Мария не верила своим ушам. Между тем, по- своему уложив дрова в печке, Тип зажег бумажки и щепки. В одну минуту веселое, яркое пламя охватило всю охапку.
Удивлению Марии не было границ. Неужели это Тип? Обычно такой ленивый и дерзкий, он ловко справился с делом, которое казалось ей очень трудным.
По правде сказать, Тип и сам себя не узнавал. Он испытывал какое- то новое и странное чувство. До сих пор он вел совершенно эгоистичную жизнь, а сегодня с удовольствием помог сестренке. Этот первый шаг дал ему желание продолжать начатое дело.
- Вот и огонь разведен! - весело сказал он. - Теперь давай приготовим завтрак для отца с матерью! Ты ведь умеешь поджаривать хлеб?
- А ты что, сомневаешься? - резко ответила Мария. - Я достаточно жгла себе лицо и руки, чтобы научиться! И ты умел бы, если бы почаще это делал!
- Ну так поджарь два ломтика для родителей, а я приготовлю две чашки чаю. Право, мы с тобой совсем неплохие повара!
- Особенно ты! - презрительно съязвила Мария. Бедная девочка!
Хорошее расположение духа было так незнакомо ей, что редко приходилось отвечать кому- либо без колкостей. Все же удивительная расторопность Типа невольно подействовала и на нее. Она отрезала два ровных куска хлеба, чтобы пожарить их на угольях. Между тем Тип открыл шкаф настоящий склад грязной посуды - и стал тщательно мыть и вытирать две чашки.
- Ты, кажется, помешался на чистоте! - с иронией заметила Мария.
- Да, да! - весело ответил Тип. - Я хочу попробовать эту, неизвестную нам, прелесть! Интересно посмотреть, на что все это станет похожим, когда станет чисто.
Наконец завтрак был готов. Поставив на поднос чай и чистую тарелку с хлебом, брат с сестрой отправились к родителям. И вдруг они услышали слабый голос отца:
- Зачем ты встаешь? У тебя ведь так сильно болит голова! Полежи еще немного…
- Зачем встаю? Да как же мне лежать, когда дети встали?! Я удивляюсь, как только крыша цела над нами. Ведь их и на пять минут нельзя оставить вдвоем!
В другой раз Мария, наверное, рассердилась бы, теперь же все внимание ее было обращено на то, чтобы не разлить чай на поджаренный хлеб, и она сделала вид, что не слышит замечания матери.
Тип с гордостью открыл дверь и заявил:
- Не вставай, мама! Мы несем тебе чай. Выпей, и тебе станет легче!
Госпожа Леви широко открытыми глазами смотрела то на поднос, то на детей и наконец выговорила:
- Кто же все это приготовил?
- Мария и я! - ответил Тип, сияя от радости.
- Ну, уж этого я от вас не ожидала! - призналась мать, и на ее измученном лице промелькнула улыбка.
Дети вернулись на кухню. Мария никак не могла понять, что же случилось с Типом. Он взял топор и вступил в ожесточенную борьбу с сучковатыми чурками, лежащими за плитой. Через полчаса он наполнил дровяной ящик ровными и аккуратно сложенными поленьями. Подчиняясь влиянию довольно странного поведения брата, Мария перемыла всю посуду и даже подмела пол.
Тип на всю свою жизнь запомнил это утро, проведенное в труде - оно ознаменовало его вступление в новую жизнь.
Однако это не значило, что борьба кончилась и Типу стало легко.
Через некоторое время он понял, что сатана не отказывается от своей жертвы даже после первого поражения.
Глава 7
Не бойся, ибо Я искупил тебя.
(Ис.43:1)
Было почти восемь часов утра. В ожидании звонка, ученики собрались у дверей школы, чтобы потом всем вместе войти в класс.
- Наверное, в семействе Леви сегодня случилось что- то необыкновенное! - воскликнул один из мальчиков. - Посмотрите, Тип появился на тропинке раньше первого звонка! Действительно, решительным и твердым шагом Тип поднимался на пригорок. Каникулы кончились, и сегодня в школе начались занятия. Тип принял важное решение: регулярно посещать школу и являться туда каждое утро в назначенный час, чего до сих пор он никогда не делал. Школа, в которой он учился, была единственной в этом городке, потому в числе учащихся были дети из лучших семейств и вместе с тем, несколько мальчиков самого безобразного поведения.
- Здравствуй, Тип! Как поживаешь? - воскликнул Боб Тернер, идя ему навстречу.
Во время каникул Боба не было в городе, и потому он ничего не знал о перемене, происшедшей в сердце Типа.
Услышав это дружеское приветствие, Тип внутренне содрогнулся. Хватит ли силы противостать искушениям? До сих пор Боб и Тип были неразлучны. Их тесно связывало общее желание пошалить и позабавиться. Но вот уже несколько недель Тип другой, и он чувствовал, что дружить с Бобом больше не сможет.
Раздался звонок, и ребята вбежали в класс. По своему обыкновению Боб занял место рядом с Типом, от чего сердце последнего снова наполнилось страхом… И все же Тип немного успокоился, вспомнив, что Боб не так уж часто приходит в школу, и это соседство не повредит ему.
Занятия всегда начинались с чтения Библии. Тип покраснел и заколебался: вынуть ли свою Библию из кармана? Раньше у него не было ее, но теперь… Что подумают мальчики, увидев книгу? Что скажут, и как он им ответит?
Сначала Тип решил подождать до завтрака, чтобы на перемене показать Библию друзьям. Затем немного подумал и остановился. Неужели он с первого дня занятий в школе спрячет свое знамя, свой светильник?
Нет! Это невозможно! Тип достал Библию и стал лихорадочно перелистывать ее.
Боб, услышав шелест страниц, бросил быстрый взгляд на Типа. Тотчас догадавшись, какая у него в руках книга, он сложил губы, как бы желая свистнуть, и на его лице отразилось величайшее изумление. Потом Боб выхватил Библию и прочел имя, написанное пастором.
- Вот как! Что же это значит? - прошептал он. - Ты, кажется, стал ханжой?
Тип ничего не ответил, только еще больше покраснел и взял книгу назад. Час искушения настал.
Библию читали хором. Поэтому, найдя стих, надо было присоединить свой голос к сорока другим голосам, читая вслух. Типу казалось, что, несмотря на большое число учеников, его голос будет слышнее всех. Поэтому, прежде чем он решил произнести первое слово, долго откашливался и наконец выговорил:
- "И одели Его в багряницу, и, сплетши терновый венец, возложили на Него… "
Боб, сидя рядом, вполголоса запел комичную песенку. Песня эта, разумеется, была предназначена для Типа, который прилагал все усилия, чтобы не слушать, однако, слышал каждое слово.
Сердце Типа, несмотря на внутреннюю борьбу, было полно благодарности Богу и радостно принимало чудные слова о Спасителе. Он знал, что голова Иисуса, которая когда- то носила терновый венец, теперь увенчана славой, и что ради него Христос прошел через страдания и смерть. Когда учитель стал молиться, Тип радостно присоединился к нему. Он не поднял головы и не прервал молитвы даже тогда, когда Боб наступал ему на ноги, щекотал и дергал за волосы.
Этот первый день в школе с его испытаниями и искушениями Тип запомнил на всю жизнь. Боб же долго еще не пропускал случая позабавиться или выкинуть какую- нибудь шутку. Досадуя на потерю верного товарища, который прежде всегда разделял все опасности задуманных шалостей, Боб мстил Типу, сделав его мишенью всех своих выдумок. Его нападения были отлично рассчитаны, чтобы раздразнить и вывести из себя бедного Типа. Например: когда он с великим трудом окончил сложение длинного ряда цифр и тщательно написал его, мокрый палец Боба скользнул по грифельной доске и в одну секунду уничтожил весь труд.
Все же на этом испытания не кончились. Сколько внутренней борьбы против старых привычек, успевших глубоко укорениться, надо было вынести Типу! После того, как он столько времени всегда шептался с соседом, ел яблоки на уроках и пришпиливал карикатуры на спину товарищам, ему стоило больших усилий сидеть тихо и спокойно.
А как тяжело было учиться! Только теперь Тип понял это. Особенно трудно давалась диктовка и заучивание наизусть. Ему казалось, что ошибок невозможно избежать. Как ни зубрил, как ни старался запомнить буквы трудных слов, они все- таки путались в его голове! Если бы рядом не сидел Боб, готовый порадоваться его горю, Тип, наверное, заплакал бы.
Наконец Тип все- таки потерял терпение - Боб уже третий раз бросал на пол его словарь. Он повернулся к нему и сказал вне себя:
- Послушай, если ты еще раз сделаешь это, я выброшу твой ранец в окно, понял?
- Эдуард Леви, ты начинаешь занятия все с теми же намерениями? Я ставлю тебе двойку за поведение. Твоя плохая отметка - первая в журнале! - подобно грому, раздался в классе голос учителя, господина Бернса.
Тип вспыхнул. Этот упрек был слишком несправедлив. Разве его намерения не изменились? Конечно! Только об этом никто, кроме Бога, не знал. Несмотря на все свои усилия, Тип ничем еще их не подтвердил. При этой мысли глаза его наполнились слезами, и он опустил голову. Боб тотчас же наклонился к его уху, напевая все ту же песенку.
Сколько раз Тип находил его шутки веселыми, а теперь они казались ему глупыми и жестокими! Его начало охватывать отчаяние. Да, сегодня сатана вел с Типом упорную войну, и бедный мальчик пожинал то, что когда- то сеял.
Тип поднял голову и посмотрел по сторонам. Взгляд его задержался на Томе Минтурне и Фреде Гольбруке, занятых алгеброй. Им никто и не думал мешать. Тип горько вздохнул. Если бы он мог так хорошо учиться, как они! Мальчики были ровесниками, а между тем, пока он мучился над сложением, Том и Фред уже проходили алгебру. О, как ему хотелось догнать их и идти наравне! Но эта мечта казалась неосуществимой, и ужасный урок становился еще труднее…
Настало время отвечать заученные слова. Тип был такой грустный от неудач, что не сумел даже повторить то, что знал и потому сохранил последнее место в классе. Никто, однако, этому не удивился, так как никто не знал, как он старался.
Длинное утро, такое тягостное для Типа, наконец кончилось. В полдень, когда настало время отдыха, он всеми силами старался оживить в своем сердце те прекрасные обещания, которые утром казались ему такими радостными. И все же на душе не стало легче.
После перерыва Типа ожидало новое испытание. Боб, не зная чем заняться, придумал бросать бумажные шарики. Как только учитель поворачивался к доске, через класс летел комочек бумаги, метко ударяясь в чей- нибудь затылок. Вскоре этой игрой были охвачены другие мальчики, и класс превратился в учебное поле неопытных стрелков. Господин Бернс, заметив оживление среди учеников, сделал замечание всем, не видя конкретно виновного. Его выговор подействовал, но не на всех. Не прошло и пяти минут, как в воздухе послышался легкий шум, и большой комок бумаги, брошенный неловкой рукой, ударился о голову учителя.
Несмотря на страх, в классе раздался неудержимый смех, который, однако, быстро смолк: все знали строгость своего преподавателя.
Спокойно подняв голову, учитель холодно спросил:
- Кто бросил этот комок бумаги? Ребята молчали.
- Фред Гольбрук, ты знаешь, кто бросил?
- Да.
- Кто?
- Тип Леви.
Это было уже слишком! Быть несправедливо обвиненным и именно в тот единственный день школьной жизни, когда он не бросал ни одного шарика!.. В один миг Тип был на ногах и, сверкая глазами, закричал:
- Это неправда! Он лжет, специально лжет!
- Сядь, Эдуард, - сказал господин Бернс. - Фред, ты видел, как он бросал?
- Да.
- Эдуард, иди сюда!
Тип молчал и не двигался с места. Боб шепнул ему:
- Скажи, что не пойдешь. Надеюсь, ты не станешь слушаться его, как девчонка! Пусть сам подойдет, и тогда мы ему покажем, кто сильнее!
Господин Бернс повторил свое приказание. Тип подошел к столу и, смотря прямо в глаза учителю, сказал твердым голосом:
- Я не бросал шарик. Поверьте мне!
Бедный Тип! Сколько раз, стоя перед этим же столом, он обманывал и утверждал, что прав, в то время, когда был виноват! В школе и на улице никто не придавал и малейшего значения словам Типа. Эту репутацию он заслужил своим поведением, и поэтому неудивительно, что и на этот раз ему никто не поверил…
Не проронив ни одного слова, ни одной слезы, Тип перенес сильные удары линейкой по протянутой руке. Что касается учителя, то он был вполне уверен в том, что Тип виновен. Фред Гольбрук никогда не лгал, а тот факт, что сам Тип не сознавался, ничего не значил в глазах господина Бернса. Так было всякий раз, когда Тип попадался, а сдавался он только под наказанием.
На этот раз Тип упорно отрекался и возвратился на свое место, страдая от упреков учителя больше, чем от ударов линейки. Рука его покраснела и опухла.
Из школы Тип ушел с сердцем, полным горечи. Ему казалось, что он ненавидит всех товарищей, а уж Фреда Гольбрука - больше всех. Учитель, заметив угрюмое выражение его лица, сказал стоящему около него помощнику:
- Кажется, этот мальчик начинает терять свое последнее и единственное хорошее качество: веселое расположение духа. Посмотрите, какой у него пасмурный вид!
Тип слышал это замечание и согласился с тем, что оно справедливо.
До сих пор наказания были его насущным хлебом, и он всегда весело переносил их. Но сегодня, первый раз в жизни, Тип был наказан несправедливо и именно тогда, когда старался вести себя хорошо.
- Зачем ты позволил себя бить? Это глупо с твоей стороны! - первым воскликнул Боб.
- А ты?! Почему не сказал, что бросил этот противный комок бумаги? Если бы ты сознался, то меня не наказали бы! Трус! - вне себя закричал Тип.
- Прекрасно! Разве это не ты бросил? - искренне удивился Боб. - Я в ту минуту направлял шарик в голову Фреда и потому не видел, что делалось вокруг.
- Честное слово, это не ты?
- Нет, не я.
Резко повернувшись от негодования и досады, Тип зашагал к пруду.
Злой дух стал нашептывать ему:
"Я же тебе говорил, что не стоит стараться, все напрасно! Учитель и одноклассники считают тебя негодяем, и ты никогда не изменишься. Уже четыре недели ты думаешь, будто имеешь великого Друга, способного помогать тебе во всех трудностях! Если это правда, то почему Он не помог тебе сегодня? Ты думаешь, что Он тебя любит? Если бы Он тебя любил, то помог бы, ведь ты так старался вести себя хорошо. Ты же просил Его о помощи!"
Тип присел на пень у дороги и продолжал прислушиваться к коварному голосу.
"Сам видишь, что тебя обманули! Вот уже месяц ты стараешься жить по- новому, и никто этого не заметил! Никто не любит тебя больше прежнего. Дома все так же тяжело: мать постоянно ворчит, Мария тоже невыносима… Брось все эти глупости и живи по- прежнему! И никто ведь не ждет от тебя ничего хорошего!"
Все же, кроме этого голоса, Тип в своем сердце слышал еще другой, тихий и скромный, не дававший себя заглушить:
"Ну и что же, - говорил он нежно, - если никто тебя не любит и не помогает! Разве ты не знаешь, что за тебя умер Иисус и Он - твой Друг? Разве ты не помнишь, как Он отвечал на твои молитвы? Он обещал принять тебя в прекрасную страну! Вспомни, что прежде ты был очень плохой мальчик. Неудивительно, если люди не верят твоему исправлению! Разве недостаточно, что Иисус любит тебя и видит твои страдания? Не отчаивайся, продолжай, и все увидят, что ты стал другим. А светильник, светильник, который дал тебе Бог? Почему ты не употребил его сегодня?"
"Нет, нет, - отвечал Тип, - мне невозможно быть христианином! Во мне столько нехороших мыслей, злых чувств! Мне кажется, что я ненавижу учителя и вообще всех на свете. Я не знаю, что мне делать… "
"Брось все это и иди домой! - продолжал злой дух. - Не заботься о своем светильнике, выбрось из головы все эти сказки! Станет Бог заниматься тобой, когда ты ничего хорошего в своей жизни не сделал!"
Рука Типа сжимала в кармане Библию - его светильник - как он называл ее. Тот же тихий голос советовал ему раскрыть книгу. Он так и сделал. Вскоре верный Друг остановил его взгляд на стихе: "…Не бойся, ибо Я искупил тебя, назвал тебя по имени твоему; ты - Мой".
Как благодатно подействовали эти чудные слова на измученное сердце! Неужели Христос, великий Искупитель, считал его, Типа Леви, Своим? И назвал его по имени? Этого было достаточно. Тип снова решился принадлежать Богу во что бы то ни стало. Он оглянулся: никого не было видно, а ветви большого дерева скрывали его от дороги. Не раздумывая, мальчик встал на колени, и к Божьему престолу понеслась искренняя, горячая молитва покаяния и благодарности Тому, Кто так крепко полюбил его.
- Иисус, прости меня, грешника! Прости за то, что я рассердился на учителя и на мальчиков… Прости, я негодный, злой… но я хочу только Тебе принадлежать и Тебя любить! Благодарю за то, что Ты называешь меня Своим, за то, что искупил меня… Слава Тебе, Иисус Христос! Аминь.
Сатана в бешенстве бежал, на время оставив Типа, который победоносно склонил колени перед Всемогущим Богом. Да, сегодня Тип победил!
Глава 8
Даром получили, даром давайте.
(Матф. 10:8)
Замечал Тип это или нет, но дома не все было по- прежнему. Госпожа Леви хотя и бывала в плохом настроении, но не так часто, как раньше. Впрочем, у нее теперь и работы было меньше: не нужно укачивать малыша, следить за каждым его движением, потому больше времени оставалось на шитье. И все же, как не доставало ей ласки его маленьких ручонок! Сколько раз ее нетерпеливые слова были только выражением тоски материнского сердца!
Что касается Типа, то поведение его удивляло всех в доме. Никто не мог понять, к чему приписать такую перемену. Каждое утро, мать, входя в кухню, находила ведро полное воды, огонь разведенным и заготовленную вязанку дров. Отец также удивлялся, когда Тип останавливался перед его кроватью и неумелыми движениями пробовал поправить ему подушку. Больной принимал эти маленькие доказательства любви с глубокой радостью: сын прежде никогда не думал о нем.
На самом деле Типу легче всего было дома. Во- первых, здесь он бывал реже и поэтому, было меньше случаев к искушению. Во- вторых, родители так привыкли к своеволию сына, что почти не вмешивались в его дела. Мария замечала перемену в обращении к ней, потому что раньше ему очень нравилось дразнить ее с утра до вечера. Теперь же он стал для нее предметом постоянного удивления. Каждое утро Тип собирал свои книги и отправлялся в школу, а по возвращении прилежно учил уроки. Потом занимался небольшим садом, выполняя при этом массу различных дел, о которых прежде никогда не думал. Чтобы найти причину этой перемены, Мария стала следить за ним. Неужели он изменился лишь потому, что посещает воскресную школу? Нет, не может быть!
В следующее воскресенье, чтобы разгадать эту загадку, Мария решила сама пойти туда. Сколько раз ее приглашали в воскресную школу, но она отказывалась…
И вот, в субботу вечером, после долгого раздумья, она обратилась к матери:
- Мама, дай мне иголку с ниткой!
- Зачем? - удивилась госпожа Леви.
- Я хочу починить свое платье, оно сильно рваное, Мне нужны малиновые нитки, под цвет этих полос.
- Как же это ты надумала починить свое платье прежде, чем я двадцать раз об этом не напомнила тебе? - удивленными глазами госпожа Леви посмотрела на дочь.