Как правило, я не отвечаю на вопросы, а задаю их. Собственно, я сама объясняла Люси - как и всем пациентам, - что, только когда отвечаешь на собственные вопросы, можно прийти к согласию с самим собой и обрести душевный покой. Но сейчас был особый случай: Люси наконец выразила желание, проявила нужду, и это было для нее большим достижением. Если судить по ее рассказам, бедняжка последний раз испытывала настоящие эмоции в тот последний день, который провела с этим художником. Она обмолвилась, что художник был для нее порталом, окном в мир. И когда он исчез из ее жизни, исчезли фактически все чувства.
- Люси, есть один момент. Давайте еще раз его проясним. Если вы решите найти художника, то лишь с целью понять. Но не предпринимать никаких действий.
Пациентка улыбнулась хитрой, обольстительной улыбкой, принимая позу, которую всегда принимала, когда пыталась спрятаться, закрыться от меня. Да и от кого угодно, скорее всего. Люси вела себя так почти каждый сеанс. Мы приближаемся к критической точке - и она закрывается.
Готова ли Люси отправиться на поиски Миллея?
И не следует ли мне удержать ее от этого шага?
- Я уверена, что хочу понять, а не что-то делать. А вы не уверены, доктор Сноу?
- Поскольку мы предположили, что могло иметь место событие, из-за которого Фрэнку Миллею пришлось исчезнуть, а вы перестали что-либо чувствовать, стоило бы обсудить это подробнее. Но я понимаю ваше нетерпение. Сколько времени вы намерены уделить поискам?
- Не знаю. Может, пару недель.
- Предлагаю вам прийти еще на один сеанс. Или на два. Чтобы мы могли убедиться: вы готовы к любой информации, какой бы она ни была.
Люси моментально уловила в моих словах скрытый смысл. Она вся вжалась в спинку стула и приняла оборонительную позу: плотно скрестила ноги и отвела взгляд в сторону.
- С предыдущим психоаналитиком мы проводили сеанс регрессивного гипноза, - заявила она, - и не обнаружили ничего такого.
- Чего такого, Люси?
- Изнасилования.
- Но вы могли просто похоронить в памяти неприглядные факты.
- Неприглядные факты. - Глаза ее увлажнились, а голос задрожал от гнева, хотя она и несколько сбавила тон. - Фрэнк Миллей не насиловал меня.
- Хорошо.
- Вот не надо этого "хорошо", доктор. Такое я бы не забыла. Это точно.
Я кивнула и вздохнула. Дольше задерживать пациентку я не могла.
- Вы что-то потеряли и ищете, и это что-то непосредственным образом связано с вашей способностью чувствовать. Если вы сможете найти это в реальном мире - скорее, чем в моем кабинете, - или с помощью другого психоаналитика… да-да, Люси, тогда у вас появится шанс вылечиться.
- Юридическая фирма Баскома, Оуэна и Миллея.
- О, я могу услышать Фрэнка Миллея?
- Конечно, - ответил приятный женский голос. - Как вас представить?
- Передайте, что звонит старый друг. Я, правда, не уверена, что он вспомнит меня. Мое имя Люси Делри.
- Подождите минуточку.
С одной стороны, это было слишком просто, а с другой - невозможно. Пока доктор Сноу не посоветовала искать Фрэнка Миллея целенаправленно, Люси вела бессистемный поиск: читала в газетах статьи об открытии выставок или заглядывала в галереи, если вдруг представленные там работы казались смутно знакомыми. Она и помыслить не могла, что уличный художник способен забросить первое страстное увлечение и посвятить себя какому-то другому занятию. Точно так же ей никогда прежде не приходило в голову набрать "Фрэнк Миллей" в поисковой системе Google.
Спустя пару секунд ее старания увенчались успехом.
Юрист из Сан-Франциско.
Быть не может, что это тот самый человек из ее прошлого. Однако надо позвонить и выяснить. Надо убедиться.
- Фрэнк Миллей слушает.
На мгновение слова застряли у Люси в горле. Но, испугавшись, что Миллей просто повесит трубку, если она так и будет молчать, девушка взяла себя в руки и заговорила:
- Это вы были художником в Нью-Йорке?
Теперь замолчали уже на том конце провода.
- Не то чтобы художником. Просто рисовал. Да, это я. Прошу прощения, - нерешительно прибавил мужчина, - секретарша назвала ваше имя, но я…
- Люси. Люси Делри. Я была маленькой тогда…
- О боже, - выдохнул Миллей. - Маленькая Люси. Ну конечно. Сколько вам тогда было?
- Семь. А сейчас мне тридцать.
- Тридцать? Господи, это невероятно.
- Вовсе нет, если вам сейчас около пятидесяти. Должно быть так.
Люси не смогла сдержать приглушенный нервный смешок. Это был его голос. Она бы узнала его где угодно. Разве что он приобрел непривычную серьезность, некую взрослость, что, очевидно, было связано с его нынешним родом занятий.
- Так вы теперь юрист? - осведомилась она.
- Только последние двадцать лет, - уточнил Миллей. - Вау, Люси. - Казалось, он не знает, как себя вести. - Вы искали меня?
- Ну, в общем, да. В Google.
- Но… чем вы занимаетесь? Где вы?
- Я дома, все там же, в Нью-Йорке. Я… э-э-э-э… - Не так-то просто было объяснить, чем именно она занимается. - Я фотограф, - сообщила она наконец.
- Ну хоть кто-то по-прежнему причастен к искусству, - обрадовался Миллей и после затянувшейся паузы неуклюже промолвил: - Приятно слышать.
- Э-э-э-э… да.
На минуту воцарилась тишина, затем Люси неожиданно для самой себя произнесла:
- Послушайте, мистер Миллей.
- Просто Фрэнк, хорошо?
- Хорошо, Фрэнк. Так получилось, что на следующей неделе я еду в Сан-Франциско по делам. Давайте встретимся? Может, позавтракаем или еще что? - Почувствовав в его молчании нежелание, Люси поспешно продолжила: - Я не буду винить вас, если вы откажетесь. Но вы не подумайте ничего такого. Я не какая-то там вертихвостка и не стану донимать вас звонками или еще как… Просто я до сих пор не могу забыть, какое впечатление производили на меня ваши картины. Стоит мне вспомнить о них, и снова всплывают те ощущения. Это… это так много для меня значит. Понимаете, я уверена, что должна вас увидеть.
На этот раз молчание затянулось надолго, затем Миллей сказал:
- Я женатый человек, и у меня трое детей. Вряд ли моя жена…
Он не закончил фразу.
- Пожалуйста, - настаивала Люси. - Ей не нужно знать. Но это так важно. Мы должны пообщаться, только и всего.
- Кстати, Люси, я ведь больше не рисую. Двадцать лет не притрагивался к кисти.
- Нет, тут другое. Дело лично в вас, в том, каким вы были. - И, запутавшись в собственных мыслях, Люси прибавила: - И не только в этом.
- Пожалуй, нет, - сомневался Миллей. - Нет.
Он затих, и, когда наконец заговорил, голос его существенно изменился: в нем отчетливо сквозила эта "взрослость".
- Ладно, я выкрою время. Когда вы прилетаете?
В последующие пять дней Люси не спалось.
Буйство красок с картин Фрэнка Миллея настойчиво проникало в сны и раз за разом будило ее. Чаще всего ей снилась та полоска воды холодного грязно-синего цвета под холодным небом, и она просыпалась. Как ни странно, в поту. Испытывая вожделение.
Во сне действие всегда происходило в одном месте: в комнате Миллея без единого окна. Помещение представлялось Люси чревом, заключенным в холодную грязно-синюю оболочку, - река, как он изображал ее на картинах, бежала и бежала по стенам над кроватью.
Только сон не имел смысла. Люси никогда не была в спальне Миллея. И никогда не видела его кровать.
Но какая-то причина должна была существовать.
Последний сон отличался от предыдущих. Вначале она ощутила то ли запах плесени, то ли сырой земли или животного и заметила яркий свет в конце темно-зеленого туннеля. Она повернулась, прошла через красную дверь и внезапно очутилась в грязно-синей комнате Миллея. Люси почувствовала, как трутся друг о друга ее оголенные бедра, и обнаружила, что на ней нет и следа одежды. Она стояла на каком-то золотом ящике, а Миллей писал ее, хотя Люси видела лишь торчащую над холстом голову художника. У него была светлая борода, и она почему-то выглядела мокрой. Он без умолку тараторил; его низкий голос, казалось, отдавался эхом в ее костях, так что Люси ощущала слабость в теле. Обойдя картину, он приблизился к ней. Пах он точно так же, как пахли другие, и Люси узнала запах семени. Одет Миллей был в цветастую оранжевую футболку, но ни брюк, ни белья на нем не было. Поскольку Люси стояла на ящике, лица обоих находились почти на одном уровне, и он смотрел ей прямо в глаза, в то время как его рука оказалась у нее между ног. Она взглянула вниз: с пениса художника капала какая-то грязно-синяя жидкость, и он начал рисовать ею прямо на теле Люси. Мазок за мазком.
Рыдая, она проснулась; ее тело сотрясалось в оргазме.
Наконец она все вспомнила.
Теперь было ясно: она на пути к выздоровлению. Если раньше память отказывалась перед ней раскрыться, то теперь прошлое донимало ее, словно ноющий зуб. Оно оказалось достаточно болезненным и еще дважды доводило Люси до слез, но, по крайней мере, она начала что-то чувствовать. И уже собиралась позвонить доктору Сноу и поделиться новостями. Пусть даже она испытывает негативные и болезненные эмоции, но это неизбежная плата за возвращение к нормальной жизни. Однако Люси понимала, что излечилась не до конца. Для полного выздоровления надо было совершить еще одно, последнее убийство. Убить человека, который погубил ее много лет назад.
Фрэнк Миллей был категорически против визита Люси в его офис. Он сообщил по электронной почте, что заказал на час дня столик во вьетнамском ресторане "Косая дверь" на фамилию Йорк. Это потрясающее местечко найти было нетрудно, оно располагалось в недавно отремонтированном здании Ферри-билдинг в начале Маркет-стрит. Миллей написал ей, что в этом ресторане в назначенное время обычно не бывает его коллег. С легким трепетом Люси отметила, что он уже боится разоблачения. Боится даже, что их просто застанут вместе. Немного поразмыслив, она отыскала три причины, почему Миллей, несмотря ни на что, согласился с ней встретиться: он попытается объяснить, почему так поступил много лет назад, станет умолять о прощении или же попробует выведать, как она собирается его шантажировать.
Но Люси хорошо изучила пятидесятилетних мужчин. Раз уж она сама проявила инициативу, несмотря на то, что он сделал с ней, Миллей ни за что не заподозрит ее истинных намерений. Он решит, как бы ужасно это ни звучало, что Люси до сих пор влечет к нему. Что ж, она все записала, а в номере отеля "Четыре сезона" в паре кварталов отсюда ждут своего часа камеры и микрофоны.
Она подготовилась.
Люси вошла в ресторан за двадцать минут до назначенного срока и заняла место за столиком в углу. На ней была черная юбка с разрезом, туфли на низких каблуках и обтягивающая красная шелковая блузка. Бюстгальтером девушка пренебрегла. День выдался нежаркий, и в ресторане также было прохладно. Люси доставляло удовольствие следить за реакцией мужчин - ни один из них не мог хотя бы украдкой не взглянуть на ее торчащие под тканью блузки соски.
Когда на пороге возник Фрэнк Миллей, она моментально узнала его, хотя выглядел он теперь как типичный преуспевающий юрист: чисто выбритый, с короткой стрижкой, в костюме-тройке. Он был все так же элегантен, все так же красив, хотя волосы уже тронула седина. По-прежнему притягивало взоры мужественное лицо с решительной челюстью. Когда он приблизился, Люси увидела, что темно-голубые глаза бывшего художника сохранили свою магическую силу и могли легко пленить особу женского пола. Но не ее. Против нее они были бессильны.
Когда метрдотель оставил их, Миллей сел, изобразил на лице озабоченную улыбку и воскликнул:
- Господи, вы прекрасны!
- Спасибо.
Появился официант, представился и, положив на столик меню, пообещал вернуться через пару минут. Помощник официанта принес воду и налил в стаканы. За окном ветер гнал облака, от причала в сопровождении кричащих чаек медленно отходил паром на Сосалито.
Миллей стрельнул взглядом по ее груди, затем снова посмотрел ей в глаза и со вздохом произнес:
- Так неловко.
Люси протянула руку и опустила поверх его руки, но тут же отдернула.
- Все хорошо. Пожалуй, надо было сказать вам по телефону. Я искала вас, чтобы сообщить: я вас прощаю.
- Не знаю, почему… - промямлил Миллей. - Я… из-за этого я и покинул Нью-Йорк. Как будто бежал от самого себя. Я уже не мог себя контролировать. То, что я сделал с вами, было лишь малой частью… Это было какое-то безумие. - Он поднес руку к лицу и с силой потер щеку; весь его вид выражал не только огорчение, но и нечто большее - страх. - Не могу объяснить…
- И не нужно, - ободрила его Люси. - Все мы совершаем ошибки.
- Но не такие! Моей дочке сейчас семь лет. Меня тошнит от одной только мысли о том, что я сотворил с вами. Простите меня. Простите.
- Были и другие?
- Нет! - едва не закричал Миллей. - Нет, - повторил он уже тише. - Это было только с вами, хорошенькой маленькой девочкой, которая любила мои картины. Знаете, ведь больше они никому не нравились. И однажды я не выдержал и привел эту девочку к себе показать работы.
- Только один раз? - Люси снова дотронулась до его руки. - Я действительно не помню.
- Всего раз. Одного раза хватило.
Подошел официант и принял заказ. Люси заявила, что не откажется от вина, если только ее спутник составит ей компанию. Когда официант удалился, Миллей заметно расслабился. Он откинулся на стуле и закинул ногу на ногу, так что лодыжка оказалась на коленке. На ногах у него были превосходные черные ботинки из прочной кожи и черные носки, обтягивающие ноги чуть ли не до колен. Люси беспокойно ерзала на стуле, притворяясь, будто нервничает, и между делом ухитрилась расстегнуть вторую сверху пуговицу на блузке.
- Значит, вы женаты?
- Да.
- И счастливы?
- Да, вот уже семнадцать лет. У нас все прекрасно.
- Звучит не очень-то романтично.
- Но так и есть на самом деле.
- А вы скучаете? По романтике?
- Да нет, - пожал плечами Миллей и, подумав, добавил: - Ну, наверное, иногда. А кто в моем возрасте не скучает?
- Ну как вам не стыдно? Вы еще превосходно выглядите. И не можете этого не знать. Наверняка постоянно слышите комплименты.
Миллей смущенно захихикал.
- Спасибо. Но я бы не сказал, что все время слышу комплименты. И я, черт возьми, не считаю, что до сих пор хорошо выгляжу.
И снова Люси накрыла его руку своей, но на сей раз не отняла ее, а посмотрела Миллею прямо в глаза и проворковала:
- А вот я считаю. Почему, как вы думаете, я вспомнила о вас после стольких-то лет? Полагаете, в тот день это была только ваша идея?
После все было уже просто.
В отеле они, не задерживаясь, поднялись прямо в ее двухкомнатный номер. Как только они там оказались, Люси, извинившись, оставила Миллея в гостиной, а сама якобы направилась в ванную комнату. В спальне она положила на туалетный столик обыкновенную с виду ручку - а на самом деле камеру, запрограммированную делать снимок каждую минуту, пока ее не выключат. На прикроватную тумбочку она поместила мобильный телефон со встроенной видеокамерой.
Пройдя в ванную, Люси для видимости спустила воду, затем вернулась в спальню, расстегнула пуговицы на блузке, сняла ее и бросила на кровать.
- Фрэнк, - позвала она, - может, зайдете?
- Конечно.
Он возник на пороге и замер, не сводя с Люси глаз.
Она заметила его нерешительность. Он так и не снял пиджак и галстук, а у Люси было одно незыблемое правило: она всегда предоставляла жертвам шанс на спасение, возможность уйти и доказать ей, что они на самом деле лучше, чем кажутся. Даже Фрэнк Миллей еще мог спастись, хотя - видит бог - ей этого очень не хотелось.
Люси улыбнулась ему самой своей обворожительной, соблазнительной и шутливой улыбкой, под напускной беззаботностью которой скрывалась потаенная страсть.
- Вы правда комфортно себя чувствуете? - спросила она. - Не желаю заставлять вас делать что-то против воли.
Ее гость выдавил из себя подобие улыбки.
- Вы бы не разделись, если б не желали меня заставлять.
Тогда Люси расстегнула крючок на юбке, и та с шелестом упала на пол.
- Ну что ж… - С этими словами она перешагнула через юбку и опустилась на кровать с тем расчетом, чтобы камеры ухватили каждую деталь. Затем похлопала по матрасу рядом с собой. - Может, присядете?
Несколько секунд Миллей еще колебался, но потом все же двинулся к ней. Он встал перед Люси, она протянула руку к молнии на ширинке, нащупала выпуклость под тканью брюк и с придыханием вымолвила:
- Ого.
Она почувствовала, как Фрэнк гладит ее волосы, затем он взял ее лицо в ладони, и их глаза встретились.
- Мне очень жаль, - произнес Миллей, в то время как его пальцы скользили все ниже.
- Нет, не нужно…
Люси осеклась, внезапно ощутив, как его руки надавили ей на плечи, удерживая ее на месте, а потом медленно, будто он ласкал ее, сомкнулись вокруг шеи.
- Ты же понимаешь? - Неожиданно он приблизил к ней лицо чуть ли не вплотную. - Мне нельзя рисковать. В один прекрасный день ты можешь все рассказать.
- Нет. Нет, я…
Больше ей не удалось издать ни звука. Она пробовала кричать, извивалась на кровати, пыталась ударить Миллея ногой. Но он был почти вдвое крупнее хрупкой девушки, и его хватка обладала невероятной силой. Он повалил Люси на спину, сам уселся сверху и продолжал все сильнее и сильнее сжимать руками горло.
В глазах у Люси замелькали желтые, зеленые и пурпурные пятна, затем все они смешались и приобрели грязно-синий оттенок. Стали холодного синего цвета.
А потом исчезли все краски. Ее накрыла чернота.
Две недели я не получала от Люси никаких сообщений, и вот как-то поздним вечером включила новости и увидела на экране ее лицо. Репортер говорил о жестоком убийстве, произошедшем в Сан-Франциско.
- Убийство было записано на камеру, встроенную в мобильник Люси Делри. Полиция обнаружила телефон на месте преступления.
В последовавшие за этим часы, дни и недели в игру активно включились коллеги Фрэнка Миллея, так что не оставалось сомнений: когда дело передадут в суд, адвокаты представят все в таком свете, что их подзащитный окажется несчастной жертвой. Весь мир поверит, что виновата сама Люси Делри, психически неуравновешенная нимфоманка, которая получала удовольствие от того, что завлекала мужчин в постель и делала компрометирующие снимки с целью погубить их.
Симпатии большинства к тому времени будут на стороне Миллея, однако я уверена, что даже в Сан-Франциско, если человек совершает убийство и оно запечатлено на камеру, его ждет тюремный срок. Карьера Миллея и вся его жизнь будут разрушены. Прежнее благополучие к нему уже не вернется.