Святослав Сахарнов - ученый, моряк, любимый многими писатель, - в своих познавательных повестях рассказывает о море, о работе водолазов у Курильских островов и других приключениях на Дальнем Востоке.
Содержание:
Остров водолазов - Повесть 1
ГЛАВА ПЕРВАЯ, - в которой происходит моя встреча с Аркадием 1
ГЛАВА ВТОРАЯ, - где появляются имена монаха Германа и сотника Кобелева 2
ГЛАВА ТРЕТЬЯ, - которая продолжает предыдущую 4
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ - Она начинается знакомством с адмиралом и заканчивается ветром надежды 4
ГЛАВА ПЯТАЯ, - где мы узнаем, что такое Тридцать первый остров, и перелетаем во Владивосток 6
ГЛАВА ШЕСТАЯ, - в которой появляется маленький инспектор безопасности кораблевождения 7
ГЛАВА СЕДЬМАЯ - содержат историю острова Изменного и демонстрирует необыкновенные способности Белова 7
ГЛАВА ВОСЬМАЯ, - излагающая содержание папки с делом об аварии пароходов 8
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, - в которой мы покидаем Владивосток 11
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ - Сахалин и остров Тюлений 12
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ - Остров Кунашир 13
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, - в которой с помощью вертолета мы достигаем острова Изменного 14
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, - где меня облачают в водолазный костюм и я опускаюсь на дно 15
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ, - про то, как мы очутились в положении Робинзонов 16
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ - Остров Шикотан и некоторые обстоятельства еще одной аварии 17
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ, - о том, что мы увидели, попав на Край Света 18
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ, - в которой мы с Аркадием снова расчищаем заклепки 19
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ, - включающая в себя содержание двух писем 20
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ, - в которой появляются водолазы 21
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ - Про остров водолазов 21
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ - Мы находим сейф и ствол от пожарного рукава 22
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ - Мы находим часы, а Белов делает из этой находки свои выводы 23
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ, - в которой есть осьминог, еще одна находка и отъезд Белова 24
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, - самая важная в книге 25
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ, - не уступающая по важности предыдущей 26
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ, - еще более важная 27
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ, - в которой есть письмо из Алма-Аты и разговор о судьбе морского млекопитающего 29
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ, - последняя 30
Рассказы 31
ВЫБРОШЕННЫЙ НА МЕЛЬ КАТЕР "РК-12" 31
ДЕЛО О ШХУНЕ "МАРИЯ ЧУПРОВА" 33
Святослав Сахарнов
Остров водолазов
Остров водолазов
Повесть
Нет сомнения в том, что загадка русских поселений в устье Юкона и на Кенае - одна из самых интересных загадок в истории русских географических открытий.
М. И. Белов.
доктор исторических наук
1969 год
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
в которой происходит моя встреча с Аркадием
В день, когда начались необыкновенные события, описанные в этой книге, я торопливо пересек сквер, обогнул бронзовую глыбу памятника, вбежал в вестибюль Публичной библиотеки.
Мое любимое место на антресолях в последнем зале. Разложив на столе подшивку "Правды", я принялся читать статью о новых газопроводах.
Стол был первым от лестницы. Заскрипели ступеньки. Они повизгивали торопливо и быстро - кто-то спешил. Я поморщился и, подняв глаза от газетных страниц, стал ждать. Над барьером показалась голова Аркадия.
После поездки на Урал мы не виделись полгода.
- Как ты нашел меня? - шепотом спросил я.
Аркадий развел руками.
Наклонясь к моему уху, он горячо забормотал. Сзади начали шикать. Я закрыл подшивку и, взяв Аркадия под руку, повел вниз с галереи, через зал, наполненный шорохом страниц, шуршанием авторучек и гнетущей тишиной пробуждающейся мысли.
В коридоре у окна мы остановились.
- В чем дело?
- Здорово, Сергей!
- Здравствуй.
Аркадий с любопытством смотрел на меня:
- Ты изменился.
- За шесть месяцев?.. Ну, выкладывай. Опять едешь куда-нибудь?
- Курильские острова и Сахалин.
- Командировка?
- Да.
За долгие годы знакомства я изучил Аркадия. Сейчас он начнет излагать свое очередное увлечение.
- Вот.
Мой друг вытащил из пачки бумаг фотографию газетной полосы. Текст, напечатанный иероглифами в две колонки…
- Я не читаю по-китайски.
- Это японская газета. Вот перевод.
"Майнити симбун". Токио, 1923 год.
Хаккодате. 1 августа. Как сообщили местные власти, на острове арестован русский эмигрант Соболевский, задержанный при попытке похитить кавасаки у рыбаков. В полиции задержанный сообщил, что находится на Хоккайдо второй месяц. По его словам, он прибыл, чтобы разыскать свое имущество, погибшее осенью прошлого года при аварии пароходов "Минин" и "Аян". Оставшись без средств к существованию, эмигрант сделал попытку кражи судна. Задержанный отправлен в префектуру Хаккодате и будет выслан за пределы страны.
- Ну и что же? - сказал я. - Обнищавший эмигрант-преступник. Обычная история. О подобном много писали, в те годы. Просто о таких случаях мы чаще узнавали из парижских или константинопольских газет.
- Так-так… А тебя не интересует, что это было за имущество?
- Нет.
- Напрасно. Приходи сегодня ко мне. Нужно, чтобы ты, как моряк, оценил одно газетное сообщение. Вернее, рассказ.
Вечер у меня был свободен, я согласился.
…Ах, Аркадий, Аркадий!
Мы выросли в Харькове в трудные военные годы. С вечера занимали у булочных очередь за хлебом. Темные ночи горели над нашими головами. Они роняли звезды на тусклые крыши домов. Мы сидели с Аркадием на краю тротуара и при свете электрического фонаря перечитывали потрепанную книгу "Путешествие вокруг Чукотки".
…Тусклым сентябрьским днем дежневские кочи прошли мыс. Коричневые, с белыми языками снега, каменные берега тянулись по правому борту.
Пал ветер, и казаки, свернув парус, достали со дна судов весла. Мерный скрип уключин возник над морем. Семь кочей, растягиваясь в цепь, как усталые воины, шли вперед.
Они шли уже третий месяц, то прижимаясь к берегу, то ненадолго отдаляясь от него, от желтых светящихся из-под воды мелей.
- Этот, што ли, тот нос, Семейка? - крикнули с весел.
Дежнев мотнул головой. Точно, он - Большой Каменный Нос. Никто еще не обходил того носу.
Оглянулся Семен. На последнем коче Герасим Анкудинов с людьми. Воровские люди. Бил челом Семейка перед походом - не пускать Герасимко Анкудинова с ним на далекую Анадырь-реку. Всего от таких людей ожидать можно. Ушла челобитная в Якутск к воеводе Василию Николаевичу Пушкину. Да разве удержишь таких - у Герасимки вор на воре, один другого бойче…
Влево посмотрел Семен. Там из-за моря - горы. Белыми зубьями торчат против чукотской земли: А какие - неведомо никому.
Нос остался позади. Белое облачко поползло вниз с каменной кручи, добежало до берега, упало в воду. Понеслась по воде черная полоса: идет буря.
Пройдет семь лет, и напишет в Анадырском острожке-крепости служилый человек Дежнев новую отписку воеводе. Вспомнит те страшные дни:
"…А тот Большой Нос мы, Семейка с товарищи, знаем, потому что разбило у того носу судно служилого человека Ярасима Онкудинова с товарищи. И мы, Семейка с товарищи, тех разбойных людей имали на свои суды".
Выручил тогда Семен Дежнев нелюбимого спутника. Да все равно не судьба. Недели не прошло - бурей унесло четыре коча, на которых плыл торговый человек Федот Алексеев и анкудиновские люди, а его, семейкины, остальные кочи разбило чуть погодя.
"…И того Федота со мною, Семейкою, на море разнесло без вести. И носило меня, Семейку, по морю после покрова богородицы всюду неволею и выбросило на берег в передний конец за Анандырь-реку. А было нас на коче всех двадцать пять человек. И пошли мы все в гору, сами пути себе не знаем, холодны и голодны, наги и босы. А шел я, бедной Семейка с товарищи, до Анандырь-реки ровно десять недель и пали на Анандырь-реку вниз близко моря".
- Они дошли, Серега, - шептал мне в ухо Аркадий. Он помнил все написанное в книге наизусть. - Во давали… А?
Эти бессонные ночи сблизили нас. На всю жизнь я стал восторженным слушателем Аркадия.
Летом сорокового года я поехал в Ленинград. Размахивая облезлым чемоданчиком, я шел по Невскому. В чемоданчике лежали пачка учебников и тетрадь в липком зеленом переплете. В тетради были стихи. Я писал стихи и собирался в военно-морское училище. Я хотел быть флотоводцем.
Война перевернула все. Я ушел с флота сразу же после ее окончания - оказался подвержен морской болезни и чересчур много думал о стихах. Зеленая тетрадь погибла в болотах под Лугой. Ее место заняли другие тетради - тонкие и толстые, в дорогих и дешевых переплетах. Я писал ожесточенно - по одному стихотворению в день. Когда демобилизовали, унес с корабля два чемодана тетрадей. Прямо из порта пошел в редакцию журнала. Я ввалился в кабинет редактора и поставил чемоданы перед столом.
- Что вам? - спросил редактор.
- Я принес стихи.
- Положите на стол и приходите через два дня.
- Они здесь.
Редактор с удивлением уставился на чемоданы.
Я открыл замки. Разноцветный поток тетрадей вылился к редакторским ногам.
- Вы сошли с ума… - прошептал редактор. - Этого не прочесть и за год.
Поэтом я не стал. Ни одно из стихотворений не было никогда напечатано. Я стал инженером. В грустной истории моего напрасного труда - мысль о необязательности первых решений.
Кто знает механизмы, которые, срабатывая, толкают нас в узкие коридоры профессий? Моей специальностью стали газовые плиты - область, прогресс в которой приостановился сразу же после изобретения первой плиты. Кроме того, я женился.
Моя жена была искусствоведом и каждый вечер уходила на совещания. Они обсуждали влияние венецианского стиля на архитекторов, застраивавших Петербург в конце прошлого века, и спорили, была ли во время дуэли надета у Дантеса под сюртуком кольчуга.
Меня мучила неподвижность. Я не мог признать движением ежедневные поездки в метро.
Один раз мне удалось сбежать. Мы проводили газификацию большого колхоза в Заонежье. Три месяца среди бронзовых пламенеющих сосен и причудливых гранитных скал. Однажды я забрел на отдаленный мыс, широким языком устремленный в глубь озера. В небольшом распадке, сплошь уставленном вековыми елями, высветилась часовенка. Едва заметные ступени, выскобленные в граните, вели наверх. Помогая руками, я взобрался на камень. Дверь в часовенку была открыта. Истлевшие тряпки лежали в углу. Я осторожно шевельнул их носком сапога. Из лохмотьев должна была выпасть почерневшая кость. Она не выпала. Но я ощутил прикосновение к тайне.
А Аркадий?
Отвоевав, он стал было журналистом, затем - биологом. Из сонма плавающих, ползающих, летающих, подлежащих изучению, мой друг выбрал морских млекопитающих. Кроме того, каждый отпуск он проводил в самодеятельных экспедициях. Их организовывали группы безумцев, похожих на него. Поиски снежного человека, поездка на Урал, где местные жители регулярно наблюдали полеты неопознанных тел… Снежный человек оказался мифом, летающие тела - чечевицеобразными облаками.
В поездку на Урал Аркадию удалось вовлечь и меня. С тех пор я дал зарок - никогда, ни при каких обстоятельствах не связываться с Аркадием.
И вот я снова иду к нему.
ГЛАВА ВТОРАЯ,
где появляются имена монаха Германа и сотника Кобелева
Узкая лестница. Шестой этаж.
Дверь открыл Аркадий. Темным коридором, заставленным полуразвалившимися шкафами и остатками диванов, он провел меня к себе.
Его комнату я любил. Она была вся набита книгами. На самодельных стеллажах сверкали лакированными обложками описания путешествий. Солидно мерцали золотыми буквами потертые томики старых изданий.
Разноцветными пухлыми глыбами лежали журнальные подшивки. На полу, как маленький готовый к атаке танк, стоял включенный в розетку пылесос. На столе горами высились продолговатые ящики карточек.
Я оглянулся, ища вешалку. Аркадий перехватил мой взгляд:
- В коридоре. Разве ты забыл?
Он вынес мой плащ и извлек из-под стола два складных парусиновых стула.
- Садись.
- Итак, ты едешь в командировку?
- Да. На острове Тюленьем искусственно расширили котиковый пляж: взорвали скалы, сделали шире площадки… Надо посмотреть.
- Но это ведь ненадолго.
- Еще Курильские острова. Там открыли краеведческий музей. Ему нужна помощь, обмен коллекциями, всякое такое… Но о музее, вернее о его директоре, потом. Сейчас я хочу показать тебе вот что.
Из груды бумаг на столе Аркадий извлек тонкую старую папку:
- Надеюсь, ты статью из японской газете еще не забыл?
- Нет.
- Лет десять назад, будучи журналистом, я наткнулся на вот такой забавный рассказ. И припрятал его.
Он развязал у папки шнурки и извлек из нее несколько листков, напечатанных на машинке.
- Все это перепечатано с газеты. Читать рассказ долго - много всякой ерунды, я лучше перескажу тебе начало его…
На первом листке жирными буквами было напечатано название газеты "Дальневосточный моряк" и дата выпуска номера - 26 декабря 1922 года.
По утверждению Аркадия, в начале рассказа излагалась история эвакуации большой группы белоэмигрантов из Владивостока. Эмигранты были погружены на пароходы "Аян" и "Минин". Почему-то, вместо того чтобы уйти в Китай или Японию, пароходы направились на север вдоль Курильской гряды. Здесь "Минин" сел на камни, а "Аян" стал поблизости на якорь.
- Теперь читай сам! - сказал Аркадий.
Отрывок из рассказа Н. Сорокина "Жертвы волн", напечатанного в газете "Дальневосточный моряк" от 26.12.22
…Когда первый пароход очутился на камнях, с него с помощью пары шлюпбалок начали спускать шлюпки.
- Грузить женщин и детей! - приказал капитан.
Матросы, образовав цепочку, стали передавать из рук в руки ослабевших от страха женщин и самых маленьких пассажиров. После того как загруженные шлюпки отошли, команда принялась за сооружение плота. Его заканчивали на плаву, сколачивая из крышек грузовых люков.
Под все увеличивающейся тяжестью людей, которые непрерывно прыгали на плот, шаткое сооружение все глубже оседало в воду. Ветер подхватил его и понес. Перегруженный плот накренился, люди бросились на один борт. Плот рассыпался и перевернулся. Волны умчали его остатки с несколькими несчастными, которые все еще продолжали держаться за доски.
На судне мастерили уже второй плот, а между тем вода, поднимаясь, подступила к палубе. То и дело раздавались глухие удары - пароход било о камни. Были сорваны и отброшены в сторону несколько шпангоутов. Наконец плот готов. Все остававшиеся на судне, во главе с капитаном, заняли на нем места. И вдруг раздались крики. Капитан поднял опущенную голову. Несколько лиц в штатском волокли по палубе к плоту тяжелый свинцовый пенал.
Вот он погружен на плот.
Плот накренился…
Неужели небо допустит гибель и этих людей?
- Я не разрешаю! - раздался твердый голос капитана. - Сбросить груз!
- Ни за что! - Лица в штатском выхватили пистолеты и, угрожая ими, стали кричать, что они офицеры и приказывают взять пенал.
На помощь капитану пришли матросы. Завязалась короткая схватка, пистолеты полетели в воду.
- И пенал туда же! - крикнул кто-то.
- Нет, нет, ни за что!
Решили, что пенал останется на судне. Матросы, с трудом подняв его, бросили обратно на палубу. Плот отчалил, полны и ветер умчали его в направлении синеющих невдалеке островов.
Между тем "Аян", стоявший до тех пор на якоре, начал приближаться к остаткам "Минина". Не заметив уходящих на шлюпках и на плотах людей, он вступил в опасные воды. Ветер усилился, и в тот момент, когда пароход замедлил ход, развернул судно, - железное тело "Аяна" тоже оказалось на камнях…
- Дальше можно опять не читать, - сказал Аркадий. - Сорокин пишет, что после короткого плавания люди со шлюпок и плотов оказались на твердой земле. Вот: "Холодный причудливый остров Сендзюкуити-сима с плоской вулканической горой и озером на ее вершине стал для них убежищем". Прямо поэт!.. Ну, так как?
- Что тебе от меня нужно?
- Ты бывший моряк. Первое: насколько правдоподобно все описанное в рассказе?
Я задумался.
- Написано ничего, но ошибки есть. Во-первых, каждая шлюпка имеет свою пару шлюпбалок. Если спустили две шлюпки, значит использованы были две пары. Затем, вряд ли моряк скажет о судне, которое билось о камни, что у него "были сорваны и отброшены прочь несколько шпангоутов". Ведь шпангоуты внутри корабля. От "глухих" ударов, как сообщает автор, шпангоуты будут погнуты. Во всяком случае, я чувствую за этой фразой фальшь.
- Хорошо, что я пригласил тебя. Еще?
- Неправдоподобно все поведение команд обоих судов. Если два парохода находятся в видимости друг у друга, причем одно сидит на мели, а другое стоит на якоре, команда второго будет принимать все меры к оказанию помощи бедствующим, а команда первого, спустив шлюпки, направится к судну, стоящему на якоре.
- Логично.
- Еще бы! Так надо делать, и так поступают все. Уже отклонение от такого порядка - драма и предмет судебного разбирательства.
- Значит, ты категорически считаешь, что автор - не моряк?
- Я этого не говорил. Я сказал только то, что хотел сказать: в рассказе ошибки, многое противоречит тому, что бывает обычно. А что скажешь ты?
- Скажу то, о чем ты и сам уже, наверное, догадался. В рассказе и заметке из японской газеты речь идет явно об одной и той же аварии. О судьбе парохода "Минин".
- Похоже. А место катастрофы остров Хоккайдо, точнее Сендзюкуити-сима, близ него. Можешь показать мне еще что-нибудь?
Аркадий потянулся к папке.
- Ответы Морского регистра и Дальневосточного пароходства. Этим ответам тоже десять лет. Прочитав Сорокина, я подумал: чем черт не шутит - вдруг действительно такие суда были и описанное в газете - правда? На всякий случай запросил Регистр и пароходство. Вот их ответы.
Он достал из папки два письма.