* * *
Вениамин нашел ребят за дачами.
Они сидели в ряд на длинной деревянной скамье у волейбольной площадки и молчали.
- Что случилось? - спросил Вениамин, садясь рядом с Олей.
Та протянула ему пригласительный билет. Вениамин протер очки, повернулся к свету, повертел билет перед глазами, вернул его Оле.
- Ничего не вижу.
- Пригласительный билет. На костер по случаю закрытия лагеря, - ровным голосом сказала Оля.
- Ну и что же? - пожал плечами Вениамин.
- А внизу приписка, - пояснила Оля. - Четвертая просека, шестая делянка. Лесной партизанский музей. Открытие - двадцать восьмого.
- Послезавтра?! - ахнул Вениамин.
- Ползикова начудила! - мрачно подтвердил Пахомчик.
- Я ей про землянку рассказала, - все так же, слишком уж спокойно, продолжала Оля. - А ее Людмила Петровна послала билеты в совхоз отнести. Она и решила инициативу проявить: на всех билетах эту приписку сделала. Печатными буквами. Два часа, говорит, рисовала!
- И отнесла? - испуганным шепотом спросил Вениамин.
- Все, - кивнула Оля. - Один остался. На память.
Вениамин схватился за голову. Потом завертелся на скамье, ища глазами Ползикову.
- Нет ее здесь, - сказала Оля. - Я не позвала. Она ведь по-хорошему хотела.
- На два дня раньше! - Вениамин замычал, как от зубной боли. - Почему?! Кто ей двадцать восьмое число развал?
- Никто, - ответил Генка. - Сама решила. Говорит, чтоб не спутали. Тут открытие, там закрытие!
- Открыватель! - тоненько закричал Вениамин. - Колумб! Косы ей выдрать!
- Дает! - удивился Конь.
А Вениамин, все так же срываясь на фальцет, выкрикивал:
- Да не успеем же! И так не успеваем!
- Не надо кричать, Веня… - поежилась Оля.
- Что ты говоришь? - притих вдруг Вениамин.
- Кричать, говорю, не надо.
- А-а… - опомнился Вениамин. - Извини, пожалуйста.
Он пригладил ладонью свою копоткую челку, зачем-то снял и снова надел очки и ссутулился на низкой скамье, обхватив руками высоко поднятые колени.
- Выходит, один день остался? - нарушил молчание Игорь.
- И две ночи, - добавил Шурик и длинно зевнул.
- Какие там ночи! - угрюмо заметил Пахомчик. - На ходу спим. Как лошади.
Все опять замолчали. Потом Генка распорядился:
- Сейчас отдыхать. Часа через три разбужу. Кто сможет, пойдет.
- Все смогут! - сказал Шурик и опять зевнул, протяжно и сладко.
Генка невесело рассмеялся:
- Давайте по спальням.
Когда поднимались с низкой скамьи, Игорь охнул. Пахомчик насмешливо спросил:
- Кости ноют, дедушка?
- Иди ты… - буркнул Игорь. - Ногу отсидел.
Ребята расходились медленно и все оглядывались на оставшихся Вениамина и Генку.
- Ты молодец, - сказал Вениамин.
- Брось ты!.. - отмахнулся Генка. - Сказать - не сделать.
- А я и сказать не смог. Накричал. Растерялся.
- Я тоже растерялся, - признался Генка. - Пока тебя не было, сидел, думал: что делать? Не успеем? А, Вень?
- Похоже, что нет… - вздохнул Вениамин, опять схватился за голову и замычал: - Позор!
- Да не мычи ты! - стукнул по скамейке Генка и подул на ушибленные пальцы. - Что ты мычишь все время?
- Нервное… - смущенно объяснил Вениамин. - Меня еще мама ругала. Как задачка не получается или злюсь на что-нибудь - мычу. В институте на экзамене замычал. На всю аудиторию.
- Ну и что? - поинтересовался Генка.
- Выгнали, - пожал плечами Вениамин. - Пересдавать пришлось.
- Здесь не пересдашь! - вздохнул Генка. - И бросать нельзя… Нельзя ведь, Веня?
- Ни в коем случае! - задохнулся Вениамин. - Бревна бы накатить, а там всего ничего!
Генка поднялся со скамьи и тоскливо сказал:
- Тяжелые они…
Он медленно побрел к дачам, а Вениамин сидел, смотрел ему вслед виновато и смущенно и все снимал и опять надевал очки.
…Солнце светило прямо в глаза. Он отворачивался, утыкался лицом в бревенчатую стену, но свет все равно бил по векам, заставлял еще плотнее закрывать глаза, и от этого усилия он почти просыпался, но тут же опять засыпал, успевая удивиться тому, что ослепляющие эти лучи не несут с собой тепла. А холодный свет настойчиво пробирался под сомкнутые веки, резал глаза, гнал сон…
"Проспал!" - испуганно ахнул Генка и сел на койке.
Спальня была залита голубым светом. Качалась в окне круглая луна. Генка протер глаза. Это ветер клонил лохматую ветку, а казалось, что луна повисла на ней и раскачивается, сияя от удовольствия.
"Ночь…" - облегченно вздохнул Генка и опять засмотрелся на луну. Она была такой полной, что не помещалась в окне, а светила так, что видны были латунные дырочки для шнурков на ботинках.
Генка спал одетым. Сначала он хотел совсем не ложиться и пересидеть эти три часа на крылечке, чтобы вовремя разбудить ребят. Потом замерз и пришел в спальню. Он помнил, как прилег, не раздеваясь, чтобы отошли занемевшие от долгого сидения ноги, а когда заснул, не помнил. Наверно, сразу, как только голова коснулась подушки.
Но не проспал!
Луна разбудила. Генка вдруг встревожился: не лунатик ли он? Потом сообразил, что лунатики не просыпаются, а ходят по дому и по крышам во сне. Но никого из ребят лунища эта не разбудила. Хотя их сейчас не то что луной - пушкой не разбудишь!
Генка сидел на койке и смотрел на спавших ребят.
Шурик, подложив под щеку ладонь, уютно свернулся калачиком. Пахомчик лежал на спине, вытянув руки по швам. Конь смешно открыл рот и разметал ноги, как будто бежал. Игоря вообще не было видно: укрылся с головой одеялом и посапывал там, как сурок в норе.
На Тяпу Генка не посмотрел.
"Надо будить…" - подумал Генка.
Он подошел к Пахомчику и тихо свистнул. Пахомчик вскочил, как солдат по тревоге, и молча принялся одеваться.
Генка легонько толкнул Коня. Тот повернулся на другой бок. Генка дернул его за ногу. Конь брыкнулся и зашлепал во сне губами. Генка разозлился, выдернул у него из-под головы подушку. Конь спал.
Генка беспомощно оглянулся на Пахомчика. Тот подошел, поднял Коня за плечи, поставил босыми ногами на пол. Конь открыл глаза.
- Очухался? - спросил Пахомчик и на всякий случай шлепнул Коня по затылку. - Одевайся!
Конь сердито засопел и потянулся за рубашкой. А Генка стоял над Игорем и дул ему в ухо.
- Встаю, встаю… - чистым, ясным голосом сказал Игорь и продолжал спать.
Генка рассмеялся. Он точно так же отвечал матери, когда та будила его по утрам. Тем же голосом и теми же словами. Лишь бы выгадать еще хоть пять минуточек сна!
Генка смеялся и тряс Игоря за плечо.
- Уже встал, - объявил Игорь, не открывая глаз, и потянул на голову одеяло. Генка успел сдернуть его на пол. Без одеяла Игорь спать не мог, и Генка спокойно перешел к койке Шурика. Постоял над ним, глядя на его измученное даже во сне лицо, и не стал будить. Только переглянулся с Пахомчиком. Тот понимающе кивнул, и Генка пошел к выходу.
Круглая луна задевала верхушки деревьев. Шифер на крышах поблескивал, как чешуя какого-то диковинного зверя. Посыпанные песком дорожки стали белыми, а трава черной.
Держась у стен дач, ребята вышли к березнячку за изолятором и вдруг остановились.
На пеньке сидела Оля. Воротник лыжной курточки был поднят, руки она держала под мышками, зябко горбилась и была похожа на лесного гномика.
- Ты зачем здесь? - подошел к ней Генка.
- Вас жду, - непослушными губами ответила Оля.
- Зачем? - хотел рассердиться Генка и не смог. - Спала бы.
- Еще чего! - поднялась с пенька Оля. - Я и не ложилась. А вы проспали, да?
- Немного, - признался Генка.
Они разговаривали шепотом и стояли так близко, что от Генкиного дыхания легкие Олины волосы разлетались на лбу и у висков. Генке захотелось дунуть посильнее, чтобы они совсем спутались, он с трудом удержался и, хмурясь, сказал:
- Нечего тебе там ночью делать.
- Есть! - возразила Оля и сама дунула на легкую прядку, упавшую на глаза. - Щепки везде валяются, опилки надо собрать. Да мало ли!
Она вгляделась в стоявших поодаль мальчишек и спросила:
- А Веня где?
- Не знаю, - пожал плечами Генка. - Пошли?
- Пошли! - улыбнулась ему Оля.
* * *
В лесу было тихо.
От выпавшей с вечера росы поднимался туман и белыми полосами стелился по траве. Луна светила так ярко, что были отчетливо видны даже зубчики листьев на верхних, самых тоненьких ветках. Сверкали капельки росы на кустах, голубовато светился мох, молочно-белые березы будто выплывали из низкого тумана, медленно падал пух с осин, все серебрилось и переливалось, и не понять было: зима вокруг или лето?
Ребята шли медленно, ступали легко и мягко, на всю ступню, чтобы не треснула под ногой сухая ветка, не нарушила бы голубую эту тишину.
Генка остановился так неожиданно, что шедшая за ним Оля ткнулась носом ему в затылок.
- Что? - спросила она встревоженным шепотом.
Генка молча пятился к зарослям орешника, тесня спиной остальных.
По опушке бродил человек. Он наклонялся к низкой жесткой траве, поднимал что-то с земли и кидал в ведерко, привязанное к поясу. Иногда присаживался на корточки, раздвигал ладонью траву, посвечивал фонариком и медленно шел дальше.
Генка вгляделся в него и узнал дядю Кешу.
- Выползков ищет… - дыша Оле в затылок, зашептал Пахомчик.
- Кого? - обернулась к нему Оля.
- Червей дождевых, - объяснил Пахомчик. - Для рыбалки. - Он кивнул в сторону старой раскидистой березы. К ее стволу были прислонены длинные самодельные удилища.
- Тихо вы! - шикнул Генка и показал рукой на тропинку, уходящую в сторону от опушки. По ней тоже можно было выйти к просеке, которая вела к землянке. Дорога удлинялась почти вдвое, но другого выхода не было.
Конь, шедший последним в цепочке, оказался теперь первым и с важным видом двинулся по тропинке в глубь леса.
За ним, пригнувшись, чтоб не задеть низкие ветки орешника, потянулись остальные.
Оля оглянулась на отставшего Генку. Он махнул ей рукой: "Иди!" Оля пожала плечами и медленно пошла за ребятами.
Генка встал у самой кромки кустов, почти не скрываясь, и смотрел на дядю Кешу. Ему хотелось, чтобы тот оглянулся, увидел его, удивился, зачем он ночью в лесу, и Генке пришлось бы тогда рассказать ему обо всем. Дядя Кеша не поверил бы, что они сами тесали бревна, строгали доски для нар, навешивали двери, и Генка повел бы его к землянке. Пусть смотрит!
Генка даже шагнул вперед, на опушку, но дядя Кеша уже взял удочки и уходил через сосновый бор к реке. Генка постоял еще немного и прямо через орешник, обдираясь о кусты, пошел к просеке.
Ребята ждали его на повороте, у большого камня, от которого узенькая тропинка вела к землянке. Вид у них был растерянный.
- Заблудились? - насмешливо спросил Генка.
- Слушай! - обернулась к нему Оля.
Генка прислушался. В лесу, в той стороне, где стояла землянка, раздавались глухие удары.
- Лес валят… - сказал Конь.
- Ночью-то? - возразил Пахомчик.
- А что? - вскинулся Конь. - Может, это тот парень… Ворюга этот… Бревна наши раскидывает!
- Пошли! - бросился вперед Генка.
Пахомчик догнал его и, сжимая в кулаке подобранный где-то увесистый сук, задыхаясь, сказал:
- Ты, Ген, первый не лезь… Зуб у него на тебя… Пусти-ка!
Он попытался оттереть Генку плечом, но тот увернулся и, прижав подбородок к груди, бежал вперед.
Когда тропинка стала шире, Пахомчику удалось обогнать Генку, он первым вырвался к землянке и, увидев темную фигуру на крыше, крикнул:
- Эй ты!..
Человек присел от неожиданности и, не удержавшись на краю крыши, неуклюже прыгнул вниз.
Замахиваясь суком, к нему подбегал Пахомчик, сзади наседал Генка, за ним бежали Конь, Игорь и Оля.
- Вы что? - растерянно спросил человек. - Да вы что?! - И, отступая от набегающих на него ребят, вдруг крикнул знакомым тонким голосом: - Смирно!..
Пахомчик ахнул и остановился. Генка налетел на него, и оба упали. На них повалились остальные. И пока они разбирались в чужих и своих руках и ногах, Вениамин стоял над этой пыхтящей и хохочущей кучей-малой и сердито выговаривал:
- Вы что, совсем уже? Дубинками обзавелись? А если бы по голове? Кто отвечать будет?
- За что? - задыхалась от хохота Оля. - За голову?
- Хотя бы! - сердился Вениамин. - Думаешь, она мне не нужна? Пригодится еще!
- Мы решили, что ты чужой! - басил Пахомчик и подталкивал локтем Генку. - Какая это дубинка? Палочка!
- Хороша палочка! - Вениамин взвесил на руке сук, отбросил его в сторону и рассмеялся. - Я же говорил, гангстеры!
- Когда это ты говорил? - подсел к нему Генка.
- Здесь. У землянки, - напомнил Вениамин. - Забыл, как пистолетом размахивал?
Генка притих. Ковбои, маски, пистолеты… Ему вдруг показалось, что все это было не с ним, а с кем-то другим. И давно-давно! Много лет назад. Он смотрел на раскиданные по траве щепки, на кучи опилок, на бревна, лежащие у землянки, на новый дверной косяк. Потом обернулся к Вениамину и спросил:
- Ты что тут один делал?
Вениамин снял очки, долго протирал их рукавом клетчатой ковбойки и наконец сказал:
- Да так… Бревна ворочал… - Помолчал и добавил: - Ты прав. Тяжелые они… Очень.
Генка улыбнулся ему и встал.
- Начнем, что ли?..
* * *
Дядя Кеша отсидел зорю впустую. Клева не было. То ли уже выпадали холодные утренники и надо было дождаться, когда солнце встанет повыше, а ждать было некогда, то ли просто не везло, но попались ему лишь две мелкие плотвицы да окушок. Выкинул их обратно в реку: пусть подрастут. Потом закурил, аккуратно смотал удочки и не спеша поднялся на взгорок, откуда тропинка вела через луг к лесу.
На лугу паслось совхозное стадо, однорукий пастух сидел в сторонке и подремывал на солнышке. Он иногда приезжал в лагерь на полуторке с молоком, помогал сгружать бидоны, и хотя был намного моложе дяди Кеши, тот, как и все, звал его Митричем. Они поздоровались, дядя Кеша угостил Митрича папиросой, тот незлобно посмеялся над его неудачной рыбалкой и, щурясь от папиросного дыма, спросил:
- Что это за музей лесной у вас открывается?
- Музей? - удивился дядя Кеша. - Не слыхал.
- Как так! - полез в карман ватника Митрич и вытащил пригласительный билет. - Вот! Приглашение получил.
Дядя Кеша прочел билет, пожал плечами, вернул его Митричу. Тот повертел его в руках и разочарованно сказал:
- Не в курсе, значит? А я-то завтра собрался. Партизанил в этих местах.
- Вроде не слыхать было… - виновато объяснил дядя Кеша. - Без меня бы не обошлись: постругать там чего или витрину какую наладить. Лесной, говоришь, музей?
- Написано: лесной, - подтвердил Митрич и сунул билет в карман. - Подшутил, видно, кто-то… А я, дурак, обрадовался. Вспомнили, думаю, и про нас!
- За такие шутки!.. - покрутил головой дядя Кеша и поднял с земли удилища. - Ладно. Пора мне.
Он шел лугом и хмурился. Сразу пропало хорошее настроение, которое всегда приходило во время рыбалки, пусть и недобычливой. Так, хмурясь, дошел он до леса и свернул на узкую дорогу с твердой наезженной колеей. Дорога вела к опушке, а за ней, сразу после редкого березнячка, начинались первые домики лагеря. Лес уже светился солнцем, вовсю пели птицы, но дядя Кеша шел, не замечая ничего вокруг, и все хмурил лохматые свои седые брови. У большого камня на повороте услышал он ребячьи голоса. Шагнул за толстую старую сосну и увидел, как со стороны незаметной тропинки вышла стайка ребят. Одного из них он узнал. Это был Генка.
Ребята двинулись по просеке в сторону опушки. Шли медленно, видно, устали, а девочка стряхивала опилки со своей лыжной курточки.
Дядя Кеша дождался, когда голоса их стихнут в глубине леса, и свернул на тропинку.
Землянку он разглядел не сразу. Сначала наткнулся на обтесанные бревна, увидел свеженарезанный дерн для крыши и только потом аккуратно навешенную на новеньких петлях дверь. Дядя Кеша потянул дверь на себя, отметил ее свободный ход, подпер палочкой, чтобы было посветлей, и спустился в землянку.
Когда он вышел обратно, лицо его было каким-то смятым; он сел на бревна и долго крутил в пальцах папиросу. Так и не закурив, поднялся, вынес из землянки топор и принялся рубить крепкую березку, что стояла у тропинки.
XIII
Конь спал стоя. Шла утренняя линейка, поднимали флаг, отдавали рапорта, читали распорядок дня, а Конь стоял и спал. Даже похрапывал! Проснулся он, когда старшая вожатая объявила, что дежурит по лагерю первый отряд.
- Еще чего! - громко сказал Конь.
Генка ткнул его локтем.
- Да не можем мы сегодня дежурить! - возмутился Конь.
Кто-то засмеялся. Людмила прикрикнула с трибуны:
- Первый отряд, разговорчики!
Стоящий перед строем Вениамин обернулся и погрозил Коню кулаком. Тот пожал плечами и обидчиво забор мотал:
- Дежурство какое-то выдумала… Итак один день всего… Или дежурство, или музей…
Пахомчик пошарил в карманах, вынул яблоко и сунул Коню в рот. Конь откусил и выплюнул: яблоко было кислющее!
Когда Людмила распустила линейку, встревоженные ребята окружили Вениамина. С дежурством еще можно было выкрутиться. Подежурят и без них. Но после ужина назначена генеральная репетиция концерта: Тут" то их хватятся. Наверняка!
- Что будем делать? - спросил Генка.
Вениамин задумался.
- Знала бы, не приходила на эту линейку! - сердито сказала Оля. - Работали бы и работали!
Вениамин посмотрел на их красные от бессонницы глаза, на усталые лица и вдруг распорядился:
- Идите спать.
- Спать? - удивился и обрадовался Конь.
- Завтракать и спать, - повторил Вениамин. - Иначе свалитесь. Сразу после обеда - в землянку, и, пока не кончим, не уйдем!
- А репетиция? - засомневался Игорь.