- Сидите! - прикрикнул шофер. - Сейчас спросим, куда подъехать. Территория у них громадная - может, до корпуса еще далеко.
- Так, - сказал Павлик и принялся обшаривать карманы.
* * *
В новом кирпичном корпусе, в стеклянном его холле, стояли финские кресла, и было много цветов, и висели громадные зеркала, как в театральном фойе. Но все равно тут пахло больницей. Он сразу ощущался, этот запах. И тишина была тоже больничная, тревожная.
Две медсестрички вертелись перед зеркалом, стараясь потуже затянуть крахмальные халатики. В одном из кресел неловко сидела женщина-инвалид, обхватив рукой черные костыли. Вероятно, она кого-то ждала - мгновенно обернулась, едва ребята вбежали в холл, но затем поскучнела лицом и медленно отвернулась.
- Вам кого, молодые люди? - спросила сгорбленная санитарка, сидевшая у вешалки за деревянным барьером.
- Нужен больной Озеров. Дмитрий Егорович. Вот… - Вера показала санитарке почтовое извещение, словно это был пропуск. - Надо сообщить, что пришла телеграмма. Срочная телеграмма!
- Он когда поступил, Озеров-то?
- Сегодня. Утром, наверно!
- Сейчас проверю… - Санитарка раскрыла журнал. К его корешку тесемочкой был привязан карандаш.
Беззвучно пропорхнули мимо тоненькие медсестрички - отправились на службу в своих крахмальных, сахарных халатиках. Женщина-инвалид с трудом поднялась, пошла к лифту, неумело переставляя громоздкие костыли. И стук этих костылей - туп… туп… туп… - отчетливо разносился по всему холлу.
Вера посмотрела на мальчишек. Они стояли смирные, съежившиеся. Озирались робко. Дунь - и улетят, несчастные… Тоже мальчишеское свойство: всю храбрость оставлять за больничным порогом. Уколы им почаще бы делать. Для профилактики.
Санитарка наконец отыскала фамилию, нажала клавишу на современном телефонном пульте - этаком гибриде телефона и пишущей машинки.
- Софья Игоревна? Больному Озерову из шестой палаты принесли телеграмму. Вы там передайте… Что? А-а, понимаю. Само собой… Хорошо, Софья Игоревна. - Она опустила трубку.
- Оставьте мне телеграмму, ребятки. Он родственник ваш?
- Мы живем рядом. Соседи.
Санитарка замялась, не решаясь говорить. Вера не выдержала:
- Да что с ним?
- Нет, нет. Ничего… Только он без сознания еще. Там врачи дежурят и профессор Канторович… Помогут ему, ничего, клиника у нас хорошая. А телеграмма пускай подождет, не до нее сейчас.
Лязгнула дверь лифта. Косолапо ступая, к раздевалке шел грузный, распаренный человек с бритой лобастой головой. Его мятый халат был расстегнут, в багровом кулаке дымилась сигаретка.
Санитарка торопливо сдернула с вешалки плащ, блеснувший золочеными пуговками, и ждала, держа его на весу.
- Это главный как раз!.. Вы отойдите пока, не мешайтесь тут…
Но профессор заметил их издали.
- Почему здесь посторонние? День неприемный!
- Они к больному Озерову… - поспешно заговорила санитарка.
- Все справки по телефону!!
- Я б не пустила, профессор, да они тут принесли…
- Повторяю: справки по телефону! И никаких передач! Позаботьтесь, чтоб не мешали работать!
Мальчишки готовы были попятиться. И тогда Вера, отмахнув со лба волосы, шагнула к профессору. Она смотрела открыто, ясно. Впрочем, этот взгляд еще ничего не означал. С таким детским светом в глазах Вера и улыбнуться может и в рукопашную пойти. Смотря по тому, как развернутся события…
Это всегда восхищало ее друга Сережку. Да и Павлика тоже. Павлик утверждал, что человеку - в отличие от других млекопитающих - необязательно принимать угрожающие позы.
- Что вы кричите? - сказала Вера. - Озерову пришла срочная телеграмма. Мы подумали - вдруг что-то важное…
- Где она? Где телеграмма? - посопев, спросил Канторович.
- На почте. У нас только извещение. Мы надеялись, он позвонит туда.
Канторович выхватил у нее помятый бланк, прочел, далеко отставляя от глаз. Рывком подвинул громоздкий телефонный аппарат. В аппарате звякнули потроха.
- Почта? Говорит профессор Канторович из Боткинской больницы. У нас лежит некто Озеров… О-зе-ров! Да!.. Ему пришла телеграмма. Если что-то спешное, будьте любезны прочесть.
Санитарка положила перед ним лист бумаги и пыталась оторвать привязанный карандашик. Канторович, неодобрительно косясь на эти попытки, вынул роскошный никелированный фломастер.
И Вера увидела, как этот фломастер выводит четкие строки:
Из Душанбе
Старик ты спасен тчк встречай 18 рейс 242 извини что задержались
Саша
- Благодарствую! - буркнул Канторович в трубку и подтолкнул листок Вере.
- Я прочла, - сказала она.
- Поняла смысл?
- Не очень.
- Экономят на вразумительности… Вы этого Сашу знаете?
- Нет.
- Озеров не сможет его встретить. Я телеграмму возьму, передам позднее, когда… В общем, передам. А больше ничем не смогу быть полезен.
Вера не отводила глаз от его лица.
- А вдруг… встретить необходимо? Почему написано: "старик, ты спасен"?
- Понятия не имею! Полагаю, шутка. Шутливое обращение. Озерову не так-то просто помочь, можете мне поверить… Все это несерьезно.
Приглушенно, словно бы шепотом, зажужжал телефон. Санитарка сняла трубку и тотчас передала ее Канторовичу.
- Да! - рявкнул он. - Что?! Немедленно найдите Гарибяна! Начинайте массаж, я поднимаюсь!..
Тычком он потушил сигарету и, не попрощавшись, даже не кивнув, зашагал к лифту. Но внезапно обернулся:
- Извините, что накричал. Я был неправ!
Вера смутилась:
- Что вы… Пустяки какие.
- Я был неправ!
Он захлопнул за собой дверь лифта. Пожалуй, только эту белую массивную дверь забыли здесь приглушить - дверь будто стреляла, захлопываясь.
4
Они вышли из корпуса, спустились по бетонным ступенькам, скользким от мокрых осенних листьев. И тут увидели, что неподалеку замерло такси. То самое, на котором они приехали.
- Ты что… просила его ждать?! - пораженно спросил Павлик.
- Н-нет…
- А зачем он торчит здесь?
- Сейчас выясним.
- Лучше не выяснять, - быстро сказал Павлик. - Во избежание!.. Я к этому транспорту еще не привык. И не люблю, когда он ждет!
- Понятно, - сказала Вера.
Заглянув в кабину, она обнаружила, что шофер спит, неловко привалясь к дверце. Козырек фуражки съехал ему на глаза. Руки с распухшими суставами отдыхали на баранке.
Вера тряхнула его за плечо - он пробудился не сразу, затряс головой, сладко вздохнул:
- У-уф… Сморило меня… На этой неделе замучился: коклюш у дочки, все ночи не сплю.
- Я подумала - вы нас дожидаетесь.
- Молодец, что разбудила. Ну, повидали соседа? Порядок?
- Он без сознания. Плохо ему.
- Ах ты… А телеграмма как же?
- Удалось прочитать, да не поймешь в ней ничего. Бестолковая какая-то. Послана из Душанбе. "Старик, ты спасен, встречай восемнадцатого, рейс двести сорок два"… Кто прилетает? Почему - спасен?
- Небось кто-то на подмогу торопится, - сказал шофер. - Надо бы встретить, а? Сейчас погляжу расписание…
Он открыл ящичек над правым сиденьем, вынул аккуратно сложенный лист с аэрофлотовской эмблемой.
Павлик, заглянув через плечо Веры, тихонько присвистнул:
- На аэродром хотите? Бессмысленно, люди… Мы даже не знаем, кто этот Саша - мужчина или женщина!
- Ну и чего тут? - спросил Сережка.
- Встанем у самолета и закричим: "Кто здесь Саша?".
- Надо, так закричим.
Шофер придавил ногтем нужную строчку:
- Вот, пожалте… До прилета двести сорок второго - больше часа. Можно успеть. Пока вы ходили, я запаску поставил, теперь нормально поедем.
Людоед Павлик спросил:
- А расплачиваться? Кто расплачиваться будет?
Он спросил это, и сразу молчание наступило. И Вера и Сережка забыли про деньги. Забыли, что уже ни копейки не осталось от трех рублей, выданных на продукты.
- Что? - усмехнулся шофер. - Расстреляли весь капитал?
Сережка забормотал, пытаясь сохранить достоинство:
- Да мы не взяли… не рассчитывали…
- Денег больше нету, - сказала Вера.
- Садитесь, - кивнул шофер.
- Правда, у нас - ни копейки.
- Садитесь! Упрашивать надо?
Они топтались у распахнутой дверки, потому что всего могли ожидать, только не этой щедрости. В "волге" для того и счетчик поставлен, чтоб не ездить бесплатно…
Потом Вера все-таки полезла на продавленное сиденье. Сережка, плюхнувшись рядом, растроганно пообещал:
- Мы обязательно отдадим!.. Сегодня же!.. Мы просто как-то не подумали…
- Надо встретить, - сказал шофер. - Зря ведь не напишут: радуйся, ты спасен… Вдруг специалист какой-нибудь прилетает?
- Это - мысль! - подтвердил Павлик.
- Вот я и говорю - надо же встретить! Чтоб не мотался по городу, время не тратил… Иногда и минута решает. Летом у меня девчонка пуговицу проглотила. Я - на дежурстве, с девчонкой теща нянькалась, так от ужаса память потеряла… И неизвестно, чем бы все кончилось, если б посторонние люди не успели в больницу отвезти… Опоздай на минуту - все!
Тронув с места машину, шофер привычно крутанул рукоятку на счетчике. И немедленно выскочила цифра "10" - гривенник. Бойко работал счетчик. Независимо от тряски.
Наверное, шофер подметил выражение их лиц.
- Не бойтесь, не разорю… Вон на том углу, - он показал рукой, - быстро вылазьте!
- Вы что… раздумали?! - Сережка даже привстал.
- Раздумал, - сказал шофер. - Сверну к городскому аэровокзалу, пассажира возьму. Там всегда очередь… А вас подсажу как попутчиков. Переживем временные трудности.
5
Такси рывками двигалось по запруженным, задыхающимся от транспорта улицам. И впереди и по бокам шли впритирку машины; хрипели перегретые моторы; окна "волги" оплескивало клубящейся копотью.
Рядом с шофером теперь сидел молодой человек, вероятно - путешественник и альпинист. Он был одет в брезентовую штормовку, на ее спине были нарисованы три горные вершины с надписью "ПАМИР".
Альпинист держал в руке букет гвоздик, закупоренный в целлофан. Изнутри букет запотел.
За окном "волги", почти вплотную, промелькнуло рубчатое, гигантское колесо грузовика. Альпинист невольно отшатнулся:
- Вы не слишком гоните?
- Нормально, - ответил шофер.
- Мы можем не торопиться. У меня достаточно времени.
- И отлично, - сказал шофер.
Он пригнулся к баранке, глаза были прищурены, лицо напряженно заострилось. Стоило впереди оказаться свободному пространству, хотя бы узенькой щели среди ревущих автомобилей, как шофер бросал туда машину. И снова выискивал взглядом пустой пятачок, чтобы прорваться к нему…
- Я так планирую время, - настойчиво продолжал альпинист, - чтоб всегда оставался резерв!
- И правильно, - согласился шофер, выжимая педаль газа. Машина вильнула змейкой и оставила позади заляпанный самосвал, ошалело громыхающий цепями.
- …Иначе, знаете, возникает ненужный риск!
- Совершенно согласен.
- Но мне кажется, вы торопитесь!
- Что вы, - сказал шофер. - Хотите посмотреть, как я тороплюсь?
- Не надо! Зачем это? Тем более, что в машине - дети…
- Я про них не забываю. - Шофер подмигнул в зеркальце. - Как, ребята, не очень я тороплюсь?
- Идем средне, - отозвался Сережа.
- При таком движении не разгонишься, - вздохнул Павлик.
Вера чуть улыбнулась:
- А поднажать не мешало бы…
- Это зачем еще?! - командирским голосом спросил альпинист.
- Не успеем по радио объявить. Мы совсем незнакомого человека встречаем и, если не объявить, так и не найдем…
- Вот всегда у нас так, - сказал альпинист. - Ничего заранее не подготовим, и получается бедлам. Обязательно ищем приключений на свою шею.
Шофер, обгоняя очередной самосвал, с охотой поддержал его:
- Заранее приготовиться - милое дело.
- Меня вот горы научили. - Альпинист, оберегая букет, держал его перед собой, как свечку. - Там, знаете, спустя рукава не походишь!
- Это точно.
- Там, знаете, разок проморгал - и костей не соберешь!
- И много бывали в горах?
- Достаточно. Опыт имею.
- Это хорошо, - сказал шофер. - Это полезно. Горы действительно учат. Вот, помнится, работал я на одной трассе. Есть такая веселая трасса - от Хорога до города Ош. И вот лезут туда туристы. Ищут, как вы правильно выразились, приключений на свою шею. В горы идут жизнерадостно. Песни поют. Веревки через плечо. Палки несут такие, с наконечниками…
- Это альпенштоки. Специальное снаряжение.
- Вот, вот. А обратно сползают без песен. Кто хромает, кто за поясницу схватился. Зеленые, как марсиане. Хлопот они нам доставляют - ну, хуже саранчи. Людям работать надо, а вместо этого - спасай туристов. - Альпинист пошуршал целлофаном.
- Бывает. Не перевелись, знаете, легкомысленные типы.
- Вот, вот. Мы уже заранее определяли, кого спасать будем. Если на спине горы нарисованы - так и знай, потащим с первого же перевала.
Альпинист плотней привалился к дерматиновому сиденью. Покатал желваки на скулах. Скулы у него были мужественные.
- Ну, это еще не показатель!
- Конечно, - с теплотой в голосе подтвердил шофер. - Это детали. А в целом вы совершенно правы. Горы - они учат… И если уж горы ничему не научили, можно на человека рукой махнуть.
Альпинист больше не высказывался. Сидел прямой, неприступный, и новенькая его штормовка, еще необмятая, топорщилась жестяными складками.
* * *
Такси наконец вырвалось за кольцевую дорогу; автомобильная толчея осталась позади; все быстрей замелькали, сливаясь в текучую желтую полосу, березовые рощицы за окном.
А у горизонта, над сизой гребеночкой леса, было видно, как взлетают и заходят на посадку самолеты. Еле заметное пятнышко, двигавшееся в блеклом небе, вдруг слепяще вспыхивало, подобно зеркальцу, пускающему солнечный зайчик. Это солнце отражалось в плоскостях самолета, когда он делал разворот.
Шофер постучал пальцем по циферблату часов, оглянулся:
- Пожалуй, не удастся по радио объявить. Если сядет без опоздания, только-только подоспеем…
Вера ахнула:
- Что вы!.. Все пропало тогда! Все пропало!
- Сережа, прочисти горло, - посоветовал Павлик. - Ты собирался кричать у самолета.
- Перестаньте вы! Думайте, что предпринять!
- Он количеством шуток славится, - сказал Сережка. - А не качеством.
- Я спрашиваю, что делать теперь?!
Павлик протер окно, полюбовался стремительно летящим пейзажем, затем промолвил:
- Конечно, я бы мог выручить…
- Чего ж ты тянешь?! Выкладывай!!
- Но это в последний раз. Где справедливость, люди? Все, например, слышали разговор о разрисованных спинах…
Впереди хрустнул целлофан. Затылок у альпиниста напрягся и побагровел. Но альпинист все-таки имел выдержку, не оглянулся.
- Все слышали, - продолжал Павлик, - а мозгами никто не пошевелил. Один я отдувайся.
- Павлик, рискуешь! - предупредила Вера.
- Короче говоря, нужна баночка с краской. И предмет вроде бумажного листа или картонки…
Шофер снова подмигнул в зеркальце:
- Это мы найдем! Мозги у тебя варят!..
- А кто оценит? - вздохнув, сказал Павлик. - Сам себя не похвалишь - так и умрешь без доброго слова.
6
По стеклянной галерее, ведущей от аэродромного поля, шли пассажиры. Несли привядшие букеты роз, пухлые незастегивающиеся сумки, дырчатые фанерные ящики, пахнувшие яблоками. Но больше всего с этим южным рейсом прилетело дынь. Продолговатые, как дирижабли, пятнисто-золотые, дыни тяжко покачивались в авоськах, ехали на плечах, а то и в объятиях пассажиров двести сорок второго рейса.
А у выхода из галереи стояли Вера, Сережка и Павлик. Сережка выставил перед собою картонку, извлеченную, вероятно, из багажника "волги", - картонка была в царапинах и мазутных пятнах.
Свежими белилами на ней было начертано:
МЫ ОТ ОЗЕРОВА
Идея Павлика поражала простотой и надежностью. Кем бы ни оказался прилетевший Саша, он не мог проследовать мимо…
Они ждали. Они приготовились к тому, что окажутся в центре внимания, услышат недоуменные вопросы, шуточки, одобрительные возгласы. Ибо не каждый день в аэропорту происходит такое. И не каждому человеку придет в голову подобная идея.
Они ждали с великим азартом и нетерпением.
Но события почему-то развивались вяло.
Нельзя сказать, что пассажиры совсем не интересовались необычным плакатом. Подошел, например, с дыней в обнимку, жизнерадостный дяденька и пожелал узнать: не хоккейный ли Озеров имеется в виду? То есть не народный ли артист, комментирующий матчи? Встревоженная старуха, одетая во все черное и шелковое, спросила, как добраться до метро. Но большинство пассажиров проходило мимо, не замедляя шага, не проявляя особого интереса. Может, их укачало в этом рейсе. А может быть, на свете теперь столько неожиданностей, что люди удивляются все реже и реже.
Последними торопливо процокали каблучками две стюардессы. Не тащили они фруктов и разбухших сумок, но выглядели еще более усталыми, чем пассажиры. Вероятно, у них был не первый рейс за этот день. И стюардессы уж совершенно не обратили внимания на плакат.
Сережка опустил картонку к ногам.
- Гениальная идея не сработала…
- У тебя есть получше? - спросил Павлик.
А Вера все вглядывалась в дальний конец галереи, все надеялась, что там появится кто-то опоздавший…
- Он должен был подойти! Не мог он лететь к Озерову и не знать его фамилии! Ничего не пойму…
- А если он неграмотный? - обозлился Сережка.
- Врач-то? Специалист?
- Откуда нам известно, что летел врач?! Летел старикан какой-нибудь!
- Труха и пшено! - сказал Павлик. - Неграмотных теперь меньше, чем академиков. Я другого не понимаю… В телеграмме написано: "встречай". Стало быть, прилетевший надеялся, что его встретят. Он должен был оглядываться. Искать. Головой вертеть.
- Он подумал, что Озеров опоздал! - не унимался Сережка.
- Все равно, он сразу не ушел бы! А тут и на секунду никто не задержался!
Обмахиваясь фуражкой, к ребятам спешил таксист. Поначалу он тоже не поверил:
- Неужто прозевали?!
- Получается, что прозевали, - уныло согласилась Вера.
- А ты рейс-то правильно запомнила? Не перепутала?
- Память у нее электронная, - хмурясь, сказал Сережка. - Мы в чем-то другом ошиблись.
Он нерешительно протянул шоферу картонку, ставшую теперь ненужной. Вера отдала банку с белилами.
Все понимали, что ждать больше нечего. И все-таки стояли в этой дымной от солнца, пустой галерее.
- Павлик, подумай! - жалобно сказала Вера.
- Дудки. Имейте совесть.
- Ты шахматист, у тебя логика!
- Я поэт, - сказал Павлик. - Сочиняю стишки, никому не мешаю…
- Ладно, ты поэт. Тогда у тебя - фантазия!