Перевалив через горы, мы ухнули вниз. Город белыми террасами опускался в круглое ущелье. Посередине его сверкал ярко-синий квадрат воды. Картина эта была знакома уже из какого-то фильма. Мы въехали в улицу, и дома закрыли пейзаж. Шли маленькие магазинчики, лавочки с пыльными витринами. Вот из магазинчика вышел человек в клеенчатом фартуке, равнодушно проводил взглядом наш фургончик - он же не знал, что в нем едут гости из Ленинграда!
Потом вдруг акустика изменилась, шум стал шире, зазвучали гудки машин. Мы выезжали на широкую, красивую улицу. Все первые этажи домов прозрачными "аквариумами" выступали на тротуар, за дымчатыми стеклами стояли столики, столики; стояли они и по эту сторону стекол, вдоль тротуаров. Толпа была яркая, нарядная, в рубашках, даже в майках и шортах - а в Ленинграде все были в плащах!
- Канобьер! Главная улица! - сказала Мадлена. - В ту сторону опасно ходить: там арабы! - Она махнула рукой через улицу.
Я все время вертел головой туда-сюда! Какие интересные магазины! Разноцветные машины!
Мы свернули на бульвар, потом еще куда-то, остановились на широкой площади. Всю середину ее занимал ярко-синий, прозрачный прямоугольник морской воды. По краям в несколько рядов стояли белые яхты. И на них, и на воду можно было смотреть, только прищурясь.
- О, я знаю! Это Старый Порт! - воскликнул Данилыч.
Мы вылезли возле длинного ряда ларьков, стоящих вдоль воды; там шевелились, переливались, пахли сотни видов разных рыб и других морских тварей - и красивых, и страшных, мохнатых, бородавчатых и серебристых. По одному прилавку разлился огромный нежно-фиолетовый кальмар.
Мадлена летела впереди нас в своей развевающейся одежде, бойко переговариваясь с продавцами, - все знали ее. Было шумно, весело, ярко и пахуче. Мы остановились у ларька, на котором валялись мокрые, темные, корявые раковины, маленькие и большие.
Мадлена поговорила с продавцом, и тот потащил в наш фургон два поставленных один на другой ящика с черными раковинами. Я бросился помогать, но он отстранился: не надо!
- Дорожит своей работой! - сказал Данилыч.
Придерживая ящики с мидиями, чтобы они не перевернулись, мы мчались по крутым улочкам вверх-вниз.
Наконец Мадлена остановилась у стеклянной двери, выходящей на узкую улочку. Над дверью было написано: "Морская звезда", "Ресторан. Отель". Тут уж мы с Данилычем схватили по ящику. Мадлена весело распахнула перед нами дверь и, когда мы внесли ящики, ласково потрепала нам прически.
Мы вошли в большую кухню, занимающую весь первый этаж, - деревянные большие столы, медная посуда. Мадлена открыла дверку в стене, мы поставили туда ящики. Мадлена стала крутить торчащую в стене железную ручку, и ящики стали опускаться вниз, в подвал, - это был такой у них лифт, человек вряд ли влез бы в него.
- Вперед! - скомандовала Мадлена, и мы по узкой винтовой лестнице с чемоданами в руках пошли наверх. Мы прошли ресторан на втором этаже, столы с клетчатыми бело-зелеными скатертями, но не задержались здесь, а пошли выше. Видимо, завтракать было еще не время - раннее утро. Мы поднялись на третий этаж. Там был коридор, устланный бобриком, по обеим сторонам его шли белые двери, - это, видимо, и был отель. Одну из дверей Мадлена распахнула перед нами: "Вуаля!" Мы вошли в маленькую комнатку. В ней были две постели, накрытые желтыми покрывалами в синий цветочек. Стены были обклеены этой же материей. Было тесновато, но очень уютно. Одна из стен комнаты шла наклонно, - видимо, это была крыша. В ней было окно, закрытое ставней из белых пластинок, между ними лучился яркий свет - вся противоположная стена была в полосках.
- Остальное здесь! - Мадлена открыла дверку в маленькую голубую ванную. - Завтрак через полчаса!
- А когда встреча… с юными борцами за мир? - поинтересовался я.
- О! Наверное, после обеда? - сказала Мадлена.
- Ну, хорошо.
- Отдыхайте! - Мадлена вышла.
- Ну что ж, - Данилыч с шуршанием провел ладонью по подбородку. - Пожалуй, надо бы побриться! Ты как? - весело спросил он у меня.
- Я, пожалуй, повременю! - так же весело ответил я.
Найдя защелки, я открыл окно. Сначала ослепил яркий свет, потом я увидел бесчисленные красные черепичные крыши. Над ними поднималась белая скала с храмом Нотр-Дам-де-ла-Гард и статуей мадонны.
Я долго смотрел не отрываясь, покуда Данилыч брился.
"Счастливчик! - ликуя, думал я. - Все мои друзья сейчас сидят в классе, ждут, когда их вызовут к доске, а я смотрю на Марсель!"
Данилыч пожужжал бритвой, вышел в комнату, полистал толстый справочник "Марсель", лежащий на тумбочке между постелями, нашел там наш отельчик "Морская звезда".
- Отель с отличным видом! - торжественно прочитал он. - Молодцы! Из всего умеют делать рекламу.
На входной двери висела табличка в деревянной рамке, и там было написано, что наш номер за сутки стоит двести франков, а с завтраком - двести семьдесят!
- У нас же всего по двести франков! - всполошился я.
- Спокойно! Платит "Общество дружбы"! - Данилыч положил руку мне на плечо. - Считаю, что Мадлене наш визит выгоден: иностранные гости, крутая реклама! Ну, а теперь поглядим, как завтракают в элегантных французских отелях!
По той же узкой винтовой лестнице мы спустились на второй этаж, в ресторан. Там уже было полно народу, в основном, чистенькие старички и старушки. Нас встретил мужчина в выпуклых очках, с длинным крючковатым носом, в темно-синей бобочке, плотно натянутой на мощный торс. Поклонившись, он показал нам на столик у колонны. Потом он встал у стойки бара, прислонившись к ней мощной спиной, и стал смотреть в зал, неотступно сопровождая взглядами двух молодых официантов, бегающих по залу с подносами в поднятых руках.
Я, в свою очередь, то и дело поглядывал на него. Смотреть во все глаза было неудобно, но человек этот очень меня заинтересовал. Никогда раньше я не видал такого строгого, тяжелого взгляда, ясно было, что ни одна малейшая оплошность не скроется от него. Официанты явно чувствовали этот взгляд спинами, поэтому сновали как заведенные.
"Да-а, - подумал я. - Совсем какая-то другая здесь жизнь, более напряженная!" - и сам напрягся.
Вот этот человек обратил свой тяжелый взгляд к кухне - и тут же из кухни торопливо выпорхнула красивая официантка в наколке и в переднике. Я прямо вздрогнул, увидев ее: до чего она была похожа на Ирку Холину! Даже сердце остановилось… Но выражение лица и поведение были абсолютно другие. Она подбежала к нам, весело поклонилась, потом убежала на кухню, выбежала с подносом, поставила кофейник, чашечки, тарелочку с ветчиной, корзиночку с рогаликами, коробочки с джемом и мармеладом.
В ресторан в роскошном бордовом платье, так идущем к ее черным распущенным волосам, вошла Мадлена и, сияя, приблизилась к нам.
- Позвольте вам представить мою дочь Урсулу! - проговорила она. Официантка, согнув одну ногу, присела.
- Здравствуйте! - с трудом проговорила она по-русски.
Человек у стойки посмотрел на нее, и она упорхнула.
- А это мой муж Морис! - Хозяйка показала на него. Тот, на секунду изменив выражение глаз на более дружелюбное, поклонился, но не подошел - он управлял работой ресторана.
"А сам ведь ничего не делает!" - подумал я. Но в этот момент в зале уселась совсем молодая пара - парень и девушка. Хозяин цепким взглядом исподлобья окинул зал, увидел, что все официанты, включая Урсулу, трудятся, - и тут вдруг сам исчез в кухне и вышел с завтраком на подносе.
"Да-а… дело у него неслабо поставлено!" - подумал я.
- А где ваш сын? - спросил Данилыч Мадлену.
- К сожалению, он пока не может с вами увидеться: в шесть часов утра он уходит на ипподром. Вдвоем с приятелем они купили лошадь и ухаживают за ней; потом она начнет участвовать в скачках, они надеются получать с нее приличный доход.
"Ну и детишки тут! - с изумлением и восхищением подумал я. - С шести утра крутятся! Молодцы!"
- Надеюсь в скором времени увидеть его! - чопорно произнес я.
- Через полчаса они с Урсулой должны быть в лицее! - строго сказала Мадлена.
"Так они еще и учатся! - молча, про себя, удивился я, хотя в этом как раз не было ничего удивительного. Удивительно было, что они кроме учебы многое успевают… - А мы? Ну что ж, за этим я и приехал сюда, чтобы увидеть что-то полезное, а может, даже и сделать".
- Ну что? Вперед? - спросил Данилыч меня, когда я вышел из задумчивости.
- Вперед! - радостно воскликнул я.
Зажмурясь от солнца, мы вышли из отеля.
- Ну что ж, поднимемся к Нотр-дам-де-ла-Гард, посмотрим сверху на город? - Данилыч кивнул на статую мадонны, поднятую в небеса.
Рядом с выходом из отеля была видна витрина магазинчика.
- Как примерный ученик, я должен зайти в канцелярский магазин! - сказал я Данилычу, и мы зашли. Выйти оттуда оказалось гораздо трудней! Чего там только не было! Под стеклом лежали великолепные наклейки: с Микки-Маусом, с лапчатым утенком Дональдом, с ковбоем на коне, с гангстером в маске - любая из этих наклеек произвела бы в нашем классе подлинную сенсацию! Потом я увидел потешную статуэтку львенка с раскрытой пастью: сначала я подумал, что это просто игрушка, но молодая симпатичная продавщица, заметив мой взгляд, вставила в пасть львенку карандаш и стала крутить - из ушей у львенка полезла стружка, - это оказалась такая точилка! Точилкой была и акула - страшная, с острыми зубами! Львенка я все-таки купил: всего-то пять франков, пятьдесят копеек на наши деньги, - отличная вещь! Еще там были яркие, большие, глянцевые календари с напечатанными сценами из мультфильмов; шариковые ручки в виде ружей, тросточек и цветков на стебельке; сумки и ранцы разных цветов - желтого, белого, красного, с рисунками и надписями, типа: "До свидания", и даже "Вернусь, когда захочу!", и даже "Долой учителей!".
"Ничего себе надписи тут носят!" - подумал я. Правда, ребята, которые находились в магазине, были все красивые, аккуратные и вежливые и надпись "Долой учителей" никто при нас не купил. А я, не удержавшись, купил еще тетрадку с яркой цветной фотографией старого марсельского порта на обложке - буду сидеть у себя в классе и вспоминать Марсель!
- Давай вырываться отсюда, а то так мы с тобой далеко не уйдем! - проговорил оказавшийся рядом и тоже несколько ошарашенный Данилыч. В руках он держал красивый календарь с Белоснежкой и семью гномами. - Дочке купил, - как бы оправдываясь, пробормотал он. - Так. Гребем к выходу! - проговорил он, и мы пошли. Но наверное, заблудились и пошли в другую сторону: один зал следовал за другим, а выхода все не было. Вместо выхода я вдруг увидел таинственно уходящую вниз тускло освещенную лестницу с ковровой дорожкой на ступеньках.
- Тут еще ход вниз! - изумленно воскликнул я.
- Да не кричи ты так! - сконфуженно произнес Данилыч, но по лестнице мы, разумеется, спустились. Там оказался огромный, освещенный приятным искусственным светом книжный магазин. Играла тихая, приятная музыка. Сначала был зал путеводителей, архитектурных альбомов с видами разных городов, потом шел зал художественный с роскошными изданиями разных художников, знаменитых и незнаменитых, с репродукциями в рамках и без рамок. Одну картинку - собачки с крыльями летают над лугом - я чуть было не купил, но Данилыч не дал. Дальше был зал с книжками для чтения: ярко изданные Том Сойер, Гек Финн, "Всадник без головы" - у нас таких книжек в продаже я что-то не видал.
Дальше шел зал географический, или биологический, или зоологический - в общем, научный, - по стеллажам вдоль стен и в центре зала стояли красивые большие книги о растениях, цветах, животных. Я сразу же схватил в руки роскошно изданную книгу про собак, стал рассматривать сделанные на фоне красивых пейзажей цветные фотографии собак: борзые, гончие, спаниэли, доберман-пинчеры, пуделя… и вдруг - длинноволосый мун-терьер - вылитый наш Чапа!
Я вспомнил вдруг, как прошлым летом мы с отцом на три дня уезжали вокруг острова на моторке, и Чапа, как нам сказали, все три дня сидел на берегу и неотрывно смотрел в море! Как только наш катер показался вдали, Чапа взвыл, прыгнул в бешеный прибой и поплыл! Волны трепали, переворачивали его, он погружался, захлебывался, но плыл вперед, к нам! А у нас, как назло, кончился бензин, заглох мотор. Подсачником, которым мы вытаскивали крупную рыбу, я выхватил Чапу из волны чуть живого! Он был как скелет, облепленный мокрой шерстью, прерывисто дышал, но все равно норовил лизнуть в губы то меня, то отца.
…Наконец мы с Данилычем выбрались из этого бесконечного магазина, оказавшись совсем не на той улице, с которой мы вошли. С облегчением вздохнув, мы пошли по улице, но тут перед нами оказался радиомагазин. Думаю, никто из моих друзей не простил бы меня, если бы я прошел мимо! Маленькие, но громко звучащие магнитофончики, и совсем крохотные "плейеры", которые вешаются на грудь и слушаются через наушники, и огромные стереосистемы - все сверкало, звучало, мелькало! Кассеты грудой валялись в большой плетеной корзине, похожей на увеличенную баскетбольную. К краю корзины был приделан флажок, на котором было небрежно написано - 5 фр. Любую кассету в корзине за пять франков! То есть за пятьдесят копеек! Тут были и "Модерн Токинг", и "Крис до Бьорг", и "Бед Бойс Блю" - все, о чем мечтали мои друзья, увлекающиеся музыкой.
Работал, естественно, видик - певец в рваном пальто, обвисшей шляпе шел, приплясывая, по перилам какого-то бесконечного моста через огромный пролив. Потом певец вдруг распался на множество мелких разноцветных кубиков, эти кубики моментально сложились в домик, который так же приплясывал, как и певец, потом из кубиков сложилась голова певца (песня продолжалась без перерыва), из широко открытого рта выехал игрушечный автомобильчик, потом вдруг автомобильчик этот превратился в настоящий, и тот же певец, уже в роскошном белом костюме, стоял в автомобиле и пел. Его длинные, теперь уже вымытые, причесанные волосы развевал ветер.
- Ну все… пойдем! - послышался почти уже забытый мною голос Данилыча.
Ах, да, я вышел из оцепенения, есть же Данилыч!
Мы вышли на улицу, пошли вверх - улица задиралась к небу.
- С боями пробиваемся вперед! - усмехнулся Данилыч. Мы решительно двинулись вперед, к статуе мадонны.
Но тут, откуда ни возьмись, возник магазин охотничье-рыболовно-спортивный - такого уж никак нельзя было пропустить. Я сразу загляделся на поплавки - высокие, красно-белые; на франк их давали целый десяток - ну как было не купить! Потом я метнулся к охотничьему отделу; какие там были ошейники и поводки - кожаные, пластмассовые, с узором, c бахромой! Жалко, Чапе не удалось поносить такой красоты!.. А может, еще придется, может, он еще жив! Я в волнении стоял перед прилавком.
- Так. Ну все! - тронув меня за плечо, проговорил Данилыч. - Если я не куплю эти свечи для моей машины - жена мне не простит! Минутку! - он ушел вглубь, в автомобильный отдел… За автомобильным шел магазин спортивной одежды… Короче, это повторялось раз за разом: мы кое-как выбирались из одного магазина, шли по улице, потом вдруг видели другой, заходили на секунду - просто так, чтобы купить какой-нибудь крючочек для ванной, - и выныривали, тяжело дыша, из какого-нибудь совсем другого, дальнего выхода, на какой-то совсем другой улице, с грудой каких-то копеечных, но очень интересных покупок на руках и обреченно ныряли в следующий магазин; носки с двухцветной полосой по щиколотке, фактически даром, были свалены прямо в корзину и стоили на наши деньги десять копеек, - а выйти в них на пляж!!! Это же сенсация!
Потом, оглядевшись наконец по сторонам, мы заметили, что идем по красивой широкой улице, главной улице Марселя - Канобьер.
- Ну что, может, перейдем на ту сторону? - азартно сказал Данилыч.
- А нам не пора обратно? - осторожно спросил я.
- А зачем обратно-то? - удивился Данилыч.
- Ну, наверное… пора уже есть, - проговорил я.
- Поесть можно и на ходу! - небрежно проговорил Данилыч. - Заскочить в "Дональд", проглотить по гамбургеру! - Чувствовалось, что он не впервые за границей, разбирается, что к чему!
- Но ведь Мадлена не советовала переходить на ту сторону, говорила, опасно! - спохватился я.
- Ну, днем-то, я думаю, ничего! - уверенно сказал Данилыч, и мы перешли.
Сразу за главной улицей начинался арабский район - по обеим сторонам бульвара, насколько хватало глаз, видны были только черные головы, смуглые лица, довольно часто встречались мужчины в чалмах, женщины в паранджах. Только что была Европа, и сразу - Африка! Первые этажи домов сплошь состояли из лавок. Вход прямо с улицы, дверей вообще как бы нет, сразу оказываешься среди развалов одежды, ковров, обуви. Душно, звучит заунывная арабская музыка, и ты начинаешь нырять в этих завалах. Груды вещей все выше, воздуху все меньше; вазы, горы баллонов шампуня, какие-то яркие платки, кофты - все это лежит горой, над каждой горой - флажок: 20 франков, 15 франков! Лотки, один за другим, выстроились и по тротуару, лежали и висели огромные пестрые дорожные сумки, легкие, прочные, яркие, с надписями и без. И снова провал в очередной затхлый магазинчик, звучит уже другая, но снова заунывная музыка, и на пороге, обхватив голову, сидит старый араб, видимо с отчаянием думая о том, куда девать эти груды лежалого товара. Я вдруг заметил, что я один, Данилыча рядом нет, а вокруг только чужие, темные, что-то гортанно кричащие на своем языке арабы. Я растерянно огляделся: куда теперь идти, чтобы выйти отсюда? Все было незнакомо!
Наконец откуда-то вынырнул взъерошенный Данилыч с коротким черным зонтом в руках.
- Колоссально! - возбужденно проговорил он. - Отличный зонт купил, знаешь за сколько… примерно за рубль! - Он раскрыл зонт, потом сложил. - Что же получается, - вдруг усмехнулся он, - теперь я должен буду ходить всюду с зонтом, как пижон?
"С понтом под зонтом, когда нет дождя!" - вспомнил я школьную присказку, но не сказал.
Потом мы пошли по узкой улочке вверх. Тут уже торговали совсем странными товарами - прямо на тротуарах стояли башмаки, давно вышедшие из моды даже у нас, дверные замки, ручки, сломанные стулья… что за покупатели могут найтись на такой товар? Покупателей и не было - одни продавцы, сами рваные и потертые, как их товар. На нас они смотрели зло и недоверчиво.
- Да, не обожают здесь белых! - сказал Данилыч.