- Нет, нас только двое, - ответил Витаха. - И мы к вам лишь на пять минут. Можно, а?
- Что ж с вами делать! - развёл руками Матвей Никитич. - Раз пришли - садитесь… Маруся, пододвиньте ребятам стулья… Это наши заводские пионеры, - пояснил он Семёну Петровичу. - Вот Витаха Грицай, сын нашего героя…
- Того, что строил мартеновский цех? - спросил Семён Петрович.
- Да. А этот - Миколка… Миколка, как тебя прозвали-то? - вдруг обратился Матвей Никитич к мальчику, державшему парусиновый портфель.
- Секретарь! - ухмыльнулся Витаха.
- Ах да, вспомнил! Секретарь. Про него, Семён Петрович, говорят, что он канцелярию любит. И ещё он - натуралист.
- Лягушатник, - сказал Витаха, - червяков копит.
- Чего ты врёшь? - обиделся Миколка и густо покраснел. - Я просто жуков собираю для коллекции.
- Ну, тише, тише, орлы! - сказал Матвей Никитич. - Вы же делегация. По какому делу-то пришли?
- Нам бумажку, Матвей Никитич, надо, - сказал Витаха, - чтобы нас не гоняли.
- Охранную грамоту, что ли? - удивился Семён Петрович.
- Разрешение от вас, - сказал Витаха и обернулся к приятелю: - Миколка, достань-ка!
"Секретарь" открыл портфель и, порывшись в каких-то книгах и блокнотах, развернул на столе небольшой план. Он был сделан на ватманском листе тушью, и по маленьким, аккуратным стрелочкам и по чёткому шрифту было видно, что чертил его человек, умеющий обращаться с рейсфедером и знающий масштабы.
- "Детская спортплощадка. Проект В. Грицая", - прочёл Матвей Никитич в нижнем правом углу чёрные буквы и, мельком взглянув на чертёж, сразу всё разобрал. Это был настоящий стадион с футбольным полем, с турником, с волейбольной и баскетбольной площадками. Маленький квадрат с точкой посередине изображал трибуну с мачтой. Вокруг футбольного поля тянулась беговая дорожка.
- Так… - сказал парторг. - Чертёж понятен. А кто вас гоняет и за что - непонятно.
- Гоняет комендант посёлка Потапов! - возмущённо сказал Витаха. - Вот человек - никак мозгами не шевелит! Все кругом работают, ну и я с мальчишками в каникулы тоже решил работать - на Ильинском пустыре спортплощадку строить, - а комендант кричит, будто ему земли мало…
- И сторож брёвен не даёт, - вставил Миколка. - А это основной материал.
- А где же вы хотите брать брёвна? - спросил Матвей Никитич. - На складе?
- Нам со склада не надо. Мы погоревший барак хотели разобрать.
- Так… так… Это что-то вроде Пионерстроя выходит, - задумчиво сказал Матвей Никитич. Потом поднял голову: - Слушайте, строители, а может быть, подождёте со строительством? Мы вот как управимся с домной, так вам и плотников настоящих дадим, и материал свежий отпустим. А сейчас кто же этим займётся? Ведь ни одного человека нет свободного.
- А мы сами, - сказал Витаха.
- Да что вы, Матвей Никитич! - подхватил Миколка. - Неужели мы без взрослых не справимся? Мы уже лодку сделали, планер из фанеры построили…
- Ну-у… не знал, что вы такие мастера! - сказал Матвей Никитич. - Хочу им лучшего, а они говорят - сами. Впрочем, стройте. Так и быть, дадим вам разрешение. Ну, Витаха, а как твоя мама живёт?
- Спасибо, хорошо.
- Об отдельной квартире мечтаете?
- А кто о ней не мечтает! Всякому охота, чтоб лучше…
- Знаю, знаю. Вот мы тут поставили вашу семью на очередь. Как примем первый дом, один из ордеров - вам. Так что уж потерпите…
- Есть терпеть! - ответил по-морскому Витаха. - У других ещё хуже с жильём.
- Это кого ты имеешь в виду? - улыбнулся парторг.
- А вот хотя бы стоит перед вами! - Витаха пальцем указал на Миколку.
- И ему дадим. Мы рабочий люд поддерживаем…
- Матвей Никитич, - вдруг засмущавшись, сказал Витаха, - а вы заодно мне рекомендацию не напишете? Я в комсомол хочу вступать в ремесленном. Вы же меня давно знаете, отца знали…
- Рекомендацию хочешь? - переспросил Матвей Никитич задумчиво. - Гм!.. Это верно, что я давно знаю вашу семью. Настоящий человек был у тебя отец, иного слова нет. Ну что ж, за этим дело не станет. А может, поработаешь сначала? Посмотрим, как ты справишься.
- Он способный! - сказал Миколка. - В ремесленном на доске отличников висит. И, будь я на вашем месте, я бы уж ему давно написал.
- Вот делегация! Уж как насядут, так держись! - засмеялся Матвей Никитич. - В общем, давайте так постановим: я утверждаю Витаху на строительстве спортплощадки главным руководителем. А когда площадка будет готова, тогда поговорим о рекомендации… Правильно я решил, Семён Петрович?
Вместо ответа Семён Петрович лукаво посмотрел на ребят и нажал на кнопку звонка, вделанного в стол. А когда вошла секретарь, сказал:
- Маруся, возьмите к себе ребят и составьте, какое им надо, разрешение. Я подпишу.
Глава VIII. Начало
С тех пор как Семён Петрович лично осмотрел домну, день и ночь у него не выходила из головы мысль: как с ней быть? Корпус домны в основном не был повреждён. Правда, в нём зияла огромная пробоина, но она могла быть заделана быстро.
Семёна Петровича беспокоило другое: как устранить наклон корпуса?
Может быть, разобрать эту домну и построить новую? Но как тогда быть со сроками? На постройку новой домны нужен год, а министр сказал, что первый выпуск чугуна должен быть не позже чем через два месяца.
Нелегко было Семёну Петровичу решить такую задачу. Тем более, что он столкнулся с этим впервые. Необходимо было найти простой выход, а в результате - тупик: думать о постройке новой домны нельзя, и оставить домну с наклоном тоже не хотелось. Это скажется на ходе печи - её горении. Плавка будет маленькой.
Что же делать?..
Андрюша наблюдал за отцом. За последние дни отец стал странным. На вопросы отвечал невпопад, вместо сахара однажды насыпал себе в чай две ложки соли и, главное, не улыбнулся. Ночью он не мог долго заснуть, ворочался. Он похудел, а ещё зачем-то привык вертеть в пальцах какие-нибудь маленькие вещи; карандаш, монетку, спичечную коробку.
Отец обыкновенно просыпался чуть свет. Ходил на цыпочках по комнате, чтобы не разбудить Андрюшу, потом, взяв хлеб из шкафчика и всухомятку жуя его, садился за стол работать. Он всё время что-то считал на логарифмической линейке и полученные результаты записывал в серенькую тетрадку. Потом делал от руки какие-то чертежи.
Андрюша не раз, проснувшись спозаранок, видел, как отец, сидя за столом, то беззвучно шевелит губами, то подмигивает сам себе или похлопывает себя по шее.
Иногда, оторвавшись от своих расчётов, он садился на подоконник и глядел на вереницы рабочих, которые шли на завод в утреннюю смену.
По асфальтированному шоссе, обсаженному стройными тополями, двигались тысячи людей. Они шли быстрым шагом, и в одиночку и группами, весело переговариваясь, пересмеиваясь. Одеты они были по-разному: кто был в брезентовой тужурке, кто в галифе и выцветшей гимнастёрке, кто в деревянных башмаках, измазанных известью, кто просто босиком. Рядом с седым человеком, одетым в пропылённую, помятую спецовку, торопилась девушка в майке, подставляя горячему солнцу круглые загорелые плечи. Пожилые рабочие, надвинув на лоб промасленные кепки, шли степенно, попыхивая трубками. Лихо неслись лошади с телегами, мчались грузовики. Некоторые из рабочих, сорвавшись с места, вдруг бежали за машинами. Грузовики, полные людей, летели на большой скорости, но вдруг - цоп! - и, глядишь, ещё новый человек повис на заднем борту.
Люди шли строить свой завод. И, хотя они устали за вчерашний день и за короткую летнюю ночь им не пришлось как следует выспаться, они без заводского гудка шли на работу, улыбаясь утреннему солнцу, которое освещало впереди лёгкие, сквозные контуры их родного, пробуждающегося к жизни завода.
Ровно без пятнадцати восемь за отцом заезжала легковая машина "Победа". Машина была получена недавно. Не раз, похлопывая рукой по её глянцевой обтекаемой кабине, отец говорил Андрюше:
- Эх, хороша! Как пуля летит. Вот на что пойдёт наш тонкий лист!
Машина давала на дворе три длинных гудка, и отец, быстро засунув в портфель все свои бумаги, казалось, не выходил из комнаты, а выскакивал. Впрочем, это было понятно: как говорил отец, ему была дорога каждая минута…
Он засиживался на работе далеко за полночь, а иногда и вовсе не приходил домой по суткам. У него на работе рядом с кабинетом была маленькая комнатка с кроватью. Там всё было как в гостинице. На столе - графин с водой, на спинке кровати - вафельное полотенце, на подоконнике - электроплитка. А рядом с кроватью возле изголовья на тумбочке стояли два телефона: один местный, а другой - правительственный, "вертушка", как его называл отец. По этому телефону можно было позвонить в Москву. Только снял трубку, а на другом конце провода уже говорят: "Москва слушает!" Андрюша не раз мечтал позвонить по этому телефону Серёжке, но всё никак не решался спросить у папы разрешения.
Однажды на квартиру к Семёну Петровичу пришли парторг Матвей Никитич и Майкин отец. Семён Петрович пригласил их не случайно: он хотел с ними посоветоваться.
Он вскипятил в кастрюле чай, расставил на столе стаканы. Правда, стаканов всего было два, но так как взрослых было трое, то отец вымыл свой бритвенный стаканчик из красной пластмассы и поставил его перед собой. Он нарезал хлеб, колбасу и высыпал с ладошки в кастрюлю чайную заварку.
Чай вышел крепкий, пахучий.
Матвей Никитич, сделав первый глоток, чмокнул губами:
- Ай да Семён Петрович - чаёк какой приготовил!
Он пил стакан за стаканом и начал утираться платком.
Иван Васильевич почти не дотрагивался до чая. Он сидел, широкоплечий, всё в той же вышитой косоворотке, в какой летел из Москвы, и задумчиво пощипывал усы.
Взрослые сначала говорили о новом разливочном кране, который устанавливался в мартеновском цехе, об испытании обжимных валов в цехе проката тонкого листа. Затем перешли на разные новости. Оказывается, о "Жигачёвстали" два дня назад писала "Правда". Стройка отставала.
- Да-а… - медленно произнёс Семён Петрович, устало проведя ладонью по лицу. - Мы отставать - отставали, но теперь с этим конец. У меня к вам вот какое дело… Я нашёл выход из этого положения. Первое: с домной…
Андрюша сидел на кровати и читал книжку. Услыхав, что отец нашёл какой-то выход, он насторожился.
Он вспомнил, что когда отец работал в Москве, то к нему за советом обращались самые разные люди. Он всегда за кого-то хлопотал, кого-то устраивал на работу, кому-то посылал свои деньги, вёл переписку со многими инженерами. А иногда эти инженеры приходили со своими чертежами прямо на дом и оставались ночевать на раскладушке.
"Тсс! Не шуми! - говорил по утрам отец Андрюше и кивал на спящего товарища. - Пять суток на поезде ехал. Пусть отдохнёт".
Так они и жили у отца по два-три дня. А когда уезжали, то долго в передней трясли отцу руку и говорили:
"Спасибо, Семён Петрович! Мы, знаете, очень мучились в конструкторском бюро, а вы сразу нашли решение этой проблемы".
"Ну, "сразу"! Я тут ни при чём. Вы сами это решение нашли, - отказывался отец. - Но, если что опять потребуется, - милости просим, приезжайте…"
Семён Петрович, отодвинув от себя бритвенный стаканчик, взял в руки карандаш.
- Нам предлагали, - сказал он, - для ликвидации наклона домны сделать осадку с одной стороны на опорные колонны или дать домне осесть. Так? Но это мы отвергли. Здесь риск. Вес домны - восемьсот тонн, и неизвестно, как она себя поведёт. Согласны?
Матвей Никитич и Иван Васильевич молча кивнули головой. Андрюша тоже кивнул, хотя о таких проектах ни разу не слыхал. Он просто всегда и во всём был согласен с отцом.
- А я предлагаю вот что… - продолжал Семён Петрович.
Он быстро нарисовал на листке силуэт домны - шахматную туру с наклонённой верхней частью - и толстой жирной чертой разрезал её у основания.
Взрослые склонились над рисунком.
- Понимаете? - спросил Семён Петрович. - Мы разрежем стальной корпус домны автогеном, а потом наклонённую часть поднимем на домкратах.
Семён Петрович сделал новый чертёж. Верхняя часть домны уже была без наклона.
- Подождите, подождите… - тронул Можжухин за рукав Семёна Петровича. - Говорите, на домкратах поднимем?
- На домкратах.
- Но ведь этого нигде и никогда не было!
- А у нас будет. И знаете, сколько на подъём потребуется времени?
- Ну? - недоверчиво улыбнулся Иван Васильевич.
- Один день!
- Шутишь ты, Семён Петрович! Об этом ведь только мечтать можно! - привстал со стула Матвей Никитич и залпом выпил стакан. - Я ведь тоже инженер…
- Нет, не шучу… - Семён Петрович вынул из портфеля серенькую тетрадку, над которой частенько сидел по утрам, и спокойно похлопал по ней рукой: - Вот расчёты.
Андрюша смотрел на отца и тихо восторгался им.
Вид у отца был решительный. Он говорил так понятно и убедительно, что, казалось, вот сейчас же взрослые вылезут из-за стола и пойдут поднимать домну.
За раскрытым окном стоял тёплый вечер. Неподалёку бухали взрывы. Тёмное небо бороздили прожекторы. Всюду вспыхивали ослепительные огни электросварки. Там будто рождались и гасли новые звёзды.
И вдруг Андрюша услыхал долгий свист. Он выглянул в окно и ничего не увидел. Кругом была непроглядная темень.
Свист опять повторился - тихий, настойчивый, будто свистом человек кого-то подзывал к себе.
Андрюше стало любопытно: кто же это всё-таки там ходит? Он на цыпочках прошёл через комнату и, выскочив в коридор, побежал на улицу.
Возле дома стоял Афоня. Он держал под мышкой какой-то ящик.
- Это ты? Вот не ожидал! - обрадованно воскликнул Андрюша. - Как же ты меня нашёл?
- Я кого хочешь найду, - уверенно ответил Афоня. - Сообразительный. А книжечки почитать у тебя нет какой-нибудь?
- Книжечки? Есть, - сказал Андрюша. - Я привёз. Только, знаешь, я тебе завтра дам. Ладно? А то сейчас неохота в чемодане рыться.
- Ладно. Ну, а как живёшь-то?
- Ничего, спасибо.
- А девчонка как? Дома сейчас сидит?
- Дома.
- А знаешь чего? - вдруг тихо сказал Афоня. - Вы одно дельце не поможете мне сегодня сделать, а? - Он похлопал ладонью по ящику. - Кирпичей надо набрать. Трубу себе отстраиваю, чтобы лучше жить было.
- Поможем! - охотно согласился Андрюша. - И Майка пойдёт, я знаю. Вон её окно, видишь - где свет горит. - И он закричал: - Майка, выходи! Пойдём за кирпичами!..
Тут Афоня заткнул Андрюше рот рукой:
- Тихо! Не ори! За кирпичи по загривку дадут!
- А почему?
- Заводская собственность!
- Но ведь ты же на заводе живёшь!
- А это неважно. Они - для строительства, а я - для себя.
- Ну, я тогда пойду у отца спрошу…
- По блату хочешь устроить? - усмехнулся Афоня. - Ну давай, давай! Я не возражаю.
Андрюша взбежал на крыльцо дома. Но вдруг остановился: а стоит ли отца тревожить по такому пустяку? Люди делом занимаются, а он - кирпичи…
Через час Майка, Андрюша и Афоня подошли к широкой трубе, валявшейся на земле. Майка несла три кирпича. В ящике у Андрюши и Афони - они несли его вдвоём - их было штук десять.
- Стоп! - сказал Афоня. - Вот моя хата. Складывай у входа!
В трубе было страшно. Почему-то казалось, что сюда вот-вот должна хлынуть вода…
Афоня громыхнул железной коробкой - и труба вдруг озарилась желтоватым светом карманного фонарика. Потом он нащупал на ящике маленькую коптилку и зажёг её.
Труба была широкая. Взрослый человек мог бы ходить не сгибаясь. Афоня перегородил её кирпичами, и она имела вход только с одной стороны.
Пол сначала был вогнутый, и ноги на нём косолапились, но потом Афоня выровнял его. Натаскал землю и накрыл её досками. Из двух ящиков была составлена кровать, на которой теперь лежали подушка и одеяло, из третьего - стол.
Новые кирпичи нужны были Афоне для того, чтобы у начала трубы выложить узкий вход и навесить на него двери.
Впоследствии он хотел свою комнату побелить, электрифицировать и даже предложить своей тётке переехать сюда.
- Не труба, а настоящая квартира! - восхитился Андрюша.
- Ну, до квартиры ещё далеко! - сказал Афоня. - Но мне и так хорошо. Ни забот, ни хлопот. А я считаю, что все дети так и должны жить - закаляться! Завидуете небось мне?
- Завидую, - по-честному сказал Андрюша.
- А хочешь - можешь переехать сюда. Поставим новую кровать и обеды сами на костре будем готовить - картошку печь.
- Но меня папа, наверное, не отпустит…
- А ты у него не спрашивайся. Переезжай - и точка! Знаешь, как заживём! Скоро тут на бахчах кавуны созреют, так в этой трубе у нас целый склад будет! - И Афоня подмигнул Андрюше.
- А что ж, сюда можно переехать, - сказала Майка. - Только на столе скатерти не хватает.
Андрюша и Майка уселись на кровать. И тут под ними что-то шарахнулось. Майка подскочила.
- Не бойся, - засмеялся Афоня, - не укусит!
Откинув на ящике дощечку, он вытащил беленького кролика. Тот в ужасе отмахивался лапками.
- Хорошенький ты мой… - нежно погладила его Майка. - Перепугался!
- Ты что, для еды его? - спросил Андрюша, кивнув на кролика.
- Нет, - ответил Афоня, - просто так держу. Одному-то скучно. У меня и ужонок был. Смешной такой! Высунет морду из-за пазухи и язычком - раз-раз-раз! - молока просит. Уполз, чертяка…
Засунув кролика обратно в ящик, Афоня, не вставая с коленок, заглянул под стол и вытащил из-под него какую-то здоровую гирю.
- Вот, видали, что у меня ещё есть? - сказал он. - Ровно полпуда весит. Я её по утрам поднимаю. - И правой рукой он свободно выжал гирю два раза. - Могу и ещё.
- А дай-ка я! - загорелся Андрюша.
Он подхватил гирю, поднял её на плечо, но, как ни силился, выжать её не смог.
Майка тоже ухватилась за гирю, но даже на плечо не смогла её поднять, только оторвала от пола.
- Мало каши ели, - определил Афоня. - Тут надо тренироваться. Я читал про одного человека, что когда он был маленький, то стал поднимать каждый день маленького бычка. Залезет к нему под пузо и поднимает. А потом, когда бычок стал здоровым быком, этот парень взвалил его на плечи и пронёс несколько шагов.
- Целого быка? - удивилась Майка.
- Да! А что? Я тоже хочу где-нибудь бычка достать. Он бы у меня тут пасся, а я бы его каждый день поднимал.
- А купить его нельзя? - спросил Андрюша.
- Я уже приценивался на базаре - дорогой! Это тебе не кролик.
Пихнув гирю под стол, он привычным движением свернул цигарку и прикурил от коптилки.
- Ну что у вас нового? - спросил он.
- Ничего, - сказала Майка, - живём потихоньку.
- А мой папа хочет домну поднимать, - сказал Андрюша.
- Значит, новую не будут строить? - удивился Афоня.
- Нет. Папа говорит, что и старая будет работать не хуже. Только надо её поднять.
- Это как - поднять?
- Наклон выправить. Домкратами её будут поднимать. Ну, представь себе - дерево напополам согнулось и загородило дорогу. А распиливать жалко. Вот его потихонечку и поднимают верёвками, пока оно опять ровно не встанет. Но дерево - лёгкое дело, а попробуй-ка домну, которая весит восемьсот тонн! Вот папа мой и мучается…
- Один?