексей. - Ну, как твои пальцы - двигаются, можешь уже играть?
- Куда там! - печально сказал Володя, заметно успокоившись от дружеского приветствия судьи. - Пустяковой пасовки принять не могу.
- Ах, ты про волейбол? - рассмеялся Алексей. - Ну, это беда еще не большая.
- А вы про что? - недоумевая, спросил Володя.
- Да про твою игру на скрипке.
- На скрипке? - презрительно сказал мальчик. Придвинувшись к Алексею и косясь, не идет ли по коридору мать, Володя доверительно зашептал: - Ведь это маман все придумала, что я талант и так далее. Вот волейбол другое дело. - Володя хвастливо взмахнул здоровой рукой: - Лучше меня в школе никто не гасит!
- А Коля Быстров?
- Быстров?.. - Володя помрачнел. - А вот посмотрим, как они без меня сыграют.
- Да, как бы не проиграли, - сказал Алексей, очевидно твердо уверовавший в способности молодого спортсмена.
- Обязательно проиграют! - заверил его Володя. - Дело ясное.
- С этим-то ясно, - кивнул Алексей, дружески поглядывая на мальчика, - а вот почему тебя Коля избил и почему ты боишься, что его будут судить, вот это мне далеко не ясно. Можешь объяснить? - И Алексей, пройдя мимо оторопевшего Володи в квартиру, закрыл за собой дверь.
В конце коридора, точно спеша на выручку сыну, появилась Ангелина Павловна.
- Вы ко мне? - своим громким, властным голосом спросила она Кузнецова. - Прошу вас, проходите.
Она ввела Алексея в заставленную старинной мебелью столовую, кивком головы пригласила его сесть в стоявшее в углу кресло, а сама вместе с сыном села на широкий диван у противоположной стены.
Кузнецова и Мельниковых разделяло теперь широкое пространство всей комнаты, и от этого сразу как-то стало невозможным начать разговор просто и спокойно, поговорить, как хотел Алексей, по душам.
- Я решила, товарищ Кузнецов, забрать у вас свое заявление, - сказала Ангелина Павловна. - Володя так настойчив в своем великодушии, что мне пришлось уступить ему. Но этот отвратительный мальчишка, этот хулиган Быстров все равно плохо кончит. Дурные товарищи, дурная семья, дурные наклонности.
- Но этот отвратительный мальчишка, - заметил Алексей, - чуть ли не с первого класса дружит, с вашим сыном. Не странно ли, что эта крепкая мальчишеская дружба так вдруг печально окончилась? Разве тебе не жаль, Володя, потерять друга? - Алексей внимательно посмотрел на мальчика.
Володя не ответил ему.
- Нет, нет, и не пытайтесь их мирить! - возмущенно воскликнула Ангелина Павловна. - Простите, товарищ Кузнецов, но если вы пришли лишь за этим…
- К сожалению, Ангелина Павловна, я пришел не за этим, - поднимаясь, сказал Алексей.
- К сожалению?
- Да, к сожалению.
- Извините, но что же тогда привело вас к нам? - недоуменно спросила Ангелина Павловна.
- Что?.. - Алексей отошел от кресла и посмотрел в окно, за которым виднелись те же ряды зданий, те же воздушно-белые стены высотного дома, что были видны и в окна его квартиры. - Меня привело к вам, - сказал он после недолгой паузы, - желание получить ответ всего лишь на два вопроса.
- Спрашивайте, товарищ Кузнецов, и если я смогу… - Ангелина Павловна тоже поднялась, - смогу вам ответить…
- Лина, - входя в комнату быстрой, легкой походкой, сказал невысокий полный мужчина, - что тут у вас происходит?
- Гриня, прошу тебя, иди к себе, - поспешно двинулась навстречу мужу Ангелина Павловна. - Ты не должен волноваться…
- Хорошо, хорошо, я уйду, - покорно сказал Мельников, удивленно глядя то на жену, то на Кузнецова. - Но все-таки…
- А я бы очень просил вас, Григорий Семенович, остаться, - сказал Алексей, подходя к Мельникову. - Здравствуйте, профессор.
- Это наш судья, - с недовольным видом представила Кузнецова мужу Ангелина Павловна, - Несколько лет назад ты сделал его матери очень удачную операцию… Ну вот, вероятно, он зашел, чтобы… И к тому же он наш сосед… - Ангелина Павловна делала Алексею украдкой от мужа какие-то предостерегающие знаки рукой. - Впрочем, я и сама не знаю, чем мы обязаны визитом Алексею Николаевичу.
- Ах, так вы Кузнецов? - Мельников дружески проницательно смотрел на Алексея. - Ну, что же мой сын? Каков ваш диагноз, товарищ судья?
- Гриня, у тебя же сегодня серьезная операция! - умоляюще сказала Ангелина Павловна. - Тебе решительно нельзя волноваться!
- Ты находишь? - Маленький и совсем неприметный рядом со своей женой, профессор внезапно преобразился и, прямой, посуровевший, строго глянул на Ангелину Павловну. - Нет, мне нужно волноваться. Больше того - мне уже давно надо было начать волноваться. - Профессор перевел свой взгляд на Алексея. - Надеюсь, что еще не поздно?
- Надеюсь, что нет, - сказал Алексей. - Итак, Володя, попробуем все вместе ответить на два очень важных для нас вопроса.
- Первый? - жестко и громко произнес профессор.
- Да, первый, Володя: почему Николай Быстров, твой друг, ни с того ни с сего избил тебя?
- Но… - попыталась заговорить Ангелина Павловна.
- Молчи! - оборвал ее Мельников. - Володя, отвечай!
Но Володя молчал.
- Отвечай же! - приказал ему отец.
- Я не знаю, - прошептал мальчик. - Мама сказала, чтобы я с ним не водился, что у него…
- Да, я говорила и говорю, - перебила сына Ангелина Павловна: - Николай Быстров не годится в товарищи нашему Володе. Мальчик вырос без отца, с отчимом у него отвратительные отношения, с матерью тоже. У мальчика завелись скверные знакомые, да и сам он стал просто бичом всего дома. И с таким вот хулиганом из бог знает какой семьи должен дружить мой сын?
- Да… - неопределенно протянул Мельников. Подойдя к сыну, он присел рядом с ним на диван. - Итак, ты внял совету матери и порвал со своим школьным товарищем?
Володя утвердительно кивнул головой.
- Вам ясно? - обратился профессор к Кузнецову. - Насколько я помню этого Колю Быстрова, ему нельзя просто так указать на дверь и крикнуть: "Пошел вон!" Он всегда мне нравился своим упрямым и, я бы сказал, хорошей пробы характером… Ваш второй вопрос, товарищ судья?
- Второй вопрос: почему ты, Володя, боишься, что Быстрова будут судить за его хулиганский поступок?
- Да, почему? - спросил Мельников, беря сына за руку.
- Но это так естественно! - снова вмешалась Ангелина Павловна. - У Володи великодушное сердце, и он…
- Хорошо бы, коли так, - негромко заметил Алексей. - Хочется верить, что это так… - Он быстро подошел к Володе и, склонившись над ним, в упор задал ему вопрос: - А может быть, ты боишься его? Скажи, Володя, чего, кого ты боишься?
От этих слов да от прямого взгляда судьи Володя, как от удара, вскочил и опрометью бросился к дверям.
- Ты бежишь? - крикнул ему вслед отец. - Бежишь от правды?
Было слышно, как в коридоре хлопнула парадная дверь..
- Да, да, как это ты сказала, Лина?.. - мучительно растирая ладонью лоб, спросил Мельников и взглянул на жену. - Да, да… Мальчик вырос без отца… Так! Ну, а сын профессора Мельникова?
21
Два мальчугана, прямые и торжественные, несли в протянутых руках по огромному цветочному горшку. Густая цветочная поросль почти закрывала их лица, и, чтобы видеть дорогу, мальчуганы невольно задирали головы. Впрочем, могло быть и так, что ребята подняли свои носы от гордости: ведь путь свой, судя по всему, они держали в школу, над входными дверями которой висел большой яркий плакат.
- "До-бро по-жа-ло-вать!" - хором сложили ребята по складам большие буквы плаката. - Добро пожаловать! - радостно повторили они и ускорили шаг.
Но от школы их отделяла еще целая широкая полоса улицы.
Ребята остановились у обочины тротуара, разом, будто по команде, посмотрели из-за своих цветочных кустов налево, затем направо и, только удостоверившись, что путь свободен, разом же шагнули на дорогу.
- В школу? - настигая ребят, спросил Алексей.
- В школу! - важно кивнули они.
А один из мальчуганов, узнав Кузнецова, вежливо, как и подобает школьнику, приветствовал его:
- Здравствуйте, товарищ судья!
- Здравствуйте, ребята. - Алексей пошел рядом с мальчиками. - Я тоже в школу, - сказал он. - Пойдем вместе?
- Пойдем, - благосклонно согласился мальчуган, который узнал Кузнецова. - А вы к кому - к директору?
- К директору.
- А хотите, мы вам покажем, как к нему пройти? - предложил другой мальчуган. - У нас в школе столько лестниц и коридоров, что и заблудиться нетрудно.
- Ну, вы-то не заблудитесь, - уверенно сказал Алексей.
- Мы-то нет, а вот посторонний человек обязательно.
Ребята и Алексей вошли в здание школы.
В просторном, с высокими потолками вестибюле, где гулко звучали шаги, сверкала зеркальная гладь паркета и царила торжественная тишина, ребята вдруг умолкли и, робко переглядываясь, затоптались на месте.
- Так вам к директору? - почти шепотом переспросил Алексея один из мальчиков.
- К нему, к нему, - делая вид, что не замечает растерянности своих маленьких спутников, сказал Алексей. - Да вот боюсь, как бы не заблудиться.
- А вы идите вон по той лестнице, - неуверенно пробормотал другой мальчик. - А там… наверно… наверно…
- Ага, на третьем! - поддержал его Алексей. - Ну спасибо, теперь найду. - Он весело махнул мальчикам на прощание рукой и двинулся к лестнице. - А вам, ребята, надо повернуть сейчас по коридору направо, - услышали оторопевшие мальчуганы его удаляющийся голос, - потом снова повернуть направо - и вы у себя в первом классе "А"!
- И вовсе не "А"! - оскорбленно возразил один из мальчиков, тот, кто вызвался показать Кузнецову кабинет директора. - Мы в первом классе "В" будем учиться…
Но Алексея уже на лестнице не было. Взбежав на третий этаж, он вошел в учительскую, где собрался педсовет школы, и, оглядываясь, остановился в дверях.
Всё здесь, в этой просторной, светлой учительской с массивными книжными шкафами, сквозь стекла которых виднелись тома сочинений Ленина и Сталина, корешки энциклопедий, стройные ряды аккуратно расставленных учебников, было не похоже на полуподвальную комнату клуба, где несколько дней назад выступал Кузнецов. Но, едва успев оглядеться, он с удивлением отметил поразительное сходство этого педсовета с недавним собранием. Дело было не в помещении, не в обстановке, а в людях. Здесь, в учительской, Алексей увидел почти тех же людей, что были и в клубе. Разве только было их тут поменьше числом.
Алексей отыскал глазами Лену Орешникову. Она стояла у открытого окна и внимательно слушала выступавшего сейчас Зорова.
А вот и мать Алексея, и рядом с ней, как всегда строгая и прямая, Евгения Викторовна, и знакомые Алексею учителя. Но что это?.. В углу, втиснувшись в одно кресло, чинно сидели старик Орешников и домоуправ Князев.
"А они-то зачем здесь?" - с удивлением подумал Кузнецов, пробираясь к окну, где сидела Лена.
- Что же вы опоздали? - шепотом спросила девушка. Она пододвинулась, освобождая Алексею место рядом с собой.
- Задержался по пути, - так же шепотом сказал Алексей, прислушиваясь к словам Зорова.
Директор школы Валентин Александрович Зоров, по привычке то снимая, то надевая очки, отчего его лицо удивительным образом все время менялось, делаясь то строгим и суховатым, то мягким и даже растерянным, заканчивал свое выступление.
- Таковы итоги, товарищи, летних каникул, - негромко, но по-учительски отчетливо говорил он. - Есть у нас и достижения. Они видны прежде всего в результатах, какие принесли нам переэкзаменовки. Почти все ребята, получившие задания на лето, серьезно подготовились, и мы можем перевести их в следующие классы. Да, это, неоспоримо, наши плюсы в летней работе. Но есть и серьезные минусы. Серьезные потери. - Зоров надел только что снятые очки и обернулся к Лене: - Следует признать, товарищ Орешникова, что потери эти велики.
- И первая из них - Николай Быстров, - сказала Лена. - То, что мы упустили его из виду, что предоставили мальчика на все летние месяцы самому себе…
- Да и только ли его? - огорченно заметил Зоров. - Нет, не только. Выходит, надо, товарищи, шире ставить вопрос, когда говорим мы о наших упущениях. Главное из них - это небрежение… да, да, именно небрежение, и мое и ваше, товарищи педагоги… пионерской работой среди оставшихся в городе на лето ребят. Консультация отстающих, ремонт школы, повышение нашей с вами квалификации, планы, расписания - все это мы учли, включили в круг наших обязанностей, выполнили. А вот пионерскую-то работу доверили случайному в этом деле человеку, некоей Костюковой, которую и близко-то нельзя было подпускать к ребятам.
- Но нельзя же забывать о семье, Валентин Александрович… - сказала Евгения Викторовна.