Они свернули с Центральной улицы в проулок и, оставив сзади высокий обелиск с тяжелой якорной цепью и большими пустыми минами, вышли к морю. Прямой, твердой шеренгой стояли над ними кипарисы. Черные и молчаливые. Они такие деревья, что не очень-то шумят даже под ветром, не то что добродушно говорливые платаны или каштаны. Их руки вытянуты вверх, к звездам, и плотно прижаты к стволу. Они могут только раскачиваться под ударами штормового ветра, который обрушивается на город поздней осенью или зимой, и молчать…
И наверно, они, эти вот самые кипарисы, помнят ту холодную ноябрьскую ночь, взрыв нефтебазы и тяжелый бой десантников - может, в их коре даже сидят осколки и пули.
Аня остановилась и стала ощупывать прохладный шершавый ствол кипариса - вначале одного, потом другого.
- Ты что? - спросил Феликс.
- Просто так.
Аня хотела спросить у Феликса, почему так называется картина, но не спросила.
Над морем, не мигая, горели звезды, луна дробилась в легких волнах. Они спустились на прибрежную гальку. На ту самую гальку, по которой когда-то ползли моряки, и отстреливались, и тащили раненых товарищей на себе, и умирали, обливая кровью эту гальку, гальку, до блеска обмытую ныне теплыми курортными волнами Черного моря…
Потянуло свежестью, солью и гниющими водорослями. Феликс шел у самой воды. Ему, видно, захотелось нарушить серьезность и молчание. Он то и дело дурашливо вскрикивал и отскакивал от накатывающихся волн. Аня шла чуть подальше от моря, и ей не надо было отскакивать.
Да и не хотелось.
- Знаешь что, - неожиданно сказала она. - Я уже говорила тебе, что не в восторге от твоего Адъютанта, но все равно давай помирим его с Витькой - ведь это же так глупо: вместе ходим и дружим, а они так и дуются, даже Ваня это заметил…
- Дался тебе твой Ваня! - сказал Феликс. - Крепко засел он у тебя… Может, даже нравится?
- Ни капельки, - сказала Аня, и сказала довольно искренне, потому что Ваня в самом деле почти не нравился ей. - Но он… согласись, он такой необычный…
- Верно, голова у него необычная, в буграх и кочках… И нахальства - будь здоров! Если б не Димка, показал бы ему.
- Ну и надо было показать, - сказала Аня. - Подумаешь, Димка… Это меня он может презирать. А тебе что?
Феликс остановился и мягкими тихими глазами посмотрел на нее:
- Ты обиделась на меня? Ну признайся, обиделась?
Аня молчала: все равно он ничего не понял бы!
- Давай искупаемся? - предложил вдруг Феликс.
- Не хочу.
Глава 19
КВАКОГРАФИЯ И МУХОЛОГИЯ
Феликс вернулся к дому раньше, чем думал.
Что-то Аня сегодня была не в духе: вначале глупо спорила об этой картине, потом замкнулась и молчала. И шифрограммами они обменялись у ее калитки не так, как прежде. Не так таинственно. Она довольно вяло взяла у него сложенный листок, сунула ему свой и в темноте пошла к домику. Он хотел было окликнуть ее, сказать что-то, рассмешить - нельзя же, чтобы она уходила такая грустная, но…
Но ничего не крикнул ей вслед, потому что был уверен, что он прав. А только крикни - и он лишится этой правоты.
Обычно в это время доминошники уже расходились со двора, но сейчас у столика было шумно. На скамейке сидели Ваня и большинство их мальчишек и смеялись. Потом смех оборвался, Ваня, сверкая под фонарем стриженой головой, опять что-то сказал, и снова раздался смех. В другие дни в это время родители загоняют их спать. Но сегодня почти все были тут. Даже Аркаша.
Феликсу вдруг захотелось окликнуть их, сказать им что-нибудь… Но что? Ничего не шло в голову. Уж очень громко и заразительно смеялись они. Даже Артема что-то развеселило: вон как блестят в свете фонаря его крупные плоские зубы! И Димка заливается вовсю…
Феликс не хотел, чтобы его видели, и встал за ствол мамонтова дерева.
- Ну и не верь, - сказал Ваня Семке, - это же ученые заявляют: даже кузнечик стрекочет не просто так, а чтобы переговариваться со своими приятелями: один исследователь записал на магнитофон пятьсот видов стрекота!
- Смех! - сказал Захарка. - Значит, и лягушки квакают не просто так?
- Разумеется… Занялся бы изучением.
- Захар Семеркин - великий открыватель лягушечьего языка! Автор учебника "Квакография"! - торжественно возгласил Аркаша, и его слова заглушил хохот.
- А вы знаете, что означает на гусином языке шесть "га-га"? - снова спросил Ваня. - Нет? Так вот что: "С едой тут плохо, пощиплем травку - и дальше!" А если пять слогов - "га-га-га-га-га" - "Быстрее шаг!", а четыре - "га-га-га-га" - "Полный вперед! Опасность!"
- Прочел где-нибудь? - спросил Артем, выпуская клуб дыма.
- Да, - сказал Ваня. - И вороны, и галки, и даже рыбы отлично понимают друг друга.
- А как насчет мух? - спросил Захарка. - Что-нибудь установлено наукой?
- Этим займется Артем и добьется присуждения Нобелевской премии! - сказал Аркаша, здесь уже даже Феликс чуть не фыркнул в ладонь.
- И напишет "Мухологию"! - ввернул Димка.
- Ну ты… - перекрывая смех, рявкнул Артем на Аркашу. - Сейчас у меня как муха взлетишь… Выше крыши!
- А повыше ты не можешь?
- Почему не могу? Я все могу…
Феликс почти вжался в ствол дерева.
- Из вас кто-нибудь видел "Черные кипарисы"? - спросил Ваня. - Я час проторчал в очереди - кончились билеты.
- Надо Нонку попросить, - предложил Семка, - через ее мать можно купить билеты.
- Она ведь не билетерша, а буфетчица в "Волне", - сказал Захарка.
- Ну и что с того? Они все связаны… Купит!
- Связываться с ними! - буркнула Лида. - И Аня будет против, и вообще…
- Надо с Феликсом согласовать, - сказал Захарка, - а то он будет недоволен, ведь Нонка…
- Ну иди к нему, иди и согласовывай, - усмехнулся Артем, - иди, а мы тебя подождем… Иди ищи его!
Феликс сильней прижался грудью к дереву и почувствовал, как тяжело бьется его сердце.
- И пойду! - озлился Захарка. - И найду.
- И пожалуйста, лизни его туфли язычком, - сказал Артем. - Чтобы лучше блестели!
Захарка отскочил от стола и вне себя от обиды крикнул:
- Тебе далеко до него!
- Мне? Ха-ха!
И здесь опять послышался голос Вани:
- Ну чего вы, ребята? Все бы вам ссориться и колотить друг друга… Делать больше нечего? Какие же вы нудные! Первый раз таких встречаю! Ваш Скалистый - прекрасный, и Феликс совсем не плох… А вы? Не понимаю…
- Знаешь ты его, - сказал Дима, - если б знал, не говорил бы так…
Феликс оцепенел. Думал ли он еще три дня назад, что будет вот так, как частный детектив, тайком подслушивать их болтовню из-за дерева? И о ком? О себе же? Надо взять и выйти. Выйти из-за дерева и поставить все на свои обычные места…
Но выйти он не мог. Что-то держало его. Словно проволокой был прикручен он к этому дереву. Что-то сделал он не так. Ошибся. К нему подбиралась опасность, и от нее надо было уйти. Но как?
Глава 20
САМЫЙ ПЛОХОЙ ДЕНЬ
Услышав новый взрыв хохота, Феликс метнулся от дерева, прокрался в темноте к подъезду и взлетел вверх по лестнице. И долго не мог открыть замок. Ключ тыкался то левее, то правее щелки. Наконец попал, нажал с силой и толкнул ногой дверь.
И ударил мать, что-то делавшую в передней.
- Прости, - сказал Феликс.
Мать глянула на него.
- У моего сына большие неприятности? Земля сошла с орбиты?
- Нет, - ответил Феликс. - Не замечал.
- А я уж думала, что сошла… Мировая скорбь? С кем-нибудь поссорился?
- Нет. Все хорошо.
Больше мать не задавала вопросов, только спросила:
- Страшно голоден?
- Что верно, то верно. - Феликс взял себя в руки. Так взял, что по его лицу уже ни о чем нельзя было догадаться.
Мать поставила на плиту подогревать картошку с котлетой, а Феликс заходил по кухне, где отец пил чай, вошел в комнату, в одну, потом в другую, и, услышав за окном голос Вани и смех ребят, быстро вернулся на кухню, потому что ее окна выходили не во двор, а на Центральную улицу.
Поужинав, Феликс вдруг спохватился и побежал в комнату, где был его угол, вытащил из специально подпоротого ледерина тома "Золотого теленка" и "Двенадцати стульев" шифр, достал из заднего кармана шифрограмму, наложил на нее шифр и стал жадно читать… "фелька боюсь даже сказать тебе как хочу увидеть черные кипарисы хочу чтобы она была прекрасная хочу вечером побродить и поболтать с тобой всего а".
Феликс спрятал шифровку в карман ковбойки. Все получилось не так. Не так, как о том просили мягкие округлые буквы шифрограммы! И все из-за этих проклятых "Черных кипарисов"!
В это время его отвлекли от мыслей голоса родителей на кухне.
Отец вначале говорил громко, потом резко снизил голос, и Феликс в предчувствии чего-то интересного подошел к двери.
- Да, я забыл сказать тебе, - проговорил отец, - сегодня ко мне приходила жена нового хирурга, Марья Сергеевна, чтоб записать в школу своего сына, и ты знаешь, он, оказывается, не родной им, а приемный…
- Вот не сказала бы! - произнесла мать. - А Ваня знает это?
- Нет. Марья Сергеевна просила никому не говорить об этом. Когда они усыновили его, он был маленький и уверен, что они его настоящие родители, и они с мужем до сих пор не решили, стоит ли ему сказать об этом, и если стоит, то когда - сейчас или позже…
Голоса на кухне замолкли.
"Ну и дела! - подумал Феликс, отходя от двери. - Сколько новостей: Ванька - приемный и не догадывается об этом, Аня за что-то разобиделась на него, Артем с Димкой из зависти к нему продолжают мутить воду…"
Феликс лег и стал думать, что делать, как выйти из положения. И думал долго, пока сон не одолел его.
А утром само собой пришло решение: он больше, по крайней мере сегодня, не выйдет во двор. Пусть обойдутся своими силами, может, и получится что.
И к Ане не пойдет, и ответа не напишет. И не передаст шифрограмму, как каждый вечер. Опомнятся…
Феликс не ошибся: ребята то и дело звали его, особенно старались Захарка и Лида. Но Феликс делал вид, что его нет дома, и только два раза высунулся, когда ему крикнули Аркаша и Ваня. "Не могу, занят", - ответил он Аркаше, а Ване сказал: "Сегодня много дел, может, завтра приду…"
Он ждал Аню. Она после обеда пришла во двор, но не звала его и не зашла. За нее, надрывая горло, старался Адъютант. Феликс не откликался.
Это был плохой день, самый плохой в его жизни, - Феликс томился от скуки и безделья.
Утром следующего дня, когда родители ушли на работу, во дворе послышался голос. Феликс вскочил с постели и стал заниматься с гантелями. Он заставил себя не смотреть в окно, потому что сразу узнал этот голос.
Потом Феликс умылся, поставил на газ сковороду с завтраком и, не вытерпев, выглянул сквозь занавеску во двор. Конечно, там был Ваня, и он… - нет, это невозможно было представить! - он разговаривал у подъезда с Нонкой. Она держала под мышкой какие-то книги… Нет, не какие-то, а из "Библиотеки приключений", с серебром на обложке и корешках…
Хитрец! Хочет завести блат в кино.
Во дворе было тихо, и Феликс слово в слово слышал, как Ваня говорил:
- Так пойдем сегодня вместе купаться?
"Вместе - это кого он имеет в виду? - вдруг подумал Феликс. - Не нас ли всех?"
- Не знаю, - слегка рисуясь, ответила Нонка, - У вас ведь есть Нюшка! Вам с ней не скучно…
- А кто это? - спросил Ваня.
- Не знаешь? - послышалось с Нанкиного балкона, и толстушка в майке и коротенькой юбочке появилась из балконной двери. - Анька! Она всех умней и красивей, куда нам с ней тягаться!
- Ну бросьте вы, - сказал Ваня, - и ты, Нана, идем с нами, вы ведь сами хорошие девчонки, и Нину позвали бы…
- Ты в своем уме? - спросила Нанка. - Ты здесь новенький и ничего не знаешь.
- А что тут знать? - сказал Ваня. - Вы когда-нибудь спускаетесь на землю? Или только Нонна?
- Иногда… Они колотят нас… Злющие - ужас!
- Да, да, - подтвердила Нонка и вдруг стала пугливо оглядываться по сторонам. - А за что? Как будто мы какие сплетницы, а мы любим, чтоб все было справедливо…
"Ну и лгуньи! - подумал Феликс. - А он губы и распустил!"
- Приходите ко мне в гости, а потом - с ребятами на море…
- Побьют!
- А вот нет. Даю слово, что нет.
Феликс чуть не подпрыгнул. Клянется! И недели не прожил здесь, а уже такой уверенный. А кто сам-то? Может, какой-нибудь подкидыш, без отца-матери рос. Даже крикнуть захотелось это… Но нет. Нельзя. Что бы ни случилось между ними, а этого Феликс не крикнет. Отца не подведет. Да и подло попрекать такими вещами…
Резкий запах гари коснулся ноздрей Феликса, он бросился на кухню, где его ждала на сковородке сильно подгоревшая картошка и полуобуглившаяся котлета. Он так и не узнал, решили они пойти на пляж или нет, но понял: надо действовать! Он стоял и подслушивал ребят за деревом - это же позор! А вчера, как глупо вел он себя вчера! Хотел сделать им хуже, а кому сделал хуже? Ребята ведь любят его, ценят, а он… Эх, дурак!
Феликс быстро съел все, что осталось съедобного на сковороде, поставил ее под кран, налив воду, чтобы матери легче было отмыть, потуже затянул ремень, посмотрелся в зеркало и вышел из квартиры.
К Димке и Артему он не пойдет - глупо идти к ним, но к другим сходить нужно, и немедленно. До того, как Ваня потащит на берег балконных крыс…
Феликс уже спустился на второй этаж и тут решил - и ему стало немножко стыдно от того, что он решил и поддался примеру Вани… Он вернулся к себе. Отодвинув на подвешенной к стене полке стекло, достал спрятанную за томами Анатоля Франса книгу в синем переплете - повести Киплинга. Это было редкое довоенное издание, и Феликс не давал читать книгу товарищам, потому что с книгами всякое бывает.
С Киплингом под мышкой сбежал он по лестнице.
Во дворе уже не было Вани с Нонкой, балконы были пусты, и Феликс быстро зашагал к подъезду корпуса, где жил Аркаша… Интересно, встал он уже?
Аркаша уже встал и даже успел позавтракать.
- Есть Киплинг, - небрежно бросил Феликс. - Волнует?
Аркаша вырвал из его рук книгу и раскрыл.
- Откуда взял? Спасибо… Ох ты! - он поскреб голову рукой.
- Отцова… Когда учился в Ленинграде, купил.
- Чего так долго зажимал?
- Забыл про нее… Завалялась…
- А больше ничего не завалялось? - После броска в горы Аркаша казался еще более худым и бледным.
- Не знаю, надо покопаться.
- Будь добр, - попросил Аркаша.
Да, он был хил, его могла обидеть даже муха, был он незаметен, тих, не принимал участия в шумных спортивных соревнованиях, но ребята за это не презирали его и не считали ниже себя… Где там - ниже! Они по-своему любили Аркашу, побаивались его всезнайства и острых, как шило - не напороться бы! - глаз, бегали к нему за советом, расспрашивали о том о сем, и в жизни двора всегда чувствовалось его присутствие и даже влияние…
- Отдышался от вылазки? - спросил Феликс. - Сошло?
- Кажется… Что это ты пер как сумасшедший! Говорил ведь, что гонки не будет…
- А разве была гонка? Не заметил. Чего ж тащиться по-черепашьи? Напрасно ты с нами пошел. Да и ничего интересного не было! - А сам подумал: "Сидел бы ты дома со своими книгами и не рыпался".
А книг у Аркаши было великое множество. Отец собрал. Он был журналистом, работал в газете в Кипарисах, и маленькая квартирка их буквально начинена замечательными книгами, которые, конечно, и сыграли свою печальную роль с Аркашей - вон во что превратили его!
- Ничего интересного? Да я б каждый день лазил на Гору Ветров. Ох, если б я был покрепче!..
- Стал бы Пржевальским? Магелланом? Миклухо-Маклаем?
- Неплохо бы. Всегда хочется стать тем, кем невозможно.
- Не всегда… - заметил Феликс. - Наш Артем не прочь сделаться дворником.
- Ну нет, сомневаюсь… Он не так прост, как кажется. Ох, если б я…
- Ты все прибедняешься, - пожурил его Феликс. - Ты, конечно, не Геракл, но голова у тебя будь здоров! И знаешь, чего хочешь…
- Ничего я не знаю! - сказал Аркаша. - Вот Ваня - тот знает…
- Ванька? - Внутрь Феликса неожиданно потек холодок. - А что он знает?
- Ты не разговаривал с ним?
- А что с ним разговаривать? До тебя ему, как до звезд.
- Ошибаешься… Ты слышал, у него вчера кровь носом пошла?
- Кровь?.. Отчего?
- Рапаны с Витькой доставал с лодки, глубина большая - не рассчитал. Какие-то сосудики лопнули, что ли…
У Феликса что-то стронулось внутри.
- Разве они так знакомы с Витькой?
- Долго ли ему? У Нанки уже дома побывал, и у меня утащил книгу про Микеланджело, и знаешь, что еще?
- Мне надоело о нем слушать. - Феликс потер глаза. Все в нем так и ходило. Пока он вчера сидел дома и ждал к себе чуть не делегацию, этот самый успел подцепить на крючок не одних балконных крыс. - Ну, мне некогда, я пошел. - Феликс двинулся к выходу.
- Феля, спасибо за книгу! - крикнул Аркаша в спину ему. - Большущее! Будет цела, не бойся…
- Это ты бойся, а не я! - ответил Феликс, и голос его прозвучал резко и несправедливо: чего ж должен бояться Аркаша?
Лучше бы не носил ему книгу, а то может подумать, будто хотел подластиться к нему, угодить… Зачем Феликсу это? И потом, Аркаша не Витька, хотя и тому он дает кое-что просто так, из-за доброты…
Глава 21
ВИТЬКИНА ФАБРИКА
Вначале Феликс хотел сразу же сходить к Витьке, но после встречи с Аркашей раздумал: сгоряча мог накинуться на Витьку и все напортить. И Феликс решил сходить сперва к Захарке. Уж с ним не надо ломать голову, что и как сказать.
Адъютант жил рядом - в соседнем доме. Увидев Феликса, его мать засуетилась, заулыбалась, забегала глазками по его лицу, зачем-то оглянулась внутрь комнаты и сбивчиво объяснила, что Захарки дома нет, что он скорее всего у моря, в бригаде, и, наверно, через часок-другой вернется.
Феликс пошел к рыбацкому причалу.
Здесь, у Скалистого, было мелковато, и сейнеры швартовались в Кипарисах, а тут к берегу жалась разная полуржавая, полуизношенная мелочь: мотофелюги и бесчисленные байды и баркасы, с которых и велся прибрежный лов.
Феликс спустился к сараям и вошел в один. В нем женщины латали и перебирали лиловатые капроновые сети. Кто-то храпел возле стены на этих самых сетях. У двери кто-то смачно жевал бутерброд, заедая зелеными перьями лука, запивая молоком из бутылки.
- Захарки Семеркина тут не было? - спросил Феликс у рыбака в драной, выбившейся из штанов рубахе, который чинил треснувшее весло.
Тот оглянулся и полушепотом сказал:
- Как же… Был тут с утра, когда с моря пришли… Братец ему свежья полную сумку наложил… На рынке ищи его!
"Ловкачи ж они! - подумал Феликс. - Своего не упустят, и Витька правильно крыл тогда Захарку, но…" Но только один он, Захарка, годился ему в адъютанты…
Идти за ним на рынок? Нет уж. Сам прибежит.
И Феликс пошел к Витьке. Витька жил у городского скверика, где было крошечное фотоателье, весы и кафе-мороженое. И здесь, у весов, Феликс неожиданно встретил Лену с отцом - ту самую длинноногую девчонку, ради которой, если разобраться, и ходили ребята на дикий пляж в определенное время и на одно и то же место.