- Нет, не поняла, - стояла на своём Марина. - Люди в цеху без света работают, а мы как собака на сене.
- Ах, это я собака на сене? - закричал Степан Сергеевич, пропустив мимо ушей её "мы". - Опять начинаешь меня учить? Молода! Молоко на губах не обсохло! Сказал нет - значит, нет. Нечего там иллюминацию устраивать!
После работы Марина пошла в крутильный цех - решила проверить сама. Все крутильщицы в один голос жаловались на плохой свет. Во многие патроны были ввинчены лампочки в двадцать пять свечей.
Марина побежала обратно в отдел. Ковшов ещё сидел у себя, что-то подсчитывал.
- Что тебе? - поморщился он, увидев Марину на пороге кабинета.
- Степан Сергеевич, я сейчас ходила в крутильный. - Марина старалась говорить как можно почтительнее. - Им действительно нужны лампочки. Люди глаза себе портят.
- Они тебе наговорят… Развесь только уши!
- Я сама видела… Выпишите, пожалуйста, лампочки, Степан Сергеевич.
Марина положила на стол начальника чистый бланк требования. В глазах Ковшова мелькнуло не то раздражение, не то удивление.
- Вон ты какая! А не выпишу - что будет?
- Тогда я куплю на свои деньги, - решительно заявила Марина.
Ковшов посмотрел на неё и медленно придвинул к себе бланк:
- Это я тебе припомню.
Поставил цифру и подписал требование.
Марина ожидала, что теперь её отношения с начальником отдела ещё более обострятся. И, когда через несколько дней Ковшов позвал её к себе, она подумала: "Увольняет!" И действительно, хмурый вид начальника не предвещал ничего доброго.
- Вот приказ. Прочитайте и распишитесь на обороте.
"Всё равно не уйду! - стиснула зубы Марина. - Теперь не уйду! Обращусь к директору, в завком. Не имеет права".
Она прочитала бумагу и глазам не поверила. Это был приказ о назначении её товароведом.
- Что, съела? - захохотал Ковшов. - Думала - выговор?
- Хуже, - призналась Марина.
Ковшов, довольный, снова захохотал.
- Нет, брат, я тебя никуда не отпущу. Таким снабженцем сделаю - все ахнут. Только ты меня слушайся. А если ругаюсь, то не думай, что от зла. Я не злой. Я тебя воспитываю. У тебя одна половинка - самый раз для снабженца: упорство. Прилипнешь - не оторвать. А другая половинка для нашего дела - гибель: нюни распускаешь. Добренькая больно, всё готова выдать, что есть. Поняла?.. Ну, а насчёт ругани давай мы наперёд так договоримся: если надумаешь со мной ругаться, иди ко мне и ругайся с глазу на глаз сколько хочешь. Но не на людях. Не подрывай мой авторитет - я не потерплю. Дам сдачи так, аж в глазах потемнеет.
Марина решила, что сейчас самое подходящее время высказаться прямо и откровенно.
- Вы сами свой авторитет подрываете, Степан Сергеевич. Вы же никому работать не даёте. Всё сами да сами.
Ковшов помрачнел.
- Работнички… Лодыри! Каждый так и норовит побыстрей отделаться.
- Неправда! - горячо вступилась Марина за своих сослуживцев. - Петрова очень хороший работник. Сусик - простите, я хотела сказать, Черепанов… Но ведь вы им не доверяете. Приучили их работать только после тычка… Даже смешно: людям приходится идти на хитрость, чтобы заставить вас дать им самостоятельную работу.
Ковшов выслушал Марину без злости, без обиды, но всё же скорее снисходительно, чем с подлинным вниманием, а затем заторопился на склад. Откровенный разговор, к которому она так стремилась, ни к чему не привёл.
Марина стала товароведом. Зарплата её увеличилась, но круг обязанностей почти не изменился. Первые дни она по старой памяти продолжала даже ходить на погрузку. Но потом Ковшов застал её в цехе, у ящиков, и крепко поругал.
- У меня остаётся очень много свободного времени, - оправдывалась она.
- Ничего, не останется! Будешь бегать по заводам. Сделаю тебя, Марина, нашим министром иностранных дел.
И правда, Ковшов стал посылать её с поручениями на другие заводы города. Но какие это были поручения! Отнести бумажку, подписанную Ковшовым, передать какому-нибудь снабженцу его устную просьбу… Это с успехом мог бы сделать и курьер.
И всё же Марине было интересно. Она знакомилась со снабженцами других предприятий, расспрашивала о методах их работы. И не без горечи убеждалась, что её начальник в кругах снабженцев слыл мошенником и плутом. С ним не хотели иметь дела, не верили ни одному его слову, если оно не подкреплялось надёжным документом, и не без оснований. Ковшов не гнушался никакими средствами, чтобы пополнять и без того забитые заводские склады. "Всё для завода!" - вот его лозунг, и ради этого, считал он, не грех и слово нарушить, и обмануть.
Пользуясь многолетним опытом и связями, Ковшов не раз "перехватывал" для своего завода материалы, предназначавшиеся другим предприятиям. Такие "удачи" сразу сказывались на его настроении. Ковшова нельзя было узнать. Он ходил весёлый, помолодевший, шутил со всеми.
- Вот как у меня делается, - говорил он Марине не то в шутку, не то всерьёз. - Я ведь снабженец хитрой школы. Не всюду теперь таких разыщешь. Учись, тебе повезло!
- Но вы ведь обманули людей.
- Вот язва! Для себя я, что ли? Для родичей? Для знакомых?.. Нет ведь! Для завода.
- А на другом заводе ни с чем остались.
- Нет, вижу, из тебя снабженец - как из лаптя сапог!.. Какое тебе до того завода дело? Пусть не зевают. А ты рот разинешь - у тебя урвут. Это не шуточки - снабжение! Помнишь, я тебе ещё тогда говорил?
Марина спорила, не соглашалась. Ведь заводы государственные, их снабжение производится в плановом порядке. Почему же нельзя без обмана? Конечно, если хитришь сам, то и другие с тобой так же. А если честно, то и люди к тебе с открытой душой. Она решила только так и поступать.
Однажды без разрешения Ковшова выписала снабженцу другого завода шариковые подшипники, которых на складе было великое множество. Нашлась добрая душа, сообщила Ковшову, и он поднял страшный крик.
- Объявляю выговор за самоуправство, - бросил он ей, багровый от ярости. - А в следующий раз накажу похлеще. Я бьюсь, достаю, берегу, а она, понимаешь, разбазаривает.
Наказание было так несправедливо, что Марина от обиды весь день не могла найти себе места.
А вскоре после этого Ковшов дал Марине первое самостоятельное поручение:
- Езжай на мебельную фабрику, добудь двести стульев для красного уголка. Погляжу, как ты развернёшься.
В голосе Ковшова явственно прозвучали ехидные нотки. Почему?
Это Марина поняла только на мебельной фабрике.
- Стулья? Ковшову? Не выйдет, - отрубил снабженец, к которому она обратилась за содействием.
- Не Ковшову, а заводу искусственного волокна.
- И говорить не хочу! Клюнуть на пустой крючок можно только раз. А потом - шалишь!
- Что же всё-таки случилось?..
Оказывается, несколько месяцев назад работники мебельной фабрики обратились к Ковшову с просьбой помочь отремонтировать на заводе два электромотора. Тот взялся, но попросил взамен произвести некоторые плотницкие работы в заводоуправлении - там как раз шёл ремонт.
Мебельная фабрика честно выполнила свои обязательства. Ковшов же ничего не сделал. Он тянул, обещал, обманывал. Наконец терпение мебельщиков лопнуло, они увезли свои так и не отремонтированные моторы.
- Вам надо было к нашему директору! - возмутилась Марина.
- А! - махнул рукой снабженец. - Это же Ковшов! Он и директору наплёл бы кошели с лаптями. И мы бы ещё стали виноватыми.
- Хорошо. Можете отпустить нам стулья или не отпустить - это ваше дело. Но моторы мы вам всё равно отремонтируем. Я добьюсь.
Говорить с Ковшовым было бесполезно. Марина выпросила у заведующего столовой грузовик и привезла моторы на завод. Пошла в комитет ВЛКСМ; вместе с секретарём комитета уговорила комсомольцев электромастерской отремонтировать моторы в неурочное время. Условились, что заработанные деньги пойдут на строительство заводского тира.
Ровно через десять дней торжествующая Марина привезла на мебельную фабрику отремонтированные моторы.
- Вот! Не думайте больше плохо о нас.
Озадаченный снабженец взялся рукой за подбородок.
- А я, по правде говоря, не очень верил… Много вам стульев нужно?..
Ковшов вовсе не обрадовался, когда Марина доложила, что поручение выполнено.
- Чуть не две недели убила на такую ерунду! И главное - где: на мебельной фабрике! Там же простак на простаке сидит и простаком погоняет…
Он явно злился, и Марина отлично понимала почему.
Странные отношения сложились у Марины с начальником. С одной стороны, Марина многому у него училась. Сама же она, со своей огромной работоспособностью и добросовестностью, освобождала его от множества мелких дел. Но, с другой стороны, у них вечно происходили столкновения. Кривить душой Марина не умела. И один на один, и на производственных совещаниях она критиковала "самодержавность" и "хитрую школу" начальника отдела. Ковшов хмурился, мрачнел, а потом брал слово и разделывал Марину так, что на неё было жалко смотреть. Ведь и у неё были недостатки. Ковшов умел беспощадно обнажать их и выставлять в таком свете, что они заслоняли собой все её достоинства.
Ковшов поручал Марине самые разнообразные дела. К одному только участку работы он не допускал её: к снабжению завода химическим сырьём.
Химикаты были святая святых отдела снабжения. Стулья, электролампочки, даже спецодежда - всё это не шло ни в какое сравнение с химикатами. Нет стульев - можно и постоять. А перебои в получении химикатов грозили остановкой всего завода. Вот почему Ковшов, никому не доверяя, полностью держал этот участок в своих руках. Начальник группы химикатов Пасечник, вялый, малоподвижный человек с унылым лицом и тихим голосом, по сути дела, только носил бумажки на подпись Ковшову и заказывал для него междугородные телефонные переговоры с заводами-поставщиками.
В конце лета у Ковшова стало пошаливать сердце. Стоило ему немного поволноваться, как он сразу же начинал часто и тяжело дышать, хватая воздух открытым ртом.
- Лечиться нужно, Степан Сергеевич, - говорили ему в заводоуправлении.
- Ничего, меня никакая хвороба не возьмёт. А потом, как оставить отдел? С купоросным маслом ещё не закончено. А они будут тут лодыря гонять.
Но всё же недуг оказался сильнее его. Однажды, вернувшись от директора завода, Ковшов позвал к себе Пасечника и Марину.
- Путёвка. - Он показал глазами на розовую бумагу, лежавшую на столе. - Заставляют ехать лечиться. Кисловодск или как там его. Завтра вылетаю. Чёрт знает что такое - никогда в жизни на курорте не был, а вот довели всё-таки.
- Совсем неплохо. - В голосе Пасечника слышалась зависть. - Отдохнёте, погуляете. Опять же нарзанные ванны…
- Будет! - хмуро оборвал Ковшов. - Не тебе гулять!.. За меня останется заместитель директора. А ты, Пасечник, смотри в оба. Хоть каплю кислоты заводу недодашь - шкуру спущу. В помощники тебе Марина.
Ковшов уехал. И надо же так случиться: вскоре после его отъезда произошла неприятность.
На завод ежедневно, без единого перебоя, поступали две цистерны купоросного масла. Обе они тотчас же шли в дело. Ковшов давно бился, чтобы создать запас, но не так-то просто было раздобыть нужной ёмкости и прочности тару. Незадолго до отпуска ему наконец прислали откуда-то более или менее подходящие баки, выцарапанные для него каким-то предприимчивым дружком. Но пока их приспосабливали, пока испытывали, он уехал на курорт, так и не осуществив своей задумки насчёт резерва купоросного масла.
И вот теперь одна из цистерн не пришла. В пути загорелась ось, и цистерну поставили на ремонт на каком-то полустанке. Ремонт пустяковый, масло должно было прибыть к ночи. Но если произойдёт какая-нибудь случайность и цистерна задержится лишний час, станет под угрозу беспрерывное прядение.
Пасечник побоялся доложить о случившемся директору. Вместо этого он побежал к врачу за освобождением от работы. Марина подняла на ноги весь отдел снабжения. В результате удалось насобирать некоторое количество купоросного масла на соседних предприятиях. Доставали по крохам, вымаливали каждый килограмм. Так и не знали: хватит или не хватит? Поминутно звонили на кислотную станцию; сообщений оттуда ждали, как сводку с фронта.
К концу дня стало ясно: не хватит!
К счастью, отставшая цистерна прибыла раньше, чем ожидалось.
Начальник отдела железной дороги, разагитированный Мариной, приказал прицепить цистерну к хвосту пассажирского поезда.
Масло доставили на завод вовремя. Прядение не прекратилось ни на минуту. А если цистерна поспела бы часа на три позже?
Марина тоже пришла к выводу: запас купоросного масла нужно создавать немедленно, сейчас же. Пусть небольшой: на один-два дня работы. Но он необходим. Особенно теперь. Вот-вот начнётся уборка урожая. Пойдут эшелоны с хлебом, и вполне возможно, что цистерны задержат на какой-нибудь станции дольше обычного.
- Надо позвонить поставщику, - обратилась Марина к Пасечнику, который на следующий день, узнав, что опасность миновала, вышел на работу с повязкой на голове. - Пусть они завтра отгрузят нам четыре цистерны вместо двух.
Тот поднял на неё круглые, как у птицы, глаза.
- Бесполезно. Не отгрузят. У них вся продукция распределена заранее.
- Тогда посылайте меня к ним в командировку.
Пасечник возражать не стал. В глубине души он даже был доволен, что эта напористая, беспокойная девушка уедет на несколько дней. Без неё тише будет в отделе. А Пасечник больше всего на свете ценил спокойствие и тишину. Если раньше у него и были какие-то искорки энергии, то теперь, после школы Ковшова, они исчезли окончательно и бесповоротно.
…Марина отправилась в путь в ту же ночь.
Утром она была в соседнем городе, где находился завод-поставщик.
Зная уже по опыту, что лучше всего важные вопросы решать с большим начальством, она обратилась прямо к директору завода. Её долго не принимали - у директора шло совещание. Марина сидела в удобном кожаном кресле возле молоденькой секретарши и наблюдала, как та решает задачи из потрёпанного учебника. "Тригонометрия", - прочитала Марина на обложке.
Все учатся, все кругом учатся. Она ведь тоже собиралась сдавать в институт. Вместе с подругами в энергетический, на заочное отделение. Но времени не хватило на подготовку. Дела, дела, дела…
Но ничего, на будущий год. Обязательно! Только не в энергетический, а в планово-экономический. Быть ей теперь снабженцем - ничего не попишешь!
Директор принял Марину в двенадцатом часу дня. Выслушав внимательно, вызвал нескольких работников, посоветовался с ними. Потом сказал:
- Не можем. Мы и так кругом задолжали. Может, позднее что-нибудь получится.
- Это окончательно?
Он развёл руками:
- Хочется вам помочь. Но…
Марина и без того видела, что директор участливо отнёсся к её просьбе.
Но это мало утешало. Ведь купоросного масла она так и не получила!
- Что же посоветуете?
- Даже не знаю. Если бы кто-нибудь уступил из своих фондов, тогда другое дело.
Марина тотчас же ухватилась за эту мысль:
- А кому вы поставляете купоросное масло в вашем городе?
- В больших количествах только одному заводу. - Директор сказал его название. - Но они вам не дадут. Хозяин там сейчас в отъезде, а замещает его Марков. Не слышали? Тоже снабженец. У него зимой снега не выпросишь.
- А если всё-таки попробовать?.. Позвоните ему, пожалуйста. Пусть меня примет. Только не говорите, по какому делу. Скажите просто: очень важное дело.
…Марков оказался маленьким худым человечком с седой головой, едва возвышавшейся над огромным письменным столом. Острый нос придавал его лицу хищное выражёние, которое ещё более усиливалось очками в тёмной роговой оправе.
- Здравствуйте, - поздоровалась Марина.
- Здравствуй, детка, - тоненьким голоском пропищал Марков. - Это про тебя, что ли, звонил Кузьма Григории?
- Да.
- Ого! Если у вас там такие детки, то какие у вас настоящие снабженцы?.. Садись, садись. Вот жаль, нет у меня для тебя конфетки… Ну, что там у тебя такое стряслось?
Марина, смущённая не совсем обычным приёмом, изложила своё дело несколько длинно и путано.
- Значит, дать тебе купоросного масла? Из наших фондов?.. Э-э, детка, это ведь не игрушки. Знаешь, что такое купоросное масло? Серная кислота. Ею обжечься можно. И потом, как это дать? Просто взять и дать? Просто так?.. Вот скажи мне, детка, а если сегодня ты взяла на обед щи и гуляш и к тебе подошёл человек и сказал: отдай мне! Что ты скажешь? Ты ведь скажешь: уходи отсюда. Правда?
- Во-первых, я сегодня вообще не успела ещё поесть, - резко ответила Марина, уязвлённая тоном этого странного человека: что он, в самом деле за ребёнка её считает? - Во-вторых, если бы тот человек был голоден, я бы отдала ему свой обед, во всяком случае, часть обеда. А в-третьих, речь идёт не о каком-то обеде, а о работе целого завода, о государственном предприятии. Я думала, вы поймёте…
Сказала и испугалась. Но он вдруг заулыбался, как будто она ему сказала комплимент.
- О! - Он поднял вверх указательный палец. - О! Уже совсем другой разговор. Ну хорошо. Я снабженец. Допустим, что ты, детка, тоже снабженец. Поговорим теперь как снабженец со снабженцем. Предположим, у меня есть купоросное масло. Примем это за основу. Хорошо?.. Так вот, тебе нужно купоросное масло. А у меня есть. Я не говорю, что есть, - только предположим. Так разве я тебе его дам, а? Я же должен получить что-то взамен.
- Но мы вам его отдадим.
- А за то, что выручил?
Человечек прищёлкивал пальцами.
- Как? - растерялась Марина. - Ну, мы можем вам отпустить искусственное волокно, кордовую ткань. Брак, конечно, - тут же уточнила она.
Человечек рассмеялся мелким, дребезжащим смехом. Встал из-за стола и с палкой в руках, ковыляя, подошёл к Марине.
- Эх, детка! Зачем мне твой брак? Я не знаю, куда свой девать. И вообще мы же тут не какие-нибудь крепдешины и мулине выпускаем. Мы станки делаем. Вот такие… Один этаж. Два этажа. Три!.. Так что же мы получим за то, что выручим вас?
Марина замолчала. Да, этот помочь не собирается. Как же заставить его, как?
Но снабженец вдруг сам заговорил заинтересованно:
- Скажи, детка, как ты попала в снабжение?
- Как все. Через отдел кадров.
- А до?
- В школе училась. Окончила - и на завод.
- После средней школы - и в снабжение? Ого! И давно?
- Недавно.
Марина поднялась со стула. К чему беспредметный разговор? Надо возвращаться к делу.