Чтоб не распалось время - Пенелопа Лайвли

Содержание:

• 1. ДОМ, КОТ И НЕСКОЛЬКО ОКАМЕНЕЛОСТЕЙ 1

• 2. КАМЕННЫЙ ДУБ И МАЛЬЧИК 3

• 3. ЧАСЫ И ВЫШИВКА 5

• 4. "ЧАЙКА" И НЕСКОЛЬКО ДИНОЗАВРОВ 8

• 5. ДЕНЬ, КОТОРЫЙ МОГ БЫТЬ СОВСЕМ ДРУГИМ 10

• 6. ХЭРИЕТ 13

• 7. ПОСЛЕПОЛУДЕННАЯ ПРОГУЛКА И КАЛЕНДАРЬ 15

• 8. КАЧЕЛИ 17

• 9. ДОЖДЬ И ИГРА В ПРЯТКИ 19

• 10. ПИКНИК 21

• 11. МАЛЕНЬКАЯ ЧЕРНАЯ СОБАЧОНКА И ПОСЛЕДНИЙ КУСОК ГОЛУБОГО ЛЕЙАСА 24

• Примечания 25

Пенелопа Лайвли
Чтоб не распалось время

1. ДОМ, КОТ И НЕСКОЛЬКО ОКАМЕНЕЛОСТЕЙ

- Ну, как ты там? - спросил папа.

- Теперь уж недолго осталось, - сказала мама.

Ни один из них не обернулся. Впереди по-прежнему неподвижно возвышались их затылки, а в боковых окнах машины разворачивались пейзажи; не успеешь разглядеть, как изгороди, деревья, поля, дома уже проплыли мимо. Пшеничные поля. Пастбища. Время от времени слева прорывалось молочно-зеленоватое море, окаймленное узкой полоской золотистого песка или гальки. Это - Ла-Манш, сказала про себя Мария, обращаясь к пепельнице на спинке переднего сиденья, это - море. Мы приехали сюда на летний отпуск, так уж у людей заведено. Каждый день ходишь на пляж, носишься, кричишь, строишь песочные замки, надуваешь резиновых зверей, сосешь замороженные фрукты на палочке, а ночью у тебя песок даже в постели. По-моему, все так проводят август, во всем мире.

Машина притормозила и свернула на площадку перед гаражом.

- МАРОЧНЫЕ БЛОКИ НА ЗЕЛЕНОМ ПОЛЕ! - закричал гараж. - БОКАЛЫ ДЛЯ ВИНА! ГОЛОВОЛОМКИ! ШЕДЕВРЫ МИРОВОЙ ЖИВОПИСИ!

- Меньше трех часов, - заметил папа, мистер Фостер. - Совсем неплохо.

- Да, машин немного - ехать можно, - откликнулась мама, миссис Фостер.

И оба, приятно улыбаясь, повернулись к Марии.

- Ты что-то притихла.

- Тебя не тошнит? Ничего?

Мария ответила, что ее не тошнит, ничего. Она смотрела, как отец вылез из машины и стал заливать в нее бензин. Рубашка на нем была новая выходная в красно-синюю полоску - это не ускользнуло от Марии. Обычно он не носил полосатых рубашек. С другой стороны к бензоколонке подъехала еще одна машина, переполненная хныкающими детьми, в основном малышами. Мальчик со скучающим лицом, ровесник наверное, раздраженно посмотрел на Марию. Из машины вышла женщина и прикрикнула:

- А ну-ка, заткнитесь.

Мария уставилась бензаколонке прямо в лицо. Она выглядела вполне доброжелательно, не считая ярко-оранжевой наклейки на лбу, предлагающей БОКАЛЫ ДЛЯ ВИНА.

- Шумная компания, - сказала колонка. - В это время кто только не наезжает.

- Да, - согласилась Мария. - У вас сейчас, наверное, самая горячая пора.

- Совершенно справедливо, - отозвалась колонка. - Самая суматоха. Просто сбиваюсь с ног, понимаете.

В соседней машине малыши затеяли жаркий спор - кто кого толкнул, и колонка забурчала, отмечая следующий галлон.

- Извините… от этого шума просто голова раскалывается. Лично я предпочитаю милых спокойных детей. Вы одна в семье, не так ли?

- Да, я единственная.

- К тому же очень милая, - продолжала колонка. - Хорошо ли доехали, осмелюсь спросить?

- Неплохо, - ответила Мария. - Машин немного - ехать можно.

- Знаете, где у вас будет самое движение? - оживилась колонка. - На побережье в субботу вечером. Одна за другой, одна за другой - вплотную. И так всю дорогу.

Потрясающе. Вот это, я понимаю, движение.

- У нас в Лондоне тоже бывают отличные часы пик.

На окраине, где мы живем.

- Правда? Страшные пробки, да?

Но Мария не успела ответить. Отец уже забрался в машину и завел мотор.

- Будьте здоровы! - крикнула колонка. - Приятно было познакомиться. Всех благ! Берегите себя! Не попадайте в истории.

- Не беспокойтесь, - пообещала Мария. - Спасибо за бензин.

- Всегда пожалуйста.

И снова впереди затылки путешественников-родителей, а слева и справа снова аккуратно разворачивается Дорсет. Уж в летнем-то доме, который родители сняли на месяц, найдется с чем поговорить, надеялась Мария. Можно, конечно, и с людьми. Это само собой. Но люди всегда ждут от тебя чего-то определенного; в конце концов, ты и говоришь то, чего от тебя ждут (или хотят). И сами они, в конце концов, тоже говорят то, чего ты от них ждешь. Взрослые, как заметила Мария, чаще всего обсуждают погоду или гадают вслух: что же может произойти. С мамой она вообще-то любила поговорить, но маме почему-то всегда нужно куда-нибудь отлучиться или в другую комнату выйти, и, только Мария дойдет до самого главного, мамы уже нет. А начнешь говорить с отцом, он вроде слушает по-доброму, но как-то рассеянно, будто все это не так уж важно. Хотя, конечно, может, он и прав, ведь это важно только для меня, подумала она. Поэтому для настоящего разговора гораздо лучше подходят вещи. Или - животные. Иногда - деревья и растения. Порой то, что они говорят, утешает, порой - неприятно, но это, по крайней мере, настоящий разговор. Для душевных откровений она всегда выбирала только часы. А если так поболтать, годится почти все.

- А вдруг этот летний дом какой-нибудь ярко-розовый? - сказала она пепельнице. - Ну уж точно необычный. К окнам привязаны воздушные шарики, труба закрыта смешной шляпой, а из стен льется веселая музыка.

- Вот мы и приехали, - объявила миссис Фостер, и в ту же минуту Мария увидела дорожный знак - ЛАЙМ-РИДЖИС. Она всю дорогу изучала знаки. Самые заманчивые - это места, мимо которых проезжаешь не останавливаясь; они лежат справа и слева от дороги, невидимые за полями и холмами, обещанные дорожными знаками, с завораживающими названиями: ШЕСТИПЕНСОВАЯ РУЧКА. СТРАНА ЗИМОРОЖДЕННЫХ ПАЛОК, КРАЙ ПУСТЯКОВ И АФПУДЕЛЬ. Какие-то ненастоящие названия. Неужели они похожи на все остальные места - с одноэтажными дачами, начальными школами, почтамтом? Зеленые проселочные дороги, бегущие через поля между живыми изгородями, зазывали: приходи - и узнаешь. А я так никогда и не узнаю, с грустью подумала Мария. Да мало ли что есть на свете, чего я никогда не узнаю.

Но теперь ее вниманием завладел Лайм-Риджис, который ей, хочешь не хочешь, придется узнать. Вроде он ничего. Дома там, например, стояли не по линейке. Кое о чем Мария имела вполне четкое мнение, хоть и держала его при себе; ей, например, не нравилось, когда дома выстраиваются рядами и тупо глядят на прохожих, хотя сама она, да и все ее родственники и знакомые жили как раз в таких домах. Но в этом городке дома располагались иначе. Им приходилось нелегко, если так можно сказать: ведь город был выстроен на холме, вернее на нескольких холмах, и, казалось, вот-вот скатится в море; поэтому каждый дом из последних сил старался зарыться фундаментом поглубже в землю, чтобы не съехать под откос вместе со стенами, выступами и садами. Дома вставали один над другим, выпрастывая крыши, трубы и окна из зеленых объятий деревьев. Столько деревьев она еще нигде не видела - больших и маленьких, светлых и темных, не похожих друг на друга. И между ними - тоненькие сверкающие полоски моря с редкими крапинками пены на гребне волн:

- Восхитительно! - воскликнула миссис Фостер.

- Приятная викторианская атмосфера, - отозвался мистер Фостер. И немного погодя добавил: - Кажется, сюда.

Они свернули на посыпанную гравием дорожку, вдоль которой тянулись плотные ряды ярко-зеленой живой изгороди. Дорожка сделала небольшую закорючку между изгородью и аллеей, обсаженной всклокоченными кустами, и закончилась перед домом. Мария и родители вышли из машины и стали его разглядывать. Во всяком случае, Мария.

- Какая прелесть, я так люблю белую штукатурку! - обрадовалась мама.

Отец начал вытаскивать из машины чемоданы, а Мария все не могла оторвать взгляд от дома.

Это был аккуратный дом. Не в пример некоторым соседям, он не расползался во все стороны, размениваясь на такие глупости, как маленькие башенки, застекленные верандочки, крылечки и прочие выступы. Строгий, квадратный, вернее, даже прямоугольный, так как в длину он был больше, чем в высоту; окна с зелеными ставнями симметрично располагались наверху и внизу, а над черной парадной дверью виднелось еще одно окно - в форме веера. Единственной легкомысленной деталью был бледно-зеленый железный навес с гофрированным краем, который шел по всей длине под окнами второго этажа.

- Ну что, таким ты его себе представляла? - спросил мистер Фостер.

- Нет, - ответила Мария.

- Года 1820-го, надо полагать, - прокомментировал мистер Фостер менторским тоном. - Архитектурный стиль эпохи Регентства.

А Мария подумала: какая разница, главное, здесь где-то есть качели. Я слышу, как они скрипят, - это ветер их качает. Вот здорово: у меня будут свои качели. И кто-то держит маленькую собачонку - ишь как тявкает. Мария завернула за угол дома - в сад, посмотреть, где качели, но ничего не увидела, кроме деревьев и большой квадратной лужайки с подстриженной травой и обсаженной еще более густым и лохматым кустарником. Сад обрамляла живая изгородь, а за ней горка круто обрывалась вниз, к морю. Солнце уже зашло, и сверкание с поверхности исчезло. Лишь серо-зеленые беспорядочные пятна, смешиваясь с белыми, летели вверх и так мягко растворялись в серо-голубом небе, что невозможно было понять, где кончается одно и начинается другое. Вправо и влево в зеленой, золотистой и туманно-голубой дымке тянулся берег, а прямо перед городом каменная стена, выходившая в море, изгибалась, словно хотела защитить собой маленькую бухту, наполненную спящими лодками, чьи мачты торчали, как строй зубочисток. Над бухтой скользили чайки, а дальше, на пляже, кучками сидели люди; их собаки забегали в воду и снова выскакивали на берег. Трудно было оторваться от этого зрелища.

В соседнем саду между деревьев проглядывал большой дом - из тех, что с башенками. Качели наверняка там, просто их не видно, решила Мария и вернулась к своему дому как раз, когда отец отпирал дверь. Они вошли внутрь.

- Боже мой! Вот это вещь! - воскликнула миссис Фостер. - Прямо в 1880 год попали.

Если снаружи преобладали нежные тона - зеленый, голубой, золотистый, то внутри все было сплошь коричневое. Стены, по крайней мере в холле, обшиты деревом. На столе, покрытом коричневой бархатной скатертью, тикал коричневый будильник. ("Господи, еще и с кисточками", - изумилась миссис Фостер, приподнимая край скатерти. Она разжала руку, и край упал.) Пол, выложенный коричневой плиткой, застилал ковер с коричневым рисунком. Тяжелые портьеры на застекленных донизу дверях, выходивших в сад, тоже были коричневые. Сад виднелся сквозь дверь комнаты, скорее всего, самой большой в доме. Так вот что в книжках называется гостиной, сказала про себя Мария, такого я еще не видывала. Все трое вошли в комнату и остановились, не говоря ни слова.

- Гостиная, надо полагать, - констатировала мама.

По комнате друг против друга стояли стулья с выпуклыми сиденьями и спинками и неудобные на вид диваны. И громадный рояль, затянутый скроенным по фигуре коричневым чехлом. На камине под стеклянным колпаком удрученно сидели на веточках чучела птиц; похоже, воробьи, но нужно их потом получше разглядеть, подумала Мария. Поищу их в энциклопедии, решила она с воодушевлением. Она любила рыться в энциклопедиях. Вдруг они окажутся редкими певчими или вообще исчезнувшим видом.

Она обошла комнату. На одной стене висела огромная картина, написанная маслом: у подножия горы - человек в шотландском костюме, а вокруг него - несметное множество мертвых птиц и животных. У другой стены стоял стеклянный шкафчик, набитый китайскими безделушками. Книжный шкаф, заставленный книгами, блестел золотыми буквами аккуратно подобранных корешков. Такую книгу никогда не возьмешь с собой в кровать - никогда-никогда, или в туалет, подумала она. Нужно сначала вымыть руки, одеться во все самое лучшее и сесть на такой вот тяжелый стул.

- Ну, что ты об этом думаешь? - спросила миссис Фостер.

- Я не думала, что летний дом может быть таким, - ответила Мария.

- Честно говоря, я тоже, - признался отец.

Они осмотрели весь дом. Внизу, в столовой, в окружении восьми стульев с кожаными сиденьями, стоял очень длинный стол. Над сервантом висела еще одна картина - художественно разложенные на стуле мертвые зайцы, кролики и фазаны. В дальней комнате - Мария сразу же окрестила ее кабинетом - стояли такие же коричневые стулья и диваны, а по всем стенам от пола до потолка - стеллажи. Кухня оказалась относительно нормальной. Наверху располагались спальни и ванная комната. Мария с удовольствием отметила, что ножки ванны сделаны в форме звериных лап с когтями. Она еще немного поглядела на них и спустилась следом за родителями.

Когда она снова очутилась в холле, их ждал сюрприз. Край скатерти с бахромой зашевелился, и из-под него вылез огромный полосатый кот; он важно вышел на середину ковра, уселся и окинул их взглядом. Потом начал умываться.

- "Полная обстановка", по-видимому, включает и постояльца кота, - заметил мистер Фостер. - Меня об этом никто не предупреждал.

Кот зевнул и вышел через открытую парадную дверь. Бросив задумчивый взгляд на машину, он торжественно удалился в кустарник.

Мистер и миссис Фостер начали деловито разгружать машину, вносить вещи в дом, проверять плиту и электроприборы, явно из двадцатого века. Мария ходила за ними и помогала, когда ее просили.

- Какую ты выбрала комнату, дорогая? Вот эту, с видом на море?

Мария подошла к окну. Она уже любовалась этим видом из сада - море, бухта, горизонт, облака, но теперь сад раскинулся перед ней. Окно заскрипело от порыва ветра, и снова ей показалось, как где-то скрипнули качели.

- Да, эту, - ответила она.

Комната была небольшая, но заставленная - маленькие круглые столики с гофрированными краями, довольно высокая просторная кровать с медными спинками в ногах и в изголовье, множество унылых картин и на одном из столиков - миниатюрный комодик дюймов восемнадцати в высоту с кучей крошечных ящичков. Мария открыла один и увидела три ряда голубовато-серых окаменелостей, похожих на маленькие ребристые колесики; они лежали на выцветшей материи типа фетра и были подписаны мелким убористым почерком. Promicroceras planicosta, прочитала она. Asteroceras obtusum.

- Так, надо отнести чемоданы наверх, - скомандовала мама. - Ты идешь?

- Сейчас.

Мария задвинула ящичек, решив оставить окаменелости на потом. Залезла на кровать и подпрыгнула. Кровать оказалась бугристой, но уютной. Большой комод был пуст и пах нафталином. Она подошла к окну и выглянула в сад. Там, в глубине, росло громадное темное дерево (как она его раньше не заметила?), старое мощное дерево, не такое, как другие, обычные - их сразу узнаешь - вон они, раскачиваются и дрожат на морском ветру. Казалось, сад прилепился на холме, как будто завис над морем - дикий, неухоженный, почти без цветов. Однако деревья и кустарник манили. Вот уж где можно полазать.

В комнату проскользнул кот, от неожиданности Мария подпрыгнула и наткнулась на маленький столик. Какая-то безделушка свалилась на пол. Она подняла ее, виновато обнаружила, что отбился край, и поставила обратно на место.

- Дура, - брякнул кот.

- Что?

- Я сказал: дура. Надеешься, тебе это сойдет с рук?

- Может быть, - ответила Мария.

Кот зевнул.

- Может быть, а может быть, и нет, - передразнил он и изящно лизнул лапку, сидя в пятне солнечного света.

- Надо заметить, здесь очень приятная викторианская атмосфера.

- Все для вас, - отозвался кот.

- А где качели? - спросила Мария.

- Нет тут никаких качелей.

- Я же слышала, как они скрипят.

- Не веришь - не надо, - отрезал кот. - Сама увидишь.

Он покосился на нее из-под полуопущенных век и продолжал:

- И не вздумай меня тискать. Я этого не выношу. Предыдущая компания все время меня гладила, трепала: "Ты наш хороший. Ты наш дорогой". Уф-ф!

- Я не люблю кошек, - сказала Мария.

- А я не в восторге от детей. Сколько тебе лет? Девять?

- Одиннадцать, - холодно ответила Мария.

- Небольшого росточка, верно?

- А что, я виновата?

- И вообще - не производишь впечатления. Так, серая мышка. То ли дело твоя соседка Каролина и две ее сестрички. Вечно они носятся, смеются, толкаются. А какие у нее длинные белые волосы!

- Откуда ты знаешь про Каролину? - спросила Мария.

Кот тщательно осмотрел свою лапку и потянулся.

- Твоя мать хорошо готовит?

- Очень, - ответила Мария.

- Щедрые порции, куча объедков. В таком духе?

- Думаю, ты будешь доволен.

- Отлично! - обрадовался кот, - а то прошлая неделя была жидковата. Семья большая. Только и просят добавки.

Маленькое потомство куда как лучше.

Он задумчиво оглядел Марию:

- Или ты не согласна?

- Откуда я знаю? Я сама одна. Они и меня-то не хотели. Мама однажды сказала об этом своей подруге - я слышала. А теперь рады.

- Ничего себе! Воображаю, - протянул кот, но так, будто его не убедили. - Ну ладно, еще увидимся.

Он вышел из комнаты ленивой походкой и спустился по лестнице, элегантно виляя хвостом.

Теперь, когда повсюду распространились их вещи: на столиках в гостиной - книги в мягких обложках, на кухне - зелень, в холле - пальто, - сильная личность дома слегка растворилась. Он стал чуть более покладистым, словно уже немного принадлежал им и не был просто сам по себе. Они пообедали на кухне - столовая еще не впускала, по крайней мере с холодными пирогами со свининой и салатом. Вошел кот и терся о ноги мистера Фостера, пока не получил объедки. Прихлебатель, молча заклеймила его Мария, лизоблюд… Кот злобно глянул на нее и улегся спать возле плиты.