- Достану, - с набитым ртом произнес Захарка и убежал.
Через три минуты Ваню позвала мать, во дворе стало тихо, и Аня наконец отошла от окна.
- Как там наш герой? - спросил Феликс. - Других увечий нет? Многое выяснила?
- Все в порядке… Только он… Знаешь, что он принес еще?
- Что? - спросил Феликс.
- Змею… И знаешь какую? - В голосе Ани звучало удивление, радость и даже что-то вроде восхищения. - Гадюку!.. Увидел, расщепил палку и поймал, зажав в ней ее головку… Она теперь у него дома, и он хочет послать ее в Ярославль и не знает, как это сделать…
- Ценной бандеролью! - сказал Феликс. - Проделать дырочки, чтобы гад дышал и высовывал свой язычок, и послать… Проще простого!
- А почему ты сердишься? - спросила Аня и посмотрела на него. - Он ведь такой чудак… Разве не чудак?
"Винтиков у него кое-каких не хватает", - хотел было сказать Феликс, но сказал другое:
- Наверно… - И подумал с горечью, что, конечно, виной всему очень светлые, очень красивые его глаза. Уж они-то, девчонки, первые замечают это, и тогда любая глупость, которую сморозит хозяин таких глаз, кажется необыкновенной и странной.
После обеда в дверь опять позвонил Захарка.
- И на второй сеанс кончились…
- Почему ж не взял на любой другой? - прямо-таки взъярился на него Феликс.
- Надо было так и сказать.
- Давай деньги. - Феликс взял из потной ладони Адъютанта скомканный рубль и крикнул Ане: - Пойдем! Адъютант стал бестолков - даже билетов купить не может…
Они втроем молча пошли через двор. Захарка долго молчал, а потом спросил:
- А мне что делать? Я тоже хочу посмотреть. - В глазах его неожиданно блеснула слеза и очень удивила Феликса: что стало с Адъютантом? Но он знал, что Захарке и виду нельзя подавать, что он жалеет его, и сказал:
- На детском утреннике! Кто ж тебя пустит на поздний сеанс? - и смерил глазами Захаркин рост.
- Скорей расти и ума набирайся, - поддержала его Аня.
Она терпеть не могла его Захарку. Феликс понимал это и в душе одобрял, но никому, в том числе и Ане, не говорил об этом и, случалось, даже защищал от нее своего Адъютанта: как же иначе держать его при себе?..
Только они спустились по ступенькам к Центральной улице, как рядом остановилась легковая "скорая помощь". Из кабины вылез Валерий Михайлович. Лицо у него было усталое, грустно-рассеянное, плохо выбритое, и веки, казалось, распухли от бессонницы. Его лицо так мало было похоже на лицо хирурга, который при всех обстоятельствах должен быть бдительно строгим, непогрешимо точным.
Они поздоровались с ним, и Валерий Михайлович заспешил к своему дому, а "скорая помощь" помчалась дальше.
- Ай-ай, как нехорошо! - сказал Феликс. - Наш эскулап использует служебный транспорт в личных целях.
- Кто, кто? - переспросил Захарка.
- Открой Большую или Малую Советскую Энциклопедию, последний том на букву "э", там все и прочтешь…
Захарка промолчал.
- Я б не согласился лечь под его нож, - сказал Феликс Ане. - Еще вырежет вместо аппендикса что-нибудь другое… Например, сердце. Должен ведь он оправдывать свою фамилию - Ломакин, помощник смерти…
- А Ваня говорил о нем совсем другое, - вмешался Адъютант.
- А ты и развесил уши… Кто ж будет говорить плохое про своего папашу? А ты, - Феликс опять посмотрел на Аню, - ты легла бы под его нож?
- Ни под его, ни под чей другой, - угрюмо сказала Аня.
Ей и правда вдруг сделалось грустно, и она не могла понять почему. Скорей всего потому, что Феликс сегодня стал каким-то желчным, неприветливым и никто не может ему угодить. Даже Ванин отец.
- Ну, я пойду, - сказал Адъютант, проводив их немножко к кинотеатру, Феликс не задержал его, и Ане стало жаль Захарку.
У кинотеатра "Волна", огромного куба из стекла и металла, изгибался хвост невиданной длины: в основном стояли отдыхающие, ярко одетые, иногда радиофицированные, в пестрых, навыпуск рубашках и летних туфлях; кое-кто, чтобы не терять времени, стоя читал пухлые романы с печатями местных библиотек.
Феликс поставил Аню в хвост, а сам стал расхаживать вдоль очереди поближе к окошечку кассы в поисках знакомых. Внезапно Аня увидела у самого окошечка Лену с отцом - вот бы кто взял им билет! Они, правда, незнакомы… Но ведь это ерунда! Можно подойти и сказать с улыбкой: "Привет, Леночка! Как жизнь? Мы, кажется, занимали перед тобой… Не поучишь гнуть мостик?" Или еще чего-нибудь такое - не откажет. Аня оглядела ее прямую спину, шею с завитками волос, тонкие загорелые руки - и раздумала просить. И даже обрадовалась, когда Феликс прошел мимо нее: нечего их мальчишкам обращать внимание на приезжих…
Вдруг Аня заметила Витьку. Он брел вдоль очереди и сильно щурился - видно, тоже выискивал знакомых. Он выглядел франтом в знакомой красной ковбойке Феликса, казавшейся на нем совсем новой, и был свежо подстрижен под скобку.
Аня очень обрадовалась, увидев его.
- Вить!..
Тот подошел к ним.
- Все словно с ума сошли по этим "Черным кипарисам", - сказал он.
- А ты не сошел? - спросил Феликс. - Держишься? Аня - так она совсем тронулась!
- А я не очень… - Витька улыбнулся. - Можно сказать даже, совсем нет…
"Это он нарочно так говорит", - поняла Аня и спросила:
- Честно - не хочешь пойти? Ты ведь был на съемках.
- А кто не был?.. Просто шел мимо.
"Так мы и поверим тебе, - подумала Аня, - говори кому хочешь, только не нам!"
- Не уходи далеко, - сказал Феликс, - я возьму тебе билет.
Витька покраснел, кинул взгляд на Аню и неожиданно запротестовал:
- Нет, не надо.
- Не уходи, тебе сказано, - повторил Феликс.
- Пришел отец? - спросила Аня.
- Явился… Перекрыли план. Мне обещал пятерку… Я завтра верну.
- Можно и не так скоро, - Феликс подмигнул ему. - Небось дома дым коромыслом? Спички зажигать опасно.
- Да нет, не очень.
Через двадцать минут Феликс взял билеты, один отдал Витьке и, сказав: "Не опаздывай", вывел Аню за локоть из толпы. Витька сразу исчез.
- Хороший парень, - сказала Аня и вздохнула. - Мне надо сейчас домой… До начала сеанса еще ведь часов пять…
- Сад?
Аня кивнула.
- Он у меня уже в печенках. Все руки отсохнут, пока прополешь и польешь…
- Сочувствую.
Феликс шел рядом с ней, помахивая прутиком, и редко кто из встречных девчонок не поглядывал на него.
Вдруг впереди показался Ваня. Он бежал, слегка прихрамывая, прямо на них, смотрел в тротуар, не замечал их, и локти его, как у заправского бегуна, были прижаты к бокам.
Сердце Ани дернулось и прыгнуло от радости.
- Ты куда разогнался так? - остановила она его.
Ваня поднял лобастую голову и почесал ухо.
- Куда и все.
- Поворачивай назад, - сказал Феликс. - Билеты кончаются… И чего тебя несет на эти "Кипарисы"? Ну, мы отмучились в очереди, так хоть про свой городишко посмотрим, а ты?
- А теперь он и мой.
- А и то правда. Совсем забыл! - Феликс секанул прутиком воздух. - Привык, что все приезжают сюда жариться на солнце… Ну а как поживает твой гад?
- Ничего… Шуршит… Пока что запер его в коробке из-под книг.
- Смотри, прогрызет картон, и "Черные кипарисы" не увидишь.
Аня засмеялась, засмеялся и Ваня, и очень громко.
- А я все-таки попробую - может, удастся достать. - Он побежал дальше.
- Чудной! - Аня посмотрела вслед ему.
- Мягко говоря, - добавил Феликс, и они пошли к ее дому.
Глава 17
СКВОЗЬ ПЕНУ И БРЫЗГИ
Аня открыла калитку и побежала к домику, к журчанию и плеску воды, к бормотанию отца. Он сидел на ступеньке крыльца со свесившимися на лоб волосами, мутноглазый, краснолицый, и, нелепо размахивая руками, давал матери руководящие указания по части сада, а она кричала на него, упоминая имя Егора, рабочего их гастронома, отцовского собутыльника и пьянчуги; Егор выгружал из машин-холодильников замерзшие бараньи и свиные туши, и руки его при этом сильно тряслись, как у нервнобольного; после того как месяц назад мать погнала его от порога их дома с пол-литрой в кармане и закуской, они с отцом стали пить в других местах… Эх, отец!
Аня прошмыгнула мимо, переоделась в старенькое расползающееся платье и нырнула в прохладную листву сада. Она кончила работать за полчаса до встречи, написала шифрограмму, переоделась, причесалась и принялась ждать.
Феликс явился точно, как и обещал.
Билетерша, глянув на Аню, задержалась рвать билеты - пустить ли? - но, увидев Феликса, разорвала. Они прошли в фойе, до отказа набитое людьми, так что нельзя было протолкнуться ни к буфету, ни к мороженому. Знакомых ребят среди зрителей было мало, да и Витьки нигде не было видно.
Внезапно Аня чуть не присела от волнения и дернула Феликса за руку:
- Смотри, он… - и осторожным движением головы показала на светловолосого человека в синем костюме и белой рубахе с темным галстуком. Он был невысок, скуласт, худощав - загорелые щеки впали.
- А… этот шоферяга! - весело сказал Феликс. - Явился! Прибежал! Не вытерпела душа!
- А у тебя бы вытерпела?
- Не случалось сниматься в кино, - сказал Феликс. - Но после всех этих съемок, которые мы видели, - лихтвагенов, дигов, декораций и разболтанных актеров - не очень-то верится, что они сняли что-то стоящее… А тебе верится?
- Не знаю… Посмотрим… - уклончиво ответила Аня, не выпуская из виду Василия Калугина, водителя-таксиста, ставшего ныне знаменитостью Скалистого.
- И смотрит героем, - сказал Феликс. - Хочет, чтоб его узнали.
- Ничего он не хочет.
Калугин и вправду ничем не выделялся из зрителей, разве только тем, что не стоял на месте, не шутил с приятелями, а все время ходил из угла в угол, и лицо у него было очень напряженное. Ведь через несколько минут он должен был вторично присутствовать при той опаснейшей операции, которая навсегда вошла в историю войны на Черном море, закончилась полным успехом, и… И так трагически.
- Где же Витька? - спросила Аня, все еще не спуская с Калугина глаз.
- Не волнуйся, вон его голова, - ответил Феликс и показал подбородком в темноту.
- Своего места не нашел? Нужно его позвать!
- Не надо. Я ему взял билет туда: так нам с тобой лучше будет.
- Почему?
- В кино он так переживает, что мешает смотреть: все дергает за рукав, и шепчет, и поясняет…
"Буду молчать, - дала клятву Аня, - буду сидеть, набрав в рот воды".
После короткого киножурнала на экране заколыхалось море, и сквозь пену и брызги его всплыли, словно со дна, темные буквы и одна за другой строго выстроились, будто бойцы морской пехоты, в шеренгу: "Черные кипарисы". Аня вся замерла и сжалась - так это все было далеко по времени и так близко: все вокруг хорошо помнили войну, и даже следы ее до сих пор были видны в Скалистом: на окраине, где и ныне была нефтебаза - громадные, прямо-таки марсианские серебристые резервуары с горючим, - возвышались развалины довоенного дома отдыха партийных работников - немцы, отступая из Скалистого, взорвали, и почему-то этот дом до сих пор не восстанавливали, а все, что можно было взять, местные взяли на кирпич, и Аня с ребятами бегала в его обгоревших, заросших лебедой, полынью и акацией развалинах среди скрученных в жгут прутьев ржавой арматуры…
В картине была и любовь, и жизнь маленькой военной энской базы, и боевые выходы в море, и отражения воздушных налетов "юнкерсов" и "хейнкелей", и залпы с моря по берегу. А потом - сообщение о новом очень ответственном задании: ликвидировать нефтебазу, где заправлялись суда противника. В одну из холодных штормовых ноябрьских ночей к берегу, захваченному врагом, подошел сторожевой катер. На палубе его главные герои фильма - члены диверсионной группы, командир, его заместитель, командиры отделений и рядовые десантники. В темноте видны провалы щек и глазниц, сжатые губы, сухой блеск напрягшихся глаз. И среди них затерялись глаза и скулы Андрея, старшины 1-й статьи, кончик его носа, и морщины лба из-под косо надетой бескозырки…
- Не завидую им, - негромко сказал Феликс, - Сейчас будут холодный душ принимать.
Катер уже у самого берега, дальше нельзя - камни. А ветер сильный, и волны перекатываются через палубу. Берег стоял перед ними черной стеной. И вот десантники, в бушлатах, с автоматами в руках, с гранатами и мешками с толом, с пулеметами на плечах, стали прыгать в воду, в брызги и пену, и, кто по пояс, кто по плечи, а кто и по шею - оружие в руках над головой, - пошли к берегу. Их накрывали волны, хлестали по лицу, норовили сбить с ног.
Аню прямо-таки стало колотить, когда одного моряка волны сбили и унесли в открытое море…
- Того самого, помнишь? - сказал Феликс. - Калугин потребовал, чтобы одного сшибли волны, и потом другие спасали его и, как тюленя, выволакивали за конец…
- Помню, - шепнула Аня. - Не надо сейчас.
- И делали семь дублей, швыряли беднягу в волны, и он так нахлебался воды, что хоть откачивай, хоть "Скорую помощь" вызывай…
- Потом, Феля, - опять шепнула Аня.
Ее глаза впились в экран. И весь зал молчал. Только было слышно, как кто-то покашливал, да стрекот киноаппарата, плотный луч которого упирался в экран.
Десантники уже ползли по гальке и валунам, по узкому коридору среди минного поля - агентура доставила примерную карту. Потом, пригнувшись, с автоматами в руках, углубились на территорию городка, обходя его с тыла, и на моряков надвигались силуэты кипарисов, темных и настороженных, как бы предупреждающих об опасности. И совсем нельзя было узнать из душного зала этих мест, настолько их преобразила война и чувство страха, сидевшего в Ане. Вот впереди уже контуры строений нефтебазы, и немцы с прожекторами, и отдаленный лай собак. Небо было безлунное, черное. Ни просвета. И это было хорошо. Но Ане было жутко. И зал был натянут до предела. Потом десантников обнаружили, вспыхнули прожекторы, открылась беспорядочная пальба, и не было никаких сил сидеть в зале и смотреть.
- Разве с такими автоматиками уйдешь? - сказал Феликс. - Слезы, а не автоматы! То и дело заедали. И прицельность плохая…
- Замолчи ты! - Аня ткнула Феликса локтем в бок.
Стучали пулеметы, моряки ползли под огнем, и бросали гранаты, и перебежками бежали вперед, чтобы пробиться, подавить огневые точки, разрезать колючую проволоку и снять охрану нефтебазы, подложить тол и взорвать. И они это сделали, но как сделали!.. Некогда было прилаживать к толу бикфордов шнур, чтобы поджечь его издали, - немцы могли перерезать, и Андрей, приказав своему напарнику, тащившему в мешке тол, уходить, взорвал тол вместе с собой.
Все меньше оставалось в живых десантников. Одна группка подорвалась на противотанковой мине. Уцелевшие, окруженные с трех сторон тащили с собой раненых, ползли к морю, где, отчетливо видный в зареве пожара, мотался на волнах сторожевой катер. Одни уже достигли воды, другие лежали на гальке и отстреливались, прикрывая своих, защищая этот крохотный временный плацдарм…
Глава 18
ГРУСТЬ
Зажегся свет, но секунду все сидели, не в силах двинуться. Так, по крайней мере, казалось Ане.
Потом Феликс встал, поднялась и она.
- Как ты думаешь, они спасутся или нет? - полушепотом спросила Аня.
- С такими автоматиками? В полном окружении? Ты что?
- А почему по картине это не ясно?
- А ты хотела бы, чтобы они все спаслись? Все до единого?
- Хотела б! - сказала Аня. Глухо и тоскливо сказала: - А ты бы не хотел?
- Почему ж нет, хотел бы… Но так не бывает. И ты хорошо знаешь, чем все кончилось тут у нас…
Аня больше не произнесла ни слова.
Внезапно ее кто-то схватил за руку, и она услышала голос Витьки:
- Ну как?
- Сильная. А тебе понравилась?
- Очень… Я чуть не умер от волнения… Как ты думаешь, наши уйдут или нет?
Он задал ей в точности тот же вопрос, что и она Феликсу!
- Не знаю, - сказала Аня, хотя до ответа Феликса была абсолютно уверена, что уцелевшие спасутся и уйдут на сторожевом катере на свою базу.
- Разве что с божьей помощью, - заметил Феликс, шагавший рядом.
Они вышли на улицу.
Ане вдруг захотелось побыть одной, чтобы успокоиться и в тишине подумать обо всем.
Вокруг творилось невесть что. Одни уходили, другие, столпившиеся в дверях, готовились ворваться в зал на последний сеанс. "Ну как?" - сыпались вопросы. "Ничего…", "Нормально!.." "Здорово!" - звучали ответы.
- Значит, тебе совсем не понравилась? - спросила Аня у Феликса.
- Так себе. Могли бы снять и поинтересней… Учитывая, сколько возились.
Аня, признаться, и представить не могла, как можно было сделать эту картину лучше.
- А что тебе не нравится?
- Уж очень герои простоваты… Говорят о пустяках… Где их сложность? Интеллект? Это ведь нехитро - пойти и пожертвовать собой ради этого горючего…
"Что он говорит?" - в некотором смятении подумала Аня. Как же так это нехитро и просто? Что же тогда сложно, если не это? Что? Ползти по минному полю, подорвать себя вместе с толом - это так себе? Тащить раненого товарища на спине под огнем, когда и сам ранен, - это каждый сможет? А как сильно любила Андрея, главного героя фильма, Ольга, медсестра из того городка, где была их база! Она вроде всем в госпитале строила глазки и принимала ухаживания, но это только казалось. А какие эти ребята, в бескозырках, какие верные и настоящие! Ведь года на четыре-пять старше их, Ани и ее товарищей, а какие уже отчаянные и самостоятельные, и война-то ведь была выиграна из-за них… Говорили они и правда часто о пустяках, шутили и даже ссорились перед высадкой десанта, но это ведь у них все снаружи, и нарочно, и даже специально… Да, да, специально говорили они о пустяках и насмехались друг над другом, чтобы не казаться особенными, а не потому что недоразвитые…
- Ты не согласна? - спросил Феликс. - Не ищи в них того, чего нет… Чего от них можно еще ждать? Уровень нашего Калугина…
Что-то вдруг захлестнуло Аню.
- Нет, ты ерунду городишь! - крикнула она. - Он не такой, как ты думаешь! Он…
- Ты очень добра, - прервал ее Феликс, - и я тебе это охотно прощаю.
- Спасибо! Только и ждала этого. - Аня насупилась. - А ты тоже считаешь, что герои безнадежно глупы? - запальчиво спросила она у Витьки.
Тот быстро посмотрел на Феликса и сунул руки в карманы.
- Нет, не считаю.
- А разве я говорил, что они глупы? - спросил Феликс. - Отсутствие большого интеллекта еще не глупость… Скажи, Вить, я говорил, что они глупы?
- Не помню. - Витька вдруг заторопился. - Ну, я пойду. - И затерялся в толпе.
Он, как показалось Ане, не хотел слишком явно выступать против Феликса, да и к тому же слегка обиделся на них за место. Уж лучше бы он сидел рядом и мешал ей смотреть.
Он мешал, а не Феликс.
- Надо было взять места рядом, - сказала Аня. - Мы ведь все товарищи, правда?
- А я ему взял неплохой ряд.