- Все числа чётные!
- Как это? - шёпотом спросила тётенька.
- Все чётные! Только некоторые из них лишнюю единицу прихватывают!
- Зачем?
- Не знаю, - сказал я, - может, от жадности. И становятся нечётными!
- А может, не прихватывают, а теряют… От безалаберности… А? И становятся нечётными, а?
Я подумал и сказал:
- Может быть! Но мне лучше думать, что у них эта единица - лишняя.
- То есть, - сказала тётенька, - если мы все числа обозначим буквой "а", то а+1 = b. Так или не так? - она писала с такой скоростью, что я за ней едва глазами-то поспевал. Мелок по доске так и прыгал. - Я правильно поняла?
- Угу! - сказал я, потому что тоже понимал, что она пишет. - Вот эти-то единицы и складываются. От них ответ и зависит.
- Блестяще! - сказала она, откинула со лба прядь волос и засмеялась.
- И ничего смешного нет! Я когда в классе рассказал, то все тоже ха-ха-ха! А что смешного?!
- Ну что ты! Что ты! - растерялась тётенька. - Я же не в смысле ха-ха-ха! Я просто радуюсь тому, как ты хорошо всё продумал! Я радуюсь - понимаешь? Так как же ты до этого догадался?
- А… так… - сказал я.
- Ну всё же! А? В углу стоял! Да?
- Стоял, - сознался я.
- За что?
- Ел. На уроке.
Она вдруг прижала меня к себе.
- Господи, - говорит, - какой же ты маленький!
- Ну почему! - сказал я. - Ещё и меньше есть. Я третий от конца!
- Послушай, Пифагор, - сказала она, пытаясь пригладить мне волосы. - А как тебя зовут на самом деле?
Я сказал.
И тётенька вдруг побледнела.
- Боже мой! - прошептала она. - Всё повторяется!
И почему-то на глазах её показались слёзы.
- Не надо, - сказал я. - Не плачьте.
- Нет-нет, - она виновато помотала головой, стряхивая с глаз слёзы.
- Я не плачу! Это так…
И тут в окно ударил камень. Она ойкнула от неожиданности. Хотя камень был маленький и стекло не разбилось.
Она распахнула окно, и я услышал Серёгин голос:
- Ты! Очкастая! Отпусти Пифагора! А то мы вам сейчас все стёкла высадим! Отпусти!
- Вы что, с ума сошли! - закричала тётенька. - Вот он, ваш Пифагор, что я, съем его, что ли?
И она поставила меня на подоконник.
Я видел, что на пустыре стоят человек пятьдесят мальчишек, и не только из нашего класса, но почти все с нашей улицы. В руках у них были камни, а у Серёги - рогатка.
- Отпусти Пифагора! - кричал он. - Не посмотрим, что вы учёные! Всё тут разнесём! Нет такого закона, чтобы детей арестовывать!
И другие мальчишки тоже орали и готовились швыряться камнями.
И тогда она вдруг свистнула в два пальца, переливчато и отчаянно.
Мальчишки разом замолчали.
- Ну вот! Так-то лучше. Сейчас он к вам придёт, - и закрыла окно.
Она повернулась ко мне.
- Тётя! - сказал я. - Я вам халат испачкал ботинками.
- Ничего! - сказала она. - Я его постираю. Ничего. Доедай шоколад!
- А вам? - спросил я.
- Мне ещё дадут. Говорят, шоколад укрепляет мозги! Вот и ешь! - И она ещё раз взъерошила мне волосы. - Господи! До чего же маленький!..
Через неделю охранник с металлическими зубами вынес нам новый кожаный мяч, а ещё через неделю на пустыре появились футбольные ворота, а на окнах НИИ защитные сетки.
И когда мы играли в футбол, я нет-нет да и поглядывал на эти окна под тёмными сетками. Иногда мне казалось, что я вижу за ними тётеньку в белом халате, в очках и с папиросой "Казбек" в тонких, испачканных мелом пальцах… И она смотрит на нас…
Чтобы помнить всю жизнь!
До третьего класса мы учились отдельно: мальчишки в нашей - мужской школе, а девчонки в школе через дорогу. Но потом поползли упорные слухи, что раздельное обучение отменяется и с будущей осени мальчишки и девчонки станут учиться вместе.
Серёга по этому поводу ужасно волновался.
- Ты представляешь, если нас в бабскую школу переведут, - говорил он мне.
- Почему это нас должны перевести?
- Ну как же! Пятнадцать мальчишек в ту школу, а пятнадцать девчонок к нам. Во позорище, если нас переведут!
Я никакого позорища в этом не видел. Что нас, в платья оденут и бантики носить заставят, что ли?! Но уходить из своей школы мне не хотелось: я за два года к ней привык. Хотя, если бы на переменках старшие мальчишки меньше пихались, было бы гораздо лучше. А то бежит такой здоровила из четвёртого или даже из шестого класса и - р-р-раз - тебе в лоб щелбана! Чего хорошего!
- А представляешь, если кого-нибудь из нас двоих переведут, а кого-нибудь из нас двоих оставят? Выходит, дружбе конец?!
Из-за этого я тоже расстроился. Мы с Серёгой давно дружили - с детского сада. Мы с ним живём в одном доме и даже на одной площадке - в соседних квартирах. И я даже не представляю, как это можно в разных школах вдруг оказаться!
- Нужно что-то предпринимать! - говорит Серёга. - Нужно так себя показать перед учителями, чтобы они с нами ни за что расставаться не захотели!
И целое лето, вместо того чтобы гонять в футбол или там на речку, мы ошивались в школе. Помогали подоконники красить… И другое… Да всего и не вспомнишь… Вот, подоконники красили… Сначала мы с них пыль стирали тряпкой, а старшеклассники красили… Но и мы тоже… Один раз… Я так вообще почти что целый подоконник выкрасил! Меня один из четвёртого класса даже похвалил. "Ну, - говорит, - ты намалевал! Айвазовский!" Это художник такой был в дореволюционное время.
И нас все хвалили. Иван Лукич, который по труду, так прямо и сказал:
- Большое вам спасибо. Теперь отдыхайте. Таких работников нужно беречь! - и все ребята из четвёртого класса, которые подоконники красили, с ним согласились.
А ещё мы Марь Санне из биологии целую банку лягушачьей икры насобирали, для опытов. Она говорит:
- Раздобыли бы вы мне икринку - в микроскоп рассматривать.
А нам что, жалко, что ли? Мы ей целую банку.
В общем, помогали!
Так что мы были почти уверены, что нас в бабскую школу не переведут. Мы тут нужны!
И не ошиблись! Нас не перевели. И вообще никого не перевели. Только из нашего второго класса сделали два: 3-й "а" и 3-й "б". Но мы с Серёгой в 3-м "а" остались! Вместе. Нас даже рассаживать не стали!
А первого сентября эти явились! Ну, из женской школы - девчонки. Расфуфыренные! С бантиками! Смотреть противно. А одну так вообще бабушка до самого класса вела - Ирину. Я её сразу прозвал Мальвина. Ну как из "Золотого ключика", потому что воображает. Она в нашем доме живёт - недавно переехала откуда-то.
Бабушка её всё как курица переживает:
- Как у вас школа далеко! Целых три трамвайных остановки!
А чего далеко-то? Остановки короткие: контролёр войдёт, ещё у половины вагона билеты не проверит, а ты уже выскочил! А можно вообще на "колбасе" ездить. Но её всё равно бабушка каждый день в школу за ручку водит, и из школы тоже! Смотреть противно! Это в третьем-то классе?! Как же она в пионеры вступать собирается, если её бабушка за ручку водит? Я на эту Ирину-Мальвину - ноль внимания, а Серёга извёлся весь. Потому что влюбился.
Вообще-то он не признавался. Я его прямо спрашивал: "Ты что, дурак, влюбился, что ли?"
А он сразу начинал кричать: "Кто? Я?! Да что я, рыжий, что ли?!"
В том смысле, что не влюбился.
А вообще-то он рыжий на самом деле. Раньше это не очень заметно было, но теперь он чёлку отрастил, чтобы Ирине-Мальвине понравиться. Так сразу стало видно - рыжий.
Мне-то всё равно, какого он цвета, - друг и всё, но Серёга переживал, что он - рыжий. Он носил с собой зеркальце - чтобы зайчиков пускать (так он мне говорил), но всё время в это зеркальце смотрелся. Сдвигал брови, хлопал поросячьими своими ресницами и вздыхал: "Тебе-то хорошо. Ты - блондин. А мне всю жизнь не везёт".
Но чёлку свою рыжую не состригал.
Один раз мы отвечали на вопросы: кем вы хотите стать и почему? Мы в "Родной речи" про всякие профессии читали. Серёгу вызвали, а он ни бэ, ни мэ, ни кукареку… Не успел придумать. Меня спросили - я говорю:
- Хочу быть моряком, - чтобы от меня отстали. - Плавать в дальние страны и защищать морские рубежи нашей Родины.
Мне пятёрку поставили.
Вообще-то я хочу быть клоуном. Ну, который в цирке. И дома, когда никого нет, потихонечку перед зеркалом тренируюсь, но об этом нельзя в классе сказать - засмеют. Тоже, скажут, выбрал профессию! Вот я и сказал "моряком", да и все мальчишки - тоже. Некоторые, правда, сказали, что хотят быть лётчиками, как Чкалов. Но было видно, что они всё врут. Во-первых, что они, дураки, что ли?! Если все в лётчики пойдут или в моряки, то ни самолётов, ни пароходов не хватит. А во-вторых, кто это так, с бухты-барахты, скажет, про что он мечтает?! "Мечта, - как говорит наш сосед дядя Толя, - это личное дело каждого! И нечего в душу лезть!"
Но Ирина-Мальвина встала, побледнела и говорит:
- Моя самая заветная мечта - стать врачом и спасать жизнь людям!
И было видно, что не врёт. Все даже притихли.
Мы с Серёгой всегда домой пешком ходим. И не потому, что два раза пешочком прошёлся, и, пожалуйста, как раз на пирожок или ещё на какую-нибудь полезную вещь! Не в этом дело! Мы не крохоборы, просто нам интересно домой не торопясь идти и обо всём разговаривать. Так вот, в тот день Серёга мне все уши про Ирину-Мальвичу прожужжал. Что с него возьмёшь - влюбился.
Я, конечно, верю, что она собирается быть врачом, но только сомневаюсь, что у неё это получится. Потому что врач должен ничего не бояться - даже покойников, а её бабушка из школы встречает. Я так прямо и сказал. Он взбеленился, но ничего путного мне возразить не смог.
А на следующий день подходит ко мне - прямо лица на нём нет.
- Представляешь, - говорит, - у неё скоро день рождения.
- Ну и что? - говорю.
- Как что? Надо же что-то подарить! А что?
- Подари, - говорю, - цветы или торт мороженый.
- Нет, - отвечает, - цветы завянут, а торт съедят и забудут про подарок. Нужно такое подарить, чтобы всю жизнь помнили.
- Подари цветы в горшке! Пусть всю жизнь растут. Посмотрит на цветок в горшке и сразу тебя вспомнит.
- Да? - Серёга даже прищурился со злости. - Умный какой нашёлся. Гений в трусиках! А ты знаешь, сколько такой цветок может стоить? Я что, деньги рисую?
- Сам ты, - говорю, - гений! Давай у Марь Санны в биологии попросим. Там цветов дополна! Она не откажет! Мы ей вон сколько лягушачьей икры насобирали!
- Это хорошая мысль! - сказал Серёга. - Айда в биологию.
В кабинете биологии шла генеральная уборка: большая куча поломанных чучел и мятых восковых яблок, битых цветочных горшков лежала прямо на полу. А над всем этим мусором, приготовленным на свалку, возвышался скелет. Серёга его как увидел, даже побледнел.
- Марь Санна! - прошептал он. - Отдайте его мне! Я вас очень прошу, я вас просто умоляю! Одна моя знакомая хочет быть врачом… И ей надо привыкать! Это такое пособие!
- Бери… - рассеянно сказала учительница биологии. - Только вы его в газету заверните, что ли… А то вас в трамвай не пустят.
Какой трамвай! Серёга обернул скелет мешковиной и помчался к нашему дому. Скелет был старый. Все проволочки, которыми он был скреплён, проржавели, и кости развалились. Мы его долго собирали в тёмном парадном.
- Как же ты его так, с бухты-барахты, подаришь, - взяло меня сомнение. - Она же ещё ничего про свой день рождения не говорила. Нас же ещё никто не приглашал!
- Вот подарим - сразу пригласит! Вынуждена будет пригласить.
Это меня устраивало. Я люблю ходить в гости. Но всё-таки что-то меня смущало.
- А сейчас-то мы что скажем?
- Ничего не скажем! - бормотал Серёга как в лихорадке. - Это - сюрприз! Не ожидаешь и вдруг - ба-бах! Повесим на шею ему поздравительную открытку и поставим к двери.
Так мы и сделали…
- Давай ставь к двери! Звони! Звони! - шипел Серёга. - И прячься! Быстро! Прячься!
Загремел дверной крюк, лязгнул замок… И гробовая тишина повисла над площадкой.
"Ы-ы-ых-х-х!" - сказало что-то в квартире и грузно упало. Скелет покачался, словно раздумывая, что бы такое предпринять, и тоже рухнул в коридор.
И тогда раздался душераздирающий крик.
Когда мы выскочили из укрытия, то увидели ужасную картину. В коридоре лежала Ирина бабушка. Рядом с ней, рассыпавшись на мелкие косточки, белел скелет, а череп медленно и величественно катился вдаль по тёмному коридору.
В конце коридора стояла Ирина-Мальвина и кричала так, словно у неё в горле была сирена "скорой помощи".
Что было дальше, страшно рассказывать. Но одного мы достигли: этот подарок Ира помнит всю жизнь.
Культурные манеры
В нашей квартире раньше, до революции, графиня жила. Я даже не представляю, как было можно одному человеку в такой огромной квартире жить! Я, например, когда один в нашей квартире остаюсь, то даже говорить начинаю вполголоса. Нет, я не боюсь, а просто квартира такая здоровенная… По коридору идёшь-идёшь, конца ему нет…
А на кухне так вообще можно в футбол играть, если, конечно, убрать все столики, табуретки и плиту… Плита у нас здоровенная, как бильярдный стол. Я даже не представляю, сколько нужно дров, чтобы её растопить! Наверно, вагон. Сколько я живу на свете, эту плиту не топили ни разу. На ней стоят керогазы, керосинки и примусы всех жильцов. Это очень удобно, потому что плита из негорючих материалов сделана. А над ней, будто огромная крыша, козырёк из железа и труба. Сосед дядя Толя называет эту крышу "вытяжная система". Из-за этой вытяжной системы в кухне всегда свежий воздух. А то по воскресеньям все соседки как на кухню выйдут, да как керосинки зажгут, да как примуса загудят!.. А тут, пожалуйста, вытяжная система!..
Интересно, была она в квартире, когда здесь жила графиня? Об этом можно узнать только у Мэри. Тётя Дуся - соседка наша, она в ларьке огурцами солёными торгует, - рассказывала, что Мэри была у графини не то горничной, не то ещё какой-то служанкой…
Мэри самая старая в нашей квартире. Она живёт в самой маленькой комнатке за кухней… Я у всех соседей в гостях был, а у неё ни разу… Хотя, конечно, мне было очень интересно, потому что иногда в открытую дверь виднелись какие-то фотографии на стене, кружевные занавески… Но Мэри ни с кем не дружила. Может, потому, что работала где-то по вечерам, а готовила себе на кухне утром, когда в квартире никого не было. А может, почему-то ещё…
Тётя Дуся называла её "мамзель". Наверное, это очень обидное слово, потому что даже тётя Дуся говорила его шёпотом.
Мне очень хотелось обо всём, что раньше в нашей квартире было, расспросить Мэри: и про графиню, и про её мужа. (Интересно, как правильно называется муж графини - графин?) И про позолоту, которая кое-где поблёскивала на потолке в коридоре, и вообще про всё, про всё…
И я очень вежливо с Мэри здоровался. В ответ на моё приветствие она всегда чуть наклоняла тщательно причёсанную голову, что-то задумчиво помешивая в кастрюльке на своей керосинке или снимая с огня закипевший кофейник специальной маленькой стёганой подушечкой.
Мне так хотелось подойти к ней и спросить: "А скажите, пожалуйста, и когда был царь, вы в нашей квартире жили?"
Но я не решался.
В тот день я пришёл из школы. Разогрел картошку и сижу себе ем с селёдкой. И в квартире тихо-тихо - на работе все, малышня в детском саду или в яслях. Только Мэри что-то варит.
Вдруг ба-бах! Серёга прибежал.
- Ты в почтовый ящик смотрел?
- А чего?
- Беги, узнаешь!
Я снял с гвоздика ключ от почтового ящика и вышел на лестницу.
Открыл жестяную дверцу ящика на нашей входной двери, и в руки мне вывалился маленький голубой конвертик, с настоящей маркой и вообще весь совершенно настоящий!
- Ага! - говорит Серёга и мне такой же конвертик показывает, но только распечатанный.
Я никогда ещё никаких писем не получал и даже растерялся. Прибежал на кухню, распечатал. А там маленький такой листочек картонный, на нём цветок нарисован и надпись:
ПРИГЛАШЕНИЕ
А дальше очень красивым почерком написано…
- Во! Во! - кричит Серёга и своё приглашение мне тычет. - "Дорогой Серёжа!" Видел? "Приглашаю Тебя на празднование дня рождения, которое состоится…" Вот дата и адрес… и подпись "Ира". Видал?! - говорит Серёга. - Это тебе не как-либо!
- Чего? - спросил я, хотя и сам видел, что не как-либо.
- Вообще! - ответил Серёга потрясённым голосом.
И мы долго сидели молча. Потом мне стало скучно смотреть на торжественного Серёгу и я громко высморкался, чтобы как-то прервать молчание.
Серёга вздрогнул.
- Это кошмар! - сказал он. - Ты что, и в гостях так сморкаться будешь? Да с такими манерами нас и близко нельзя в культурный дом пускать!
- А чего! - говорю. - Я же в платок. И манеры у меня нормальные. Я даже шею каждый день мою!
Серёга посмотрел, что у меня в тарелке селёдка, и ехидно так спрашивает:
- А как едят рыбу?
- По-всякому, - отвечаю. - Можно с картошкой, а можно просто с хлебом… Тоже неплохо… Хочешь?
Серёга себе на кусок хлеба селёдочный хвост положил и говорит:
- С картошкой! Сам ты с картошкой! Рыбу едят без ножа! А в какой руке держат вилку? А?
- В своей! - говорю.
- В левой! - объясняет с превосходством Серёга, уминая хлеб с селёдкой. - И это логично, потому что в правой руке нож!
- Так ведь рыбу без ножа едят?!
- А! - сказал Серёга и только рукой махнул. - Разговаривать тут с тобой! Ты запомни одно: надо воспитывать в себе культурные манеры. А то будем в гостях как посади свинью за стол… Эх!.. - вздохнул он. - Ну хоть бы какое-нибудь пособие! Учебник бы, что ли, какой-нибудь! А то ведь ничего не знаем! Придёшь к приличным людям и будешь как этот…
Он не придумал, кто "этот", и только горестно тряс головой. И вдруг Мэри сказала:
- Одну минутку! Кажется, я вам смогу помочь.
Я чуть картошкой не подавился, потому что она же никогда ни с кем не разговаривала, я даже не помнил, какой у неё голос!
Мэри, как всегда неторопливо, ушла в свою комнатку и скоро вернулась оттуда с большой книгой в руках.
- Книга, разумеется, старинная… Обломок империи, как, впрочем, и её хозяйка… - и Мэри улыбнулась. Честное слово, улыбнулась! - Но может быть, пригодится… Вот уж не думала, что когда-нибудь у нынешних молодых людей могут возникнуть такие проблемы… - сказала она, уходя в свою комнату.
- Спасибо! - запоздало гаркнули мы.
- Вы не сомневайтесь, - кричал в закрытую дверь Серёга. - Мы не испачкаем! Мы её в газету обернём!
Мы побежали к нам в комнату. Расстелили на столе газету и осторожно положили книжку, потому что она действительно была старинная.