- Да не отец идет, а Ильич! Герман Ильич… Тот учитель, с которым я сегодня… - И разойтись было нельзя на узком Пристанском спуске. - Здрасте…
2
- Добрый день, Сазонова, - светски произнес Герман Ильич. - Хотя мы уже виделись сегодня… но все равно. Чудесная погода, не правда ли? Какими путями оказались в наших краях?
Лика быстро пришла в себя.
- Погода изумительная. Мы купались… А это, значит, ваши края ? Вы здесь живете?
- Естественно. С детских лет. А что здесь удивительного? Я из туренской породы "пристанских пацанов"… Значит, купались?
- Ага… - вдруг сказал Тростик. Герман Ильич быстро взглянул на него.
- И как вода? Теплая?
Лика хихикнула.
- Сазонова, - со сдержанной печалью сказал Герман Ильич. - Беседуя с вами, я всегда ощущаю себя на минном поле. Боюсь: скажу что - то не так и опять почувствую вашу иронию…
- Да нет, Герман Ильич, что вы! Я просто вспомнила… Есть такие стихи, подражание английскому юмору…
- Любопытно…
- Ага, - сказала Лика тоном Тростика. - Там два профессора, Джон и Буль. Буль тонет в речке, а Джон восклицает на мосту: "Не может быть! А теплая ль вода?" - "Буль - буль", - сказал профессор Буль, что означало "да"…
Ильич запрокинул голову и засмеялся от души:
- Великолепно!.. Ну и как вода? "Буль - буль"?
- Холодноватая пока, но терпеть можно…
- Я в этом году еще не купался. Не то что в юные годы… - Он рассеянно поболтал у ноги клетчатой матерчатой сумкой, которая топорщилась от какого - то груза.
- А я знаю, что у вас в сумке, - вдруг заявил Тростик.
- Не может быть!.. И что именно?
- Там желтый глобус со звездочками…
- С ума сойти!.. Сазонова, вы посвятили ребенка в суть нашего конфликта?
- Я показала ему рисунок…
- Па - анятно… А кем приходится вам это юноша? Уж не брат ли?
- Это… мой верный друг, - сообщила Лика с запинкой, но и с капелькой гордости. - Он сегодня учил меня нырять с баржи. Без него я никогда не решилась бы прыгнуть…
Она ощутила, как Тростик затеплел от благодарности.
Герман Ильич вдруг стал очень серьезным.
- И… как зовут храброго верного друга?
- Его зовут Трофим. А в обиходе - Тростик…
- Изумительно… Будем знакомы, Тростик. Я - Герман Ильич…
- Ага, я знаю… - Тростик без смущенья протянул прямую ладошку. А Лика вдруг поняла, что надо ловить момент.
- Герман Ильич! У меня просьба… Если очень нахальная, так и скажите, я не обижусь…
- Ну… и что за просьба? - Он, кажется, не удивился.
- Если можно… дайте мне минут на пятнадцать ваш глобус. Тростик просил нарисовать его с ним… То есть Тростика с глобусом. Он обмирает по всему такому… морскому. Я бы сделала набросок. Можно прямо здесь…
- О чем разговор! Да ради бога!.. Но зачем здесь - то? Зайдем ко мне, это рядом…
Жилище Германа Ильича было удивительным. Вот уж в самом деле "художественная натура"!
Среди пристанских переулков громоздился над крышами заросший кленами, шиповником и крапивой откос. На середине его краснело похожее на развалины здание - старинный кирпичный склад. Видимо, не совсем развалины, поскольку над крышей белела тарелка телеантенны.
Герман Ильич объяснял на ходу:
- Мы с моим коллегой, Дмитрием Сабуровым… он занимается керамикой, может, вы слышали его имя… - (Лика кивнула) - мы откупили у городских властей этот древний пакгауз пароходовладельца Колокольникова. Вернее, откупил в основном Дмитрий и обитает здесь с многочисленным семейством, но и мне кое - что откололось. И комната для жилья, и мастерская… Вход отдельный, так что не стесняйтесь…
Дверь была на торце здания. Рядом с ней валялись четырехлапый ржавый якорь и полуметровая чугунная шестерня неизвестно от какого механизма. Кованый засов был украшен амбарным замком девятнадцатого века. Но Герман Ильич не обратил на замок внимания и воткнул в незаметную щелку над засовом плоский ключик.
Изнутри пахнуло кирпичной прохладой. Окна в комнате оказались узкими, проделанными в стенах крепостной толщины. Стены были без штукатурки. Их пересекали толстенные железные полосы со шляпками могучих болтов. "Наверно, чтобы пакгауз не рассыпался", - мелькнуло у Лики.
- Ух ты… Как в замке людоеда, - выдохнул Тростик.
- Спасибо, - сказал Герман Ильич.
Тростик слегка смутился.
- Но я же не про вас. Я недавно мультик смотрел про Кота в сапогах, и там вот так…
- У ребенка точный взгляд и образное мышление… Вот вам глобус, господа, а я займусь пропитанием. Не обедал сегодня. Боюсь, что и вы тоже… Вас устроит глазунья с колбасой и зеленым луком? Ничего другого предложить не могу, такова холостяцкая жизнь…
Лика вдруг ощутила, что помирает с голоду. Не было сил отказаться.
- Ой… Но мы, наверно, разорим вас со своими аппетитами…
- За один раз - нет…
А Тростик ничего не сказал. Он неотрывно смотрел на метровое рельефное панно, косо висевшее среди полок с книгами (тоже косых). На нем среди ультрамариновых волн с пузырящимися гребешками тяжело кренился корабль времен Магеллана.
Герман Ильич исчез.
- Садись, моя радость, - велела Лика. - Вот сюда…
Тростик послушно взгромоздился на скрипучий табурет - пятки на сиденье.
- Развернись ко мне… Представь, будто получил глобус в подарок и разглядываешь его… Руку положи на подставку.
- Ага… - Он положил. Но смотрел не на глобус, а поверх желтого шара, на панно с кораблем.
"Ну и пусть. Может, так даже лучше. Будто подарок уже рассмотрел, а теперь глядит куда - то за горизонт, задумался о звездах… Забавно так, юный Коперник…"
Лика вытащила из папки листы и карандаш…
При ее - то способности к стремительным наброскам ничего не стоило в десять минут сделать три картинки - каждую несколькими легкими линиями. Настоящим рисунком она займется дома, а сейчас главное - схватить вот эти напряженные плечи, пальцы, сжавшие подставку, взгляд круглых глаз, приоткрывшиеся пухлые губы… И она схватила - в то короткое время, пока за дверью что - то шкворчало и потрескивало (и доносился о - о–о какой запах!).
Герман Ильич высунул голову из - за косяка.
- Сеньоры, лопать подано. Прошу…
В похожей на крепостной чулан кухоньке (без окон, с яркой лампочкой под потолком) шипела и пузырилась на столике яичница с множеством желтых глазков. Герман Ильич широченным ножом разложил ее по разномастным тарелкам. Этим же ножом стал резать батон.
- Хлеб вчерашний, подсох малость, не взыщите…
- В самый раз, - бесцеремонно отозвался Тростик, вцепился зубами в горбушку и налег на глазунью. - Ух ты, вкусно как…
- Я рад…
С полминуты они жевали молча, потом Герман Ильич вскинул глаза (он теперь казался гораздо моложе, чем в школе, энергичный такой, без своей вечной вельветовой тужурки, в малиновой футболке с черным Дон Кихотом на груди).
- Ну что, Сазонова, преуспели в набросках?
- Думаю, да, - отозвалась она без лишней скромности.
- Покажете?
- М - м… да. Только сначала закончу… Герман Ильич!
- Что? - он даже вздрогнул.
- Ну, пожалуйста! Не говорите мне "вы"! А то… ну, как - то не в своей тарелке…
Герман Ильич почесал висок черенком вилки.
- Да?.. Вообще - то я со всеми так, школьная привычка. Традиция общения между творческими людьми… А впрочем, ладно, как скажете… тьфу! Как скажешь… Сейчас чай налью…
Чай оказался не очень горячий, и Тростик быстро выхлебал его из большой фаянсовой кружки. Раньше всех. И зашевелился:
- А можно мне еще в ту комнату? Посмотреть…
- Сколько угодно. Смотри и даже трогай все, что захочешь.
- Не, я только глазами… - Тростик слез с гнутого жиденького стула (уронив и поставив его). - Большое спасибо за обед… - И скрылся за дверью.
- На здоровье… - задумчиво сказал ему вслед Герман Ильич. И перевел глаза на Лику. - Где ты отыскала это чудо?
Она ответила с пониманием:
- На берегу. Два часа назад. Он чуть не рыдал, что боится прыгнуть в воду, пришлось прыгать вдвоем… Я там едва не померла…
- Ты… не оставляй его…
- Ну… раз уж познакомились, то конечно…
- Похож он… - выдохнул Герман Ильич.
- На кого? - осторожно спросила Лика.
- На моего Витьку…
- А он… где?
- Не поверишь… В Австралии.
"С ума сойти!"
- Почему же не поверю, - сумрачно сказала она. - Очень даже… А вы это всерьез?
- Вполне… Домашняя обстановка, теплая еда размягчают и склоняют к откровенности… Заурядная история. Была жена, рос сынишка. А потом, как у многих: "Мне надоело это богемное существование!" Судьи решили, конечно: сын должен остаться с матерью. Да и сам он… Мама всегда мама… И все бы ничего, но приехал сюда по каким - то делам преуспевающий бизнесмен из - за моря - океана. Ну и вот… Недавно прислали карточку: этакое заграничное дитя в белых бермудах и невероятной панаме… А глаза все те же… Извини…
- Они все будто посходили с ума! - вырвалось у Лики.
- Кто?
- Эти… разведенные супруги… Мой папа́ год назад тоже отбыл на австралийский континент. Искать удач и разнообразия жизни…
- Надо же! Выходит, мы товарищи по несчастью…
- Ага, - сказала Лика опять, как Тростик.
- А папá… он не звал тебя?
- Звал. Я сказала, что терпеть не могу кенгуру. Это надо же - сумка на брюхе! Извращение природы…
3
Они вдвоем вымыли тарелки и кружки. Потом Герман Ильич прислушался:
- А что делает наш юный друг? Притих…
"Юный друг" делал, что обещал, - смотрел. В комнате было на что посмотреть: маски, этюды с пейзажами и рыцарскими башнями, гипсовый череп великана, коряга с висящими на ней колокольчиками, бутыли с разноцветными жидкостями, старинные подсвечники и всякие другие неожиданные вещи. Например, столетней давности пишущая машинка, а рядом с ней снарядная гильза с торчащими из нее кистями. Но Тростик на все это не глядел. Он не отрывал глаз от корабля на стене. И спросил, не оглянувшись:
- А вот это… эти паруса… вы сами лепили?
- Нет, дорогой. Это мой сосед, Дмитрий Львович. Он вручил мне данное произведение искусства на новоселье… Я бы подарил тебе эту каравеллу, да Дмитрий обидится… И тяжеленная она, гипсовое литье. Но вот что! У меня есть другая картинка. Маленькая, но тоже с корабликом. Хочешь?
Тростик без церемоний сказал "ага" и весь засветился любопытством и ожиданием. Прижал растопыренные пальцы к перемазанным желтком щекам. Герман Ильич с натугой выдвинул ящик письменного стола с львиными головами. Выудил из ящика стеклянный прямоугольник размером в два спичечных коробка. Стекло было в металлической рамке. На нем угадывался рисунок.
- Смотри на просвет… - Герман Ильич поднес стекляшку к носу Тростика. - Парусник. Жаль, что надпись стерлась… Зато вся оснастка - как на фото… Ну, что?
- Уй… - Тростик часто дышал. - А это… вы мне насовсем, да? - Он не решался взять.
- На веки вечные…
- Тогда… вот такое громадное спасибо… - Тростик развел ладони шире плеч. Герман Ильич коротко рассмеялся, одной рукой прошелся по его щетинистой стрижке, а другой осторожно опустил стеклянную картинку в карман на джинсовой грудке с пряжками.
- Только осторожно, не раздави.
- Ага, я буду осторожно…
- Наверно, это картинка от старинного проектора, - догадалась Лика. - Были раньше такие, назывались "волшебный фонарь".
- Совершенно верно!.. Я нашел остатки такого фонаря в здешней кладовке, когда перебрался сюда. Вместе с этой картинкой… Ни механизма, ни объектива уже не было, просто ящик без крышки. Стенки потом отвалились, а подставка осталась. Я на ней только что резал лук… Любопытная, кстати, вещица, сейчас покажу…
Он принес из кухни деревянную дощечку со следами красноватого лака. Размером с развернутую тетрадь. С медными угольничками, с выступами по краям. Довольно толстую.
- Вот… Зажигали внутри ящика лампу, вертели перед объективом прозрачные картинки, и при этом играла музыка.
- Граммофон? - догадалась Лика.
- Нет. Внутри было устройство с пружинным заводом… Пружина водила по кругу ползунок, он цеплял музыкальные штучки…
- Как "Городок в табакерке"? - вдруг вмешался Тростик. - Нам в школе читали…
- Похоже… Только там были мальчики - колокольчики, а здесь просто жестяные лепестки. Они, кстати, сохранились. И ползунок. Смотрите…
Герман Ильич подцепил ногтем край дощечки, и оказалось, что она раскрывается, будто книга.
На одной половинке обнаружились железные полосочки, размещенные по кругу. Внутри круга был шпенек с головкой и торчащим плоским рычажком.
- Это все и сейчас работает… - Герман Ильич взялся за головку шпенька. - Только пружины нет, вертеть надо вручную. И плавно, чтобы получилась мелодия…
И он завертел. И мелодия получилась… То есть сначала было просто дзеньканье, но потом оно сложилось в простенький мотив.
- Знакомое что - то… - сказала Лика.
- Да. Миленький такой вальсок. Из тех, что сто лет назад играли на детских праздниках и на катках. Милая эпоха первых аэропланов и журналов "Нива"… И… как в старом анекдоте: "Кому все это могло помешать?"
Тростик не очень заинтересовался старинной музыкой. По - прежнему поглядывал на панно с каравеллой и гладил на груди джинсовый карман.
Лика покусала губу.
- Герман Ильич…
- Что… сударыня?
- Вы… пожалуйста, не обижайтесь, что я… так иногда на уроках… ну, лезла в бутылку…
Он коротко посмеялся и сказал тоном Тимки Бруклина:
- Ладно, Сазонова, проехали…
Потом проговорил уже иначе:
- А вы, ребята… раз уж побывали у меня, заглядывайте еще… Договорились? "Поговорим за жизнь и за искусство", как выражаются в Одессе.
- Мы заглянем, - пообещала Лика. - Да, Тростик?
- Ага. Естественно, - подтвердил он. - Мы же обещали принести картинку. Ту, которая со мной… - И разъяснил Герману Ильичу: - Лика никогда не врет… И я тоже…
- Я счастлив, - сказал Герман Ильич.
Они принесли рисунок "Мальчик и звездный глобус" через неделю. Герман Ильич всячески одобрил его и попросил оставить на несколько дней, чтобы сканировать. В следующий раз они увидели увеличенную копию рисунка в рамке на стене. Лика застеснялась и говорить ничего не стала. Учитель тоже.
Впрочем, сейчас он уже не был ее учителем. Рисование кончилось в шестом классе, с седьмого начиналось черчение, а там - другой преподаватель. Но друзьями они остались. Летом не раз Лика грузила Тростика на багажник велосипеда, и они катили в Пристанский район. Они помогали художнику мыть накопившуюся грязную посуду, прибирались в его "берлоге", обсуждали новый пейзаж - "Корабли в Лиссе". Тростик безоговорочно хвалил (потому что корабли), а Лика позволяла себе критические высказывания. Автор их выслушивал внимательно, однако порой огрызался… Иногда сидели на стонущем от любых движений диване и смотрели кому что нравится: Лика альбомы с рисунками Гойи и гравюрами Доре, а Тростик - мультики про капитана Врунгеля и корабль - призрак… А Герман Ильич - те этюды и наброски, которые приносила Лика.
Она много бродила по улицам и переулкам, по старым дворам и пустырям над логом - с твердой папкой и карандашами. Тростик почти всегда сопровождал ее. В ту пору они и познакомились с Трубачами. "Мальчики, можно мы порисуем у вас во дворе? Такие дымники над крышей, такая колокольня над забором…"
Федя и Андрюшка согласились с радостью и даже угостили художницу и ее оруженосца клубникой. Потому что в ту пору они были счастливы. Потому что как раз пришло письмо от Никеля…
Здесь же была и белобрысая спокойная девочка по имени Лорка. Она позволила нарисовать себя - как сидит на качелях…
А потом наступила зима, и Лика увлеклась акварельными пейзажами. На них были ранние закаты, черные ели Городища и яркий месяц, от которого серебрится снежная пыль, поднятая лыжами и полозьями санок.
Герману Ильичу акварели нравились, хотя порой он позволял себе критику. Тогда они спорили, и Тростик непременно вступался за Лику:
- Ну, чего же вы! У нее же все правильно нарисовано! Сами выпросили мой портрет, где я в сугробе, а теперь…
И Герман Ильич сразу соглашался.
- Ты справедлив в своей мудрой непосредственности. Абсолютнейшим образом справедлив…
А Лика удивлялась: "Почему мне однажды показалось, что он похож на дурака Феодосия?"
И снова пришло лето, и в день солнцестояния Лика в очередной раз появилась во дворе Чикишевых. Чтобы увидеть там "это несносное существо, с которым сплошные недоразумения".
Существо получило в подарок серебряную монету достоинством в полтора евро. На одной стороне был трехмачтовый многопушечный фрегат, на другой - непонятный герб - солнце и какие - то ветки.
- Что за страна? - спросил Андрюшка, сунувшись носом к монете.
- Спорить могу, что Гваделупа, - сказал Ваня. Он, конечно, не думал так. Просто сумрачно пошутил. Но…
- В самом деле, - согласилась высокая и симпатичная девочка Лика. - Французская территория, остров Гваделупа. Вот, написано… Это мне отдал Тимка Бруклин из нашего класса…
- Он был на Гваделупе? - удивился Тростик.
- Нет, монету его отец привез из Франции. Евро чеканят в разных странах, а ходят они по всему свету, без границ. Вот эта денежка и попала в Европу с Карибского моря.
…Глубоко оттиснутые буквы не оставляли сомнений: GUADELOUPE. Ваня обмяк.
Никель шепотом попросил Тростика:
- Можно я подержу?
Взял монету, шагнул назад, позвал негромко:
- Ваня, посмотри…
- Посмотрел уже…
- Ты посмотри еще. Ведь красивая же. Значит, ничего страшного нет в таком совпадении. От красоты не бывает несчастий. Бывает наоборот…
От шепота его сперва прошел по Ване тревожный холодок, но сразу - пушистое тепло.
В самом деле, зачем он изводит себя непонятными страхами? С какой стати? Ведь ничего же плохого не случилось!.. То есть был дурак Квакер, но о нем - то сейчас думалось без всякой боязни… Зато сколько за один день хороших встреч!
Он посмотрел на Лорку. Она улыбнулась в ответ.
А день - самый длинный в этом году - сверкал солнечными бликами, шелестел кленами, курчавился в высоте белыми облаками. И до конца его было еще далеко…