...Обоз под охраной конников ехал по лесной дороге. Чекисты уверены, что они ликвидировали не только банду, а и ее базу на лесном хуторе. Поэтому возвращались с песней и были довольно-таки беззаботны.
Одну из телег подбросило на дорожных корнях. На обочину слетел узел. Возница с винтовкой за плечами поднял узел и начал его заталкивать между корзин.
Из-под узлов послышался слабый вскрик.
Возница раздвинул узлы.
На дне телеги лежала, свернувшись калачиком, Анютка. Никто не видел, как со страху забралась она на телегу, стоявшую во дворе, и спряталась под солому от рассвирепевшего хозяина.
- Ты чего тут?- удивился возница,
- Я боюсь...- прошептала дрожавшая Анютка,
- Чего?
- Дядя убьет... Он больно-больно ударил меня…
- Это кто, хозяин, что ли?
- Ага.
- А ты рази не дочка его?
- Не-е! Мой папа на войне!
- Во-он оно што!- удивился возница, даже присвистнул...
...Анютка сидит уже на узлах. Рядом с телегой шагает возница, озабоченно слушает ее болтовню.
- ...вы меня, дяденька, подвезите только, где паровозики ходят, и покажите, куда ехать, а там я уже сама...
- Сама...- вздыхает возница.- Кто же тебя саму отпустит, дитё ты горькое... Вот приедем в город и отвезем тебя в приют!.. Там таких, как ты, десятка три уже...
- А я не поеду туда!- протестует девочка...
Командир отряда едет впереди, молча ругая себя на чем свет стоит, что упустил хозяина. Опасный зверь выскользнул из рук.
Отряд движется не спеша. По лесу плывет раздольная песня о Ермаке и его славной дружине...
На высоком запеве грянул неожиданный выстрел из густого ельника,- Кондратюк покачнулся в седле и медленно сполз вниз... Чекисты спешились, сорвали с плеч винтовки, дали залп, другой по придорожным кустам, несколько человек бросилось в заросли, откуда прогремел выстрел, но Прокоп был уже далеко от дороги. Он знал лес лучше своих преследователей...
...Медленно приближается отряд к городу.
На передней телеге, на мешках сиротского хлеба, лежит Кондратюк с перевязанной головой. Позади телеги идет его оседланный конь. По бокам движется конный эскорт.
Анютка едет на самой последней телеге, пораженная случившимся. Она знает, что ее хотят отвезти куда-то, откуда, видимо, трудно будет выбраться и найти маму. Вот почему, когда отряд переезжал через железную дорогу, девочка незаметно соскользнула с телеги и спряталась в канавке. Отряд был уже далеко, и тогда Анютка вышла на полотно, осмотрелась.
Вдали виднелись вагоны, стоявшие на запасных путях. Туда она и побежала со всех ног, окрыленная надеждой уехать обратно домой, куда, видимо, вернулась мама.
...Очутилась на станции, когда там готовился к отправке эшелон. У теплушек в полном разгаре посадочные баталии... Солдаты, мешочники, беженцы - бурный людской водоворот...
Девочка с ужасом в глазенках смотрела на посадочную кутерьму. Бросилась к ближайшей теплушке, но ее оттолкнули в сторону, чтобы не путалась под ногами...
Побежала к следующей теплушке, но и там ей не удалось пробить непробиваемую стену человеческих ног, мешков, узлов...
На глазах Анютки слезы бессилия и злости. Она кинулась в атаку на посадку в третью теплушку - там ее просто отшвырнули... Помчалась дальше, заливаясь слезами, но и у четвертой и пятой теплушек ее штурм закончился неудачей...
Анютка с плачем бежит вслед за уходящим составом, хватается за висящих на подножках, на поручнях пассажиров, обрывается, догоняет и снова цепляется, но опять срывается и остается лежать на обочине пути, провожая безнадежным взглядом хвост эшелона...
...На перрон вернулась молчаливая, окаменевшая от горя. Присела в сторонке подумать, что же делать дальше?.. Долго сидела так, пока внимание ее не привлек маленький оборванный мальчик.
Это - Тишка. Он ходил около пути, на котором стоял ушедший поезд, и подбирал что-то... В ручонках его можно заметить кусочек недоеденного огурца, хвостик морковки, картофельную шелуху... Видимо, не один такой эшелон оставлял Тишке свои "дары", которыми он пробавлялся время от времени.
Отойдя в сторонку, мальчик собрался уже было перекусить, как из-за вагона на него налетели двое таких же грязных оборванцев, только немного постарше. Начали отнимать у Тишки его скромную поживу.
Тишка, наученный горьким опытом дележек, упал на землю животом вниз, поджав под себя кулачки, в которых держал свои находки.
Оборвыши перевернули его на спину, но неожиданно разбежались в стороны... Возле Тишки стояла, защищая его, разъяренная Анютка... Опомнившись, оборванцы ринулись на нее.
Неизвестно, чем бы закончилась схватка, если бы не вмешался одноногий солдат, ушедший из имения. Он быстро восстановил справедливость, взяв под свою защиту маленького Тишку и Анютку.
Мальчишки все же успели вырвать у Тишки морковку и огрызок огурца. Мальчику до слез обидно. Он плачет горькими слезами, растирая кулаками грязные потеки. Солдат берет Тишку и Анютку за руки, ведет к скамейке, где сидел до этого. Усадил рядом. Вынул из солдатского мешка по сухарику.
Тишка взял сухарик и недоверчиво смотрит на солдата: шутит он или в самом деле?.. Мальчик все уже испытал в свои пять лет...
- Ешь, чего смотришь?- подбодрил солдат.
Опасливо оглянувшись кругом,- нет ли поблизости подстерегающих, ребенок торопливо начал грызть сухарик. Анютка тоже аппетитно хрустнула. Солдат смотрит на них помрачневшим и вместе с тем теплым взглядом. Может, вспомнил своих, загубленных войной ребятишек, может, задумался над судьбой этих,
- Звать-то тебя как?
- Тишка...
- А тебя?
- Анютка.
- Он што, братик твой?
Анютка глянула на Тишку, на солдата, обдумывая, как лучше ответить.
- Ага,- может, первый раз в жизни соврала девочка, решив, видимо, взять на свою ответственность дальнейшую судьбу беспомощного Тишки.
- А батьки ваши? Почему бесприютничаете?..
- Папа на войне,- спешит ответить девочка,- а мама потерялась... Мы ищем ее...
- Ну что ж,- вздохнул солдат.- Ежель хотите найти мамку, пойдем со мной...
...Вот так они очутились в знакомом уже нам имении, куда чекисты привезли беспризорных детей.
Их встретила почти вся ребятня, высыпавшая во двор. Многие узнали Тишку, не поделившего однажды хлебную корку с обитателями теплушки.
- Ткшка-мышка-скупердяй!
- Тишка-мышка-скупердяй!- начали дразнить маленького Тишку.
Кто-то подбежал к нему и показал язык.
Анютка и на этот раз не сдержалась,- бросилась в контратаку на всю ребячью ватагу, защищая струхнувшего собрата. От неожиданности ребята растерялись, но в ту же минуту опомнились: кого, собственно, испугались! Дружно ринулись на Анютку под свист и улюлюканье. Но между ними и Анюткой встал солдат, подняв в руке дорожную палку...
- А ну, цыц!- рявкнул на весь двор.
Дети опешили, замерли на месте.
- По одному в ряд становись!- скомандовал он.
Дети зашевелились и послушно стали в один ряд.
- Смир-рна!- снова скомандовал солдат.
Дети недоуменно переглянулись,- не совсем поняли команду.
- Смирна, стало быть, замри на месте, не шевелись и гляди на меня, покуль не скажу - вольно...- пояснил солдат.
Все присмирели и уставились на взрослого дядю с раскрытыми ртами и настороженными глазенками. Кажется, им это понравилось...
- Так вот, голопузые!.. Отныне я вами буду командовать...- сообщил солдат.- Хотел уйти отселева, а посля передумал: няма куды податься мне. Стало быть, остаюсь при вас и буду распоряжаться по хозяйству, поскольку вы в нем ничога не смыслите...
- Правильно, служба, давно бы так!- подошла к нему усталая донельзя Лукерья.- Будешь, служба, помогать мне. Упарилась я тут с ними.
- Вот, вот!- обрадовался солдат.
- Звать-то тебя как?- поинтересовалась женщина.
- Степаном зови.
- Подходяще.
- Ну вот,- еще более приободрился Степан.- Стало быть, кончается ваша безбатьковщина. Я с ей,- кивнул головой на Лукерью,- будем вам и за батьку и за матку... Спать всем есть на чем?- сразу приступил к делу.
- He!
- He!
- He!
- Струмент я тут приховал, доски тож есть, зараз смастерим козлы!
- Смастерим!
- Смастерим!- закричали ребята наперебой.
- Смирна-а!..
Дети опять присмирели. Степан критическим взглядом прошелся по грязным босым ножонкам.
- Знаете, што такое лыки?- спросил он.
- Знаем!- ответил кто-то неуверенно.
- А знаете, где они растут?
- В лесу!- послышался еще один несмелый ответ,
- Так вот... Половина строя зараз пойдут в лес по лыки, заодно соберут грибов и орехов, другая останется со мной козлы мастерить!
- Пошли!- крикнул кто-то нетерпеливо.
- Атставить!- приказал Степан.- Не было команды! Слухай напоследок...- Он подошел к Анютке и Тишке, стоявшим в сторонке.- Вот этих штоб и пальцем не тронули, бо и они такие ж бесприютные, как и вы!.. Считайте, они - мои дочка и сын. Так и знайте: ежель што - отлуплю как Сидорову козу и прогоню отседова на все четыре!.. Поняли?
- Поняли!
- Ну вот. А теперь правая половина ко мне! Левая - в лес! Разойдись!..
Такое еще больше понравилось ребятам! Они лавиной помчались через поле в ближайший лес. Лес ожил, наполнился визгом, свистом.
Оставшиеся без крика и шума занялись во дворе более прозаическим делом - стали сколачивать из коротко нарезанных кусков досок козлы для топчанов.
Единственное, что централизовал Степан в своих руках - гвозди, которые выдавал по одному и показывал, куда и как их заколачивать.
...Утро. Дети спят на топчанах, прикрытые чем попало. Ни подушек, ни матрасов еще нет. Да ребятам, видимо, и не привыкать.
В одной комнатушке спят девочки, Среди них - Анютка. Рядом с ней скрючился Тишка. Анютка и ночью не захотела отпустить от себя малыша, чтобы не обидел кто.
...Спальня мальчиков. У полураскрытого окна ворочается мальчуган. Ему холодно. То, чем был прикрыт, сползло ночью и валялось на полу.
Мальчуган и проснулся от холода, поднялся, чтобы прикрыть окно. Глянул во двор, замер: в ворота въезжала военная двуколка. Мальчуган заложил два пальца в рот, свистнул на всю спальню... Детвора подхватилась, как по тревоге.
- Посмотрите, кто приехал!- крикнул он на весь дом.
Все сгрудились у окон, потом метнулись во двор. Лукерья и Степан стояли у двуколки и разговаривали с Кондратюком. А к нему уже мчалась ребятня, очертя голову. Окружили двуколку, кричат, смеются, улыбаются - узнали!
- Как живем-можем, орлы!- перекрыл густой голос Кондратюка детский шум.
В ответ поднялись еще больший шум и галдеж. В них потонули отдельные детские голоса.
- Атставить!..- скомандовал наконец Степан, видя, что иначе не дождаться порядка.
Ребята привыкли уже к его командам и враз смолкли.
- А теперя слухайте, што скажуть!..
Кондратюк обвел глазами детей, улыбнулся.
Ребята в ответ - тоже.
- Так вот, детки...- начал он негромко.- Идет осень, и что нам придется делать?
- Бульбу копать!
- Правильно. А еще будете сеять!..
Кондратюк слез с двуколки, поднял мех, взвалил на плечо и поставил на землю. Так же снял и второй мешок. На них хорошо видны слова, написанные дегтем:
Хлеб для детского приюта.
Смолоть без очереди.
- Наши!
- Наши!- узнали дети свои мешки.
- Бандиты украли их на мельнице!
- Бандиты украли, а мы нашли...- сказал Кондратюк.- Правда, нашла их одна девочка, это она показала нам, где бандиты спрятали ваш хлеб и много чего другого…
- А ее бандиты не убили за это?- поинтересовался кто-то.
- Хотели убить, стреляли в нее, а попали вот в меня...
- А где она теперь?- еще больше заинтересовались ребята.
- Не знаю. Мне в больнице уже сказывали, что она оказалась в нашем обозе, а после как в воду канула.
- Может, бандиты украли ее и убили?
- Все может быть...- неопределенно ответил Кондратюк.
На двуколку вскочил рослый хлопчик. Взмахнул рукой, чтобы все утихли, и запел "Вы жертвою пали"... Ребята, воодушевленные подвигом неизвестной девочки, стихийно подхватили песню, которую они, видимо, не раз слыхали в те дни...
Кондратюк снял шапку. Снял шапку и Степан.
Только Анютка и Тишка сидели поодаль.
- Чего это они поют?- спрашивает Тишка.
- Это кто упадет, так вот поют...- поясняет Анютка.
- А как упадет?- не отстает Тишка.
- Жертвою...
- А кто упал?
- Я не знаю...
Кончилась траурная песня. Кондратюк нахлобучил шапку.
- Может, ребята, она и жива, потому как, сказывали, будто собиралась куда-то ехать...
- А меня не пустили в вагончики...- услыхал Кондратюк дрожащий от обиды голосок Анютки.
Он резко повернулся на голос.
- Кого не пустили?!
- Меня...- подтвердила девочка.
Чекист взволнованно шагнул к ней, присмотрелся.
- Братцы!.. Так это ж она!..- крикнул он на весь двор, взяв на руки Анютку.- Так ты от батьки убегла с хутора?
- Мой папа на войне...
- А мамка?
- Не знаю. В лесу стреляли, я убежала, а мама потерялась...
- Это когда в поезде ехали?
- Ага.
- Милая ты моя!.. Да тебя ж мамка по всему свету ищет! Она ж и тут была!..
- И вы ее видели?- взволнованно спросила Анютка.
- Видел, разговаривал! И не раз!
- Где же ока теперь?
- Кто ж ее знает... Шукает, небось, где-то по станциям да по деревням...
Анютка зажала кулачком рот, чтобы не разрыдаться. Застыла в безысходном отчаянии... Ни слез, ни всхлипываний... Сжалась в комочек. Не слышит ни вопросов, ни утешений... Переходит с рук на руки окаменевшая, отрешенная от всего на свете...
...Вот уже Степан держит ее на руках. Что-то говорит. Анютка не слышит.
...Лукерья взяла ее на руки. Тоже, видимо, утешает... Анютка не слышит...
...Дети посадили ее на мешок. Окружили, наперебой предлагают кто ленточку, кто картофелину, кто кусочек морковки... Какой-то хлопчик расщедрился даже на спичечный коробок... Анютка ни к чему не притрагивается... Как будто все это не для нее...
Но вот, приняв, видимо, решение, девочка соскакивает с мешка, прорывается сквозь окружение и бежит со двора на дорогу и по дороге... по дороге... жадно глотая встречный воздух, задыхаясь и падая...
Во дворе опомнились не сразу. Первым спохватился Кондратюк. Он вскочил на двуколку, круто повернул коня и хлестнул его вожжами. Конь с места рванул крупной рысью.
За двуколкой бегут дети, Лукерья. Ковыляет взволнованный Степан... И самым последним клубочком катится Тишка. Ревмя ревет, уверенный, что Анютка хочет убежать от него, оставить... И только где-то на повороте дороги двуколка настигает Анютку. Выбившись из сил, девочка упала в дорожный песок. Кондратюк соскочил с телеги, подхватил ее на руки.
- Ты куда же это, а?..
Анютка молчит, никак не может отдышаться.
- Сперва мамка тебя ищет, потом мы за тобой охотимся... Нет уж, милая, жди пока тут...- уговаривает Кондратюк.- А насчет мамки я дам объявление в газету, укажу в нем, где ты обретаешься, и мамка придет за тобой.
- А скоро придет?
- Как только прочитает, В момент!
...Редакция губернской газеты. Комната, заставленная столами. На столах обрывки газет, ученические чернильницы-невыливашки, школьные ручки.
Людей нет. Сотрудники входят и выходят, не обращая внимания на стоящего посреди комнаты Кондратюка. А тот ждал-ждал, пока не решился схватить за рукав пробегавшего мимо.
- В чем дело, товарищ?
- Мне бы...
- Короче...
- ...объявить в газете надо бы…
- Объявления не принимаем.
- Как не принимаете?
- Нет мелкого шрифта.
- Какого такого шрифта?
- Буквочки такие махонькие.
- А ты мне большими пропечатай… Вот такими!..
Кондратюк подошел к столу. На нем лежала газета "Соха и молот". В скобках: "Орган Могилевского губкома РКП". Кондратюк положил ладонь на название:
- Вот такими буквами пропечатай... И на самом первом месте. Понял?
Сотрудник посмотрел на него, как на чудака, махнул рукой и побежал по своим делам.
Чекист попробовал остановить второго, третьего... Те отмахивались от него, как от назойливой мухи.
Наконец он выхватил наган и схватил очередного за рукав.
- Стой, тебе говорят!
- Да?
- Где ваш командир?
- Редактор?
- Мне все равно, давай редактора!
Сотрудник показал рукой на дверь. Разъяренный, Кондратюк с наганом в руке пнул ногой дверь к редактору. На него поднял воспаленные от переутомления глаза человек. Он сидел за маленьким столиком, заваленным газетными материалами, За спинкой редакторского стула стояла узкая железная кровать, покрытая солдатским одеялом. Кабинет и квартира редактора.
- Главный?- еле сдерживая себя, спросил Кондратюк.
- Да. В чем дело?
- Не хотят твои, понимаешь, пропечатать меня.
- Почему?
- Буквочек, вишь ли, махоньких нет. А мне большие нужны. Чтоб сразу она увидела и прочитала!
- Кто она, что прочитала?- не понял редактор.
- Тож выкручиваешься?- стукнул чекист по столу рукояткой нагана.
Редактор вынул со стола свой наган и положил на бумаги. Кондратюк поостыл, опустил оружие, поискал глазами, где бы присесть - второго стула не было.
- Садитесь на кровать...- пригласил редактор.
Кондратюк присел осторожно, потому что уж больно ненадежная была кроватка. Редактор подсел к нему.
- Ну вот. А теперь рассказывайте...
...С колокольни сельской церквушки по окрестностям расплывается гулкий звон. Он слышен далеко за селом.
Церковный староста раскачивает колокольную веревку, бьет еще раз, два, прислушивается, далеко ли уплыл волнистый гул, и на этом кончает.
...Поздний вечер. Вернее - ночь. Староста сидит за столом у себя дома, разглядывая газету "Соха и молот" при скупом свете церковной свечи.
В окно кто-то осторожно постучал. Староста спешит к двери, он давно, видимо, ожидал стука.
В дом осторожно входит хозяин хутора - Прокоп.
- Добрый вечер...
- Здорово... Проходь, присаживайся.
Прокоп не спеша подсел к столу.
- Зачем вызвал звоном?
- Дело тут, Прокоп, до тебя...- пробасил староста, взяв со стола газету.- Сам-то ты читать не умеешь, а пропечатано-то как раз про тебя...
- Кто ж это пропечатал?- насторожился Прокоп.
Староста оседлал нос старыми очками, развернул газету, всмотрелся в подпись.
- "Записано со слов командира ЧК товарища Кондратюка",- медленно связывая слоги, прочитал староста.
- Ну и чего же там записано?- еще больше насторожился Прокоп.
- Читать, вишь ли, долго... Впрочем, тут твою душу вдоль и поперек перепахивают... Значит, и бандит ты, и бандитов пригревал. Ну, а девчушка, котора у тебя жила, помогла ЧаКе найти бандитский склад в твоем хлеве...
- Ох, окаянная тварь!..