Вася ел лепешку, запивая молоком, а старичок смущенно отводил глаза от благодарного взгляда мальчика и, переминаясь с ноги на ногу, одобрительно говорил:
- Вот и хорошо! Оно, молоко-то, страсть до чего пользительная вещь!
Когда Вася прибежал к своим, все уже были в сборе и ели холодную, сваренную на дорогу картошку, запивая кипятком. Тут только Вася спохватился, что съел лепешку один, не догадался принести матери и Гришаньке.
- Ешь, Васенька! - предложила мать.
Вася покраснел:
- Я не хочу, мне старичок молока давал и лепешку... я не догадался вам принести, сам все съел.
Отец рассердился:
- Только этого и не хватало! Нищие мы, что ли, кусочками побираться? Тебе дали, ты и ешь, а по карманам не сметь совать! Не срами семью!
...За время пути Вася крепко сдружился с Иваном Ивановичем - так звали старика.
Дожидаясь, когда Иван Иванович освободится от своих дел, он нетерпеливо бродил около загородки.
Наконец старик расстилал на полу свой домотканый суконный чапан и подзывал Васю. Тогда наступало блаженное время! Иван Иванович рассказывал про русско-турецкую войну.
Спервоначала он вел повествование неторопливым стариковским говорком, но постепенно, сам увлекаясь воспоминаниями, представлял Васе кровожадно ощерившегося турка или, приложив руку к щеке, высоким голосом пел жалобные болгарские песни про неволю, про горькую жизнь, про храбрецов, которые шли против турок... Рассказывал, как встречали болгары русских солдат, благодарили их за избавление от власти нехристей.
- Эх, солдатушки, бравы ребятушки,
А кто ваши сестры?
- Наши сестры - сабли наши востры,
Вот кто наши сестры!
- пел он заветную солдатскую песню. Вася замирал в восторге от звучных названий далеких чужеземных городов, где она когда-то звучала: Адрианополь, Баязет, Ардаган...
- Солдатушки, бравы ребятушки,
Кто же ваши деды?
- Наши деды - славные победы,
Вот кто наши деды!..
- Я в кавалерии служил. Конь у меня был - Карий. Горяч, не приведи бог! Кроме меня, никого до себя не допускал. Тут стрельба, пули жигают, а он голову высоко, гордо держит, только ушами прядет. Скажешь ему: "Карий, стреляют!" А он глазом скосит и всхрапнет легонько - сам, мол, знаю, да не боюсь!.. На моего Карего многие у нас в полку завидовали. Я росточком не вышел, а как на Карего вскочу - чисто орел!
Иван Иванович, отставив локоть, ухватился рукой за седой ус и ритмично закачался, представляя, как молодецки гарцевал он на своем Карем.
- Прямо как на картинке! - восхищенно прошептал Вася.
- Во! Я про это и говорю! - подхватил старик. - А ну-ка, ежели цельный полк нас таких едет? А? Да еще с песнями, со свистом? Н-ну! - старик закрутил головой. - А сейчас вот при коровах состою... Животина безответная, покорливая, ей тоже ласковый человек надобен.
- А куда Карий делся?
- Зх, Карий, Карий! - вздохнув Иван Иванович. - Убили ведь Карего-то. Перед самым замирением и - на тебе... убили. После того боя я его все ж таки отыскал. Могилку вырыл под большим грабом... Знаешь граб?
- Не.
- Дерево такое, могучее, корявое, словно из жил скручено. Под ним и схоронил Карюшку, а забыть...
Протяжный гудок парохода заглушил последние слова. Старик приподнялся.
- Эй, паря! Да ить это Балаково! Приехали, стало быть! Дарья! Дарья!
Вася не успел даже попрощаться с Иваном Ивановичем, так стремительно тот побежал в загородку и засуетился возле коров.
- Вась, иди скорей! - позвал Гришанька. - Сичас слазить будем!
Отец взвалил самый большой узел на спину и, пошатываясь, зашагал к выходу. Вася с Гришанькой вцепились в другой узел и, как муравьи, потащили его за отцом. Царившая на палубе сутолока сразу закружила ребят. Люди торопились. Толкались узлами, корзинами, мешками. Каждый громко звал кого-то.
Матросы ругались, пытаясь сдержать напор толпы и навести хоть какой-нибудь порядок. Сверху орал капитан, и над всей этой сумятицей стояло отчаянное мычание напуганных коров.
Откуда-то вынырнул Андрей - потный, в сбившемся на затылок картузе. Он вырвал у мальчиков узел и приказал им идти за ним. Вася тащил Гришаньку, крепко держа его за руку, а Гришанька в съехавшем на глаза картузе бестолково тыкался во все стороны, как слепой.
Только на берегу, сложив узлы в кучу и пересчитав их, семья Чапаевых пришла в себя.
- Андрюша, а где же Миша? - спросила мать,
- На работе. Мы не хотели двое отпрашиваться... Ну, с приездом вас! - Андрей снял картуз и весело поклонился. - Угощайтесь!
Он вынул из-за пазухи полкраюхи ситного, разломил ее и дал всем по куску.
От запаха и вкуса белого хлеба мать задрожала и заплакала. Отец ел не торопясь, но съел свой кусок раньше всех. "Что ему такой кусочек?" - подумал Вася, глядя, как отец стряхивает с бороды крошки. Протянул ему свою долю:
- Тятя, на, съешь и мой - я не хочу!
И оттого, что отец беспрекословно взял хлеб и стал есть, Вася вдруг почувствовал себя сильным и по-взрослому подумал: "Ослаб мужик. Поддержать его надо".
СКОЛЬКО СТОИТ КРЕСТ?
Семья Шуйских встретила приехавших, как родных. "Поживите у нас покамест, в тесноте, да не в обиде, как говорится. Осмотритесь, устроитесь, а там и своим домком обзаведетесь".
- К столу пожалуйте! - пригласила хозяйка. - Щец похлебать с дороги!
- Да что вы, спасибо, - отказывалась мать. - Мы подзакусили на пристани.
Вася старался не глядеть на стол, где над большим чугуном подымался вкусный пар. Неужто отец с матерью откажутся? Но, как видно, запах щей поборол стеснительность, и вскоре все уселись за стол.
Васе казалось, что ему и одному не хватит чугуна, но, съев несколько ложек, он с удивлением почувствовал, что уже сыт.
- Ты, Васенька, чего ложку положил? Кушай, кушай на здоровье! - угощала гостеприимная хозяйка.
- Спасибо, больше не хочу. Наелся. Мать внимательно посмотрела на Васю.
- Отвык он от приварка, - объяснила она хозяевам. - Два месяца из дубовой коры лепешки ели...
После обеда Вася вышел на улицу. Густая пыль, поднявшаяся в верхнем конце улицы, со странным ревом, клубясь, сползала вниз. Постепенно из душного серо-желтого мрака стали вырисовываться рогатые головы. В пыльном тумане брел на берег Волги глухо мычащий скот.
- На убой гонят, - раздался сзади Васи голос хозяйки. Она стояла в дверях и смотрела на огромное стадо, сморщив лицо, как будто солнце слепило ей глаза.
- Мальцевский капитал идет. Мальцев у нас богатейший купец!
Васе вспомнилось будайковское стадо, тощие взъерошенные коровенки. Вспомнилась и Жданка.
Мать ставила перед ней деревянную бадью, в которой плавала картофельная шелуха. Потянув мягкими губами пойло, Жданка поднимала голову и, глядя на хозяйку, протяжно мычала. Мать толкала ее в бок кулаком, злилась: "Чего морду воротишь, окаянная! Ишь ты, барыня, без муки пойло не по вкусу! А ты спроси - есть в доме мука-то?" Накричавшись досыта, мать обнимала Жданку за шею и плакала: "Милая ты моя, голубушка! Ну, попей, попей, оно ведь тепленькое, пойло-то..."
Вася стоял на улице, а мимо все шел и шел бесконечный гурт, принадлежащий одному человеку.
- Дает же господь людям такой достаток! - вздохнула хозяйка и, пригорюнившись, ушла в дом.
"И с чего ее завидки берут? - удивился Вася. - Живут богато. Вон какой приварок седни варили. Хлеб режут - куски не считают, кто сколько съест... У хозяина работа чистая, сиди на столе - ноги калачом да шей-пошивай".
Вася осуждал хозяйку: "Голода они не видали!"
Со двора на другой стороне улицы выскочил мальчишка. Заметил Васю, плюхнулся на скамейку около ворот и стал плевать сквозь зубы на дорогу.
Мальчишка был чем-то похож на Тимошку. Такие же голубоватые прозрачные глаза, такие же вихры, торчащие над ушами.
Заметив, что его рассматривают, он перестал плеваться и по-приятельски улыбнулся.
- Ты чей будешь? Я тебя не видал! - крикнул он.
- Я из Будаек, на пароходе приехал! Знаешь, Будайки там... - Вася махнул рукой в сторону Волги.
Мальчишка перебежал дорогу и подошел к Васе.
- Тебя как звать?
- Васей... Чапаевы мы. А тебя?
Мальчишка вытаращил глаза, присвистнул, и широченная улыбка расплылась до самых ушей.
- Вот здорово! И я тоже Васька! Скажи как бывает! Только фамилия - Новиков. У меня тятька плотник.
Вася Чапаев шлепнул Новикова по плечу:
- И у меня ведь плотник!
Минуту они удивленно моргали, глядя друг на друга. Первым пришел в себя Новиков. Став серьезным, он протянул руку:
- Водиться будем?
Рука Васи стремительно подалась навстречу.
- Будем, - твердо сказал он.
Вася Новиков потащил приятеля к себе;
- Пойдем, покажу, где я живу.
Во дворе у верстака под сарайным навесом высокий мужик отфуговывал длинную доску.
- Тять, это Вася Чапаев, он на пароходе приехал, и у него отец плотник, как и ты! - залпом выпалил Вася Новиков. - Они покуда у Шуйских живут.
Отец Новикова протянул Васе руку.
- Ну, в добрый час приехал... Пойду-ка я проведаю твоего тятьку. А ты у нашего Васяты погостюй!
...Посидев до вечера за поросшим травою двускатным погребом, ребята узнали друг про друга всю подноготную и распрощались друзьями.
Вернувшись домой, Вася застал за чайным столом веселую компанию.
Отец Васяты, смешливо щурясь, говорил Ивану Степановичу:
- Теперь мы с тобой вроде как едино-одно. Человек я здесь старожнвущий, без работенки сидеть не будем! Вот какое нам с тобой счастье! А я было сгрустил: заказ-то выгодный, а одному неспоро. Есть здесь, конечно, еще плотники, только все при деле.
Иван Степанович тоже улыбался и дергал себя за усы. Мать отставила чашку и счастливыми глазами глядела на мужа, на Новикова, на хозяев и тихонько приговаривала:
- Слава тебе господи! Теперь на ноги подымемся. Хоть и звали нас сыновья, а все чегой-то мнилось...
Иван Степанович поддержал жену:
- Да я тоже горюнился. Вроде еще при всех силах, а приходится на сыновний хлеб садиться...
Утром весь дом торжественно провожал отца на работу. Андрей помог ему надеть через плечо ремень от плотницкого ящика. Мать совала в карман завернутый в тряпочку завтрак.
Михаил стоял перед отцом и басил:
- Батя, как же это получается? Хоть бы отдохнул маненько, ан нет - сразу на работу кинулся... Экий ты у нас неспокойный!
Вася давно уже не видел у отца такого светлого, доброго лица.
- Рано, рано, Миша, мне на печку лезть! Ну, прощевайте, пойду!
- В добрый час! - напутствовали его хозяева.
Позавтракав, Вася выскочил на улицу и около дома нос к носу столкнулся с Васятой.
- А я за тобой! - запыхавшись, крикнул он. - Айда на Соборную площадь, там крест золотой на церковь втыкать будут. Мальцев пожертвовал!
Таким малым кружочком на карте был обозначен уездный городок Балаково, что было удивительно, как не лопнет он, вмещая в себе капиталы всероссийского значения, которыми ворочала кучка именитых купцов. По дороге, разрезавшей город надвое, осенью шествовали караваны верблюдов, запряженных в фуры, и в балаковские амбары стекалась пшеница со всего уезда. В пыльном тумане брел на берег Волги обреченный на убой скот. С развевающимися гривами проносились табуны породистых лошадей.
Это изобилие откладывалось верхними косточками на конторских счетах и, превращаясь в золото, оседало в банках на именных вкладах купцов и заводчиков Мальцева, Мамина, Смирнова и других "денежных мешков". Остальное население Балакова и его пригорода - Сиротской слободы гнуло спину на заводах, надрывалось на погрузках и разгрузках барж и пароходов, бурлачило...
Работали целыми семьями. Ребята, которых по малолетству не брали на работу, трудились дома: нянчили младших сестренок и братишек, стряпали обед, стирали. А вечерами, когда вся семья приходила домой, пяти-шестилетние ребятишки бродили по берегу, собирая выброшенные Волгой, отбившиеся от плотов дрова, стаскивали их в кучи. Взрослые переносили топливо домой.
"Столпы отечества", чтобы показать, что сердца их полны христианской любви к ближнему, жертвовали десятки тысяч на церкви. Владелец мельниц и скотовод Мальцев в дар городу отгрохал такой соборище, что и Москве бы впору. А теперь Мальцев пожелал воздвигнуть на соборе золотой крест.
Около собора гудела толпа. Рабочие укрепляли на лесах тяжелые блоки.
- Надо вперед пролезть, мы тут и не увидим ничего! Давай за мной! - скомандовал Васята и головой вперед ринулся в плотную стену обступивших собор людей. Ныряя за товарищем, Вася не раз получал щелчки по затылку.
- Куда прете, пострелята?
- Чего вам тут надо?
- Нешто без них что обойдется?
Вася не отвечал, боясь упустить из виду приятеля. Наконец чей-то увесистый подзатыльник помог ему преодолеть последний ряд, и он вылетел на открытое место. Прямо перед ним на земле, заросшей куриной слепотой, лежал огромный золотой крест. Неподалеку группа рабочих спорила с важным барином. Размахивая руками, они показывали то па крест, то на леса.
- Нешто возможно на таких спичках этакую агромадину сдержать? Прикажите, ваша милость, леса укрепить!
Барин помахивал перед собой палкой с диковинным набалдашником и улыбался.
- Я говорю вам, уважаемые, что подрядчик Аггей Петрович поручился мне за прочность лесов. Приступайте к работе.
- Да-к это чего ж, братцы? - обратился пожилой рабочий к товарищам. - Как это можно назвать?
Молодой рабочий в сердцах шлепнул картуз оземь.
- Душегубство!
- Да-а, - раздумчиво сказал кто-то в толпе. - Ежели вы, ребятки, оттеда заблаговестите, костей не собрать...
Из толпы в круг выбрался мужчина, по обличью мещанин.
- Давайте я вас рассужу, - обратился он к спорящим. - Вот ты, молодой человек, изволил выразиться, что эта работа - душегубство?
Молодой человек упрямо кивнул.
- Темный ты человек, вот что я тебе скажу! Их милость, - мещанин показал рукой на барина, - господин Мальцев не посчитались с деньгами. На это золото, что на крест изведено, считай, все балаковцы целый год есть-пить досыта могли. А для чего господин Мальцев старались? Для ради спасения своей души! Душа-то, она дороже денег! Так я говорю? - повернулся он к Мальцеву.
Мальцев утвердительно нагнул голову и обвел взглядом притихшую толпу, - мол, слушайте, что умный человек говорит. Мещанин тоже оглядел всех, и Васе показалось, что он озорно подмигнул.
- Вот я и говорю: человек такой капитал пожертвовал, а вы с него еще стянуть хотите. Ведь ежели леса переделать, так они рублей в полсотни вскочут. Вы это в разумение возьмите. А какое может быть душегубство, ежели кто из вас и навернется оттеда али кого крестом придавит? Прямиком, ребятушки, душеньки ваши в рай полетят. Узнает господь, на какой работе вы свои животы положили, махнет рукой... и посыплются с неба сиротам вашим калачи да баранки, да сахарные головы - только успевай увертывайся, чтоб ненароком не зашибло!
От грянувшего хохота Вася даже вздрогнул. Он видел разинутые рты, блестящие глаза, и ему вдруг показалось, что людям совсем не смешно, а вроде бы даже обидно чего-то и смеются они, чтобы не закричать, не заругаться.
В рычащем хохоте не было слышно, что кричал господин, размахивая палкой над головой. К нему торопливо подходили двое полицейских. Тогда толпа качнулась вперед и поглотила разговорчивого мещанина. Полицейские согнулись перед Мальцевым, потом один из них поднял руку - как из-под земли выросли десять мордастых городовых.
- Р-разойдись! Р-разойдись! Добром просим, а то конную вызовем!
Теснимая городовыми толпа, угрюмо бормоча, отступила и рассыпалась по площади. Васе сделалось грустно. Взволнованное ожидание какого-то необычного праздника медленно таяло.
- Видал, какой крестище? - подскочил к нему Васята.
- Ага. Я около него стоял.
- Врешь? - удивился Васята. - Как же я тебя не заметил? Я тоже рядом был!
- Васята, а кто этот дяденька?
- Который про рай говорил?
- Ну да.
Васята сосредоточенно сморщился, потом с изумлением взглянул на Васю.
- Не знаю! Поди ж ты, всех знаю, а его - нет! Приезжий, наверно. А про рай он занятно рассказывал - как сахарные головы оттуда полетят!
- Так он же смехом говорил. Барину тому назло. Так не бывает, - серьезно сказал Вася.
- Ну да, назло! - радовался Васята.
- Говорят, когда ребята помирают, их в раю на ангелов переделывают, - задумчиво проговорил Вася. Васята свистнул:
- Это только которые безгрешные. А мы уже грешники. Нас там не надо. Нас бог нашим тятькам и мамкам в наказание за их грехи послал... Моя мамка так говорит. Наверное, правда.
Над городом завыли гудки. Ребят стали обгонять рабочие.
- На обед идут, - сказал Васята и вдруг, сунув в рот два пальца, пронзительно засвистел.
Шедший по другой стороне улицы худой длиннорукий подросток обернулся и стал поджидать подбегавшего Васяту.
- Санька, вечером пойдем на Линевку голавлей ловить? - орал Васята. - Васька, подь скорей сюда!
- Это Санька, он на заводе работает. А это, Сань, - Вася, - познакомил Васята.
- Здравствуй! - глуховатым голосом сказал Санька и приветливо улыбнулся.
Вася с уважением рассматривал закопченное Санькино лицо с глубоко запавшими серьезными глазами.
- Так пойдешь с нами? - спросил он.
- Сказал - пойду, значит, пойду. После смены заскочу, поем - и к вам. А сейчас прощевайте: мать обедать ждет!
Потеряв всякую солидность, Санька пустился бежать.
- Сирота, - сообщил Васята. - Отец у него недавно помер. Санька на завод пошел. Длинный он, потому и взяли, а лет ему всего десять. Мать и сестренку кормит. Только на заводе ему не все деньги платят. Говорят, закон такой есть, чтобы мальчишкам меньше платить. До него на той же работе парень большой работал, так в два раза больше получал.
- Ну как, водрузили крест? - встретили Васю мать и хозяйка.
- Не, рабочие не полезли. Говорят, леса хлипкие, убиться с них можно.
Портной сидел на столе. Услышав Васин ответ, он отложил шитье и сдвинул очки на лоб.
- Уперся, значит, Мальцев? Боится разориться - новые леса поставить?
- Ну да, - объяснил Вася, - уж они ругались, ругались... А потом стражники пришли - разогнали всех.
Портной крякнул:
- Эх, жаль, я там не был. Я бы им рассказал, как в селе Дураково высоченную колокольню - повыше нашего собора - побелили и крест на нее водрузили, и безо всяких лесов.
- А как?
Портной хитро посмотрел в загоревшиеся любопытством Васины глаза и, растягивая слова, важно сказал:
- А так - повалили и побелили. Все рассмеялись.
- А крест как?
- Очень просто. Нагнули и воткнули.