Записка Чапая
Когда Митя и Петя Исаев вошли, Фурманов поднял голову от карты, а Чапаев перестал мурлыкать песню. Сначала он нахмурился: кто там ещё? Но, узнав Чапаёнка, подобрел и улыбнулся:
- A-а, Митя! Здравствуй, здравствуй! Давно не видались!
Улыбнулся Мите и Фурманов.
- Здравствуйте, товарищ Чапаев! - проговорил Митя. - Здравствуйте, товарищ Фурманов!
- Здравствуй, тёзка, - сказал Фурманов.
- Как жизнь? - спросил Чапаев.
- Ничего…
- Ну, а коли жизнь ничего, почему такой сердитый?
- Дело у меня к вам есть, Василь Иваныч, - решительно произнёс Митя. - Важное!
Чапаев бросил на стол карандаш, циркуль, сел на лавку и за руку притянул мальчика к себе.
- Дело, говоришь? - переспросил он, улыбаясь одними глазами. - И важное к тому ж? Ну, тогда выкладывай. Садись!
Фурманов отошёл к окошку, с любопытством поглядывая на мальчика, самого молодого бойца их дивизии.
- Ничего, я постою, - сказал Митя и ещё больше нахмурился.
Как приступить к разговору, он не знал. Теперь, лицом к лицу с Чапаевым, да ещё при комиссаре, история с седлом показалась ему не таким уж важным делом.
- Ну, чего молчишь? Говори, если за делом пришёл.
И вдруг Митя вспомнил весь свой недавний разговор с эскадронным, и обида вновь охватила его. Горячась и волнуясь, он сказал:
- Разве это справедливо, Василь Иваныч! Нет, разве так полагается! - Стараясь ничего не упустить, Митя со всеми подробностями рассказал о седле.
Василий Иванович слушал молча. Он смотрел на Митю чуть исподлобья, покручивая рукой светлый пушистый ус. А когда Митя кончил говорить, поглядел на Фурманова:
- Что скажешь, комиссар?
- Вопрос, по-моему, ясен, - ответил Фурманов и протянул Чапаеву карандаш, который держал в руке.
- Ясен, - сказал Чапаев и молча оторвал лоскуток бумаги от какого-то листа на столе, затем, твёрдо нажимая карандашом, написал несколько слов.
- Отдашь эскадронному, - сказал он, протягивая Мите сложенную записку. - Седло у тебя не возьмут.
Помолчав, он ласково провёл по взъерошенным Митиным волосам:
- Молодцом растёшь! Настоящим человеком! Так и нужно… Ну, теперь иди: работать буду. А коли что понадобится, приходи безо всяких.
Быстрее ветра нёсся Чапаёнок через всю улицу к дому, где помещался эскадронный Томилин. По дороге, заметив Алексея, Митя поднял руку, помахал запиской и закричал ликующим голосом:
- Не возьмут! Не возьмут! Записку дал… Василий Иваныч!
Эскадронный Томилин встретил Митю сурово. Но Митя без лишних слов протянул записку и сказал:
- Прочтите!
- Ещё чего!.. - сердито огрызнулся эскадронный, но, развернув записку и увидев подпись, сразу примолкнул.
А в записке было вот что:
"Эскадронному Томилину приказываю не брать седла и впредь так не поступать. Чапаев".
В поход
На рассвете Чапаевская дивизия прибыла эшелонами из Уфы на станцию Богатая и сразу приступила к выгрузке. Повыбрасывали вещи, свели по скрипучим сходням застоявшихся коней, выкатили пулемёты, свезли с открытых платформ орудия. Спустя короткое время вагоны уже стояли пустыми и притихшими, а бойцы построились, готовые тронуться в путь.
Двести вёрст от станции Богатая до Уральска предстояло пройти напрямик через степь ускоренным походным маршем, с короткими привалами.
У железнодорожной платформы, возле станционных домиков, ещё слышны были повзводная перекличка, шум, нетерпеливое ржанье коней, отдельные выкрики команды, а передовые части уже вступали в приуральские степи.
Третий эскадрон командира Томилина шёл впереди, с конной разведкой в голове. Чапаёнок, покачиваясь в седле, ехал возле Алексея Новикова. Лохматый конёк Мити шёл бок о бок с гнедым скакуном Алексея.
Степь была кругом. Далеко, куда хватал глаз, тянулись пожелтевшие от солнца травы. Ни людей, ни жилья впереди. Только высоко в небе парили коршуны.
Откуда гарь?
Это случилось на второй день похода. С юга налетел ветер. Чуть прошумел, пронёсся, еле приметный, горячий, и принёс с собой горьковатый запах дыма.
Чапаёнок потянул носом и зажмурился. Дымный запах сразу напомнил ему почти забытую жизнь с отцом в городе Балакове.
После зимы они всегда убирали маленький дворик, сгребая мусор в кучу. Куча поджигалась, и это, конечно, делал он, Митя.
Он любил смотреть, как жёлтый язычок пламени, почти прозрачный на свету, облизнув сухие травинки и прутики, вдруг жарко вспыхивал, а из самой серёдки кучи поднимался густой сизый дым.
Но здесь, в степи… откуда быть дыму в степи?
Митя ещё раз потянул носом, придержав коня, чтобы лучше принюхаться. Да, пахло гарью! Пахло точь-в-точь как весной, когда они с отцом жгли мусор и сухую, прошлогоднюю траву.
Митя кликнул Алексея. Тот сидел, понурившись, опустив голову к шее коня. Его, как и всех бойцов, томила нестерпимая жажда. Отступая, казаки засыпали землёй степные и станичные колодцы или заваливали их падалью. Иногда вода в них бывала отравлена. Воду приходилось возить издалека, за несколько десятков километров, с железнодорожных станций. Её там брали из глубоких колодцев, и была она там холодна и вкусна, но здесь каждому доставалось так мало - всего по нескольку глотков тёплой воды. И после того как пересохшие губы вытягивали из кружки последние капли воды, пить хотелось ещё мучительнее, нестерпимее.
- Лёша, - проговорил Чапаёнок, - чуешь? Ты подыши, носом подыши.
И Митя, сморщив облупленный от солнца нос, шумно задышал.
- Как следует подыши, Лёша… Чуешь?
Алексей сразу повернул нос по ветру и, по примеру Мити, громко засопел, вдыхая и выдыхая воздух.
- Правда, гаревом несёт… - растерянно и с недоумением проговорил он и ещё раз, расширив ноздри, подышал носом. - Твоя правда… так и есть - несёт!
- Несёт, несёт! Уж я сразу почуял.
Алексей нахмурился и крепко стеганул своего гнедого, так что тот подскочил и завертелся на месте.
- Командиру доложишь? - догадался Митя.
Алексей кивнул.
Но командиру докладывать не пришлось. Алексей ещё не успел доскакать, а уж конная разведка получила приказ: выехать в юго-восточном направлении для определения, откуда тянет гарью.
Говорить будет Чапаев
Разведчики вернулись почерневшие от копоти, пропахшие гарью, с лицами, обожжёнными и покрытыми волдырями. Даже хвосты и гривы коней были опалены огнём.
Сразу же после их возвращения Чапаев приказал остановить дивизию и объявил, что будет перед бойцами держать речь.
Чуть слышный гул прокатился по рядам, когда Чапаев появился в кузове грузовика. Он был хорошо виден бойцам. Но Митя решил пролезть поближе.
Стараясь изо всех сил, он протискивался в первые ряды, работая локтями, ногами, проталкиваясь головой, проскальзывая между плотно стоявшими чапаевцами. Он совсем обессилел и так взмок, что пот струился с него градом, а лохматые вихры слиплись на лбу. И всё-таки он лез и лез, хорошенько не зная, долго ли ещё придётся пробираться в сплошной массе людей.
Вдруг он почувствовал вокруг свободное пространство и увидел перед собой запылённые колёса в резиновых шинах.
Значит, пробился. Перед ним был грузовик, а на грузовике, повернувшись лицом в его сторону, стоял товарищ Чапаев.
Подняв руку, Чапаев начал:
- Товарищи!..
Бойцы были усталые, встревоженные приближением пожара. Но такая сила была в Чапаеве, что стоило ему появиться, сказать слово, как все повеселели, воспрянули.
- Ура товарищу Чапаеву! - прокатилось по рядам бойцов. - Ура!..
Чапаёнок тоже закричал вместе со всеми; его тонкий мальчишеский голос звучал пронзительно и был слышен среди других голосов.
"Товарищу Ленину ура!"
- Товарищи! - снова крикнул Чапаев, и на этот раз слово это, заставив смолкнуть восторженные крики, разнеслось далеко кругом. - Товарищи! Наш командарм Михаил Васильевич, товарищ Фрунзе, послал нас освободить город Уральск от белоказацкой блокады. Мы с вами поклялись Уральск освободить. Товарищ Фрунзе поверил нашей клятве и вместе с нами поклялся товарищу Ленину и всей нашей революционной Родине, что Уральск будет освобождён. И вот мы на пути к Уральску…
И снова крикам, казалось, не будет конца. Потрясая над головами винтовками, размахивая блестящими шашками, подбрасывая вверх шапки с алыми звёздами, бойцы кричали осипшими голосами:
- Освободим Уральск! Сдержим клятву!
- Смерть белоказакам!
- Всюду пойдём за тобой! Ура!..
Чапаев продолжал:
- Товарищи! Белоказаки ничего не могут с нами поделать. Они не хотят с нами встретиться в честном и открытом бою. Они бегут от нас, как трусливые зайцы. Но Уральск бросить они тоже не хотят. Они по-всякому досаждают нам. Они сжигают станицы и сёла. Они угоняют людей и скотину. Они засыпают колодцы, они травят в них воду… А мы плюём на все их бандитские выходки да идём себе вперёд. А теперь эти гады капитализма что надумали сделать? Они взяли да подожгли степь. Они, видно, думают: коли вода не задержала, так огонь остановит нас! Но они просчитались, эти белые прохвосты… Товарищи бойцы! Я первый, впереди вас, пойду в огонь. Трудно будет, но мы покажем, что среди нас нет трусов. Мы покажем, что не зря мы клялись товарищу Ленину и товарищу Фрунзе освободить Уральск. Мы покажем, что красные бойцы никогда не отступают! Хоть вода, хоть огонь, хоть тысячу пулемётов… Ничто нас не вернёт назад! Ура, товарищи! Товарищу Ленину ура! Да здравствует мировая революция! Да здравствует наш геройский командарм товарищ Фрунзе! Ура!..
"Вернись, Чапаёнок!"
В густой завесе дыма двигались чапаевцы на юг, к городу Уральску. Дым, как туман, стоял над степью. Солнце еле проглядывало сквозь него красноватым диском. Но и такое, оно жгло и палило.
Нечем было дышать. Першило в горле. Дым разъедал глаза, и лица бойцов стали тёмными и закопчёнными.
Тяжелее других переносил этот путь Чапаёнок.
- Вернись, Чапаёнок, - не раз говорил ему Алексей, - не для твоих силёнок этот поход.
Но Митя упрямо мотал головой, отвечая другу:
- Как вы, так и я. Ведь идёте же вы все!
- Чудак! Как же нам не идти: ведь мы чапаевцы. А чапаевцы никогда не отступают.
- А я? Разве я не чапаевец? - отвечал Митя. Но слёзы, помимо воли, текли у него по щекам.
Два раза Митя видел товарища Чапаева. Один раз начдив промчался куда-то в конец дивизии - как видно, в обозы. Лицо у него было озабоченное, усталое. Вместе с ним Митя увидел и своего тёзку - военного комиссара. За ними скакали верховые. Но ближе всех, почти всегда рядом с Чапаевым, был самый любимый его ординарец - белозубый, весёлый Петя Исаев.
И тут Митя с удивлением заметил, что светло-русые усы Чапая побурели и стали словно другого цвета.
- Чего это Василь Иваныч усы покрасил? - быстро спросил Митя у Алексея, не в силах скрыть изумления. - Даже интересно!
Алексей, конечно, не понял.
- Как так - покрасил? - переспросил он с недоумением.
- Да усы. Не видал разве? Раньше были какие? Рыжие. А теперь какие?
Алексей усмехнулся:
- Хорошо, ты от рождения чернявый, на тебе копоти не видно. А я хоть белобрыс, да усов ещё не отрастил. А Василь Иваныч имеет усы белокурого оттенка, к тому же едет впереди, в самом дыму. Вот и получилась перемена. Чуешь?
В другой раз Чапаев проскакал уже из обозов вперёд, в голову дивизии. И опять недалеко от Мити. Тут он первый раз за время уральского похода столкнулся с Чапаёнком. А как взглянул на Митю, сразу осадил коня и молча поехал рядом.
- Митя… - не совсем уверенно спросил он, - ты?
Митя вспыхнул: товарищ Чапаев его узнал и при всех с ним заговорил. Он пошире расправил плечи и, стараясь быть солидным, ответил:
- А то кто же!
- Как это тебя сожгло… Страшно глядеть! - Чапаев сокрушённо покачал головой. - Ты бы маслицем помазал - полегче стало бы.
Тут Митя совсем расхрабрился:
- Да и вы, Василь Иваныч, тоже ничего себе стали… Даже усы почернели. Я давеча говорю: "Лёша, - говорю, - что наш Василь Иваныч, усы не покрасил ли?"
Чапаев засмеялся. Но ответить ничего не ответил. Стегнул коня и снова ускакал вперёд - туда, где сквозь огонь и дым двигались передовые сапёрные роты. Лопатами бойцы старались преградить путь огню. Ветер теперь гнал огонь уже на юг, в одном направлении с движением наступающей Чапаевской дивизии.
Ночной привал
Переход в этот последний день был вдвое длиннее обычного и несколько тяжелее…
Степной пожар остался позади, и много вёрст они прошли по выгоревшей, голой земле. Только ветер нёс следом за ними золу и пепел.
Пока шли горящей степью, врага не было видно. Но к вечеру стали появляться отдельные казачьи разъезды. Они маячили вдали. Иногда приближались на расстояние выстрела - и сразу исчезали.
Наконец был дан приказ - остановиться на привал. Теперь до Уральска оставался лишь один небольшой переход.
Митя, напоив буланого, еле добрёл до места, где расположился их взвод. Даже есть не хотелось. Измученный, он ткнулся в траву рядом с Алексеем. Его глаза сомкнулись - почти мгновенно он уснул.
И кругом вскоре всё замерло.
Густой, громкий храп поплыл в воздухе. Только дозорные, медленно прохаживаясь вдоль спящих цепей, бодрствовали в эту ночь.
Тревога!
Чапаёнок проснулся внезапно. Кто-то сильно и настойчиво тряс его за плечо.
- Чего? Пусти! Не тронь… - сонным голосом забормотал он, не в силах пробудиться, открыть глаза.
Голос Алексея донёсся как будто совсем издалека:
- Тревога…
- Тревога?!
Один миг - и сна как не бывало. Митя уже на ногах.
Послышались выстрелы.
Дз-з-з-зинь! - острый, тонкий свист. Пуля пролетела - ему почудилось: совсем близко, почти у самых волос.
Дз-з-з-зинь! - вторая.
Митя невольно пригнул голову.
- Лёша! - крикнул он.
Но никто не отозвался.
Скорей к коням! Вот они храпят, сбившись в кучу. Да разве сейчас, в темноте, найдёшь своего буланого? У коней дневальные, а все бегут куда-то. Но куда? Митя не может понять.
Отступают? Неужто отступают? Нет! Слышится команда:
- Приготовь гранаты! За мной!
Это командир Никита Томилин. И Алексей там, наверно.
Теперь Митя знает, что нужно делать. Отстегнув от пояса гранату, он бежит на голос своего командира.
Там невысокая холмистая гряда. Она тянется с востока на запад, смутно темнеет в сумеречной степи.
Туда и бегут все.
Теперь слышны только топот ног, прерывистое дыхание людей, изредка голос командира:
- За мной!.. Быстрее!
Вместе со всеми Митя полез на холм. Ноги скользят, он хватается свободной от гранаты рукой за траву.
Уже близка вершина гряды, её гребень. Очень важно занять эту высокую точку, раньше чем успеет добраться сюда враг.
- Ложись! - крикнул Томилин.
Все сразу бросаются на землю. Замирают.
Огонь гранатами!
Проходит несколько минут. Митя отдышался и поднял голову. Там, на востоке, нежно зеленела тонкая полоска неба. Чуть занималась заря.
Скорей бы солнце… Наверно, не так долго осталось.
И вдруг Митя увидел издали - прямо на них движется тёмная масса. Всё ближе, ближе… И вот уже слышен топот коней.
Казаки!..
Никита Томилин раздельно произнёс:
- Подпустить вплотную и без команды не стрелять… Гранаты наготове!
"Вплотную… - подумал Митя. - Всё-таки он смелый, этот Никита Томилин. Злой, а смелый. С таким не страшно…".
А вражья конница всё ближе.
Уже слышен храп коней. Видны бородатые лица. Кажется, сейчас наскочат, примнут…
Митя крепко сжимает в руке гранату. Весь он напружинился для рывка.
А справа на бугре вдруг затрещали пулемёты. Сначала один… потом второй… И тотчас же голос Томилина:
- Кто с винтовками, залпом!.. Огонь!
И видно - в казачьих рядах замешательство. Теперь только отдельные всадники несутся напролом.
Снова команда:
- Огонь гранатами!..
Митя вскочил. А ну-ка! Широко размахнувшись, он запустил под ноги коню "лимонку". Получайте, гады! Будете знать, как степь поджигать, колодцы травить… Раз!..
- Ещё гранатами!..
Схватив другую "лимонку", Чапаёнок выдернул из неё кольцо и швырнул навстречу врагу. Получайте на закуску! Два!..
В ту же минуту раздался оглушительный грохот. Взметая вверх глыбы земли, на верхушке гряды взорвался снаряд.
Что-то ударило Митю в спину. Взмахнув руками, он упал навзничь и покатился вниз, под откос.
Он уже ничего не чувствовал и не видел. Он не знал, как одна за другой лавы белоказачьей конницы, встреченные огнём чапаевских частей, поредевшими возвращались вспять.
Он ничего не видел и не слышал. Он лежал тихий, неподвижный, раскинув по траве руки.
Где Чапаёнок?
Шесть часов длился бой. К полудню белоказаки отошли на восток, за город Уральск. И только тогда Алексей хватился Чапаёнка.
- А где же Митя? Чапаёнок где, не видели? - спрашивал он, вытирая потный лоб.
Ещё в самом начале боя убили пулемётчика Стёпу Гаврилова, и Алексей его заменил. До конной разведки Лёшка был пулемётчиком и так умел строчить, что хвалился, будто имя своё может выписывать пулемётными очередями.
Все шесть часов сражения он провёл за пулемётом на высоте.
В бою Алексея ранило в руку повыше локтя. Но Алексей не кинул своего боевого поста - он сам, с помощью второго пулемётчика, наскоро перевязал рану, крепко перекрутил руку жгутом, чтобы унять кровь, и остался возле пулемёта.
Теперь, забыв о своей раненой руке, Алексей ходил и всех расспрашивал: "Где Митя? Не видел ли кто-нибудь Чапаёнка?".
Но никто ничего не мог сказать ему о мальчике.
Никто не видел Митю ни ночью, когда началась тревога, ни утром на рассвете, во время боя, ни теперь, когда бой уже кончился.
- Может, испугался да убежал? - проговорил кто-то из бойцов. - Может, давно сидит где-нибудь в обозе, а ты крутишься, ищешь?
Алексей возмутился: чтобы Митя убежал? Чтобы Митя испугался? Нет, такого быть не может. Разве плохо он знал своего маленького друга?
Единственный, кто видел Митю, - эскадронный Томилин. Он сказал, будто приметил Чапаёнка в самом начале боя, когда на них налетела конница врага.
Алексей пошёл к санитарам, которые с носилками бродили по полю, подбирая раненых. Быть может, Митю уже свезли в полковой лазарет?
- Нет, - ответили санитары, - раненого мальчика не подбирали. И среди убитых тоже вроде не встречали… Постой, самого тебя надо перевязать.
Алексей махнул рукой - подождёт перевязка! - и пошёл вдоль холмистой гряды, на гребне которой чапаевцы отбили первую конную атаку белоказаков.
Он шёл медленно. Внимательно осматривал каждую рытвину, заглядывал за каждый бугорок, раздвигая рукой седой высокий ковыль. Ведь мальчик был маленький, незаметный. Санитары могли пропустить, не увидеть его.
Алексей прошёл вдоль холма и верхом и низом. Много было убитых в этом сражении. Раненых санитары уже унесли. Но Чапаёнка всё-таки нигде не было.