Последние жильцы оставили по себе след в виде полупустых коробок с хлопьями на кухонной полке (они были любителями "Хрустящего риса", заметила Мария, только один семейный бунтарь предпочитал "Фростиз"), пластмассовой утки под ванной, лопнувшего воздушного шарика, нескольких комиксов в корзине для бумаг в Марииной комнате, остатков "Лего" у дивана в гостиной и разбитого самосвала за плитой. Миссис Фостер смела все богатство и выбросила в мусорное ведро. Марии стало жаль: глядя на эти останки, она пыталась представить себе невидимую семью. Похоже, в ней были и девочки и мальчики, все разного возраста. Наверное, в доме на прошлой неделе здорово шумели, подумала она. А сейчас, после обеда, стало очень тихо - мама мыла посуду, отец читал газету, а она стояла и глядела в сад.
- Пойдем посмотрим пляж?
- С удовольствием, - ответила Мария.
Пляж находился в двух милях от города. Мария сразу его оценила - ведь у нее за плечами уже имелся пляжный опыт нескольких сезонов. Во-первых, он был непритязательный: цепочка пляжных кабинок - вот, пожалуй, и все его оборудование. У автостоянки кучки людей покрывали берег довольно густо, а дальше, в обе стороны, пляжные кабинки встречались все реже, и пляж становился менее суматошным - разве что собака или ребенок бегали по краю воды или какая семья стояла лагерем под утесом.
Утесы-то и привлекли ее внимание. Они тоже были без больших претензий - не чета скалистому величию Корнуолла или Уэльса. Необъяснимо, но они казались мягкими, а не твердыми. Их сланцевый синевато-серый цвет так гармонировал с облачным небом, что море, из молочно-зеленого ставшее бледно-бирюзовым, лежало, как цветная лента между серыми утесами, яркой галькой пляжа и серым небом. И все же Мария заметила, как цвет меняется от подножия к вершине. Вершины венчал золотисто-коричневый пласт с зеленью на макушке. И там, где трава и деревья так зримо съезжали вниз зеленым языком, эти три цвета мешались и путались. Она стояла и завороженно глядела на чудный предел, где, грациозно соскальзывая в море, кончается не только Дорсет, но и вся Англия.
- Давайте здесь, - предложила миссис Фостер.
Они расстелили подстилку и сели.
Вскоре Мария обнаружила, что сидят они не на серо-голубой каменной плите, а на чем-то другом, большем.
И вообще, это был не камень, а твердая сухая глина. Она лениво поковыряла ее, и кусочек распался у нее под пальцами. Потом легла на живот и стала приглядываться, ее лицо было в нескольких дюймах над землей, и вдруг земля ожила прямо на глазах. Там, на глине, Мария увидела изощренные каракули - витки и спирали маленьких раковин. Она их узнала - точно такие же хранились в ящичке миниатюрного комода в ее комнате в глубине дома. Только эти были мельче, некоторые не больше дюйма, но какие совершенные края и изгибы! Она ухватила одну за краешек, и та рассыпалась в пальцах голубой пылью, но внизу под ней лежала другая, и еще и еще. Земля источала окаменелые призраки.
- Смотрите, - позвала Мария.
- Окаменелости, - откликнулась мама. - Аммониты.
Это побережье славится окаменелостями. Можешь их пособирать.
Она легла на спину, положив голову на бугорок из свитеров, и перевернула страницу.
Не, больше я не хочу их портить, подумала Мария. Они такие славные. Они пролежали здесь миллионы лет, и глупо посвятить эту пятницу выкапыванию и ломанию. Вот если бы я умела хорошо рисовать, я бы их нарисовала.
Она продолжала разглядывать глину, пытаясь ее запомнить, и затем побрела между соседними камнями посмотреть, нет ли и там окаменелостей. Большинство оказались пустыми и гладкими, но в одном-двух поблескивала далекая жизнь, хотя и не слишком ярко. Вскоре она обнаружила: если хорошенько покопаться в гальке и осколках утеса, валявшихся по всему пляжу, можно насобирать кусочки окаменелостей, похожие на обломки маленьких серых колес, а порой попадалось и целое колесико. Один раз она наткнулась на голубовато-серый камень дюймов девяти-десяти: две окаменелости застыли в нем одна над другой, призрачные существа в небольшом куске затвердевшего древнего моря, и она держала его в руках. Мария решила взять их с собой и завернула в куртку.
Ближе к вечеру они потянулись по пляжу назад к автостоянке. Море отступило, оставив огромные пространства сверкающего песка. Там кричали и носились дети. По краю далекого моря, убегая от волн, взад и вперед сновали морские птицы. Отдыхающие начали подниматься, собирать ведерки, лопатки, корзины для еды, складные стулья.
Интересно, какие пляжи ночью, подумала Мария, когда здесь пусто?
- Надеюсь, ты скоро с кем-нибудь подружишься, - предположила мама.
- Да, наверное, - ответила Мария без особой уверенности.
Вернувшись в дом, она уединилась в своей комнате и разложила окаменелости на комоде. Комната еще не успела стать ее. Ведь всего неделю назад кто-то другой называл ее своей, а две-три недели назад - еще кто-то. Теперь она казалась безликой: и не отталкивала, но и не принимала. Окаменелости помогут мне обжиться, почувствовала Мария. Найду о них книгу, подумала она, посмотрю, что за виды, сделаю подписи, как тот, кто давным-давно положил свои в маленький комодик. Неужели он нашел их там же? Они были настолько лучше ее разбитых обломков. Вынимая окаменелости из ящичков одну за другой, чтобы получше разглядеть, она снова услышала скрип качелей и подошла к окну: не видно ли их в соседнем саду? Но все загораживали деревья.
Мимо комнаты по коридору проходил отец и остановился у открытой двери.
- Ну что, устроилась?
- Да, - ответила она.
Ее отец был старше многих отцов; он уже начал лысеть, на голове у него осталась лишь аккуратная подкова из волос. Мария заметила: он сменил выходную рубашку на особый выходной свитер. Они смотрели друг на друга, не зная, что сказать, как у них часто бывало.
- Ну, все уже разведала? - спросил мистер Фостер.
- Не, сад еще не до конца осмотрела.
Мистер Фостер с легким беспокойством выглянул в окно, не зная, чего ему ждать от этого сада. В Лондоне у них сада не было.
- Что ж, сад - вещь полезная, - изрек он.
Наступило молчание.
- Ну, кажется, пора ужинать, - сказал мистер Фостер и спустился вниз.
Вечер они провели в тишине и рано легли спать. Мария, упоенная ветром и морем, заснула глубоким сном и просыпалась всего лишь раз от пронзительного лая маленькой собачонки где-то за окном.
2. КАМЕННЫЙ ДУБ И МАЛЬЧИК
В саду на следующий день обнаружилось много интересного. Самое главное, там не было цветочных клумб, зато кругом росли кусты и деревья - казалось, мало что могло их разрушить. В таком саду тебе не станут постоянно выговаривать: не наступай на цветы, не лазай по деревьям.
Высокий буйный кустарник, отделявший его от соседнего сада, был настоящим кроличьим садком из лиственных шатров и туннелей - туда так и тянуло поиграть. Только вот играть не с кем. Мария бесцельно проползла садок насквозь, обошла вокруг и решила полазать по деревьям. Одно дерево ее особенно привлекло - то самое, большое и темное, которое она заметила из окна, - густая крона, блестящие темно-зеленые листья, мощный ствол и серые ветки, морщинистые, как ноги у слона. Такое величественное и, главное, просто создано для лазания: ветки заманчиво ведут одна к другой и встречаются у ствола размашистыми излучинами, образуя естественные сиденья. Вот это и будет отличный наблюдательный пункт, решила Мария, заметив одно такое кресло - невысоко, совсем не страшно, зато сквозь листья видно соседний сад.
Там она и устроилась и, скрытая для постороннего глаза, смотрела, как из соседнего дома выходили и входили люди; этот громоздкий нелепый дом служил теперь частной гостиницей. Аккуратно подстриженный газон украшали железные столы и стулья с зонтиками от солнца. Похоже, качелей нет и там, зато есть маленькая лужайка для игры в шары и бадминтонная сетка.
Появился кот и начал шумно точить когти о ствол дерева.
- Как, ты говорила, тебя зовут? - спросил он.
- Мария.
- В смысле Мэри?
- Нет. Мария.
- Модное имечко, нечего сказать, - фыркнул кот.
- Маме нравятся старомодные имена.
- Я бы сказал, вычурные.
Он напряженно глядел на пучок травы, поводя хвостом.
- Послушай, а где живет собака, которая лает по ночам? - спросила Мария.
Кот вздрогнул.
- Тебе-то что? Пусть себе лает.
- Я просто спросила.
В соседний сад вышли дети и с криками принялись энергично играть в бадминтон.
- Веселая компания, - заметил кот. - Не хочешь пойти к ним?
- Можно.
- Тогда давай.
- Сейчас.
- Боишься, не примут? - подковырнул кот.
Мария соскользнула с дерева и медленно направилась к дыре, выломанной в кустарнике, разделявшем их сады. Кот следил за ней из-под полуопущенных век. С минуту она постояла, глядя на детей, потом сказала:
- Вообще-то мне пора домой. Маме надо помочь.
- Как же, - съязвил кот.
На кухне мама деловито наполняла шкафы и полки фостеровскими продуктами и расставляла посуду.
- Зачем ты прогнала кота?
- Много важничает!
- Не выдумывай. Он все утро урчал и терся о мои ноги.
Неужели она не замечала, подумала Мария, что люди никогда не бывают со всеми одинаковыми? Животные, наверное, тоже. Вот, например, наша классная - миссис Хейворд: как придут родители, она рассияется, рот до ушей, зубы блестят, а как снова останется одна с детьми, лицо у нее вытягивается, прямо худеет на глазах, зубов уже не видать, да и голос совсем другой - резкий, раздраженный.
В парадную дверь позвонили.
- Кто-то пришел, - сказала миссис Фостер. - Но ведь мы здесь никого не знаем.
Она направилась к холлу. Из-за распахнутой двери донеслись голоса - чей-то незнакомый и мамин (это ее голос для чужих, подумала Мария). Голоса то нарастали, то стихали, тикали кухонные часы, вышло солнце и положило аккуратный золотой квадрат на край стола, ножки и пол. Мария вдруг спохватилась, что ее зовут, и неохотно направилась в холл.
- Это Мария, - представила ее мама, - а миссис Шэнд - наша хозяйка. Она живет через дорогу.
Миссис Шэнд была очень старая. И одета старомодно, но как настоящая леди, признала Мария, - атласное платье, броши, ожерелье и чулки, уходящие почему-то в парусиновые туфли. Она глянула на Марию и сказала:
- У моих последних жильцов было четверо. Один ребенок - это совсем другое дело. Вообще-то я не против детей.
Мне никогда еще не встречались хозяйки, не знаю, за них я или против, подумала Мария. Надеюсь, пойму со временем.
- Ну что ж, - продолжила миссис Шэнд. - Для троих здесь несомненно хватит места.
- Да, вполне, - откликнулась миссис Фостер. - Мы и не думали, что дом такой большой.
- Жильцы часто удивляются. Обстановка тоже вызывает недоумение.
- Мы любим викторианский стиль, - заверила миссис Фостер. - А вы не боитесь за мебель? С детьми все-таки, да и взрослые бывают неаккуратные.
- В этом доме всегда хозяйничали дети, - с ядовитым оттенком сказала миссис Шэнд. - Я сама в нем выросла, с братьями и сестрами. Нас было семеро детей. А до меня - моя мать. Он слишком стар, чтобы меняться, так же, как и я. Кухню я модернизировала, так это теперь говорят, - жильцов не устраивало старое оборудование.
Мария все это время разглядывала лицо на брошке с камеей, приколотой к воротничку платья миссис Шэнд, и слушала вполуха, но тут вдруг прислушалась. Как странно - жить в доме, где выросло столько детей. В ее доме выросла одна она: его построили восемь лет назад, он даже моложе нее. Она представила себе миссис Шэнд девочкой своего возраста когда-то давным-давно, в том же дверном проеме и посмотрела хозяйке в лицо, испещренное ниточками морщин, ища тень той, которой она некогда была, но не нашла. Неужели они тогда тоже носились через три ступеньки вниз по лестнице и сидели на дереве в саду?
- Мария! - пробудила ее мать. - Миссис Шэнд тебя спрашивает.
Мария подпрыгнула и уставилась на миссис Шэнд.
- Я спросила, какую комнату ты себе выбрала, - повторила миссис Шэнд.
- Дальнюю, маленькую, - ответила Мария.
- А… старую детскую. В ней всегда жили дети. Ночью из нее слышно море.
И качели, подумала Мария, ей хотелось спросить про качели, но тут снова заговорила мама. Беседа перешла на темы электросчетчика и доставки газет.
- Ну что ж, вот вроде и все, что я хотела вам сказать, - сказала миссис Шэнд. - Рояль месяц назад настроили. Пожалуйста, не стесняйтесь, пользуйтесь.
Она задумчиво поглядела на Марию.
- Спокойная малышка. Если захочешь что-нибудь спросить, милости прошу.
И вот ее серое с белым атласное платье уже исчезло между зелеными изгородями, растущими вдоль дорожки.
- Она и сама под стать дому, - сказала миссис Фостер.
- Почему она здесь больше не живет?
- Считает, что дом для нее слишком велик, и живет в гостинице через дорогу.
- Жаль, что она кота не прихватила, - заметила Мария и подумала: зря я не спросила про качели. Ну, ничего, в другой раз.
Днем пошел дождь. Миссис Фостер, довольная, что не нужно идти на пляж, устроилась читать в гостиной, почти не скрывая облегчения. Мария глядела на дождь из окна своей комнаты: он струился по стеклу жирными ручьями, и очертания темного дерева в саду, на которое она взбиралась утром (ее дерева, как она теперь считала), плыли и дрожали, словно водоросли в скальных выемках. Водоросли напомнили ей об окаменелостях - она же хотела посмотреть, как они называются, и прикрепить к ним ярлычки. Она начала их раскладывать и сравнивать с теми, из миниатюрного комодика. Некоторые оказались точно такими же, их названия она установила без труда. Красивым почерком она сделала подписи на маленьких кусочках бумаги - Promicroceras… Asteroceras - разложила их в гнезда из ваты, которую взяла в ванной. Получилось профессионально и научно. Однако одна окаменелость отказывалась называться. Во-первых, она была почти неразличима - лишь намек на рисунок в куске голубого камня, с первого взгляда - ничего особенного, но если приглядеться, проступали четкие линии и узор - каменный призрак древнего существа.
Мне нужна про них книга, вот что, подумала она. А там внизу полно книг.
Однако книги оказались на редкость незанимательными. Она водила глазами по коричневым, темно-бордовым и темно-синим рядам, которые линовали все стены от пола до потолка в библиотеке, между гостиной и столовой. Ничего веселого - ни пестрой обложки, ни иллюстрации; и когда она наугад вытаскивала одну-другую, все они пахли одинаково, как-то странно. Наверное, так пахнут книги, которые долгое время никто не доставал и не читал, решила она. И переплеты с золочеными названиями какие-то неинтересные: "Происхождение видов" Чарльза Дарвина, "Завещание скал", "Принципы геологии". Она посмотрела на них с отвращением, но тут ей в голову пришло, что слова типа "скалы" и "геология" могут быть связаны с окаменелостями. Она вытащила одну книгу, и в ней, конечно же, оказались тщательно выписанные разрезы горных пород и через несколько страниц - ракушки. А дальше опять ничего не понятно, прямо как на другом языке: глыбы тяжелых слов - не разобрать, и предложения такие длинные - не догадаешься, о чем они. А вот картинки ей понравились. По крайней мере, хоть одна книга пригодится. Она набрала небольшую стопку и отнесла ее к себе наверх.
Разложенные на столе в ряд, они смотрелись важно, даже грозно. Она села за стол - старый, обшарпанный, с чернильными канавками, а с одного края кто-то еще выдавил ручкой инициалы - X. Д. П., и без особой надежды открыла "Происхождение видов". Внушительная книга, хотя на одной странице, которую она пролистнула, живо рассказывалось о зебрах. А дальше опять все слишком сложно. Она сердито посмотрела на книгу и поскребла каблуками сандалет о перекладину стула; в это время в саду снова залаяла собачонка. Нет, подумала она, эта книга никуда не годится, ничего не понимаю. Она еще немного полистала, и вдруг книга открылась в конце - там, на чистой последней странице, кто-то сделал рисунки хорошо отточенным пером и подписал их.
С неодобрением - ведь ей всегда внушали, что в книгах марать нельзя, - Мария разглядывала почерк: старомодный, решила она, только раньше так выводили - аккуратно и с наклоном, хотя немного неуверенный, наверное, ровесник писал.
Она обнаружила ошибки в правописании. "Виды, собранные на утесе", прочитала она; затем шел список латинских названий - Gryphaear… Phylloceras… (здесь уж, конечно, она не могла судить, правильно написано или нет), и возле каждого названия - тщательный карандашный рисунок окаменелости. Пару раз кончик пера цеплялся за неровности бумаги, и ручка разбрызгивала мельчайшие чернильные точечки; в одном месте их превратили в маленькую фигурку, одетую в платье ниже колен, фартук с оборками и черные ботиночки, застегнутые на множество пуговок. Длинные, стянутые лентой волосы зачесаны назад. Хороший рисунок. Я бы так не смогла, подумала Мария. И, пробежав глазами страницу, она увидела другой рисунок - вроде что-то знакомое.
Так это же моя, обрадовалась Мария, та самая, я еще не знала, как она называется. Она положила свою окаменелость рядом с рисунком - аккуратные перьевые штрихи отчетливо повторяли ее призрачную форму и узор. "Stomechinus bigranularis, - утверждала подпись, - вымершая форма морского ежа. Найдена под западным утесом 3 августа 1865 года".
А сейчас как раз август, другой август… Она сидела с открытой книгой на столе, смотрела в окно и думала о той, о девочке (я почему-то уверена, это была девочка), которая держала в руках ту же книгу почти сто лет назад, нет, даже больше, и, наверное, глядела в то же окно на ту же косматую лужайку и волнующиеся деревья. Потому что она здесь жила, мне кажется, раз книга здесь, и окаменелости в ящичке, наверное, тоже ее. Так она думала, водя пальцем по гладкому с еле проступающим хребтом осколку серого камня, который вмещал в себя Stomechinus bigranularis, и вдруг снова услышала скрип и подвывание качелей - а может, их вообще нет на свете?
И как всегда не вовремя в ее затаенный мир ворвался мамин голос, зовущий к чаю. Неужели уже чай? - подумала Мария. Мы ведь только что обедали, я в этом уверена. Время всегда идет по-разному; иногда день тянется медленно, иногда обыкновенно, а такие дни, как сегодня, пролетают, будто их и вовсе не было… Она сбежала вниз через две ступеньки, перескочила четыре последних и заметила, что дождь кончился. После чая можно снова залезть на дерево.
Спустя полчаса она устроилась на изогнутой ветке, в "кресле". Дерево уже казалось старым другом. Кора была шершавая и теплая, она чувствовала ее спиной через трикотажную футболку, а вокруг свистели и шептались разговорчивые листья. Вскоре к ней присоединилась пара голубей, они уселись поодаль и начали жаловаться друг другу.