Друзья ещё вчера условились, что пойдут утром на озеро, посидят с удочками. Но Юра проспал утренний клёв; Гриша зря прождал его у себя дома. Он не сердился. Что сделаешь: устал парень за эти дни, не привык к тяжёлой сельской работе.
Они побродили без дела по безлюдной деревенской улице, сходили за пять километров на озеро присмотреть местечко для лова, а теперь возвращались домой за удочками. Конечно, вечер - не утро. Рыба клюёт далеко не так, особенно весной, но, может, удастся всё-таки поймать хоть трех-четырех чебачков… Нет, ничего с рыбалкой не вышло! Ребят искали. Нарочная из конторы, юркая женщина, похожая на подростка, уже избегала полдеревни. Их срочно звал к себе управляющий отделением совхоза.
Ребята переглянулись. Всё ясно! Был выходной - и нет выходного. Ничего не поделаешь: страда!
Управляющий отделением спал, сидя за письменным столом. Голова свесилась на грудь, брезентовый плащ поднялся над спиной жестяным горбом. Сразу видно: человек всю ночь не спал, сюда заявился прямо с поля.
Гриша негромко кашлянул в кулак. Управляющий приоткрыл один глаз, другой. Они были у него красные, как у кролика.
- Отдохнули, ребятки?
- Да так, чуть-чуть.
- Одному из вас в ночь идти. С семи вечера заступать и до семи утра. А там сутки свободные.
Управляющий говорил вроде бы им двоим, а сам смотрел при этом на одного Гришу. Тот и ростом был выше, и плотнее.
Юре вдруг стало обидно. Он сделал шаг вперёд:
- Я пойду.
- Ночью трудно. - Управляющий в сомнении мял рукой подбородок. - Был бы хоть поздоровее.
- Да что у вас - сеяльщики на вес?
Сонные глаза управляющего оживились; он удовлетворённо кивнул.
- Оденься только потеплее. Звёзды не очень-то греют… Обожди, - остановил он Юру, уже подавшегося к двери, - сейчас придёт твой тракторист.
Тракторист не вошёл - ворвался, как степной ветер. Моряцкий бушлат нараспашку, промасленная шапка залихватски сдвинута на затылок.
- Зачем звали?
- Ты в ночь? - Управляющего не узнать. Голову поднял, весь подобрался. Даже плащ больше не топорщился. - Вот этого возьмёшь с собой, - он показал на Юру, - вторым сеяльщиком.
- Так Маруся же управляется! - Судя по всему, тракторист не очень обрадовался.
- Семян много расходуете, заправщики жалуются. А ведь сам, кажется, знаешь, как нынче с ними трудно. Со станции прямо на поле. Возить не успевают.
- Понятно! - Тракторист рывком повернулся к Юре. Глаза у него острые, цепкие. - К шести быть у конторы. Поедем со сменой на стан…
…В машине народ собрался, в основном, пожилой, степенный. Помоложе - Юрин тракторист (его Петром звать) да ещё двое-трое. Тем бы позубоскалить. И, конечно, первым делом по поводу удочек: Юра взял их с собой, чтобы утром, после смены, не заходя домой, - сразу на озеро.
- Ты как, пацан, прямо с сеялки?
- Ха-ха-ха!
- Да он привык по ночам удить.
- Ха-ха-ха!
Пусть смеются…
Среди едущих одна женщина. Полная, краснолицая, в мужской меховой шапке. Агроном отделения - она бывает на каждой пересменке.
А где же Маруся? Уже, наверное, там - с первой машиной уехала. Интересно, какая она? В дневной смене есть женщины, но больше пожилые. Одна только девушка. Весёлая, песни всё время поёт. Даже на пересменке. Заливает сошники маслом, а сама:
Но я упряма.
Ах, как я упряма…
Юра тронул за плечо своего тракториста; он сидел рядом, у борта:
- А она молодая?
- Кто?
- Да Маруся.
Тракторист посмотрел на него ошалело и вдруг захохотал:
- Ха-ха-ха!.. "Она молодая"!.. Ой, не могу!
- Что смешного? - Юра обиделся. - Я её не знаю, вот и спросил.
- Так ведь она не баба. Мужик. - Тракторист вытер рукавом выступившие слезы. - Ну, пацан, уморил.
Юра покраснел до ушей. Надо же так влипнуть!
- Фамилия у него Марусич. Вот все Марусей и кличут. Городской он, к нам сюда только на сев.
Полевой стан, как всегда во время пересменки, наполнен шумом и грохотом. Один за другим с лязгом подъезжают тракторы, волоча за собой сцепы сеялок и поднимая тучи пыли. Оставляют сеялки на краю поля, а сами выстраиваются в линию возле вагончика. Усталые трактористы с чёрными, запылёнными лицами, все похожие друг на друга, передают смену только что прибывшим.
Вот и Маруся. Мужчина не старый, но обрюзгший, с животом. Модный, с козырьком, берет, а под ним густые, свалявшиеся, как войлок, волосы. Зерно застрянет - прорастёт. Всю пыль с полей собрал.
Тракторист отвёл Марусю в сторону, толкует о чём-то, бросая на Юру быстрые взгляды. Наверное, говорит: навязали практиканта на нашу голову. А Маруся урчит недовольно. Он вообще не говорит, а урчит, словно голосовые связки у него не в горле, как у всех людей, а в животе. Сразу и не разберёшь, что сказал.
Техуход провели вместе. Залили жидким маслом сошники, колёса заправили солидолом. Это для Юры уже привычное дело; он управился даже раньше Маруси. Тому не очень-то сподручно наклоняться - животик мешает.
Подъехал трактор.
- Готовы? - высунулся из кабины Пётр. - Цепляй сеялки!
Трактор взревел, выплюнул облачко чёрного дыма и сильно дёрнул сеялку. Юра едва устоял на ногах, схватился руками за крышку.
Громоздкий агрегат, скрежеща, подскакивая на неровностях почвы, вышел в степь.
Начиналась ночная смена.
Огромное солнце висит на краю неба, зажигая всю землю своим красным неярким пламенем. Горит берёзовая рощица неподалёку от степного озера; горит, словно расплавленное, и само озеро. Горит трактор, горят сеялки; горят, как будто светятся изнутри, лица сеяльщиков. Даже на землю, чёрную, сырую, жирную степную землю, ложится багровый отсвет.
Красиво! И страшновато немного. Как будто это и не наша, а какая-то совсем другая, чужая земля.
Ну конечно, не наша! Незнакомая планета, только что открытая. А они - космонавты с ракеты, прилетевшей сюда. А это не трактор, не сеялки - исследовательский агрегат. Или нет! Это и трактор, и сеялки. Идёт сев на вновь открытой планете - надо установить, пригодна ли она для заселения людьми. И им, лучшим из лучший, предоставили честь первым засевать земными злаками эту чёрно-багровую почву.
Солнце уже нырнуло за горизонт, только тёмно-красный краешек виднеется. Где-то оно сейчас встаёт - и там кончается ночная смена. А здесь впереди ещё целая ночь.
Ветер напомнил о себе - рванул раз, другой. Пыль ударила в глаза. Плохо! Обычно ветер стихает после захода солнца. А сегодня, похоже, готовится бушевать всю ночь.
Стало темно. Тракторист зажёг фары. Хорошо ещё, что у него задняя есть. Хоть что-то видать.
Кончился гон. Трактор развернул сеялки и остановился. Пётр выпрыгнул из кабины, пошёл, проваливаясь по щиколотку в рыхлой земле, к сеяльщикам.
- Как, ребята?
- Порядок! - бодро ответил Юра.
- Что стал? - У Маруси рот набит зерном - оно не протравленное, можно жевать.
- Семена везут со станции. Заправимся - и дальше.
Вдалеке, по невидимой дороге, плыли, протыкая тьму, два тоненьких лучика света.
Автомашина подъехала, развернулась задним бортом, натужно визжа. Заправщицы, укутанные платками по самые глаза, плицами быстро набросали полные ящики семян.
- Это кому? Воронам? - Пётр подобрал с земли щепотку просыпанных зёрен. - Разбазариваете народное добро. А как не хватит - на сеяльщиков сваливаете…
Ночь захлестнула последние отблески заката. Теперь уже совсем ничего не видно, только трактор впереди. И звёзды на совершенно чёрном небе. Юра запрокинул голову. Кажется, они совсем близко. Метров двести - триста.
Холодно как! Ветер пронизывает насквозь. Налетает, как разбойник.
Юра спрыгнул с подножки и побежал по пашне. Трудно, ноги утопают. Зато побегаешь минут пять - с полчаса на сеялке можно терпеть.
Вот с соседней сеялки и Маруся спрыгнул. Тоже доняло, несмотря на жир.
А трактор прибавил ходу. Ну, теперь ему не догнать. Придётся ждать здесь, пока агрегат не вернётся.
А на сеялке у него там всё в порядке?
Юра перебрался на соседнюю сеялку, проверил зерно в ящике, сошники. Хотел обратно к себе, да задел за что-то ногой, чуть не упал.
Что там у него? Нагнулся, пошарил руками.
Ружьё! Охотничье ружьё! Даже место специальное для него устроено. Планочки прибиты, вроде как ящик. И гвоздь для ремня.
Проверил - заряжено. А дуло смотрит как раз в сторону Юриной сеялки. Нет уж, спасибо! Тряска такая, зацепит спусковым крючком за какой-нибудь болт или гвоздь. Или Маруся заденет ногой в темноте, как он сейчас, - и пальнёт дробью.
Юра снял ружьё с гвоздя, повернул дулом в другую сторону. Не получилось. Приклад не влезает, отверстие в планке маленькое - только для дула.
Тогда надо разрядить и положить, как лежало. Да, так спокойней, а то будешь всё время думать.
Юра переломил ствол - дело знакомое: отец брал его с малых лет на охоту. И ружьё такое же - одностволка системы Казанского. Вытащил дробовой патрон, сунул себе в карман. Марусе он ничего не скажет - разорётся ещё на всю степь. Утром, на пересменке, улучит момент и вгонит патрон обратно - всего-то дел!
Трактор снизил скорость. Разворачивается… Юра вернулся к себе на сеялку. А мысли всё вертятся вокруг ружья. Зачем Марусе ружьё? Охотничий сезон закрыт, дичь бить запрещается.
Впереди, в лучах фар, - человек. Руку поднял. Он, Маруся.
Трактор остановился.
- Перекур! - крикнул Пётр. - Давай сюда, пацан!
Они собрались возле трактора, присели на корточки с подветренной стороны. Здесь хорошо, от мотора несёт теплом.
Пётр распечатал пачку папирос.
- Ого, ленинградский "Беломор"! - Маруся торопливо проглотил ещё не разжёванное зерно, протянул к пачке короткие толстые пальцы. - Их даже в городе не всегда достанешь. В прошлом году ехать сюда на уборку - одни "гвоздики" в магазинах. Нынче тоже.
- Брось ты! Скажи - жадничаешь. - Пётр то ли шутил, то ли говорил всерьёз - не поймёшь.
Маруся был здесь на уборочной? Юра почему-то сразу вспомнил про лебедей.
- Вы в городе кем? - спросил он.
- По медицинской части, - ответил за Марусю Пётр и ухмыльнулся почему-то.
Юра удивился:
- Доктор?
Пётр рассмеялся. Маруся покосился на него, буркнул торопливо:
- На складе аптечном. - И поспешил сменить тему: - Ты что, не куришь, пацан?
- Нет.
- Вот правильно… - Пётр затянулся. Огонёк папиросы вспыхнул, на секунду осветил нижнюю часть его скуластого лица. - Одобряю! Я бы мог - тоже бросил. Сплошной расход.
- А тебе как - с выработки или подённо? - поинтересовался Маруся.
- Как всем. За питание только высчитывают.
- Вот придумали! Пацан ещё - и как всем.
- Так их же теперь к жизни приближают. А жизнь - это гроши да харчи хороши, - снова ухмыльнулся Пётр. - Тебя на кого учат?
- На тракториста.
- Ого! И водить дают?
- А как же! Такой же, "ДТ-54". - Юра хлопнул ладонью по горячему капоту. - У меня уже полтора часа на личном счету.
- Хочешь поводить?
Чёрт возьми, Гришка завтра лопнет от зависти! Самостоятельно водить трактор на севе! Да ещё ночью.
- Отчего же, - сдержанно произнёс он.
Красная точка описала большой полукруг и исчезла в темноте - Пётр щелчком послал от себя недокуренную папиросу.
- Залезай в кабину! Маруся, на место!
- Дай докурить, - проворчал тот.
- На сеялке докуришь…
Юра, волнуясь, сел на место тракториста. Это же не учебный полигон - поле. Осторожно включил скорость, взялся за рычаги.
- Газу больше… Больше, ещё больше, не трусь. Я же вот он, рядом.
Трактор, дрожа и покачиваясь, ползёт по пашне. Юра напряжённо вглядывается через запылённое ветровое стекло. Тусклая фара с трудом отвоёвывает у темноты небольшое пространство впереди трактора.
Только бы не сбиться с прямой! Как Пётр угадывает, куда вести? Плохо видно, почти ничего не видно впереди. Чёрная распаханная земля поглощает весь свет.
Становится жарко. Юра расстёгивает стёганку, проводит языком по пересохшим губам.
- Согрелся? - посмеивается Пётр. - А ничего, у тебя получается - будь спок!
Прошло ещё несколько минут - и Юра совсем освоился. Главное, прямо и прямо.
А Пётр - хороший парень. Чтобы кто-нибудь из других трактористов передал управление школьнику! Вдруг огрех? Ему же самому брак запишут: кто велел сажать практиканта за рычаги?
- Знаете, у Маруси ружьё на сеялке, - сказал Юра; ему захотелось чем-то отблагодарить тракториста, ну хотя бы доверием.
- Да ну-у, - протянул Пётр, и Юра не понял: насмешливо или удивлённо.
- Тут у вас в прошлом году лебедей убили на озере…
- Думаешь, он? - сразу догадался Пётр.
Юра пожал плечами:
- Если он браконьерствует… Такому всё равно: лебеди - не лебеди.
- Что-то не замечал я за ним. Но теперь присмотрю, будь спок, - пообещал тракторист. - Это куда же годится - такую красоту стрелять… А они-то хоть вкусные?
Юре снова почудились иронические нотки в его голосе. Повернул голову - нет, он серьёзно.
- Не ел.
- Пусти-ка меня. - Пётр приподнялся с сиденья. - Видишь, везут семена.
Глубокая ночь. Время тянется медленно, тягуче. Юра то и дело прочищает сошники, нужно, не нужно - разравнивает зерно в ящике.
- Знаешь, который час? - кричит Маруся.
- Нет.
- Скоро два. - Маруся перебрался к нему на сеялку. - Что, зелень, спать охота? Ложись прямо в ящик, я тут сам за тебя посмотрю. - Зачерпнул горсть зерна и снова жевать.
- Нет. - Юра отодвинулся, не скрывая неприязни.
- Ему по-хорошему, а он - нет! Ну и клюй себе носом, пока с сеялки не брякнешься. А я вот лягу.
Маруся вернулся на свою сеялку. В самом деле, устраивается в ящике. Вот потеха! Как он с брюшком? Ничего, залез, лежит.
А если забьёт сошники?.. Тоже работничек! Приехал, называется, помогать совхозу.
Трактор пошёл медленнее, остановился.
- Эй, на борту! - крикнул Пётр. - Живые - сюда!
Юра со всех ног несётся в кабину. Тепло, приятно. Он крякает, трёт озябшие руки.
- А Маруся?
- Дрыхнет в ящике.
- Вот филон! - Пётр усмехнулся. - Ну, пацан, считай, норма уже есть. Даже побольше - будь спок!
- Быстро водите!
- А то ползти, как ты… Хочешь ещё поводить? До края поля, там машину с зерном подождём. А я пока на сеялках постою.
И вот Юра один в кабине. До конца гона - километра полтора. И всё время по прямой. Чтобы точно и ровно.
А если чуть поправить фару? Вот так! Теперь сбоку виден след сеялки. Держаться от него на одном расстоянии - и порядок.
Так легче. Можно даже немного прибавить газ.
Конец гона. Здесь разворачиваться. Нет, лучше пусть Пётр! По прямой ещё ничего, а на развороте запутаешься…
- Эй! - крикнул Юра в темноту.
- Бегу! - отозвался Пётр и почти сразу же появился в кабине. - Что не развернул, пацан?
- Если бы днём…
- Посмотри, как я. Потом сам попробуешь.
Развернулись, стали. Маруся вылез из своего ящика. "Ага! - удовлетворённо отметил Юра. - Трясётся спросонок, как лист на осеннем ветру". Тут и машина с семенами подошла.
Заправили ящики доверху.
- На сегодня всё, - сказал Пётр заправщикам. - Больше не приезжайте… Экипаж, по местам!
Тронулись рывком, даже зерно посыпалось. Отъехали метров десять - стали. Опять трактор рванул - опять стали. Снова… Что-то не ладится.
Юра побежал к трактористу:
- Что случилось?
Пётр сердитый, злой:
- У себя спроси. Натворил со сцеплением.
- Я?.. - растерялся Юра.
- Работал трактор, как новенький, а теперь… То буксует, то рвёт… Вот, пожалуйста, опять… Эх ты, горе-тракторист!
Юра стоит красный. Как же так? Ведь он в самом деле ничего не сделал. Трактор шёл отлично, вплоть до самого разворота.
- Исправить нельзя?
- Исправишь тут, в темноте… - Пётр с досадой стукнул кулаком по сиденью. - Эх, не надо было давать! Сам виноват, дурья башка… Ну что теперь? Отцепим сеялки, без них кое-как к стану дотащимся. Утром летучка придёт - может, направят к вечеру.
Как неладно получилось! По его вине трактор простоит целый день. А позору! Ребята узнают…
- Что приуныл, пацан? Не бойся, никому не скажу, будь спок… Иди, отцепляй сеялки.
- И Марусе? - едва слышно произнёс Юра.
- Сказано - никому…
…Доплелись на трясущемся тракторе до полевого стана. Легли на полки в пустом вагончике. Тепло, можно спать.
Можно, если бы не…
Как же так, как же? Юра мысленно проверяет каждое своё движение. Выжал муфту сцепления. Включил скорость… Легко, очень легко шло. Легче, чем на учебном. Ни разу не заело.
- Спишь, пацан? - Это Пётр спросил.
- Нет.
- Ты спи!
Через минуту Маруся:
- Спишь?
А ему-то какое дело? Спал бы лучше сам, не спрашивал бы.
Неожиданно Маруся соскочил с полки:
- Ох, мать честная, термос там оставил. Сопрут… Пойду!
Сапоги громко затопали к выходу.
- И я с тобой, - поднялся Пётр. - Всё равно не спится. А ты давай спи, пацан! Спи, спи, не думай ни о чём. Всё будет в порядке.
Проходя мимо Юры, он заговорщицки тронул его грубой, очерствевшей, остро пахнущей маслом рукой: мол, сам знаешь, почему с ним иду. Теперь он у меня не постреляет, будь спок!
Они ушли оба и долго, очень долго не возвращались. Юра крутился беспокойно на деревянной полке. Уже, наверное, часа полтора прошло.
Наконец, не выдержав, вышел из вагончика, поднялся на пригорок.
Там остались сеялки, возле колка, резной силуэт которого выделяется на уже сиреневом небе. Вон светлая точка прыгает - у Петра карманный фонарик.
Но свет почему-то не у сеялок - в стороне. В самом колке. Вот вспыхнул. Ещё, ещё.
Что они делают там?
Светлая точка двинулась из колка. Пляшет по дороге. Сюда идут.
Юра вернулся в вагончик, лёг на полку.
Вскоре появились и они. Вошли тихо, на цыпочках. Маруся склонился над ним.
Юра закрыл глаза, задышал ровно, медленно: пусть думает - спит.
- Не разбуди, - шепнул Пётр.
- Не… - И после паузы: - А завтра как?
- Опять, наверное, школяра дадут. - Тракторист стянул сапоги, поставил их осторожно на пол.
- Чёрт бы их побрал! Нельзя же каждый раз так.
- Видно будет.
Через минуту оба начали храпеть. Густо, сердито - это тракторист. Тоненько, с присвистом - это Маруся.
Юра не спит.
Нехорошо на душе. Тревожно.
…И всё-таки он заснул. Кажется, на минуту, а открыл глаза - уже совсем светло.
На улице рокот моторов, шум, смех.
Пересменка.
Тракториста и Маруси уже нет в вагончике. Юра выглянул в окно. Вон машина отошла с ночной сменой, они там.
- Привет герою посевной!
Вошёл Гриша, весёлый, улыбающийся. В руке бумажный свёрток, - Юра просил захватить завтрак, чтобы сразу отсюда, не заезжая в село, двинуться на рыбалку.
Юра весь сжался. Сейчас спросит: "Как же ты так, а?"
- А вы ничего поработали. Норма с четвертью.
- Пыхтели помаленьку.
Не сказал! Не сказал Пётр!