А рядом уже пылали вторая, третья…
Клещи были длинные, тяжелые, Светка с трудом взяла бомбу и побежала к песку, но никак не могла сунуть снаряд в песок. На помощь ей подбежала с лопатой Рая.
А Игорь уже расправился со второй бомбой, подхватил третью и так же ловко погасил ее…
Было тихо, а в небе все еще шарили прожекторы. Но вот раздался сигнал отбоя.
Отряды и группы собирались в штабе.
Командиры отдавали рапорт:
- Товарищ начальник штаба! Докладывает командир группы "Заря". На территории дома упали две зажигательные бомбы. Обе обезврежены. Объект не пострадал. Члены группы - тоже.
- Спасибо за службу! Молодцы! - сказал начальник штаба.
Потом докладывал Игорь Балятинский, и его похвалил командир.
Уже стало совсем светло, когда Игорь, Рая и Светка возвращались домой. Улицы были пустынны. После отбоя люди вылезли из убежищ, разошлись по домам и теперь уже, наверное, спят. "Как-то там бабушка с Вовкой?" - подумала Рая.
Они поравнялись с домом Игоря. Девочки остановились.
- Я провожу вас, - сказал Игорь.
Но тут откуда-то сверху послышался хрипловато-гортанный голос: "Где Игорь?! Где Игорь?!"
Вслед за тем из окна третьего этажа выглянула женщина с утомленным лицом:
- Игорь! Иди успокой своего баловня. Иначе отец выбросит его вместе с клеткой на мостовую. Ночь - в убежище, пришли домой - и тут покою нет!
Игорь смущенно улыбнулся девочкам:
- Извините: Кузьма, попугай, волнуется… До завтра!
Утро было тихое, погожее, и девочки шли не торопясь.
На углу улицы им повстречались мальчишки из соседней школы. Один из них - круглолицый, с широко расставленными золотистыми глазками-изюминками - крикнул:
- Салют доблестным бойцам ПВХО! Как, пальчики не обожгли? Косички не подпалили?.. Из какой школы, девчонки? - уже серьезно, без наигранности и шутовства спросил он. - Из двести тринадцатой? Соседи, значит. Ну, как прошла вахта? Было что? Да? А у нас ни одной, - как будто разочарованно, протянул паренек.
- И хорошо! - сказала Рая. - А будет туго в следующий раз - дайте знать: поможем! Гуд бай! - она шутливо раскланялась и взяла Светку под руку.
- Отличные девчонки! - послышалось позади. - Честное слово, я переведусь в их школу!
Подруги улыбнулись.
Бабушка не спала, у нее уже были готовы ее знаменитые оладьи. Но что удивило Раю - не спал даже Вовка. Это просто поразительно!
- Почему не в постели? - строго спросила Рая.
- Как же - в постели? Не полагается: на часах стоит! - Бабушка сокрушенно кивнула в угол: там из книг был сооружен вал, на нем возвышалась жестяная пушка.
- Где ты ее взял, артиллерист? - спросила Рая.
Вовка молчал: на посту разговаривать не положено.
Пояснила бабушка:
- Один дедушка пришел в убежище с двумя внуками и полной корзиной игрушек: ружья всякие, пулеметы, пушки. И началась баталия. Забавный дед, старый солдат, с крестом Георгия. Ну, и наш к ним. Все два часа и провоевали. А на прощание внуки подарили нашему эту самую пушку.
- Вот что, вояка, сейчас же положи папины книги на место - и спать! Ясно? Выполняй приказ!
Вовка уже давно знал, что перечить сестре нельзя: шлепок можно заработать. К тому же глаза сами собой закрывались, того и гляди, уснешь на посту. Едва передвигая ноги, он перенес книги в шкаф, взял пушку и, как только очутился на кровати, заснул мертвым сном.
У ворот города
Уже около двух недель мама не приезжала домой, а в городе становилось все тревожнее. Чаще стали налеты вражеской авиации. Чуть ли не каждую ночь приходилось дежурить в штабе ПВХО.
Сегодня утром прибежала Света.
- Слушай, Рая… У нас Нелька заболела. Вся как в огне горит! Бабушка велит съездить за мамой. А я боюсь одна. Может, съездим вместе? Кстати и ты свою маму навестишь, а?
- Ну что ж, поедем… Только знаешь, давай позовем еще Игоря… - Она почему-то смутилась и торопливо добавила: - С мальчишкой не так боязно.
- Ага, - согласилась Светка.
Они тотчас направились к Игорю.
Рая заметила, что в городе сегодня как-то особенно тревожно. Люди все озабоченные и торопились более обычного. У подъезда одного из домов стояла грузовая машина. Кузов ее был полон чемоданов. На них сидели грустные, заплаканные женщины с малышами на руках. Из подъезда выскочил толстый, коротконогий и весь всклокоченный мужчина со стенными часами в руках. Сунул на колени старушке, сидевшей у самого борта, крикнул: "Едем!" Вскочил в кабину, машина тронулась.
У подъезда дома Игоря девочки увидели почти такую же картину. Только тут стояла не грузовая, а легковая машина. На верхнем багажнике лежали узлы, связанные стопки книг. Мужчина, высокий, с бородкой клинышком, в больших роговых очках, подняв капот, заглядывал в мотор.
- Это Игорев папа, - шепнула Рая подруге.
И вдруг из подъезда выбежал с клеткой сам Игорь. В клетке на всю улицу кричал Кузьма: "Куда? Куда?"
Увидев одноклассниц, Игорь смутился, сердито ударил ладонью по железным прутьям клетки: "Замолчи!" - и к цепочкам:
- Салют! Куда курс держите?
Рая как-то виновато посмотрела на подругу, сказала:
- К тебе… А вы уезжаете?
- Да. Папин институт эвакуируют - приходится и нам с мамой.
Света заметила, как Рая сразу сникла, опустила глаза.
- А мы, знаешь, Игорь, хотели тебя звать… У нас Нелька заболела - за мамой едем. Хотели тебя просить… - запинаясь, сказала Света.
- Я бы с удовольствием, девочки… Честное слово! Но сами видите… - Он кивнул на машину. - К тому же, говорят, с оборонки все возвращаются. Немцы обошли укрепления и вот-вот подступят к городу…
- Что же делать? - Света взглянула на Раю. - Давай сходим на вокзал: может, узнаем поточнее, тогда и решим.
- Пойдем… - отозвалась Рая.
- До свидания, Игорь! - Света протянула руку.
Рая только тихо сказала:
- До свидания…
На вокзале и привокзальной площади было полно народу. Сидели на узлах, чемоданах. На руках - дети. У касс - пребольшущие очереди. Шум, гвалт, плач детей.
Пришел какой-то поезд. О нем объявили по радио, но динамик так хрипел, что девочки не разобрали - какой и откуда.
- Пойдем к выходным воротам, - сказала Света.
Чтобы не потеряться в этой массе людей, подруги взялись за руки. Ныряя среди толпы, они выбрались из вокзала, прошли к воротам.
Пассажиры, обгоняя друг друга, выходили на площадь. Они были в грязной, заляпанной глиной одежде, в обшарпанной обуви.
Девочки напряженно всматривались в озабоченные лица.
- Мама! - вдруг вскричала Рая и бросилась в толпу, - Мама!
- Раечка!
Мать и дочь с трудом выбрались из людского потока.
- Евгения Федоровна, а моя мама где? - спросила Света.
Рая видела, как лицо матери вдруг стало растерянным.
- Светочка… Мама твоя… Она приедет попозже… Только ты, пожалуйста, не отчаивайся… Она поправится. Рана не очень тяжелая. Ее отправили сюда, в город. И завтра, наверное, вам сообщат, в какой она больнице.
Света уткнулась лицом в ладони, плечи ее вздрагивали.
Рая обняла подругу.
- Светка, не надо… Не плачь. Ну, я тебя прошу… - говорила она, сама глотая слезы.
На трамвай сесть было невозможно, и они шли пешком. Рая не выпускала руки Светки, ласково прижималась к ней плечом.
Когда они подходили к дому, из-за мусорного ящика с автоматом в руках выскочил Вовка.
- Мама, мама приехала!
Он подбежал к матери - грязный, растрепанный, в разорванной рубашонке.
- Боже мой, что с тобой?! - воскликнула Евгения Федоровна. - Что ты делал?
- Это дот, мама! - кивнул Вовка на ящик. - Я караулил, чтоб фашисты не напали.
Евгения Федоровна грустно улыбнулась:
- А! Ну, тогда молодец. Только иди сейчас же помойся и переоденься… Света, - обратилась она к подруге дочери, - пойдем попьем с нами чаю.
- Спасибо, Евгения Федоровна: мне домой надо…
- У них Нелька заболела, - сказала Рая.
- Да? Что с нею? - спросила Евгения Федоровна.
- Не знаю… - протянула Светка. - Доктор не сказала. Только укол сделала. Завтра еще придет.
- Я вечером забегу к вам… Рая, проводи Свету.
На другой день пришла из больницы открытка. Света прибежала к Рае.
- Я к маме иду. Пойдешь со мной?
Рая нарвала в палисаднике цветов. Букет получился большой, красивый.
- Спасибо, Раечка! - шепнула Света. - Мама так любит цветы!
В вестибюле их встретила няня.
- Вы к кому, девочки?
- К маме… - волнуясь, сказала Света. - Ее ранило на оборонке.
- Мам у нас тут много, - мягко возразила няня. - Как фамилия-то?
- Ах, простите! Серова Антонина Ивановна, - пояснила Света.
Няня сказала, что она сейчас узнает у дежурной сестры, можно ли к больной, поскольку сегодня день не посетительский.
Скоро она вернулась с сестрой.
Сестра была совсем молоденькая. Рая с восхищением и завистью смотрела на девушку, на ее белоснежный халат и марлевую косынку.
- Девочки, я вас пущу, - сказала сестра. - Только не надолго. Хорошо?.. Няня, дайте им, пожалуйста, халаты.
Антонина Ивановна лежала на высоких подушках. Рая не сразу узнала ее: такая она была бледная.
Света, уронив на кровать цветы, уткнулась лицом в грудь матери, беззвучно заплакала. Антонина Ивановна гладила ее по голове. Рая не знала, что делать. Наконец Светка подняла голову. Мать вытерла ей заплаканное лицо своим платком, сказала:
- Ну, вот и все. Больше не будем, да?
Светка кивнула.
- Рая, садись на табуретку. А ты, Света, сюда, ко мне.
Антонина Ивановна взяла цветы.
- Ах, какие красивые!
- Мама, это Раины, - пояснила Света.
- Я уже догадалась. Точно такие же Евгения Федоровна приносила в школу. Спасибо, Раечка. А как мама? Приехала? Вчера? Ну, очень хорошо.
- Она к вам непременно придет, - поспешила заверить Рая.
- Конечно, придет: мы с ней подруги со школьной скамьи, как вот вы со Светой.
Света не сводила глаз с матери. Не выпуская ее руки, спрашивала:
- Мама, тебе больно? Рана большая?
- Большая, дочка. Но, может быть, все обойдется… Как там наша Нелечка? Завтра пусть бабушка придет с нею.
- Хорошо, мама, - кивнула Света. По совету Евгении Федоровны она умолчала о болезни сестренки.
Антонина Ивановна смолкла: видимо, ей трудно было говорить. Немного отдохнув, она тихо сказала:
- Света! Ты уже большая. Может все случиться. Если меня… не будет… ты должна заменить нашей крошке… И бабушке…
- Мама!.. - вскричала Света. Глаза ее были полны слез. - Ты поправишься… поправишься!
- Да, да, дочка… Это я на всякий случай.
Подошла сестра, положила руки на плечи Светы:
- Девочка, пора. А то придет врач…
- Да, да, девочки, идите, - сказала Антонина Ивановна.
Света поцеловала мать, и подруги вышли из палаты.
Куда-то на юг…
От папы давно уже не было писем, но зато сегодня почтальон тетя Нюра принесла письмо от комиссара полка.
Это было даже не письмо - пакет, и тетя Нюра не опустила его в ящик, а вручила прямо в руки.
Он был адресован не маме, как до сих пор, а бабушке - Арине Павловне Дмитриевой. И адрес был написан не от руки, а на машинке.
Все были очень удивлены такой необычной корреспонденции.
Бабушка читала плохо: она училась всего один год в какой-то церковноприходской школе. Письмо она отдала маме.
Мама вскрыла пакет - в нем оказалась газета и записка. Почерк энергичный, стремительный. Мама очень волновалась, и казалось, читает не учительница, а какая-нибудь первоклассница: запиналась, повторяла одно и то же слово несколько раз.
Комиссар полка благодарил бабушку за то, что она вырастила и воспитала такого замечательного сына, то есть папу. Папа, оказывается, один из лучших снайперов полка, и у него на счету уже несколько десятков уничтоженных фашистов.
Более подробно, писал далее комиссар, бабушка прочтет о сыне во фронтовой газете, которую он посылает ей. А сейчас он желает бабушке доброго здоровья и долгих лет жизни. Обнимает ее, как сын.
Мама развернула газету, и все увидели папу. Он стоял около землянки. В руках - винтовка с оптическим прицелом. В заметке "Стрелок, не знающий промаха" военный корреспондент Игорь Упрямов рассказывал, как папа в одной перестрелке уничтожил трех вражеских снайперов, как фашисты охотились "за русским стрелком, не знающим промаха".
Оказывается, папа не просто снайпер, но еще и командир разведгруппы.
И письмо комиссара, и заметка в газете перечитывались несколько раз. Потом то и другое бабушка завернула в свой дорогой цветастый платок, который сохранила еще с девических лет, и положила в старинный кованый сундук, что стоял в ее спальне.
Потом этот необыкновенно радостный, волнующий день сменился томительными днями тревожных ожиданий. Ждали письма от самого папы, а письма все не было и не было. И бабушка часто доставала из своего заветного сундука драгоценный сверток, протягивала Рае письмо комиссара:
- На-ко прочти еще раз, внучка.
Рая читала. По щекам бабушки текли слезы.
Сегодня мама ушла в больницу навестить Антонину Ивановну. Обещала скоро вернуться, а пришла лишь под вечер. И такая взволнованная.
- Рая, - сказала она, - я задержалась в роно. Завтра мы уезжаем. Эвакуируемся.
- Куда, мама?!
- Пока неизвестно. Куда-то на юг. Поедем эшелоном. Много учителей поедет. С семьями.
Мама говорила коротко, отрывисто, будто отдавая приказ. Ее, Раю, всегда удивляло, как мама быстро может взять себя в руки. Вот только что очень волновалась, казалась даже растерянной. И вдруг - спокойная, деловитая. Голос ровный, глубокий и даже чуть властный.
Всю ночь готовились к отъезду. Надо было взять с собой только самое необходимое. Но и необходимого набиралось так много, что всего и не захватишь. Правда, утром заедет машина и увезет вещи на вокзал. Но как потом управишься со всем этим в дороге? И они снова и снова развязывали узлы, раскрывали чемоданы и откладывали лишнее.
Рая взяла себе в рюкзак белье, платьица, зимнюю шубку: ведь уж на носу осень, а там и зима не за горами. Хотя поедут на юг, но и там может стать холодно. А сейчас она наденет легкую куртку, вязаную шапочку и спортивные шаровары.
Папины вещи все целиком оставались дома. Только бронзового стрелка Рая украдкой сунула в чемодан. Но когда мать в очередной раз просматривала вещи, она сокрушенно всплеснула руками:
- Рая! Зачем это? В нем же целый килограмм! Вместо него лучше взять пару теплого белья.
- Мама! Но это же такая дорогая память для папы! Ну, я прошу тебя!
Евгения Федоровна посмотрела в умоляющие глаза дочери.
- Ну, хорошо… - сказала она и обратилась к Арине Павловне: - Мама, газету и письма комиссара ты взяла?
- Как же, Женечка, как же! Первым делом! - Она приложила руку к груди.
Сущая мука была с Вовкой. "Чапай" ни за что не хотел расставаться со всем своим боевым снаряжением. И пистолет хотел взять, и карабин, и жестяную пушку. И даже деревянного скакуна, впряженного в тачанку, не хотел оставлять.
Но мама была неумолима: разрешила взять только один пистолет, стреляющий палочкой с круглой резинкой на конце.
Закончили сборы далеко за полночь. Они с мамой легли спать в третьем часу, а бабушка совсем не ложилась. Она разбудила Раю в восемь часов утра: ей надо было сходить к Светке проститься.
Света хлопотала на кухне, варила манную кашу для сестренки, когда пришла Рая. Взглянув на подругу, она сразу поняла, что Рая пришла сказать что-то важное.
- Света… Мы… мы… мы уезжаем… - выдавила она. - Но я буду тебе писать. Ты только отвечай мне тогда. Вот тебе ключ от нашего почтового ящика: может, письма какие будут - перешлешь.
Света обняла подругу.
- Ой, Раечка, наверное, мы больше не увидимся.
- Ну что ты! Глупости! Как наши фашистов прогонят, мы снова вернемся в Ленинград. - Рая развязала бант на кофточке и протянула ленту подруге. - Возьми, а мне дай свою. Это клятва: никогда не забудем друг друга.
Девочки обменялись лентами. Рая поцеловала Свету и, не оглядываясь, торопливо вышла.
Машина пришла в половине одиннадцатого. Кузов ее был уже полон вещей, и они с трудом пристроили свои чемоданы и узлы.
Машина уехала.
Бабушка заперла двери. С минуту молча постояли у крыльца. Потом бабушка перекрестила дом, и отправились на вокзал.
Шли молча. Только Вовка все спрашивал:
- Мам! А далеко юг? А папа найдет нас?
На вокзале их встретил мамин начальник - заведующий роно Никанор Петрович Северов. На финской войне он потерял руку.
Никанор Петрович заглянул в записную книжку.
- Значит, так, Евгения Федоровна: ваш вагон - седьмой, пассажирский, поскольку вы с детьми. А вещицы ваши будут в последнем, в товарном. Прошу! - кивнул он на эшелон.
Вагон уже был полон людей, а полки завалены ручной кладью: узлами, рюкзаками, сумками.
- Евгения Федоровна! Прошу сюда! - окликнул маму какой-то седой старичок в очках с золотой оправой.
- А, Леонид Аполлонович! Здравствуйте! А не стесним вас?
- В тесноте - не в обиде!
Старичок был маминым сослуживцем, преподавателем математики. Он вышел в прошлом году на пенсию.
Мама и бабушка разместились рядом с Леонидом Аполлоновичем на поперечном сиденье, а Рая с Вовкой - на боковом, у прохода. Вовка сразу прильнул к окну…
Налет
Поезд шел на юг уже несколько дней. В вагоне было душно. Мучила жажда. Вовка в начале дороги почти не отрывался от окна, за которым пробегали леса, мелькали деревни, будки, сверкали под солнцем речушки, ручьи. Потом лес кончился и до самого горизонта не было видно ни деревца.
- Рай! А где же елки?
- Тут они не растут. Тут степь.
- Какая степь?
- Ну, такая… Ты же видишь какая: поля, поля, поля. И земля черная. Так и называется - чернозем.
Степь скоро наскучила Вовке, и он начал хныкать:
- Мам, когда будет юг?
- Скоро, сынок. Не надо ныть. Будь молодцом… Ты же у нас чапаевец, - с улыбкой добавила мама.
Вовка посмотрел исподлобья на Леонида Аполлоновича: старичок, видимо, был очень удивлен, что едет в одном вагоне с самим чапаевцем, и мальчик для пущей важности достал пистолет.
- Осмелюсь спросить, какой системы? - поинтересовался Леонид Аполлонович. - А, "кольт"! В семнадцатом, при штурме Зимнего, довелось им пользоваться. Отличное оружие!
Казалось, пути не будет конца. Леонид Аполлонович совсем ослаб. Плохо чувствовала себя и бабушка. И только мама не поддавалась усталости. Она была как бы хозяйкой не только их отделения, а и всего вагона. Рая помогала ей. Ходила за кипятком, подметала пол.
На некоторых станциях поезд простаивал часами, пропуская воинские эшелоны, и тогда Рая выходила из вагона. С ней увязывался и Вовка. Мать строго наказывала: держать мальчика за руку и ни в коем случае не отпускать от себя.
На каком-то из перегонов поезд был обстрелян из пулемета немецким самолетом. В первом вагоне одного человека ранило.