Глава тринадцатая
1
Елку поставили в самом большом классе. Из украшений - вата, как бы снег, да стеклянная звезда на вершинке. Начальник электростанции сам принес и вкрутил невиданно большую стосвечовую лампочку.
Елкой пахло на всю школу. Ребята раздевались в коридоре, клали пальто на парты и жались по стенам. Но вот пришел старичок с ящиком, завернутым в цветастый линялый платок. Поставил ящик на табуретку, развязал узел на платке, и оказалось, что это не ящик с подарками, а гармошка. Старичок сел, покашлял, топнул ногой - и полыхнули малиновые меха звонкой полечкой.
Пионервожатая Муся побежала вдоль стены, выхватывая ребят.
- В хоровод! В хоровод!
Пошли, побежали вокруг елки, в одну сторону, в другую. Сплясали под "Барыню", кто как мог.
- Все! Все!
Все и плясали.
Клавдия Алексеевна принесла новенькую книжку "Круглый год".
- Ребята, объявляю конкурс. Можно петь, плясать, стихи декламировать. Книгу получит тот, кого вы сами назовете победителем.
Оксана спела грустную песню: "Жил в Ростове Витя Черевичкин". У Вити были голуби. Пришли каратели и убили Витю.
Кто-то из четвертого класса сплясал "Яблочко", девочка из первого рассказала стишок-считалку:
Раз-два-три-четыре-пять,
Вышел зайчик погулять.
А что было потом, Федя не запомнил - сам горел. Чего бы, чего бы такое прочитать? И как выйти - перед всеми?
Беспомощно оглянулся.
- Давай! - толкнул его Яшка.
- Еще! Еще! - звала смельчаков Клавдия Алексеевна. - Федя, пожалуйста! Послушаем!
Федя шагнул и остался один в пустом пространстве. Кинулся к елке, чтоб не быть одному, повернулся - и не увидал ребят.
- Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана? -
вскрикнул он отчаянно, но сразу и пришел в себя.
А уж когда дело дошло до полковника, голос звенел, летел в неудержимом восторге:
- Ребята, не Москва ль за нами?
Умремте ж под Москвой!..
Стихи кончились, Федя постоял, приходя в себя, и кинулся через кольцо ребят прятаться.
Кольцо он пробил, но вдруг что-то красное преградило ему дорогу. Поднял голову - Дед Мороз.
Дед Мороз взял Федю за руку и повел за собой к елке.
- Заслужил - принимай награду. Заслужил ведь?
- Заслужил! - закричали ребята.
Дед Мороз взял книгу у Клавдии Алексеевны и подал Феде. Потом хозяин зимы сел возле старичка-гармониста, положил ему руку на плечо и сказал:
- Ребята, в окошко гляньте. Что видите?
- Темнеет, - сказали ребята.
- То-то. Давайте выключим этот свет. (Свет тотчас выключили.) И давайте споем все вместе, тихонько, споем хорошие наши русские песни.
И Дед Мороз зарокотал, как издалека, певучим басом:
Среди долины ровныя,
На гладкой высоте…
Слов ребята не знали, но следующую песню пели все вместе:
Степь да степь кругом,
Путь далек лежит…
Пели долго с повторением последних строк, гармоника звенела, как звенели бубенцы у ямщиков. Ветер ударял в окна, да так, что окна дрожали. И всем было жалко бедного ямщика.
У Деда Мороза объявилась вдруг лучина. Он зажег ее, и тоненький огонек, затрепетав, потянул к себе. Ребята окружили Деда Мороза, и он сказал:
- А теперь послушайте стихи.
И не шумя, обыкновенным голосом, словно говорил про самое обычное, повел-привел стихотворную речку:
Под броней с простым набором
Хлеба кус жуя,
В жаркий полдень едет бором
Дедушка Илья;
. . . . . . . . . .
Едет бором, только слышно,
Как бряцает бронь,
Топчет папоротник пышный
Богатырский конь.
Ребята не шелохнулись, но тени на стенах покачивались, словно бор пришел в эту большую комнату. Стихи кончились, Дед Мороз вздохнул и сказал:
- Хорошо у вас! Уходить не хочется.
- Так и не уходи! - закричали ребята.
- Остался бы, да в других местах ждут. - Дед Мороз сощурил глаза и оглядел ребятишек. Лучина догорала, стала красной и совсем погасла.
- Свет зажечь? - спросила Клавдия Алексеевна.
- Не надо! У меня чудо есть. Кто здесь самый маленький?
- Я, - выставился Ванечка, меньшой.
Кто-то пискнул:
- Он - не школьник. Он - гость.
- Но точно, что он самый маленький?
- Точно, - согласились ребята.
- Держи! - Дед Мороз дал меньшому какую-то палочку. - Выше подними!
Ванечка поднял руку над головой.
Дед Мороз чиркнул спичкой, поднес огонь к палочке, и палочка эта брызнула звездами.
Все глядели на звезды не дыша, и только Мартынов сказал:
- Бенгальский огонь! У меня дома тоже есть!
Палочка догорела, упали последние звезды, и стало темно. Клавдия Алексеевна зажгла электричество - Деда Мороза не было. Зато на том месте, где он сидел, на стуле, увидали мешок подарков. Все перевели дыхание, не торопясь дыхание перевели. Подарки - хорошо, очень хорошо, но сказка наяву - лучше.
Клавдия Алексеевна принялась раздавать пакеты, как вдруг закричали:
- Пожар!
Ребята бросились к окнам, а кто посмелей, кто не боялся простуды - выскочил на крыльцо.
- За парком горит! - Догадались: Иннокентий, Цветы - Обещанье Плода горит!
И тотчас на крыльцо выбежал сам Иннокентий. Он был в своем одеянии, но шапка на нем была с красным верхом, шапка Деда Мороза.
Огонь стоял высокий и светлый.
- Пропало пять лет труда, - сказал Иннокентий. - Ничего огонь не пощадит.
Федя понял: сгорели диковинные деревянные звери. А у него, у Феди, осталась лягушка на ладошечке.
- Тушить! Тушить! - закричал Федя, но Иннокентий перехватил его.
- Поздно! Поздно, мальчик! Я, кажется, забыл закрыть подтопок… Одна оплошность… Один уголек - и пяти лет труда как не бывало.
Иннокентий прошел в школу и скоро опять появился на крыльце, в шубе, в ушанке, с узелком.
- Прощайте, дети! - сказал он. - Сгорела одна сказка, но сказочник жив-здоров, значит, будет другая сказка. Самая новая.
Иннокентий повернулся и пошел в сторону реки. Федя метнулся было за ним, но на пожаре затрещало, и Федя невольно обернулся, загляделся на сноп искр, на кровавое облако над пожарищем. Облако было похоже на коровье вымя, и оно кровоточило.
Когда Федя повернулся бежать за Иннокентием, старика успела поглотить ночь.
2
Цура запрягал лошадь.
Николай Акиндинович Страшнов сдал дела новому лесничему Горбунову и теперь перебирался с семьей в соседнее лесничество, с понижением. Теперь он - объездчик, начальник трех лесников. Новое место называлось Красенькое.
- Под снегом не больно разглядишь, а летом, говорят, и впрямь красиво, - сказал отец.
И еще Федя знал: новое жилье - на кордоне. Дом на две семьи. У соседей есть дети. Школа в деревне, до нее километра три, лесом и полем.
Не будет рядом Кука, Яшки, Оксаны не будет, Лильки, но и Мартынова тоже.
Федя пошел отпустить лисенка.
- Никому не оставлю. На шкуру убьют.
- Отпускай, - сказал отец.
Все вышли во двор. Федя заглянул под крыльцо. Лисенок поднял уши, смотрел остановившимися блестящими глазами.
- Дурной, - сказал Федя. - Ты все боишься меня.
Кинул лисенку припрятанный в рукаве кусочек мяса. Лисенок и не поглядел, ждал, когда Федя уйдет.
- Скорее! - сказал отец.
Федя отворил дверцу и отошел в сторону. Лисенок сидел.
- Пугни его, - предложила мама.
Но тут рыжий огонь пролетел по двору, взметнул утреннюю порошу, махнул через утонувший в снегу сруб и замер. Федя сделал шаг за лисенком - вдруг да повернет, - но лисенок оскалил белые зубы и пошел, пошел через парк, а за парком был овраг.
- Ну, вот и все, - сказал отец.
Странно в пустой комнате. Она еще тебя любит, но уже чужая. Ждет других жильцов. И ты ждешь - другого жилья.
- Ну, присядем! - сказал Николай Акиндинович.
Сели на оставленные пеньки, ящики. Бабки Веры не было, она первая обживала новое место. Уже перевезли сено, перегнали корову Красавку и телку Жданку.
Мама смотрит на отца, отец на маму.
- Пора! - сказал отец.
Все поднялись.
- Стой ты, норовистая! - неслось со двора.
Цура унимал застоявшуюся лошадку.
Глава четырнадцатая
1
Последний день каникул - первый день на новом месте.
Федя бежит по узкой, утонувшей в снегу тропинке, бежит, словно у него есть важное дело. Нет у него дел, нет у него друзей, не знает он, куда ведет тропинка. А бежит потому, что шагом идти хуже, обязательно оступишься и начерпаешь полные валенки снега.
Бело! Глаза жмурятся сами собой, слезы навертываются, но впереди еловый лес.
Федя ныряет под зеленый полог - и словно в погребе: темно, тихо, стволы, как плесенью, схвачены изморозью.
Снег под ногами хрустит, свистит, словно по стеклу ходишь.
Федя видит - он стоит в кольце. Ели растут кольцом. "Заколдованное место!"
И вдруг лес взорвался страшными ругательствами. Федя кинулся назад, к свету. Утонул в сугробе, но полез, полез, взметая искры, взбивая снежную пену, и опять ухнул, по самую грудь…
Старческий мужской голос без передыху, забирая выше и выше, выводил диковинное ругательство:
- Ах, да колом перешиби, да поперек глотки встань, чтоб волчьи твои зеньки повыскочили, да расколоти гром золотые твои пяточки.
На "золотых пяточках" ругатель набрал воздуха и взъярился пуще прежнего:
- Ах, да пропади твоя ползучесть, подол срамотной, да перебрех-брехучий-песобрешущая сорока-треска, золотые пяточки.
Человек опять смолк, собирая силы для вдохновения.
- Кузьму слушаешь? - спросили сверху.
Федя вздрогнул. На тропинке стоял краснощекий, крутолобый, нос картошкой - пожалуй, сверстник.
- А кто это? - кивнул Федя в сторону ругателя.
- Кузьма. Жена его, Нюшка, Золотые пяточки, родить собирается. Четвертого. И все - от Ивана Ветрова.
Федя кое-что понял, а кое-что нет.
- Он чего, - спросил Федя, - Кузьма этот, в лесу живет?
- Ничего не в лесу, в дому. Пойдем поглядишь.
- Пойдем, - Федя вылез из снега на тропинку.
Паренек и впрямь ровесник, ростом чуть-чуть повыше.
- Отряхнуть?
- Отряхни.
Мальчишка стал крутить Федю, поколачивая шапкой.
- Не дерись.
- А ты терпи! Придешь домой мокрый, мать хуже налупит.
- У меня мать не дерется.
- А моя легка на расправу. Жуть нервная… Да ведь и то - трое нас: Василий, Карп и я. Не слыхал про Василия?
- Нет.
- Погоди, услышишь, - усмехнулся новый товарищ.
- А тебя как зовут?
- Я - Лёха!
- А я…
- Да знаю! Федюха ты. У бабки твоей спрашивал. Есть, мол, говорю, внучата? Она говорит: есть, а один дюже умный. Профессор. Другой-то у вас маленький. Ты, стало быть, и есть профессор. Книжки, что ль, читаешь?
- Читаю.
- А по мне - хоть бы ни одной не было. Дотяну до седьмого - работать пойду. Ты, бабка говорила, в третьем. А я в пятом, в другое село хожу.
- Как же без науки ты будешь узнавать жизнь, - разволновался Федя, - что было раньше, что потом будет?
- Чего ее узнавать? Вот она! - Леха махнул руками по сторонам.
- Но это все - сейчас. А ведь были древние греки, древний Рим, скифы, сарматы.
- Были да сплыли.
- Не сплыли. Просто времена их прошли, - вздохнул Федя. - У тебя кто воюет?
- Ваську призовут скоро, если в тюрягу не сядет. Мы с Карпом годами не вышли, а папаня у нас хилый. Вальщик. Валенки он всю жизнь валял. Дело вредное. Туберкулез нажил… Да ты меня не сторонись. Я не больной. В снегу могу спать - и не чихну.
Вошли под своды елей.
- Почему деревья кольцом растут? - спросил Федя.
- Так посажены, значит. Тут боярин жил. Видишь поляну? Присядь, через ветки не видно. - Федя присел. - На самом деле это не поляна - пруд, а на пруду есть два острова. Как взаправдашние. Но их боярские слуги сделали… Мороз, чуешь, щиплется? Здесь самое его место.
Федя потер нос и щеки. Тропинка вдруг оборвалась. На опушке стоял домишко, точь-в-точь Цурин: и набок, и крыша, как перья у драчуна-воробья.
Возле глухой, безоконной стены громоздилась удивительная свалка: колесо трактора, железяки, ведра без дна, гнутые рамы велосипедов, каски…
Федя так и ахнул:
- Настоящие?!
- Этого добра хватает, сойдет снег, сам найдешь в лесу. И немецкие есть, и наши.
- Тут разве шли бои? - с надеждой и страхом спросил Федя.
- Не-е! Разведка ихняя была. Переловили.
- Откуда же каски?
- Значит, было откуда взяться.
Федя уже так привык к ругательной песне Кузьмы, что, не слыша ее, удивился.
- А где же Кузьма?
- Вон пошел!
За деревьями мелькал серый зипунок широкого, согнутого старостью человека.
2
Квартира у Страшновых удобнее прежней. Две отдельные комнаты и темная, маленькая.
Темную взяла себе бабка Вера. Большую - отцу и матери, поменьше - Феликсу и Феде. Прежние хозяева бросили кровать, и теперь - вообще красота.
- Под кроватью у нас будет царство гномов! - планирует Федя, но Феликс упрямо мотает головой:
- Под кроватью будет жить жук.
- Какой жук?
- Настоящий жук. Я его поймаю, и он будет жить.
- Цапнет за пятку, тогда узнаешь!
- Это будет мой жук! Он тебя цапнет.
Федя отступает. Феликса не переспоришь, пусть сам забудет про дурацкого жука.
- Хорошо! - Федя, заложив руки за спину, озирает комнату. - В темном углу у меня будет Северный полюс, возле окна Африка, а на печке - Гималаи.
Феликс не возражает.
Скучно.
Утром отец идет проводить Федю через лес. Тропинка проскальзывает мимо дома деда Кузьмы. У деда Кузьмы в окошках свет, и слышится приглушенная затяжная ругательная песнь.
- Странный человек! - говорит отец.
На другой стороне опушки растут дубы.
- Видишь вон! - показывает отец на непривычно стройный высокий дуб. - Это дерево под охраной государства. Ему триста лет.
Они выходят на простор. Белое-белое поле. Слева дымок голых осин, справа, во впадине, деревня.
- Красенькое, - говорит отец. - А твоя школа на краю. Видишь каменный дом? Беги! Я постою, посмотрю.
Федя бежит по тропинке. Тропинка крепкая, широкая. Федя оборачивается, отец машет ему рукой.
3
Федя отворил дверь. Коридор. Два окна с одной стороны, две двери с другой. Федя снял шапку, встал в проем между окнами. Хлопнула наружная дверь. Влетели три девочки. Увидали Федю, шушукнулись, засмеялись. Кинулись к первой двери. Дверь затворили за собой аккуратно, но уже через минуту она подалась, и к щели прильнули сразу несколько человек. Кто-то даже или согнулся, или на колени встал. Федя покраснел и отвернулся к стене. Опять хлопнула входная дверь. Влетела стайка первоклашек и - в ту же дверь.
Значит, школа самая раздеревенская. В такой Федя уже учился. В первом. Сдвоенные классы. Первый учится с третьим, второй - с четвертым.
Открылась вторая дверь. Вышла бабушка в платке, с колокольчиком. Позвонила, поглядела на Федю.
- Новенький?
- Новенький.
- Погоди тут.
Бабушка ушла к себе и тотчас опять появилась. С журналом, в очках, платок уже не на голове, а на плечах.
- Я твоя учительница. Анастасия Михайловна. Назови себя.
- Федя.
- Что значит Федя?
- Ну, Федор Страшнов!
- Не ну Федор, а Федор… Пошли.
Учительница отворила дверь. Класс загрохотал крышками парт.
- У нас новый ученик, - сказала Анастасия Михайловна. - Федя Страшнов.
- Страшный! - хмыкнул какой-то первоклашка.
Федя поискал обидчика глазами, нашел, но тот не сник.
- Федя, садись на вторую парту. К Морозовой. Ваш класс в первом ряду от двери.
Федя глянул и обомлел. В первом ряду от двери сидели одни девочки. Посчитал - восемь. "Восемь девок - один я, куда девки, туда я".
Не видя, не слыша, сел на вторую парту, сунул ранец в ящик.
- Страшнов, раздеться надо!
Федя вскочил.
- Вешалка у доски.
Пошел снял шубу. Сел, покосился на соседку. Беленькая, голова в кудряшках, как ангел на немецких открытках.
Учительница задала первоклассникам задачу и перешла к третьему классу.
- Сегодня мы начинаем изучать историю.
"Ой!" - хотелось воскликнуть Феде, потому что он никак не мог дождаться этого прекрасного дня - настоящей учебы. Что это за учение, когда у тебя два предмета - письмо да арифметика, чтение не в счет.
И еще одна радость: конец чистописанию. Этому вечному: "Пиши лучше, пиши чище".
- Первая тема, которую мы будем проходить: "Первобытное общество. Первобытный человек". Что вы знаете, что слышали, что читали о первобытных людях?
Федя поднял руку. Оглянулся - девочки глаза опустили, не дышат: ничего не читали, ничего не слыхали. Федя руку под парту, а уже поздно.
- Что нам скажет Страшнов? - поднимает его учительница.
"Клавдия Алексеевна была другая, - думает Федя. - Она бы так не спросила. Нет, такой больше не будет, как Клавдия Алексеевна". Когда уезжали из Старожилова, Федя и не думал, что увидит своих ребят всех вместе - каникулы были. А ребята вышли за околицу, стояли на дороге. Все, вместе с Клавдией Алексеевной. Подарили ему изумрудное перо селезня, чтоб прилетал к друзьям, и четыре тетради - драгоценный подарок (писали кто на чем).
- Так что же ты хотел нам сказать, Страшнов?
Федя покрутил головой, его соседка хмыкнула.
- Я читал "Приключения доисторического мальчика" и "Борьба за огонь".
- Очень хорошо! А сможешь нам рассказать, что он из себя представляет, доисторический человек?
- Смогу, - сказал Федя. - Самым большим богатством людей далекой старины был огонь. Огонь для доисторического человека был жизнью. Угасал костер, угасала жизнь. Разбредалось племя. Возле огня доисторический человек грелся, накалял камни, делал из них каменные топоры, обрабатывал шкуры зверей, рисовал на стенах пещер магические знаки.
- Очень хорошо! - кивала головой Анастасия Михайловна. - Тогда сделаем так. Страшнов, становись перед классом и потихоньку рассказывай о первобытном обществе, а я пока займусь арифметикой с первым. У них новый материал.
- На ваше место идти? - удивился Федя.
- На мое. Не смущайся. У нас хорошие девочки. А ты рассказываешь верно и интересно.
Так необычайно начался для Феди первый урок в новой школе.