"Таких мальчишки любят, - с огорчением подумала Лена. - Ну, а я девчушка какая-то. Если и строгой прикинусь, так никто не поверит. Да, наверно, с ребятами у нее дружба", - заключила свои невеселые думы девушка.
Но вот прошло всего несколько дней, и Лена обнаружила, что, кроме пустой пионерской комнаты да скучной площадки для игр, ей в наследство от Костюковой ровным счетом ничего не досталось.
Можно ли было серьезно говорить об уважении ребят к своей бывшей вожатой, когда они ее почти не знали и на вопросы Лены о Костюковой многие недоуменно спрашивали: "А кто это такая?"
"Лето"!.. "Мертвый сезон"!.. - с гневом вспоминала Лена слова Костюковой, с каждым днем все больше убеждаясь в нелепости этого заявления. - "Самое трудное время"! Вот это, пожалуй, будет правильно".
С помощью оставшихся в Москве на лето учителей и комсомольцев из старших классов Лена принялась налаживать работу.
С чего начать, что считать главным, решить было не просто. Все казалось ей самым главным, все требовало пристального внимания.
А время шло, и жизнь сама выдвигала свои требования - поспевай только решать всё новые и новые задачи, которые рождал буквально каждый час работы.
Обязанности пионервожатого… Где они начинаются и где кончаются?
Приступая к работе, Лена могла бы ответить на этот вопрос куда увереннее, чем теперь, проработав уже около месяца. И, думалось Лене, чем дальше будет она проникать в жизнь своих ребят, чем ближе узнает и сдружится с ними, тем труднее ей будет определить, в чем же, в конце концов, заключаются ее обязанности вожатой.
Так, познакомившись с Колей Быстровым, приглядевшись к его жизни, Лена поняла, что судьба этого неразговорчивого паренька глубоко тронула ее, что она обязательно должна помочь ему, хотя и не знает, может ли и даже попросту имеет ли право принимать в жизни мальчика и его семьи столь пристальное участие, как это представлялось ей необходимым.
Так, в поисках того, что же следует сделать для Быстрова, пришла она к решению обратиться за помощью в суд, хотя далеко не была уверена, что поступает правильно, хотя и знала, что рискует поссориться из-за этого с Евгенией Викторовной, классной руководительницей шестого, а с будущего года - седьмого класса "А", в который перешел Быстров.
Но вот разговор с судьей уже позади, и сейчас, раздумывая, идти ей к Костюковой или нет, Лена еще раз сказала себе: "Правильно я поступила, очень правильно!" От этой мысли на душе стало хорошо и спокойно, и Лена почувствовала, что теперь она сможет осуществить и другое свое намерение: прийти к Костюковой и выложить ей все, что она про нее думает.
В фойе никого не было. Видно, только что начался сеанс. Из зрительного зала до Лены донеслись приглушенные звуки бодрой, похожей на спортивный марш, музыки. Лена невольно ускорила в такт музыке шаги и, заметив это, рассмеялась.
- Ну уж погодите, дорогая моя! - громко сказала она, воинственно размахивая под музыку руками. Ей понравилось вот так громко произносить слова, прислушиваясь к своему незнакомо звучащему в пустом зале голосу. - Уж погодите!..
Следуя указаниям контролера, Лена должна была пройти через фойе и подняться на второй этаж, где находился кабинет директора и могла быть сейчас Костюкова.
По пути внимание девушки привлекли стенды с большими фотографиями строящихся в Москве высотных зданий. Возле фотографии дома на Смоленской площади Лена остановилась. Дом здесь был снят вместе с прилегающими к нему улицами, и Лена сразу же нашла на фотографии свою школу, и здание суда, где она только что побывала, и большой старый дом, где жило так много ребят из ее школы и где жил судья Кузнецов.
Вся улица с ее большими и маленькими домами занимала на снимке совсем крошечное пространство, и Лене странно было видеть ее такой, странно было представить, что это и есть та самая улица, на которой сосредоточены сейчас почти все ее жизненные интересы.
- Подумать только! - удивленно произнесла вслух Лена.
- Вот бы квартирку там получить, да? - услышала она за собой знакомый голос и обернулась.
Перед ней стояла Нина Костюкова. Она была в нарядном, ловко сидящем платье, совсем такая же, какой Лена запомнила ее с первой встречи: медлительно-спокойная, насмешливая, со смуглым от загара лицом.
Увидев ее, узнав и этот с нотками неизменного превосходства голос и эту насмешливую улыбку, Лена испугалась, что может оробеть перед Костюковой и не сумеет сказать ей того, что хотела.
- Ну как же так можно, товарищ Костюкова! - поспешно произнесла она. - Вы же совсем не работали с ребятами! За что ни возьмись - везде прорехи. "Лето"!.. "Мертвый сезон"!.. Да ведь это же чепуха какая-то!
- Вы что, на сеанс опоздали? - нимало не смутившись от слов Лены, спросила Костюкова. - Пойдемте, я проведу вас через служебный ход.
- Нет, я не картину пришла смотреть, - с недоумением поглядела на нее Лена. - Я к вам пришла.
- Ко мне? - казалось, искренне удивилась Костюкова. - Это зачем же? Ах да, чтобы сказать: "Вы же совсем не работали с ребятами!" Для этого и пришли?
- Для этого, - замечая, как начинает пасовать перед Костюковой, и злясь за это на себя, сказала Лена. - А вы что же думали: развалили работу - и конец?
- Ничего я, признаться, не думала, - преспокойно разглядывая Лену, как бы нехотя возразила ей Костюкова. - Ну согласна, вожатая из меня не получилась. Не гожусь в воспитатели, верно. Так ведь я и ушла.
- Но почему, почему вам это все так безразлично? - вспыхнула Лена. - Кто вы такая, чтобы от всего отмахиваться? "Не гожусь"! "Ушла"! Да ведь вы же комсомолка, поймите! Комсомолка, а рассуждаете, как какой-нибудь старый-престарый часовщик!
- Часовщик? - удивилась Костюкова. - Почему же именно часовщик?
- Ах, ну просто вы очень похожи на одного моего знакомого часовщика, - смущенно рассмеялась Лена. - Удивительно, до чего похожи! Вот и улыбка такая же насмешливая, и смотрит на вас, точно наперед все знает. Снесла я ему недавно папины часы, так он повертел, повертел их в руках и говорит: "Увы, милая барышня, не все под силу даже мне. Увольте, часы эти исправить я не берусь".
- А по-моему, честный ответ, - сказала Костюкова. - Вот и вы увольте меня, милая барышня. Увы, и так далее…
- Нет, не уволю! - окончательно поняв, что сбилась в своем разговоре с Костюковой куда-то совсем в сторону, сердито сказала Лена. - А часы все-таки починили. И, увы, не многоопытный мастер, а мальчишка-ученик. Без лишних слов да насмешливых взглядов взял он у меня часы, посмотрел, подумал и велел приходить за ними через три дня.
- И что же, тикают?
- Тикают.
- Ну, а какова у этой басни мораль? - явно подсмеиваясь над Леной, спросила Костюкова.
- А мораль… - У Лены даже дыхание перехватило, так захотелось ей сказать сейчас Костюковой что-то очень хлесткое, обидное. - А мораль та, что вы не комсомолка, а "увы" какое-то! Вот!
Она повернулась и пошла к выходу, намеренно замедляя шаги, чтобы Костюкова не подумала ни с того ни с сего, будто она спешит уйти, желая оставить последнее слово за собой.
- Послушайте, Орешникова! - громко и от этого особенно уверенно прозвучал в пустом зале голос Костюковой. - Вы что же, собираетесь быть педагогом, воспитателем?
- Да! - тоже громко отозвалась от дверей Лена. Это ее решительное "да" прозвучало сейчас в зале как- то по-особенному гулко и торжественно.
- Значит, это ваше призвание? - допытывалась Костюкова.
- Да!
- Любимая профессия?
- Любимая!
- А по-моему, выскочите через год-другой за кого-нибудь замуж, вот и все ваше призвание. Эх вы, маленькая учительша!..
"Ну зачем я пришла к ней! Ну зачем!" - с отчаянием подумала Лена. Ей неудержимо захотелось вернуться и снова прямо в лицо крикнуть Костюковой свое дерзкое, свое уничтожающее "увы". Но она не сделала этого, а только изо всех сил громыхнула ни в чем не повинной дверью, на стеклянной створке которой просвечивалось странное слово "дохв".
"Да ведь это же "вход", только навыворот!" - сообразила Лена, оглянувшись на захлопнувшуюся дверь.
- Навыворот! Все-то у тебя навыворот, Нина Костюкова! - раздельно произнесла она, выходя на улицу, где было много людей, много солнца, и сразу стало как-то легче на душе.
Дом, где жила Лена Орешникова, стоял в совсем крошечном переулке. Даже не в переулке, а в тупичке, примыкавшем одной своей стороной к уже знакомой нам тихой улице.
Подобно множеству ручьев просочились через обступившие этот тупичок дома извилистые ходы и переходы, по которым можно было пройти и на Арбат, и в сторону Смоленской площади, и к станции метро "Дворец Советов".
Но это все были дороги пешеходные, и потому в тупичке редко когда можно было увидеть автомобиль; здесь было на удивление тихо, и его жители, не страшась городских помех, издавна занялись выведением в своих палисадниках и дворах разной цветочной разности, а всего больше сирени.
По весне цвел этот тупичок и лиловой, и белой, и розовой сиренью, благоухал густым цветочным ароматом, и иной москвич, ненароком забредший сюда, оторопело и радостно вдыхал в себя запах цветов, дивясь, что не знал прежде о существовании этого сиреневого заповедника в самом центре Москвы.
Отец Лены, Михаил Афанасьевич, слыл в своем доме главным садоводом. Уже давно, лет этак с двадцать назад, приохотился он в свободные от работы часы копаться у себя во дворе, высаживая да выхаживая цветочные кусты. Постепенно перед окнами квартиры Орешниковых - они жили в одноэтажном флигеле, выходившем окнами во двор, - вырос целый сад.
- Когда человеку за пятый десяток перевалило, - объяснял свое увлечение Михаил Афанасьевич, - обязательно нужно ему чем-нибудь таким заняться, что к природе близит.
И вот, уйдя на пенсию, старик решил всерьез заняться своими цветами.
- Ведь даже премии за садоводство людям дают, - говорил он. - Значит, это дело немаловажное. Да и то сказать - красота!
Но, хоть и было это дело "немаловажное" и возня в саду занимала теперь у старика куда больше времени, чем раньше, он все же сильно скучал по своей работе, по верстаку, по запахам клея, свежей сосновой стружки, по терпкому, чуть пьянящему запаху лака.
- Пенсионер сиреневый! - вздыхал иной раз старик, откладывая в сторону лопату или садовые ножницы. - Ну что ты все стрижешь да копаешь, когда это совсем не твое, брат, дело!
- А какое же еще тебе дело запонадобилось? - сердясь на него, спрашивала жена. - И так день-деньской спины не разгибаешь. Прилег бы, отдохнул.
- "Отдохнул, отдохнул"! - ворчал старик. - Да я теперь только и делаю, мать, что отдыхаю! Пенсионер Орешников-то у тебя иждивенец…
Вот в такую именно минуту уныния и застала Лена отца, когда пришла домой, твердя про себя всю недолгую дорогу от кинотеатра до дома привязавшиеся к ней и до слез обидные слова Костюковой: "Эх вы, маленькая учительша!"
Отец сидел на скамеечке под отцветающим кустом жасмина, и, видно, давно уже сидел вот так, сгорбившись, неподвижно: вся спина и плечи его были усыпаны белыми жасминными лепестками.
Под этим белым покровом отец показался Лене совсем слабым и старым, и ей стало очень жаль его, и еще острей ощутила она обиду от своего незадачливого разговора с Костюковой.
Она села рядом с отцом на скамеечку и тоже пригорюнилась, и первые белые лепестки жасмина, медленно опадая на землю, запутались в ее волосах.
- Ну что, дочка, трудно тебе? - спросил отец, вероятно спеша этим вопросом избежать точно такого же вопроса дочери, но только обращенного уже к нему.
Был Михаил Афанасьевич не крупен фигурой, сухощав, с большими, по-рабочему сильными руками. В старике даже сейчас, когда он понуро сидел рядом с дочерью, машинально сжимая и разжимая пружинящие садовые ножницы, угадывалась этакая неуемная сила до всего имеющего касательство любознательного человека.
- Да, трудно, - сказала Лена.
- Ну, рассказывай…
У Лены не было секретов от отца. Так уж повелось, что она еще девчонкой делилась с ним всеми своими тайнами, ребячьими горестями и радостями. С матерью она была куда сдержаннее.
"Отцова дочь!" - говорили о Лене друзья Орешниковых, хорошо знавшие порядки и обычаи этой на редкость дружной семьи.
Привычка делиться с отцом своими сокровенными мыслями и планами не оставила Лену и когда она выросла. Вместе с отцом выбирала она свою будущую профессию, приняла решение поступить в педагогический институт. Отец советовал ей и в выборе друзей, помогал разбираться в том или ином жизненном явлении, когда у самой девушки недоставало опыта.
И только решение поступить на работу Лена приняла самостоятельно, боясь, что, заговорив об этом с отцом, встретит его сопротивление.
Михаил Афанасьевич, узнав, что дочь начала работать, промолчал, но обиделся. То, что он обиделся, Лена не могла не почувствовать: уже месяц, как она работала, а отец еще ни разу не спросил ее, что она делает, хотя обычно интересовался всякой малостью в ее жизни. И вот в первый раз за целый месяц отец заговорил с Леной о ее работе.
- Сначала я просто обрадовалась: нашла работу, и всё, - без какого-либо вступления, словно разговор у них об этом начался давно и отцу многое было известно, торопливо сказала Лена. - Но потом… Знаешь, а ведь это очень серьезно - дети.
- Рост - тут всего человека основа.
- Да, основа. И ты вдруг к этой основе имеешь отношение. Подумай!
- Мне ясно.
- Так вот, я и решила: попробую, проверю, могу ли быть воспитателем, а нет - уйду.
- Значит, нравится? - испытующе глядя на дочь, заключил отец.
- Трудно. Ну, и хлопотно очень, - помедлила с ответом Лена.
- Значит, не нравится? - как бы передумав, кивнул отец.
- Нет, что ты! Если я хоть какую-нибудь пользу принесу - ведь это так хорошо будет!
- Значит, нравится? снова передумав, сказал отец.
- Да что ты затвердил свое "нравится - не нравится"! Говорю, трудно мне!
- А то и затвердил, - рассердился отец, - что если работу нашла не из-за лишней там десятки в дом, а по душе, то рад! Рад! - Старик с ожесточением сжал в ладони скрипнувшие пружиной садовые ножницы. - Эх, дочь, доченька, сердце-то сосет: не довел тебя, не доучил. - И точно все, что говорила ему сейчас Лена, Михаил Афанасьевич слушал, думая о своем, он снова вернулся к началу их разговора: - Ну, рассказывай.
- Понимаешь, папа, - ободренная вниманием отца, оживилась Лена, - если проводить всякие там сборы, ходить в музеи и кино, ездить за город и тому подобное, то это хоть и хлопотно, но не так уж трудно.
- А что же тогда трудно? - усмехнулся отец. - По мне, свозить ораву ребят куда-нибудь в лес или на речку во сто крат труднее, чем весь этот двор ножницами вскопать.
- Да, а вот главная трудность все-таки не в этом. Подумай, влияют же на человека годы, проведенные им в школе. Знания, которые он получает, школьные товарищи, учителя - все это, мне думается, вырабатывает в человеке те самые черты характера, с которыми должен он будет пройти через жизнь: честность, мужество, трудолюбие…
- Фундамент, - согласился отец. - Верно говоришь.
- Ну, а то, что был школьник пионером, - что прибавит это в его жизни? Так просто, был-де лет до четырнадцати пионером, галстук носил красный, сидел порой на скучных сборах… И все? - Лена на секунду умолкла, вопросительно взглянула на отца - интересно ли ему то, что она говорит?
Но Михаил Афанасьевич ободряюще кивнул дочери, показывая своим серьезным видом, что слушает ее с большим вниманием.
- Нет, не все! - сама же ответила Лена. - Пионер - это не пай-мальчик или пай-девочка, которых надо за ручку водить. Слово-то какое - пионер! Это значит - первый. Это значит - смелый…
- Так, доченька, так.
- Помню, когда я училась в младших классах, в пионерах куда лучше жилось.
- Да то ведь в стародавние времена было, - чуть заметно улыбнулся отец. - А нынче-то как быть?
- И нынче так же! - горячо воскликнула Лена. - Нужно, чтобы ребята почувствовали: и красный галстук на груди, и пионерская дружба, и слово пионерское - все это всерьез. Понимаешь: всерьез.
- Понимаю, - сказал Михаил Афанасьевич. - Это чтобы не играть в пионера, а быть им. Всерьез! А как же - ребята народ самый что ни на есть серьезный.
- Верно, не играть в пионера, а быть им! - подхватила мысль отца Лена. - Да, вот в этом-то и заключается трудность моей работы.
- Значит, всерьез ее надо исполнять, дочь, - сказал Михаил Афанасьевич, - с душой! Всякая работа человека с душой любит. На что уж, скажем, доска - деревяшка, а тронь ее бездушной рукой - развалится.
- С душой, - согласилась Лена. - Только что бы такое придумать для моих ребят, чтобы сразу их увлечь?
- Придумать?.. - Михаил Афанасьевич с улыбкой глядел на дочь. И большая она уже и в институте педагогическом учится, а чуть шаг самостоятельный в жизни сделала - давай отец совет. - Я, Ленок, в педагогике вашей ничего не смыслю… - А сам уже смекал, видно, что-то, гася в глазах до времени вспыхнувший интерес.
- Ну, говори, говори, - затормошила его Лена. - Вижу ведь - придумал.
- Нет, придумать не придумал, а вспомнил - это верно, - сказал Михаил Афанасьевич. - Я, знаешь, Ленок, с малых лет в мастеровых. Читала небось, что в старые-то времена били нас, учеников сопливых, страшным образом. Не то сделал - в ухо. Плохо ступил - по шее. Это всё так. Это всё было. Но, смотри ты, даже из тех убойных лет сохранились у меня в памяти светлые минуты. Когда первый раз сам выточил на станке обыкновенную ножку для стола - вот тебе и светлая минута. И еще, когда в первый раз сам сделал и собрал для заказчика шкаф. Не какой-нибудь мудреный - из простых простой, а радость тогдашнюю до сих пор не забыл. - Старик положил на колени дочери свою изрубленную морщинами руку. - Труд, - сказал он, - мастерство - нет для человека в жизни большей радости. - Михаил Афанасьевич ласково провел по руке дочери коричневыми от многолетней работы с деревом пальцами. - Вот и думаю, надо тебе ребят своих делом занять, да таким, чтоб за сердце взяло. Тогда всё у вас и завертится. Станут твои ребята держаться друг за дружку, слово пионерское высоко оценят. Ведь ты об этом, я так понимаю, и печешься?
- Об этом, - с благодарностью улыбнулась Лена отцу, дорогому своему старенькому и мудрому человеку. - А знаешь, папа, как тут одна девушка обо мне отозвалась?
- Ну?
- Что я из тех, которые спят и видят поскорее выскочить замуж, у которых на уме не работа, а только женихи.
- Чепуха какая-то! - сердито сказал Михаил Афанасьевич. - Дура, наверно?
- Да нет, пожалуй не дура, - не сразу отказавшись от мстительного желания окрестить свою противницу этим прозванием, отозвалась Лена. - Даже совсем не дура. А скорее… - Лена обрадованно взмахнула рукой, найдя нужные слова, чтобы объяснить отцу, кто же такая, по ее мнению, была Нина Костюкова. - Без души она человек, вот!
- Это у которых доски в руках разваливаются, из этих? - лукаво прищурился отец.
- Из этих, - рассмеялась Лена.