Семьдесят неизвестных - Квин Лев Израилевич 6 стр.


- На первый случай. - Она всё ещё смотрела на него с недоверием.

- Дай тогда мне слово, что отстанешь. Хотя бы на месяц, пока художественный совет не проведу.

- Материал получу - отстану.

- Слово?

- Честное комсомольское.

- Хорошо! Верю! - Он потёр руки. - После обеда иди на склад, получай. Ну, что стоишь, словно молнией пришибло? Иди обрадуй своих слезливых. Тоже мне делегацию подобрала, сопли им вытирай…

Наташа пришла на склад с девочками - триста пятьдесят метров одной не унести.

- Материал выписан?

- А как же!

Хромой кладовщик улыбался в пушистые усы. Наташу эта его улыбочка насторожила.

- Отпустите?

- Вот только распишись.

Наташа расписалась, всё ещё не веря. Кладовщик стал кусками таскать на прилавок материал. Она ахнула: мешковина, неотделанная бязь.

- Так это же упаковочный!

- Не только, вот ещё и выпада́.

Кладовщик больше не таил ехидной улыбки; он никак не мог забыть, как в прошлом году Наташа, тогда ещё комсомольский секретарь, продёрнула его при всех, на собрании, за пристрастие к бутылочке.

Наташа, кипя от негодования, помчалась к директору. Его не было. Уехал в торготдел на совещание с представителями магазинов.

Она постояла недолго возле запертой двери кабинета, обдумывая, как же теперь быть. Потом вернулась на склад, где её ждали взволнованные девочки.

На прилавке было пусто. Кладовщик всё уже убрал.

- Давайте сюда материал, Васильич!

- Возьмёшь всё же? - удивился кладовщик.

Девочки тоже поразились:

- Как?! Мешковину? Зачем нам мешковина?

- Ничего, девочки. Вы себе даже не представляете, что можно сделать из бязи и мешковины.

Несколько последующих дней Илья Титович провёл в цехах. У себя в кабинете появлялся только в случае крайней необходимости. Подпишет бумагу, поставит печать, опасливо озираясь на дверь, - и опять в цех.

Но строптивый инструктор по производственному обучению не показывался, и директор постепенно успокоился. Кажется, унялась. Нет, не плохая идея была с этой мешковиной, совсем не плохая. И школьницы довольны. Целые дни из цеха доносится весёлое пение. Значит, довольны, значит, у них всё в порядке.

Правда, беспокойное ощущение он так и не смог преодолеть до конца. Эта Наталья, если вобьёт себе что-нибудь в голову, не успокоится так легко и просто. Слава богу, он знает её не первый год!

Он осторожно, кружным путём, справился в горкоме. Не приходила, не жаловалась? Нет, не приходила; нет, не жаловалась. Может, в газету написала? Нет, тоже не писала, как ему удалось выяснить.

И всё же смутное беспокойство не проходило, как глубокая заноза, не очень болезненная, но начисто лишавшая покоя постоянным напоминанием о себе.

Именно это тревожное ощущение однажды привело директора к двери фабричного клуба: он узнал, что Наталья вот уже несколько вечеров подряд собирает там своих школьниц.

Первое, что он услышал, был голос Натальи:

- Начали!

Затем раздались звуки оркестра. И снова, в такт музыке, её громкий голос:

- И раз… И два… Люда, не горбись!

Он рывком открыл дверь и вошёл в зал. Девочки в спортивных костюмах и тапочках ходили по кругу, грациозно приседая и кланяясь. Вот заметили его, остановились, смешавшись. Оркестр тоже смолк.

Илья Титович замахал руками:

- Продолжайте, продолжайте, я просто так. - И спросил у подошедшей Наташи: - Репетируете? Самодеятельность?

- Что-то вроде, - ответила она.

- А оркестр? Кто платить будет?

- Бесплатно. Ребята из той же школы.

- Ах, бесплатно! Бесплатно - другое дело. Бесплатно - одобряю.

Он постоял, подумал, нет ли здесь какого-нибудь подвоха. Решил, что нет, и успокоился.

- Вот это правильное применение твоей энергии! - похвалил он. - А концерт когда? Пригласишь?

- Понимаете, Илья Титович… - Она замялась на секунду. Это было что-то новое, и он сразу насторожился. - Мы хотели бы в ту субботу…

- В ту субботу зал будет занят, ты же знаешь. Художественный совет.

- А мы в виде сюрприза. После демонстрации моделей.

- Знаю я твои сюрпризы! - Неясное подозрение пробудилось в нём с новой силой. - Думаешь, забыл, как ты мне в годовщину фабрики сюрприз на экране преподнесла? Директор шагает по лужам - надо же словить такой момент!

- Но ведь польза была, Илья Титович. - Наташа улыбалась. - Двор заасфальтировали. И "Запорожец" ваш теперь есть куда ставить. А то вечно в грязи.

Он молча погрозил ей пальцем.

- Так разрешите?

- Разрешите! Разрешите, пожалуйста! - на все голоса взмолились девочки.

- Илья Титович, если вы только скажете "нет", мы никуда с вашей фабрики не уйдём. - Дуся Комарова стояла рядом с Наташей, и директор невольно подумал, что вдруг, не дай бог, и правда не уйдёт; тогда ему ни за что не устоять против них двоих. - Вот так и останемся здесь на всю жизнь.

Все рассмеялись.

- Это шантаж, - покачал головой Илья Титович. - За него в тюрьму сажают. Настоящая уголовщина.

- Что же вы всё-таки скажете? - не унималась Дуся.

- "Нет" не скажу.

- Ура! - обрадованно зашумели, запрыгали в зале.

- Но и "да" не скажу.

- А что же?

- Надо ещё подумать…

Илья Титович хитрил. Для него самого это уже было делом решённым: не разрешать! Во время художественного совета - не разрешать. Расписание моделей магазинам - мероприятие слишком серьёзное, от него зависит работа фабрики на весь следующий год.

В любой другой день - пожалуйста!

Накануне художественного совета на столе измочаленного вконец директора фабрики зазвонил телефон.

- Слушаю!

- Говорит Сергеев. Здравствуйте.

- Здравствуйте. - Директор озадаченно морщил лоб. - Чем могу служить?

- Дело у меня не служебное, Илья Титович.

"Ага, по имени-отчеству", - отметил директор.

- Виделся вчера с инструктором вашим, Натальей Петровной. Расстроенная такая…

"Побежала-таки жаловаться…"

- Она к вам тут с просьбой одной обращалась… Может, всё-таки сделаете?..

"Дать им хороший материал? Да ведь угробят, угробят!"

- Девочки так старались. Она всё время с ними занималась. Вы уж разрешите им завтра выступить. Ребята из школьного оркестра как раз свободны…

"Только и всего?"

- Пожалуйста! - произнёс директор обрадованно. - Пришла бы ко мне, и решили бы на месте. Очень нужно было ей вас беспокоить. Вот она всегда так. Уж я ей скажу!

- Нет, нет, не говорите, пожалуйста, ничего. Пусть она не знает, что я вам звонил…

- Ну и язва! - бормотал Илья Титович, опуская трубку на рычаг. - Надо же: пожаловаться по такому ерундовому поводу. Небось наговорила там…

Который это Сергеев, интересно? Горисполкомовский, наверное. Или из управления?.. Нет, скорее, горисполкомовский.

Ещё в милиции Сергеев есть, в отделе борьбы с хищениями. Хотя к нему Наталья вряд ли пойдёт…

Да мало ли какой Сергеев! Начальство есть начальство… Любое.

Ну что за привычка бегать жаловаться!

Художественный совет прошёл довольно бледно. Подготовленные наспех к роли манекенов смазливенькие швеи, молодые закройщики, теряясь и краснея, неловко топтались по сцене, демонстрируя новые модели рабочей одежды, которые фабрика рассчитывала выпускать в будущем году.

Зал молчал. Не было ни хлопков, ни одобрительных возгласов. Но Илью Титовича не покидала уверенность, что модели пройдут. Он сделал верную ставку. Рабочей одежды, даже такой простенькой и непритязательной, в продаже почти нет. А спрос на неё большой. Куда деваться директорам магазинов?

Он искоса поглядывал на свою соседку по месту - директора центрального универмага, шумливую и насмешливую Варвару Борисовну. Она недовольно кривила губы.

- Возьмёшь, Варварушка? - прошептал он ей на ухо и прищурил глаз.

- Хитёр! - покачала она головой. - И как только ты сообразил!

- Интуиция. По-простому - нюх.

- Хоть бы чуть украсил. Строчка там. Или сутаж.

- Себестоимость выше. Нет никакого резона.

- Некрасиво ведь.

- Ты и так возьмёшь. А не возьмёшь - и без тебя от желающих отбоя не будет.

- Разбойник!

Он удовлетворённо потёр руки, не скрывая торжествующей улыбки.

Пошли последние модели. Илья Титович встал, прошёл на цыпочках за кулисы. Там уже стояли со своими трубами и гитарами ребята из оркестра.

- У тебя всё готово, Наталья?.. Перерыва не будем делать, сразу начинай. И смеху, смеху побольше. Частушки там, свистопляски всякие. Мне заказчиков надо настроить на весёлый лад. Посмеются - добрее станут.

- Будет смех, Илья Титович.

- Хоть раз от тебя польза! А то взяла моду: как что - сразу жаловаться!

- Кому я жаловалась?

- Знаю уже, знаю кому. Выяснил… Ну, давай!

Он вернулся на своё место рядом с Варварой Борисовной. В зале погас свет.

- Это ещё что? - удивилась она.

- Тсс… Сюрприз!

На сцену вышла Дуся.

- Дорогие товарищи, - начала она. - Старшеклассники нашей третьей средней школы получают здесь, на фабрике, рабочие специальности. Сейчас вы увидите новые модели рабочей и уличной одежды. Мы их сшили сами. К сожалению, дирекция фабрики предоставила в наше распоряжение одну только упаковочную ткань и выпада. Но вы люди опытные, легко представите себе, как будут выглядеть эти модели, если их сшить из других материалов.

- Стой! Отставить! - закричал Илья Титович.

Его голос потонул в звуках оркестра.

То, что последовало, показалось ему дурным сном. Девочки одна за другой легко и пластично скользили по сцене, демонстрируя оригинальные, со вкусом отделанные рабочие костюмы и платья. По сравнению с ними изделия, показанные фабрикой, выглядели ещё серее и невзрачнее.

Дуся стояла у края сцены и время от времени, приглушая жестом оркестр, давала пояснения:

- Рабочий костюм из плотной хлопчатобумажной ткани с водоотталкивающей пропиткой. Куртка на кокетке, однобортная. Застёжка потайная. Карманы прорезные, с застёгивающимися на пуговицы клапанами, прострочены яркой нитью…

А потом вышли ребята в мужских моделях. Их было много, они все шли и шли, и Илья Титович не сразу сообразил, что это тоже школьники.

В зале то и дело вспыхивали аплодисменты. А когда в заключение на сцену вышли, кокетливо улыбаясь, детишки в симпатичных пальтишках из крашеной мешковины, Илья Титович не выдержал, застонал.

- Что ты сказал? - повернулась к нему сияющая Варвара Борисовна.

- Нет, ничего.

- Илья, это чудесно, чудесно! В самом деле сюрприз. И какой! Спасибо тебе, спасибо! - Она крепко, по-мужски тряхнула его руку. - Только почему ты не дал им других материалов?

- Э… Э…

Он яростно тёр носовым платком вспотевшую макушку.

В понедельник Илья Титович пришёл на работу хмурый, как грозовая туча. Накричал в проходной на вахтёршу: не спросила у него пропуск. Секретарше устроил разгон: тоже бдительность потеряла, не запирает на выходной ящики письменного стола.

Потом велел позвать к себе Наташу.

- Радуйся! - бросил ей, даже не поздоровавшись. - Всё дело мне испортила. Магазинщики как сговорились: все требуют твои модели. Уже из торготдела звонили. Что молчишь? Что молчишь? - раскричался вдруг он и, не дав ей рта раскрыть, снова заговорил с угрозой в голосе: - Учти, через три недели они вернутся в школу, а ты вернёшься ко мне.

- Не к вам, а на фабрику, - непримиримо уточнила она.

- Ко мне на фабрику! - опять закричал он. - Пока я ещё директор фабрики, не придирайся к словам. - Он побегал по комнате, хмурый, злой. - Вернёшься - и я тогда припомню тебе этот номер с Сергеевым.

- А что Сергеев? - сразу насторожилась Наташа.

- Она не знает, конечно, она ничего не знает! Глядите, люди, какой ангел безвинный… Жених твой, жених, автоинспектор Сергеев, который не жуликов-леваков ловит, а проколы делает честным автолюбителям. Ему, видите ли, показалось, что я при обгоне… Словом, неважно! А вот то, что он директору швейной фабрике названивает…

- Он вам звонил? - сдвинула брови Наташа.

Илья Титович сразу вспомнил: Сергеев просил не говорить. А ведь в талоне уже три прокола. Ещё один и… Придраться всегда можно, стоит только захотеть!

- Модели где брала? - круто повернул он разговор.

- Частью из журналов, частью сами придумали… А когда он вам…

- "Сами, сами"!.. - перебил её Илья Титович. - Тоже мне модельеры нашлись!

- Мы с девочками на заводы ходили, смотрели, с рабочими советовались.

Зазвонил телефон.

- Слушаю! - не слишком любезно буркнул Илья Титович.

- Говорит Сергеев, здравствуйте. Вы мою бумагу об учениках уже получили?

- Опять вы? - сразу ощетинился Илья Титович. - Какую там ещё бумагу?

- Я поддерживаю предложение вашего инструктора. Очень дельная мысль! Действительно, нет смысла выделять фабрике специальные средства на учеников. У вас есть замечательный резерв - десятиклассники. Готовьте их, заинтересовывайте, создавайте возможности для дальнейшей заочной учёбы - и часть их придёт на фабрику. Инструктор права…

Илья Титович чуть не задохся от ярости:

- Слушайте, вы! Это… это просто наглость!

- Позвольте…

- Не позволю! По какому праву вы суёте нос в мои дела? Я сегодня же зайду к вашему начальнику, и тогда мы ещё посмотрим… посмотрим…

Он швырнул трубку и, багровый, прерывисто дыша, повернулся к Наташе:

- Вот, пожалуйста! Опять твой автоинспектор! Что теперь скажешь?

- Илья Титович, я его ни о чём не просила!

- Всё! Идите! - перешёл он на "вы" и отвернулся к окну, давая понять, что разговор окончен.

Наташа вышла, и тотчас же в кабинете появилась секретарша, принесла почту. Глаза у неё были красные, заплаканные.

- Что там? - нарочно грубо спросил Илья Титович, заглушая поднявшуюся жалость к ней.

- Бумага. Из управления.

Илья Титович, предчувствуя недоброе, схватил бумагу. Прочитал - и обмяк.

- Что с вами? - испугалась секретарша.

- Не тот Сергеев! Не из ГАИ - другой!.. - шептал он совершенно непонятное ей. - А я ему - наглость! А я ему - куда суёте нос…

Илья Титович не отрываясь смотрел на бумагу. В ней запрашивалось мнение руководителей предприятия об отмене, в качестве эксперимента, ученичества на фабрике.

Бумага была подписана начальником управления швейнотрикотажной промышленности А. К. Сергеевым.

На следующий день директор прямо с утра неожиданно пришёл в цех, где работали школьницы. В руке он держал объёмистый пакет. Девочки уставились на него удивлённо, притихли.

Он скинул пиджак, скомандовал:

- Халат!

Наташа помогла ему влезть в узкий, не по размеру халат.

- Всё! - сказал он. - Теперь я сам за вас возьмусь.

Положил на стол пакет, открыл его. Девочки смотрели на него, как на фокусника. Но в пакете оказалось всего-навсего несколько их изделий из мешковины.

- Это, по-вашему, швы? - Он поднял куртку над головой. - Это волны морские, а не швы! Чему вас только инструктор учит? Такие швы стыдно заказчику показывать. А ведь у нас не кто-нибудь заказывает - магазины. Вот! - Он рванул куртку по шву. - А теперь смотрите, как надо делать швы.

Илья Титович сел к машине, направил под лапку крой. Потом сунулся носом чуть ли не под самую иглу, нажал педаль электропривода. Раздалась серия звуков, быстрых и отрывистых, как пулемётная очередь.

- Всё! Смотрите, учитесь! - Он подал куртку обступившим его девочкам. - Нет, вы возьмите линеечку, проверьте.

Наташа стояла в стороне и улыбалась.

Таким Илья Титович ей нравился, очень нравился.

Он был настоящим мастером швейного дела.

Семьдесят неизвестных

Семьдесят неизвестных - так я их всех тогда прозвал. Не вслух, конечно, а про себя. Их и в самом деле было ровно семьдесят, и все мне совершенно неизвестны. Я смотрел на них, они смотрели на меня, - для них я тоже был вопросительным знаком в голубой футболке с красной полосой на груди.

А рядом со мной стоял ещё один неизвестный, семьдесят первый. Я знал, как его зовут - Пётр Петрович, знал, что он завуч по производственному обучению, а теперь начальник лагеря труда и отдыха сельской школы. Но разве этого достаточно? Ведь, слышал я, говорят: чтобы узнать человека, надо с ним пуд соли съесть. Я, правда, тогда не понимал, почему именно пуд соли; куда приятнее пуд мороженого или конфет. Это только потом до меня дошло, что на сладком никого не проверишь, до сладкого все охотники.

Так вот, неизвестный этот Пётр Петрович кладёт мне руку на плечо и говорит:

- Ну, лампочки-фонарики, пополнение к нам пришло.

Это у него присказка такая - "лампочки-фонарики". Сам он её и не замечает, вроде не сказал ничего. А я так даже рассмеялся, когда первый раз услышал.

- Знакомьтесь, ребята. Это ваш новый товарищ, Витя Коровин.

- Коровкин, - поправил я, и они все заулыбались.

- Ну, пусть Коровкин, лампочки-фонарики. И будет теперь этот самый Коровкин учиться в нашей школе.

Я сразу сказал:

- Только не долго. Моего папу всего на год прислали, самое большее - на два. У нас в городе даже квартира осталась, бабушка с дедушкой караулят.

Семьдесят неизвестных стали смеяться, словно я что-то такое развесёлое сказал. Чудаки! Если бы я хотел их насмешить, они бы на землю попадали от хохота. Но мне не до смеха было. Лето, каникулы, все добрые люди в футбол гоняют с утра до полуночи или из речки не вылезают, а ты тут отбывай лагерь труда и отдыха.

- Ну, Витя, - это Пётр Петрович мне говорит, - давай вместе решать, где работать будешь.

И тут семьдесят неизвестных сразу зашевелились, загалдели. Одни кричат:

- К нам его!

Другие тоже стараются:

- Нет, к нам, к нам!

А я себе думаю: понятно! Каждому охота лишнюю рабочую силу себе заполучить. И неплохую силу. Я утром, если не просплю, всегда физзарядкой занимаюсь. Вот уже полгода. Мускулы такие на руках нарастил - издали видно.

Стою, молчу. Жду, чем этот невольничий рынок кончится. А что мне говорить? Я же не знаю, какие у них тут работы. Знал бы, высказался бы тогда за самую лёгкую - и дело с концом. А так влипнешь ещё, потом сам себя ругать будешь последними словами.

И вдруг слышу, девчонка одна что-то пищит про карусель. Я сразу навострил уши. Карусель? Конечно, нет у них здесь такой карусели, как в нашем городском парке, - на той бы я потрудился! Но, может, карусельный станок или там ещё что-нибудь из техники. Всё лучше, чем в поле под солнцем тяпкой ковырять.

Я и говорю:

- Пишите добровольцем на карусель.

Они опять смеяться. Да что такое! Только рот раскрою - им смешно.

Пётр Петрович тоже улыбается.

- А ты знаешь, что за карусель? Доильная установка такая. И там у нас одни девочки работают, доярки.

Как быть? Назад пятиться, как рак? Чтобы они ещё больше смеялись? Нет!

Назад Дальше