Ганна останавливает встречных, что-то спрашивает у них. Отмахиваются, спешат по своим делам. Какой-то железнодорожник подводит Ганну к заброшенной теплушке.
- Кликни сюда, может, здеся. Тут их невпроворот...
- Везете куда, что ли?- поинтересовалась Ганна.
- Да кто их везет, сами от станции до станции колесят... Батьки за войну порастерялись, вот и бесприютничают...
Железнодорожник стукнул молотком в стенку теплушки.
- Эй, вы там!.. Выдь все сюды!
В теплушке никто не отозвался.
Железнодорожник поднялся на площадку, подал руку Ганне, помог и ей взобраться.
- Кто тут из вас матку потерял?- спросил железнодорожник, обращаясь в темноту.
В углах что-то зашевелилось, послышался шепот.
- Ну чего шепчетесь!
- Я!
- И я!
- Я тоже!- послышались со всех сторон детские голоса.
К железнодорожнику и Ганне подошли с десяток ребят. Грязные... Оборванные... Всклокоченные... С жадным детским любопытством смотрят на Ганну - Ганна на них. Совсем малыши...
- Анютка!- позвала Ганна.
- Я тут!- отозвался из глубины радостный детский голосок.
- Иди сюда!..
Расталкивая малышей, к Ганне подкатился серый клубок грязного тряпья. Из него выглянули острые, любопытные глазенки. Но это была не Анюта, которую искала Ганна.
Погасла последняя вспышка надежды, и женщина продолжала стоять, вглядываясь в детей, будто хотела рассмотреть судьбу каждого.
Дети войны и разрухи, потерянные и потерявшиеся, осиротевшие и бесприютные... Чем они живут, на что надеются и что с ними будет?!. Эти вопросы железными иглами впивались в сердце Ганны, и она даже плакать не могла, настолько нестерпимой была ее материнская боль... Стояла, окаменевшая, и даже не заметила, как к ней подполз и прижался мальчик лет пяти. Здесь он, видимо, был самый маленький и самый беспомощный, а значит - и самый голодный. Может, поэтому осмелился подойти к Ганне и тронуть ее за подол.
Она глянула вниз и встретилась с голодными глазами ребенка.
- Я хочу есть...- послышался ей снизу шепоток.
- Как тебя звать?- спросила Ганна.
- Тишка...
Вынула из-за пазухи засохший кусочек хлеба - все, что имела - и сунула Тишке в ручку.
Ребенок спрятался за Ганну и жадно стал грызть засохшую корку.
- А мне!
- И мне!
- Я тоже хочу!- послышались выкрики со всех углов теплушки.
- Ничего у меня больше нет, детки...- призналась Ганна.
- Так пущай он и нам даст хоть разок укусить!
- Он же самый маленький среди вас...
Пока она уговаривала ребят, Тишка незаметно выскользнул из теплушки и убежал доедать наедине свой сухарик. Видимо, у него не раз отнимали, и он уже научен горьким опытом бесприютной жизни среди голодной детворы.
...Уездная ЧК. Взволнованная, Ганна прибежала сюда прямо с вокзала. Ворвалась в комнату, не обращая внимания на преградившего ей дорогу человека с винтовкой. Она уверена, что ее дело важнее всего.
- Вы тут разговоры разговариваете, а бесприютные дети пухнут с голоду!- с ходу набросилась Ганна.
- Гражданка...
Кондратюк отодвинул в сторону дежурного с винтовкой.
- Обожди минутку... В чем дело, Ганна?
- Дети бесприютные у вас тут в теплушках!
- Ты тут, гражданка, не командуй...- кто-то попытался остановить ее.
- Нет, буду командовать, покуль с детьми не уладкуете!..
- Ты пойми,- приблизился к ней Кондратюк.- Детьми уездный исполком должен заняться, а нам бы впору с бандюгами справиться. Мы сутками с коней не слазим, по пять ночей не спим.
- Никаких сполкомов я знать не знаю, а вы с ружьями и с левольвертами, вам и порядки наводить!
- Ладно...- Кондратюк постучал кулаком в стенку.
Через минуту в комнату вошла женщина с наганом на боку.
- Лукерья, потолкуй тут с Ганной относительно бесприютных на вокзале. Может, чего придумаете разом.
- А кто она такая?- спросила Лукерья, придавив о подоконник самокрутку.
- Я тебе говорил о ней... А это - наша Лукерья, тож чекистка...- представил в свою очередь Кондратюк женщину с наганом.
- А чего мне с ней толковать?- навострилась Ганна.
- Ну, как баба с бабой, что ль.
- Какая ж она баба?! На вокзале сироты мучаются, а она тут с левольвертом на боку похаживает!
- Ну, ну, ты давай делом...- прогудела густым басом Лукерья.
- Рази бабье сердце вытерпит такое, что творится у нее под носом?! Грязные, вшивые, голодные, холодные мыкаются по теплушкам, а она тут цигарки раскуривает!
- Да ну ее!- озлилась Лукерья.- Толкуй сам с ней, твоя находка. А мне и без нее невпроворот...- бросила Лукерья Кондратюку.
- Не ерепенься, Лукерья, а толком поговори!
- Чего говорить? Я давно хотела сказать тебе, товарищ Кондратюк, куда ребят спровадить...
...Длинный, обсаженный березами тракт. В Белоруссии их называли "катерининскими шляхами". По словам стариков, здесь когда-то проезжала царица Екатерина. Путь ее по Белоруссии был отмечен посадкой берез. Теперь эти березы уже старые, ветхие, но стойко и верно охраняют шляхи.
По такому шляху движется сейчас конный отряд. Движется медленно, осторожно, потому что на каждом коне - по два, а то и по три седока. Один большой, с винтовкой за спиной, другие - маленькие, безоружные...
Это - дети из теплушки. Не все они разместились на конях. Четверо из них едут с Лукерьей на военной двуколке. На второй двуколке с пятеркой детишек - Ганна. Она держит на коленях маленькую оборванную девочку, которая в теплушке назвалась Анютой. Может, поэтому так по-матерински внимательна к ней Ганна. Остальные тоже прижались к ней, недоверчиво оглядываются по сторонам.
Едут почти все, которых застали в теплушке. Кроме одного, самого маленького. Того, кто удостоился хлебного сухарика из рук Ганны.
- ...И вы прогнали его?- с горечью спрашивает женщина детишек.
- А что же он не дал нам сухарика!- пробует оправдаться малыш.
- Пущай не будет таким жадюгой!- поддержал другой.
- А куда он мог уйти?..- размышляет Ганна.- Обшарила все теплушки, как в воду канул...
- Забрался в какой вагон, а паровоз подцепили, вот и укатил...
- Ну куда же ему, такому маленькому, да еще одному укатывать?!- все не может успокоиться Ганна.
- Да рази он один там будет?- искренне удивляются ребята,
- Там таких, тетенька, ух, сколько! Я уж знаю!
...Тишка ползет под теплушкой. Проползает под одной, другой, третьей... Наконец нырнул из-под колес пятой или шестой и очутился у своей, откуда его прогнали.
Все же обжитое место тянет. Тишка прислушался - там ли ребята... Нет, ничего не слышно. Взобрался в вагон, огляделся - пусто. Тишка даже доволен. Никого нет, значит, никто уже не будет прогонять, бить. Теперь он тут хозяин!
И на правах хозяина Тишка забрался в самый дальний угол, свернулся калачиком и закрыл глазенки, Теперь только и поспать.
...Конный отряд с детьми приближается к дому с белой колоннадой. По липовой аллее конники подъезжают к въезду во двор. Бывший помещичий дом. Бывший, потому что навстречу конникам н.а площадку парадного крыльца из дому вышел не хозяин-помещик, а одноногий солдат в рваной гимнастерке без ремня и в старой окопной папахе, несмотря на сравнительно теплую погоду. Видимо, он тут теперь хозяин.
Кондратюк повернулся в седле к конникам и махнул рукой - молчаливая команда слезать.
Конники начали спешиваться, осторожно снимая ребят на землю.
- Сторож, что ль?- обратился Кондратюк к инвалиду на деревяшке.
- И сторож, и хозяин...- не очень гостеприимно ответил тот.
- Как хозяин?- не понял Кондратюк.
- А так. Три года в окопах отвоевал? Отвоевал. Панов прогнали? Прогнали. Кому теперя панское богатство, как не нам, безземельным калекам, кто кровь проливал?
- Это что,- все еще не может взять в толк Кондратюк,- ты забрал имение и решил хозяйновать один?
- Один не управлюсь... А подсоберу еще таких окопных калек аль безземельных, поделим панское добро да землю и почнем жизню.
- Нет, батя, не бывать по-твоему,- твердо заявил Кондратюк.
- Это почему - не бывать?
- А потому, что тут будут жить вот они...- показал чекист на стайку молчаливых ребят, сгрудившихся вокруг Лукерьи.
- Кто они?- не сразу понял солдат.
- У тебя дети есть?- спросил солдата Кондратюк.
- Были. Оказались в войну под немцем, так с голодухи да болезнев и перемерли.
- А эти пока живы. Но ежель не помочь им - и они перемрут, потому как батьки их, видимо, погибли на войне чи еще воюют.
- Нет такого закону, чтоб беспритульной детворе папские имения раздавать!- стоит на своем солдат.
- Есть такой закон,- спокойно парирует Кондратюк.
- Не слыхал такого приказу!
- Так вот я приказываю.
...Очутившись в панском доме, ребята почувствовали прилив буйной радости. Покои огласились смехом, криком, топотом ног, грохотом передвигаемой мебели, стонущими аккордами пианино, по клавишам которого колотили кулачонками...
Ничего подобного не видел и не слышал чопорный барский дом.
Ганна с Лукерьей сбились с ног, приводя в порядок бесприютную вольницу. Это было не так просто.
Кто-то из ребят притащил морковку, пошептался с дружками. В один миг ребятня ринулась за пареньком с морковкой во двор, а оттуда - на ближайшие деревенские огороды...
В деревне - переполох. Бабы с палками, ухватами бегут защищать свои гряды от налета детской орды. Крики, проклятия подняли на ноги всю деревушку. На непрошеных гостей двинулись мужики, дети. Вот-вот начнется избиение голодных детей.
Но тут подоспели Лукерья с Ганной и стали между детьми и бабами.
- Бабоньки!- бросилась Ганна навстречу разъяренным женщинам.- На кого с кольем-то?! Неужто не видите: голодные, бесприютные сироты!
Но бабы двигались грозной цепью, не слушая Ганну.
- Стойте!- твердо приказала Лукерья, и все почему-то остановились.- Вашего они ничего боле не тронут,- решительно заверила,- правда... У нас скоро все свое будет... Нам уезд дал панскую усадьбу, часть панской земли, поможет оборудовать школу, и мы сами будем пахать, сеять и учиться... Ваших ребят тоже возьмем в нашу школу. А пока помогите нам на первых порах. Хоть чем-нибудь. Хотя бы раз поесть. Ведь не сдуру они навалились на ваши огороды, с голоду!..
...По дороге к имению едет телега, полная всего понемногу. Тут и картошка, и кусочки хлеба в корзине, яблоки, морковка, бурачки, мука...
Слабую хилую конягу ведет за повод мальчуган, а Ганна и Лукерья и остальные ребята подталкивают телегу, помогают коняге довезти посильную помощь, которую собрала деревня голодным детям.
На повороте к имению телега остановилась. Ганна вытерла пот с лица, вздохнула.
- Ну, детки...- обратилась она к ребятам,- мне пора...
- Куда же вы, тетенька?
- Я еще и сама не знаю куда...- призналась Ганна.- А вы живите тут на здоровье... Поживите маленько, а там и объявится кто: мамка аль батька... Найдут вас, коль живы которые... А я пойду... Будь здорова, Лукерья... Смотри ж тут за ними...
Ганна подошла к Лукерье, поцеловалась с ней на прощанье.
- Ты уж не серчай на меня, бабонька, что поначалу не ласкова была с тобой.
- Да будет... Иди, Ганна. Ищи, даст бог, найдешь... И долго еще смотрели притихшие ребята с Лукерьей вслед удаляющейся Ганне, которая так неожиданно повернула маленькие их судьбы.
...Двор хутора. Анютка сидит на ступеньке крыльца с хозяйским малышом на коленях. Во двор въезжает телега. На телеге два полных мешка и еще что-то, прикрытое травой. В передке примостился возница - один из бандитов, пировавших у Прокопа.
Из дома навстречу вышел Прокоп... Поздоровался с приезжим. Пощупал рукой мешки.
- Чего тут?
- Жито...- нехотя ответил возница.- Сегодня ночью потрясли мельницу... Молоть для каких-то бесприютных? Понавезли их там в панское имение...
- А это?- потрогал хозяин что-то, накрытое травой.
Возница раскрыл. Под травой оказался пулемет.
- Церковный староста передал. Шла какая-то воинская часть через село. Выкрал вот. А патроны не догадался стянуть, старый пень... Пущай у тебя покуль побудет...
Прокоп и возница взяли по мешку и понесли в сарай. Туда же и пулемет оттащили. Из сарая на телегу начали грузить буханки хлеба, два копченых окорока, мешок картошки, бочонок огурцов, мешок яблок…
- Сегодня отдыхаем...
- Где?
- В Темном логе.
Возница удобнее положил обрез под переднее сиденье и завернул коня в обратный путь.
Анютка поставила малыша на землю и рванулась к телеге, видимо, хотела спросить незнакомого дядю - не встречал ли где маму?
Но, пробежав шагов шесть-семь, девочка упала. Она забыла, что была привязана за ногу длинной веревкой к крыльцу.
Возница оглянулся.
- Приучаешь?
- На всякий случай... Штоб не сбежала...- пояснил Прокоп.
...Едет телега, на которой бандит везет харчи от Прокопа, удаляется в лес все глубже и глубже.
Возница и не подозревает, что за ним следует на некотором расстоянии человек, осторожно переходя от дерева к дереву.
...Темный лог - небольшая поляна среди густого дремучего леса. В центре дымится догоревший костер. Над костром на перекладине висят портянки, сапоги, штаны - сушатся.
В шалашах вокруг костра спят после ночной "работы" бандиты, с обрезами под головами.
Дежурный с обрезом на коленях сидит на пне у обочины единственной, еле заметной тропинки, сторожа покой спящих. Дремлет.
Из-за спины с величайшей осторожностью к нему подкрадывается человек, следовавший в лесу за телегой. В какое-то мгновение человек прыгает на часового, глушит его ударом по голове.
В лесной чаще замелькали фигуры людей, перебегающих от дерева к дереву. Это - бойцы отряда ЧК, доставившие детей в имение. Цепь бойцов окружила поляну со всех сторон и постепенно, осторожно сжимает кольцо.
Так же осторожно бойцы во главе с Кондратюком вошли на поляну и направили пулемет на шалаши. Чекист выстрелил вверх.
Шалаши мгновенно ожили, из них стали выскакивать босые, заспанные бандиты. С удивлением и ужасом встречали направленные на них со всех сторон дула винтовок, пулемета...
...Анютка еще спала в своей боковушке в сенях, когда двор неожиданно ожил голосами, скрипом подвод, храпом коней... Было утро, солнечные лучи пробивались в щели. К одной из них, самой широкой, девочка припала глазами.
Двор маленького хутора заполнен конниками. Это отряд чекистов, ликвидировавший лесную банду.
Прокоп вышел из дому навстречу непрошеным гостям и настороженно остановился на нижней ступеньке крыльца, почуяв недоброе.
Спешившись, к нему подошел Кондратюк.
- Здорово, хозяин...
- Здорово...- нехотя ответил Прокоп.
- Что смотришь? Никак признать не можешь?
- Вроде бы...- засмеялся Прокоп.
- Ну как моя винтовка стреляет?
Прокоп вздрогнул, отступил на шаг назад, узнав "солдата". Но быстро овладел собой...
- Не пробовал еще...
- И пробовать не стоит,- она без пружины…
- Обманул, выходит?
- А ты хотел справную? Я всучил ее, каб выследить тебя и твою шайку. А теперь показывай, где ховаешь оружие и все, что награбили твои бандюки...
- Оружиев никаких нету, и ховать ничего не ховаю...
- Обыскать!- скомандовал Кондратюк чекистам.
Те бросились в сарай, амбар, на чердак.
Кондратюк внимательно следил за реакцией хозяина:
- Лучше сам покажи. Хуже будет, ежель без твоей подмоги найдем...
- Ничего знать не знаю...
- Думаешь, я не догадался, для кого ты винтовку сторговал?
Хозяин молчал.
- Мы уже давно за твоим хутором следим. Видели, как приезжали и приходили к тебе твои дружки с Темного лога. Харчевались, ховали чего-то... Где сховано?
- Все было навыворот, комиссар...- опомнился наконец Прокоп.- Приезжать - приезжали, правда твоя. Только ховать ничего не ховали, а грабили меня и увозили все а лес. Для того и винтовку купил, двор оборонять от иродов... Только што ж я один супроть такой банды... Вот и драли как липу...
- Не заговаривай зубы.
- Христом-богом клянусь...
- Христа в сподручные прихватил?
Тем временем около них собрались чекисты, производившие обыск.
- Ну что?- спросил Кондратюк.
- Пока ничего.
- Да ничего и не найдете, хоть весь двор и хату по соломинке разберите!- стал уверять повеселевший Прокоп.- Христу-богу не верите - мне поверьте. До нитки разорили бандюги окаянные! Нет от них жисти, пропади они пропадом!.. Чуть не каждый день не тот, так другой заваливались, и подавай ему, а не дашь - сами хватали, на телегу и в лес!
- А не врешь?
- Братцы!- бросился Прокоп на колени перед чекистами.- Да разрази меня гром на этом месте, коли неправду говорю!- всхлипнул, сложив молитвенно руки.- Недавно наехало их, погрузили на возы хлеб, пожитки и увезли все, как есть! Ну как так можно жить дальше, а?- уже с явной слезной дрожью в голосе вопрошал Прокоп.
Анютка, все время вертевшаяся у ног, подошла к хозяину и потянула его за рукав, тронутая слезами и горем человека, стоявшего на коленях.
- Не плачьте... Они обманули вас...- успокоила девочка.
- Кто обманул?- не уразумел хозяин.
- Да те, которые приезжали ночью...
- Много ты знаешь!
- Да, да! Они не в лес повезли, а отнесли вон туда!- показала девочка на ворота сарая.- Я все-все видела в дырочку через стенку...
Кондратюк молча кивнул чекистам и направился с ними в сарай.
В сарае хозяйская собака разрывала землю, жадно принюхиваясь к чему-то.
- Лопату!- коротко приказал Кондратюк.
Лопата врезалась в землю. Наткнулась на что-то твердое.
Под толстым слоем земли оказалась широкая крышка, закрывавшая вход в большой погреб.
Прокоп стоял во дворе, оцепенев от страха.
Анютка выбежала из сарая и помчалась к Прокопу с радостным криком:
- Нашли! Все ваше нашли! Не плачьте, дяденька! Не плачьте!
Прокоп с ненавистью ударил ее ногой, и Анютка покатилась под двуколку, резко вскрикнув...
Из погреба чекисты вытаскивали винтовки, ящик с патронами, пулемет, кадушку сала, окорока, запах которых, видимо, прельстил хозяйскую собаку, корзины, узлы, награбленные в разбойных походах...
Вытащили наконец и два мешка, взятые бандитами на мельнице.
На каждом мешке кривыми буквами выведено:
Хлеб для детского приюта,
Смолоть без очереди.
Чекисты погрузили все это на телеги и двуколку. Кондратюк вышел из сарая и прямо направился в хату, но тут же выбежал.
- Где хозяин?- крикнул на весь двор.
Но хозяина и след простыл.