Против компромиссов таланта с серостью, с приспособленчеством, против подавления инициативы подростка направлена эта повесть, рассказывающая о поездке героя книги - девятиклассника - во Францию.
Содержание:
-
Глава I 1
-
Глава II 3
-
Глава III 5
-
Глава IV 6
-
Глава V 7
-
Глава VI 8
-
Глава VII 9
-
Глава VIII 10
-
Глава IX 11
-
Глава X 13
-
Глава XI 14
-
Глава XII 15
-
Глава XIII 16
-
Глава XIV 21
-
Глава XV 26
-
Глава XVI 29
-
Глава XVII 33
-
Глава XVIII 35
-
Глава XIX 36
Валерий Георгиевич Попов
Слишком сильный
Глава I
Он появился у нас на острове абсолютно неожиданно. После шторма мы пошли с отцом собирать плавник - главное наше топливо. Мы поднимали с песка гладкие, без коры, отполированные морем стволы и складывали их на тачку, оставляющую своим колесом в мокром песке глубокий след. Мы издалека увидели огромный серый ствол, подъехали к нему и вдруг, остолбенев, увидели за стволом мирно спящего худого старика с седой щетиной, в сапогах, ватнике, треухе. Откуда он взялся такой? Был шторм, катера не ходили, вертолетов не было - и тем не менее появился непонятный человек, абсолютно не похожий на остальных островитян - нас тут было сорок пять человек. Если бы мы его встретили на материке, то все равно удивились бы: чего это он спит на берегу? А он себя чувствовал как дома: недовольно проснулся, хмуро поглядел на нас и сразу стал командовать - не так, как надо, оказывается, мы с отцом поднимали бревно.
- Ну так помоги, если ты такой умный! - сказал отец.
- Мне этого не надо, я тут до дров не заживусь! - гордо ответил он. Поселился он в старом сарае, назвал себя Зотычем и сразу стал вмешиваться в нашу работу.
- Да это не так делается! - повторял он, влезая абсолютно во все: чистили мы с мамой рыбу или запускали с отцом радиозонд.
- Как ты здесь оказался-то, объясни! - усмехался отец.
Тут Зотыч начинал что-то бормотать про себя; бормотать - это было любимое его занятие. Единственное, что можно было понять, - это про какой-то бот, который высадил его сюда. Но никто никакого бота, приставшего за это время к острову, не видел. Удивительно было еще и то, что Зотыч абсолютно ничего не ел!
- Не пришлось как-то привыкнуть! - пояснил он нам.
- Может, ты инопланетянин? - усмехался отец.
- Все мы инопланетяне! - загадочно говорил Зотыч.
Потом он вдруг бешено начал работать. Оказалось, что его забросили на наш остров косить водоросли, богатые йодом, необходимые медицине. Он нашел где-то старую лодку, законопатил и приспособил в уключины вместо весел… две косы. Он плыл, гребя косами, глубоко запуская их в воду, - срезанные водоросли, покачиваясь, всплывали. Зато сам Зотыч постепенно погружался: лодка протекала, набирала воду, медленно тонула. Зотыч вытаскивал ее на берег, переворачивал, затыкал дыры и плыл опять. Срезанные водоросли он просушивал на больших камнях. И что интересно, героический его труд не остался напрасным: приплыл бот с двумя людьми и большими весами, водоросли у него взвесили и приняли и заплатили, видимо, Зотычу немалые деньги, судя по той важности, с которой он стал себя вести. Уехать вместе с ботом, однако, он отказался, сказав, что искренне привязался к нашей семье, он так и выразился - "искренне привязался".
Потом и мы привязались к нему. Вышло так. В этом году непривычно рано - в начале августа - начались у нас холода, и я простудился. К вечеру я как-то сильно устал, но о болезни еще не знал. Только все вокруг сделалось каким-то странным: я словно видел все это впервые и голоса говорящих доносились словно откуда-то издалека, с каким-то странным дребезжанием. Потом я заснул, и начались какие-то странные сны, и сны эти продолжались в течение недели - все это время я ни разу не приходил в сознание. Из всех снов чаще всего повторялся один: я сижу в какой-то темной бревенчатой избушке, похожей на деревенскую баньку, и по углам, в темноте, находится какая-то опасность. Вот она начинает шевелиться, появляются какие-то руки с когтями - но тут вбегает Зотыч с косой, начинает ею размахивать, и темные тени в углах начинают трястись и таять. Самое удивительное, что мне не случайно, оказывается, все время снился Зотыч, - именно он боролся с моей болезнью, потому что врачи оказались бессильны - у меня обнаружилась аллергия к лекарствам. А Зотыч растирал меня какими-то мазями, которые вынимал из своего мешка, поил какими-то настойками. И первое, что я помню, первое мое ощущение после долгого забытья, что я пью горячую воду, в которой как бы растворен банный веник, но пить приятно.
Потом, когда я уже полностью вылечился, Зотыч остался жить у нас, во второй комнате, и мы с ним часами беседовали.
- А сынок-то у вас культурный, культурно говорит! - однажды после разговора со мной сообщил он моим родителям. Мать была абсолютно счастлива от этих слов: больше всего на свете она боялась, что я за два года, что мы не живем в городе, отстану от мирового культурного уровня. Однако Зотычу мой уровень нравился. После этого у нас в семье полюбили его окончательно, хотя по-прежнему своими привычками он изумлял нас: спал, например, только на полу, подстелив какую-нибудь ветошь.
- Даже страшно как-то говорить ему, что мы уезжаем! - говорила мать. В августе кончался срок нашего контракта, и мы уезжали. Но никакой сложности тут не оказалось: Зотыч сообщил нам, что нас не покинет и уезжает с острова вместе с нами. Все были безумно счастливы.
Пока мы жили на острове, вид Зотыча: седая щетина, "прохаря" (так он называл свои рыжие сапоги), прожженный ватник - все это выглядело более-менее нормально, как и его привычка вдруг засыпать где попало, пусть даже на земле. Но когда мы приехали с ним в Архангельск, милиция то и дело задерживала его и проверяла документы. Тут я и начал понимать, что жить с ним вместе довольно неуютно: жизнь его несколько странная, не как у всех. Впрочем, и на нас самих все смотрели с подозрением, вид у нас был какой-то очумевший; после года разлуки с цивилизованной жизнью нас изумляло буквально все: например, я долго мог глядеть на обыкновенную козу, она казалась мне ничуть не менее удивительной, чем верблюд. Наш песик по имени Чапа, который вырос на пустынном острове, ошалел от обилия впечатлений и лаял непрерывно.
Оформив в Архангельске отчет и получив деньги, мы без задержки, не заезжая в нашу ленинградскую квартиру, рванули на юг. Зотыч в Архангельске постепенно затерялся, и я уже думал, что он исчез навсегда.
- Да… в цивилизованную жизнь ему вписаться как-то труднее! - сказал отец, когда мы вспомнили Зотыча.
- И слава богу, что ему хватило такта исчезнуть! - сказала мать.
Однако он не исчез. На станции Армавирская, где я вышел покупать сливы, ко мне спокойно подошел Зотыч (выглядел он точно так же, как и на острове) и сказал, что вполне уютно едет в товарном вагоне, приглашает и меня проехать с ним пару перегонов, подышать воздухом после духоты, извинился, что исчез без предупреждения, то есть, как я понял, он считал себя членом нашей семьи. Спросил, куда мы едем. Я сказал - в Сухуми. Он одобрил, пообещал, что обязательно появится, но не сразу. Тут подошел отец, сказал, что Зотыч может ехать с нами, предложил купить билет - полвагона пустовало.
- Билет и я могу купить - денег что грязи! - самодовольно ответил Зотыч, открыл мешок, который с ним был. Деньги занимали полмешка, пожухлые, как осенние листья. - Но зачем тратиться? - Зотыч хитро прищурился. - А так, на воздухе и с удобствами, - он кивнул на товарняк. - Ну все, покедова! - деловито направился к себе. - Еще повидаемся! - кивнул он на ходу. Все-таки с культурой речи у него было не так хорошо.
Мы с отцом сообщили маме радостную весть о появлении "блудного родственника".
- Да я видела! - вздохнула она. - Попомните меня - попадем мы с ним в историю!
С жильем мы устроились в Сухуми очень удачно. У отца был друг-грузин, а здесь жили его родители. Отлично, между прочим, жили! Высокие железные ворота, за воротами чистый бетонный двор, весь завешанный виноградом, двухэтажный каменный дом, торжественная лестница вела на широкую мраморную террасу.
- Жилище римского патриция! - сказал отец, когда хозяйка провела нас наверх.
- Пока еще, правда, не разрушенное веками! - Улыбаясь, из комнаты на террасу вышел маленький старичок - хозяин дома Леван Михайлович. Он оказался известным ученым, археологом, раскапывал древние поселения в самых разных странах, его знали во всем мире.
Хозяйка дома, красивая, полная женщина по имени Клара, ходила с грудным ребеночком на руках. Вскоре выяснилось, что это не ее ребенок, а их дочери, которая вышла замуж и на время оставила ребеночка бабушке. В общем, семья была веселая и приятная. Чапа тоже мгновенно подружился с хозяйскими собаками - их было две, - переводчик оказался не нужен.
Приятно было ранним утром выходить на террасу, смотреть вниз, где по сырому двору, под кривыми мандариновыми деревьями, крякая, вразвалку ходили пестрые индоутки - гибрид утки и индюка; потом вверх - на всегда ясное голубое небо, в которое поднимался гигантский светло-серый эвкалипт; сброшенная им кора, похожая на кипу брючных ремней, висела в развилках и развевалась. На горизонте поднимались горы, и там в зелени белели дома, такие же уютные и красивые, как наш. С утра начиналась жара. На третий уже, наверно, день я почувствовал, что это и есть обычная, нормальная жизнь, а пребывание наше на острове вдруг отодвинулось, казалось тревожным сном.
Впрочем, сон этот вскоре активно напомнил о себе. Однажды мы завтракали на террасе, после купания, а мимо шел, улыбаясь, Леван Михайлович.
- Не понятно, как вы управляетесь с таким морем винограда? - глядя на бесчисленные грозди, спросил отец.
- А мы и не управляемся! - вздохнул Леван Михайлович. - Приходится приглашать!
- Кого? Инженеров? - улыбаясь, спросил отец.
- Нет. Инженеров тут мало! - ответил Леван Михайлович. - Но много бомжей.
- Кого? - испуганно проговорила мама.
- Бомжей, - пояснил хозяин. - Бомж - это сокращение, аббревиатура. Расшифровывается - "без определенного места жительства". Ну, по-старинному просто бродяги. Когда везде уже холодно, только у нас тепло, - они сюда слетаются, как грачи. Работать многие умеют, и работают хорошо, но, - Леван Михайлович развел руки, - народ ненадежный!
Мы тревожно переглянулись - одна и та же мысль пришла нам.
- Да нет, вы не беспокойтесь! - по-своему поняв нашу тревогу, успокоил нас Леван Михайлович. - Люди они, в основном, добродушные, а порой и интересные, с любопытными судьбами. Так что вам они неопасны! - успокаивающе закончил он.
- А где же они спят? - спросил я.
- Да в основном в горах, в лесу. Под кустами, в шалашах. В городе милиция их шугает, хотя и не выселяет: все знают, при уборке урожая большая помощь от них! - Леван Михайлович ушел. Завтрак мы закончили в тревожном молчании.
И тревога наша подтвердилась. На следующее утро - мы как раз снова завтракали - громыхнули железные ворота, и на фоне тихого, вежливого голоса Левана Михайловича послышался знакомый, нахальный, сиплый голос Зотыча. Мы дружно вздрогнули.
Потом на террасе появился Леван Михайлович.
- Старый знакомый, Грачев! - как бы оправдываясь, пояснил он. - Который год уже знаю его. В прошлом году дал ему секатор - подрезать засохшие мандариновые ветки, - так вместе с секатором исчез. И снова явился как ни в чем не бывало. Но я уже поумнел: паспорт у него отобрал, на всякий случай! - Леван Михайлович показал нам растрепанную книжицу. Через окно, выходящее на террасу, мы видели, что он запер паспорт в стол. Тут под террасой как ни в чем не бывало появился Зотыч. Нельзя сказать, чтобы от ночевок в горах он стал выглядеть лучше, - обмундирование его окончательно обтрепалось, щеки заросли. Он увидел на террасе нас, таинственно поднес палец к губам и многозначительно подмигнул - без всякого нашего согласия сделал нас участниками заговора. Ночью мы не спали.
- Вот холера привязалась к нашей семье! - проворчал отец. - Что он тут собирается натворить, бог знает!
В результате, конечно, мы вместо Зотыча собирали виноград. Отец залезал на высокую лестницу к высокой виноградной крыше над двором, срезал ножницами тяжелые гроздья, передавал мне, я опускал их еще ниже, маме, и она аккуратно укладывала тусклые, с дымчатым налетом тяжелые грозди в плетеную корзину. Зотыч сидел на пустом ящике, курил и распоряжался:
- Да аккуратней срезай! Аккуратней передавай! Эх, руки-крюки!
- Я, кажется, вас нанимал виноград собирать! - сказал ему Леван Михайлович.
- А я их нанял, за полцены! - нахально отвечал Зотыч.
- Ничего-ничего… нам очень интересно! - натянуто улыбаясь, сказала мама.
Леван Михайлович, покачав головой, ушел, а Зотыч стащил сапог и стал перематывать бинты на ноге - одна ступня у него все время болела, нарывала; как он однажды сказал нам - после совершения одного спецзадания во время войны.
Вообще, собирать виноград было интересно, хоть и очень долго; за три дня мы обобрали двор, оставив листья, стебли и проволочный каркас, потом стали срезать грозди, перевившиеся с высоким проволочным забором вдоль железнодорожного полотна, - дом Левана Михайловича и Клары находился между шумным шоссе и железной дорогой, - стена винограда слегка уменьшала грохот, - впрочем, мы скоро привыкли к нему и не замечали. В последний день мы собирали виноград до полной темноты.
- Смотрите! - вдруг воскликнул отец.
Было темно, тихо и тепло. Поездов какое-то время не было, и над невысокой железнодорожной насыпью, далеко влево и далеко вправо, летали зеленые светлячки: вспыхнет зеленый огонек, прочертит небольшой путь в темноте и погаснет - яркие, пунктирные черточки.
- Здорово! - тихо проговорил я.
Вдруг стал нарастать грохот, потом полыхнул прожектор - совсем рядом с нами прогрохотал длинный, тяжелый товарный состав, мы прильнули к железной ограде - она крупно тряслась, в такт громыхающему поезду… но вот он внезапно оборвался… мы сразу посмотрели в темноту.
- Всех разогнал! - после долгого молчания произнесла мать.
- Летит! - воскликнул я.
- И вон еще! - закричал отец.
- Да их целые тучи! - сказала мать.
Пунктирных вспышек над темным полотном, кажется, стало еще больше.
Усталые, довольные, неся за скрипучие ручки широкую корзину с виноградом, мы вышли за ограду. Мать закрыла за нами железную калитку.
- Леван Михайлович! - в теплой, пахучей темноте прокричал отец. - Принимай работу!
Из кухни вышел Леван Михайлович в светлой шляпе, за ним, что-то дожевывая, Зотыч.
- Ну наконец-то управились! - произнес Зотыч.
- Строгий у вас начальник! - усмехнувшись, проговорил Леван Михайлович.
- А как же, без строгости нельзя! - произнес Зотыч.
Ужинали мы на террасе. Вокруг голой лампы, торчащей из стены, толклась ярко освещенная мошкара, - видно, там у нее было что-то вроде дискотеки, - но кусачей мошкары, как на Севере, здесь совершенно не было, и от этого было вообще полное счастье. Леван Михайлович принес взрослым вина, которое получается из его винограда, мне дал виноградного сока. Пригласили и Зотыча, вернее, он вел себя так важно, словно это он нас к себе пригласил.
В самый разгар ужина мы вдруг услышали, что к железным воротам подъехала машина, хлопнула дверца, потом кто-то стал стучать. Клара открыла калитку, и мы увидели, что вошел молодой черноволосый милиционер в форменной рубашке с короткими рукавами.
Он что-то вежливо спросил по-грузински, Клара, чуть помедлив, ответила. Поклонившись, он стал подниматься к нам на террасу.
- А-а-а, знаю его! - близоруко сощурясь, воскликнул Леван. - Мой студент, историю у них на юридическом читал. Наверное, что-нибудь историческое приехал спросить!
Мать и отец встревоженно переглянулись. Зотыч абсолютно спокойно продолжал курить.
- Здравствуйте, уважаемые! - подходя к столу, поклонился милиционер. - Извините, что прервал застолье!
- Почему прервал - садись! - воскликнул Леван. - Гостю всегда рады! Не бойся, когда, где, какая конференция была, спрашивать не буду! - Он довольно засмеялся.
Милиционер внимательно смотрел на невозмутимого Зотыча. Он переоделся в подаренный ему чесучовый китель Левана и выглядел почти элегантно, хотя китель не сходился на груди.
- Что… поймал, говоришь? - наконец поворачиваясь к гостю, насмешливо проговорил Зотыч.
- Что значит - поймал? - испуганно заговорил милиционер. - Как я могу кого-то поймать за столом всеми уважаемого Левана Михайловича! Просто спросить вас хочу - если хозяин позволит!
- Вообще, не время сейчас длинным разговорам, - весело проговорил Леван Михайлович. - Но если недолго - тогда спрашивай!
- Спросить тебя хочу! - устремляя на Зотыча горячий взгляд, заговорил гость. - Почему дома не живешь? Почему семьи не имеешь? У тебя что - детей нет?
- Настоящих… нет, - после паузы проговорил Зотыч.
- А какие есть? Ты дай мне адрес, я в отпуск свой, времени не пожалею, к ним съезжу, объясню, как родителей нужно уважать!
- Нет у меня ни сына, ни дочери, - со вздохом произнес Зотыч.
- А дом есть? - спросил Леван.
- А дом был! - поворачиваясь в его сторону, проговорил Зотыч. - Дом был! - повторил он. - Хороший дом, в Крыму!
- Ну… и что с ним стало? - нетерпеливо спросил гость.
- Был дом. И сад был. Ба-альшой сад! - мечтательно проговорил Зотыч. Наступила долгая пауза. Все вежливо молчали. Молчал и Зотыч.
- Ну… и?.. - нетерпеливо проговорил милиционер, но Зотыч молчал. Такие истории быстро не рассказываются.
- После войны, - вдруг заговорил Зотыч, когда мы уже потеряли всякую надежду, - демобилизовавшимся давали участки. Живи, стройся! - Он отрывисто затянулся и снова умолк. - …Участок, в Крыму… на склоне горы!
- Так вот ты откуда сад знаешь! - миролюбиво проговорил Леван.
- Сад? - Зотыч яростно повернулся к нему. - Какой сад? Дикий склон, заросший - не хочешь?!
Все виновато молчали. Зотыч явно становился хозяином положения.
- Я взял топор, - с сожалением погасив окурок в банке, продолжал он, - надел на голову мешок! - Мы удивленно застыли. - Ну там… с прорезями для глаз, надел рукавицы - и две недели, не вылезая, рубил на склоне заросли американской акации!
- Американскую акацию знаем - ядовитая колючка, - вставил милиционер.
- Ядовитая?! - Зотыч повернулся к нему. - Сверхъядовитая - не хочешь?!
Подавленный его напором, тот кивнул.