Глаза его как-то по-сумасшедшему сверкали.
- Чего понял? - Володька на всякий случай отодвинулся подальше.
Таир поманил его, зачем-то оглянулся по сторонам, хотя вокруг ни одной живой души не было, если не считать рыб, и прошептал:
- Ме-сто-рож-де-ние!
- Где? - испугался Володька.
Таир поднял палец, помотал его перед Володькиным носом:
- Тс-с-с! Здесь! Где-то! Рядом! Нефть! У-у! Ме-сто-рож-де-ние!
- Ну да?! - Володька тоже почему-то стал озираться.
- Точно! Раньше плыли - не было? Не было. Теперь есть? Есть! Откуда? - Таир обжигал азартным шепотом Володькино ухо. - Искать надо! По течению пойдем, вверх. Найдем. У-у! Что будет!
- А что?
Володька тоже стал перебирать ногами от нетерпения.
- Что! Чудак! Месторождение ведь! Нефть! Польза какая! Черное золото! Что! Он еще спрашивает! С Луны упал, да?
- Сам с Луны упал, - машинально ответил Володька. - Надо в село бежать. Расскажем.
- Тс-с-с! Эх ты! Сами найдем! Представляешь? Ищут, бурят, а тут мы сами! Геройский поступок! Юные разведчики недр! Черное золото! Подарок любимой Родине! В "Пионерской правде" вот такой портрет! - Таир попилил ладонью свой пуп.
- Ну да?! Вот такой? - Володька тоже попилил.
- Это что! В телевизоре покажут! Точно! По радио! Обалдеют все! Черное золото.
- Бежим!
- Куда?
- Расскажем! Приведем! В "Пионерке", говоришь?
- Ну!
- Родька лопнет от зависти. Ха! Все лопнут! Черное золото! Бежим скорее.
- Да погоди ты! Бежим, бежим. Найти сперва надо.
- А как?
- Вверх по течению пойдем. И на пятна глядеть станем.
- Пошли!
Идти пришлось недолго. Метрах в пятидесяти вверх по речке, у самого берега между голышами, четко различались маслянистые темноватые пузырьки. Они медленно всплывали со дна, стремительно растекались по поверхности мерцающими разноцветными пятнами.
Еще не веря в неслыханную удачу, Таир и Володька ошеломленно переглянулись и, не сговариваясь, бросились бежать в село.
Вздымая мелкую белесую пыль, тревожа своими восторженными воплями разомлевших от жары мохнатых деревенских псов, они пронеслись по главной улице к правлению колхоза. Все работоспособное население было в поле, шла уборка чая.
Когда Володька и Таир, запыхавшиеся, окруженные десятком неистово лаявших собак, подбежали к правлению, то увидели на дверях здоровенный висячий замок.
Помимо собак их сопровождали несколько местных мальчишек и девчонок.
Володька и Таир заметались перед крыльцом. Они оглянулись и тут заметили в тени под развесистой чинарой стариков. Аксакалы сидели неподвижно и задумчиво глядели на облако пыли, в котором метались Володька, Таир, мальчишки, девчонки и собаки. Самый главный аксакал был самый задумчивый и длиннобородый.
Когда орущее, лающее пылевое облако подкатило к чинаре, главный аксакал медленно поднял тяжелые веки и погладил узкую белую бороду.
- Месторождение! - орал Таир. - Булькает!
- Черное золото! - орал Володька. - Там! Скорей!
- Гав! Гав! Р-р-тяв! - лаяли собаки.
- Ура! - кричали местные мальчишки.
- Говори, - тихо приказал главный аксакал, и все мгновенно умолкли.
Только Таир быстро-быстро, захлебываясь гортанными звуками, заговорил по-азербайджански.
И Володька даже не удивился тому, что все понимает.
От нетерпения он подпрыгивал и все пытался вставить словечко, но ему никак не удавалось вклиниться в стремительную россыпь Таировых слов.
Ему казалось, что старики заснули. Они прикрыли темными веками глаза и застыли, только толстые папиросы дымились в узловатых руках.
Таир замолк, и наступила напряженная тишина.
Вдруг все мальчишки, и все девчонки, и все собаки отпрыгнули назад, потому что главный аксакал неожиданно вскочил как совсем молодой человек и выкрикнул какие-то клекочущие слова. Глаза его сверкали.
- Гав! Гав! Р-р-тяв! - залились собаки.
- Ура! - завопили мальчишки и девчонки.
- Месторождение! - закричал Таир.
- Черное золото! - заорал Володька.
- Лопаты! - приказал главный аксакал. - Мотыги! Лом!
Все побежали за инструментами, а один не очень старый старик с деревянной ногой проковылял за угол дома и тут же стремительно прикатил на открытой трехколесной коляске.
А еще один аксакал приехал на телеге, запряженной мохнатым бодрым коньком с бельмом на правом глазу.
С ломами, лопатами и мотыгами погрузились в эти два транспортных средства и в сопровождении восторженных псов, с которых давно уже слетела сонная одурь, помчались к месторождению. Впереди пылила инвалидная коляска, оттуда высовывался Таир и кричал Володьке, который трясся в телеге:
- "Пионерская правда"! Во!
Он очерчивал пальцем вокруг лица рамочку.
- Телевизор! - кричал Володька. - Во! - Он рисовал на груди медаль. - Родька! От зависти! Кх! - Он приставлял палец к виску.
Оба заливались счастливым смехом, а главный аксакал настегивал кизиловым прутом конька, и глаза его горели неукротимым огнем.
Приехали к речке. Все бросились, отталкивая друг друга, к месторождению. Сзади неторопливо шел самый старый человек с киркой и с белой бородой. Он шел молча. Все вдруг засмущались, притихли и расступились. Главный аксакал внимательно оглядел булькающее место, улыбнулся и ударил киркой.
Тугим фонтанчиком выплеснулась маслянистая жидкость.
- Ур-ра! - закричали все.
- Р-р-тяв! - поддержали собаки. Еще раз ударил аксакал. Еще!
Он отошел. Заработали лопаты. И вдруг горестно и тихо ахнул Таир. И наступила такая тишина, что стало жутковато.
Володька протиснулся вперед и увидел проржавелый, рыжий бок железной бочки. Ее полностью замыло гравием и песком, а в самой середине откопанного куска чернела рваная дыра, пробитая киркой главного аксакала.
- Солярка! - тихо сказал старик. - Половодье! Водокачка! Движок!
Больше он ничего не сказал, но так поглядел на Володьку и Таира, что те съежились и им очень захотелось стать маленькими рыбками, чтобы - нырь! - и уплыть с глаз долой.
Все отвернулись и молча полезли по откосу к транспортным средствам. Даже собаки ушли. И тоже молча. Только хвосты их выражали презрение.
- "Пионерская правда"! - сказал Таир. - Во! - Он попилил свой живот ладонью около пупа.
- Телевизор! - сказал Володька. - Месторождение!
- Родьке - ни-ни! - предупредил Таир.
- Могила! - ответил Володька.
В это время зашуршала галька на тропинке. Вниз спускался самый старый аксакал. Он стоял перед ребятами, отдувался, внимательно разглядывал их. Мальчишки совсем сникли. Старик неожиданно улыбнулся.
- Молодцы, - сказал он. - Речка сейчас совсем маленькая, рыбе плохо, тесно. Солярка для нее отрава. Малькам - смерть. Сегодня же эту бочку вытащим. Молодцы!
Он повернулся и, опираясь на свой кизиловый посох, кряхтя, полез вверх по тропинке.
Глава шестая
Вернулись учителя со своей конференции, вернулись с гор знаменитые добытчики нефти Таир и Володька, и начались нормальные школьные будни.
Будни…
Многострадальный директор школы классифицировал замысловатые выходки своих учеников по собственной системе:
а) нечаянно;
б) по глупости;
в) намеренно, но беззлобно и даже остроумно (а в большинстве только с потугами на остроумие); г) мрачные - из-за обиды на несправедливость (истинную или мнимую);
д) беспричинные ("раззудись плечо, размахнись рука");
е) злостное хулиганство.
Отец Володьки говорил:
- Ну что, опять? Бедные ваши учителя! Молоко им надо выдавать. Очень вредное производство - делать из вас, обормотов, людей. Немыслимо трудное дело, нервы надо железные иметь. Ну скажи мне, Володька, зачем вам понадобилось лезть в окно класса по водосточной трубе? Опять вы с Таиркой отличились!
- Ха, - усмехался Володька, - почти весь класс полез.
- И девочки тоже? - изумлялась мама.
- Ясное дело!
- Но зачем? Зачем? Дверей вам мало? Кровельщика мало? Весь город об этом говорит. Зачем в окно-то?
Володька опускал голову, бормотал:
- Ну интересно же! Каждый день все в дверь и в дверь. Скукота…
- Ну, гляди, Володька, устрою я тебе веселье, - грозился отец и показывал свой широкий флотский ремень.
А уж что происходило в семье Таира после очередного приключения, можно догадываться, потому что мрачный Таир выходил с пунцовыми, как закат перед штормом, ушами и упорно молчал, не отвечая на сочувственные вопросы Володьки и Родьки. Он только незаметно для них (это ему казалось, что незаметно) потирал мягкое место и мрачно хмурился.
Отец Таира был суровый мужчина, хоть и самой, казалось бы, мирной профессии - кондитер. Такие торты и пирожные делал - пальчики оближешь!
Короче говоря, будни как будни. И вдруг в город пришел праздник. Именно пришел, приехал, прискакал - красочный, шумный и веселый.
И первым, как всегда, пронюхал об этом радостном событии Мамед Караев по прозвищу Очевидец. Просто удивительно, как везло этому Мамеду, неслыханно, антинаучно! Еще только назревает в городе какое-нибудь событие, а он уже тут как тут или поблизости. И уши у него шевелятся будто антенны локатора.
Вот и в тот день только собрались сыграть после уроков в чижа во дворе школы, как вдруг вбегает взмыленный Очевидец и вопит на весь двор:
- Вот вы тут играете в палочки-стукалочки, в чижа этого дурацкого, а к нам цирк приехал!
Крикнул, крутанулся на пятках, так что гравий брызнул из-под ног, и растворился, исчез.
С минуту все ошеломленно молчали, потом не сговариваясь бросили биты и рванулись во всю прыть за Мамедом.
И успели в самый раз, точка в точку - шумное, разноцветное шествие циркачей перешло через мост на речку Жинже, втягивалось в город.
Мальчишки и девчонки гурьбой вывернули из-за угла, застыли на миг и тут же заорали, завизжали, засвистели, потому что такое они видели впервые. А поглядеть было на что.
Впереди гордо вышагивал одногорбый верблюд-дромадер. На морде его застыло презрительное выражение.
За ним на паре белоснежных выхоленных коней пританцовывали, крутили сальто наездницы. Бежали ученые собачки, бородатый важный козел вез в маленькой тележке обезьяну в голубых штанах.
Колесный трактор "Беларусь" тащил за собой целый поезд из разноцветных небольших вагончиков. На их крышах весело улыбались артисты, прыгали друг другу на плечи акробаты, силач поднимал неправдоподобно огромные гири.
- Дешевка! - Родька цвикнул слюной сквозь зубы. - Балаган. И гири у этого толстяка пустые внутри. Вот у нас в Юрмале…
- Иди-ка ты! - разозлился Володька. - Не мешай.
- Гляди, гляди, Володька, - закричал Таир, - ты погляди на этого ишака! Ну точь-в-точь мой Чако!
За последним вагончиком трусил обыкновенный ослик. И если бы не ленты, вплетенные в гриву, если бы не соломенная шляпа, сквозь которую торчало ухо, ничем бы этот цирковой артист не отличался от ишачка-трудяги, принадлежавшего Таировой семье.
- Ну надо же, - восхищался Таир, - у него и пятна белые там же, где у Чако, видал?! На лбу и на груди!
Неожиданно из последнего вагончика выскочил человек, и сразу все поняли, что это клоун. У человека было все, что полагается иметь клоуну: рыжие волосы, огромные башмаки, клетчатые штаны и малиновый нос. Клоун вскочил на ослика задом наперед и стал посылать во все стороны воздушные поцелуи.
Цирковой поезд удалялся.
- Давай за ними! Айда с нами, Родька! - крикнул Таир.
Родька сморщился:
- Да ну их! Дешевка! Вот у нас…
- Слыхали, слыхали! "У нас в Юрмале"! - Володька махнул рукой. Родька стал его раздражать.
- Что вы знаете! - Родька покраснел, рот его нехорошо перекосился. - Да у нас в Дзинтари чешский "Луна-парк", и "Комната ужасов", и "Американские горы", и…
- А у нас ЦИРК, - перебил его Таир. - Побежали, Володька, а он пусть остается со своими незабываемыми воспоминаниями.
Родька поглядел вслед приятелям, усмехнулся и пошел по своим делам. А дела у него завелись серьезные.
- Эх вы, салажата, пацаны сопливые, - пробормотал он.
Удивительно ловко разворачивались циркачи! На пустыре у недостроенного еще здания новой поликлиники полукругом выстроились жилые вагончики, мгновенно исчезли яркие костюмы артистов - их сменили рабочие комбинезоны. Кто-то вбивал колышки, размечал круг, самые сильные собирали и устанавливали высокие мачты из металлических труб. Рычал трактор, скрежетали лебедки, извивались стальные тросы, какие-то веревки, а в самом центре размеченного круга лежал морщинистый брезентовый бугор. Огромный, как уснувший мамонт.
Володька, Таир, Мамед да и весь почти класс метались, пытаясь помочь. Их не прогоняли; каждая пара рук здесь была на счету. Ребята что-то тянули, тащили, перекатывали, но ничегошеньки не понимали в этой суете.
Один человек ничего вроде бы не делал. Он стоял в стороне - коренастый, как грабовая коряга, и негромко командовал.
Потом, когда Таиру и Володьке и всем другим мальчишкам и девчонкам показалось, что все уже окончательно и бесповоротно запутано и распутать нет никакой возможности, кряжистый человек прорычал в мегафон такие слова:
- Всем от купола!
И все бросились в стороны от брезентового мамонта.
- Включить лебедки на счет "три"! - рычал человек. - Р-р-раз! Два! Три-и-и! - рявкнул он, и брезент пошевелился, полез вверх.
И куда только делись запутанные тросы, веревки и веревочки! Все стало на свои места. Брезентовый купол натянулся - и получился огромный шатер. Получился цирк-шапито.
Это был какой-то фокус, но никто не удивился - на то и цирк, чтобы фокусы и чудеса!
Таир и Володька старались от души, таскали в шатер скамейки, помогали засыпать арену тырсой - смесью песка и опилок, забивали бесчисленные колышки вокруг шапито - брезент начинал звенеть от натяжения, и наконец пришла награда: их заметил человек с мегафоном - поманил пальцем.
- Цирк любите? - пророкотал он.
Володька и Таир враз кивнули.
- И я люблю, - поспешно влез в разговор Мамед-Очевидец.
- И я!
- И я!
- И я!..
- М-м-да!.. - прогудел человек с мегафоном и насупил кустистые брови.
- Ему бы бороду завести - вылитый Карабас-Барабас, - прошептала Ленка Бородулина.
- А я и есть Карабас, - рокотнул вдруг человек (и как только услышал!), - но я подобрел со временем.
Он подмигнул ребятам и протянул пачку листочков.
- Ну вот ты, курносый, на, бери! Это контрамарки на первое представление. Ждем, - обратился он к Володьке. - Раздай всем, кто нам сегодня помогал. Не хватит, приходи ко мне. Спросишь директора. А теперь брысь. По домам!
Он так рявкнул, что все вздрогнули, а Ленка прошелестела:
- Карабас. Точно. Живой.
Контрамарок хватило на весь класс. Когда Родька подошел и спокойненько протянул руку, Володька едва сдержался, чтобы не съязвить: это же, мол, балаган, вот у тебя в Юрмале… Но сдержался.
- Ты теперь главный администратор цирка? - спросил Родька, широко и нахально улыбаясь.
- Ага! - отозвался Володька. - Бери билет. Просим-умоляем от имени администрации прибыть на премьеру нашего представления.
Родька хмыкнул.
- Небось боится директор, что палатка его полупустой окажется, вот и раздает щедрой рукой контрамарки, - сказал он.
Но Родька ошибся. В день первого представления цирк был битком набит, а вокруг шапито гудела и волновалась толпа неудачников; они просительно заглядывали в глаза счастливчикам, гордо шагающим прямо в объятия контролеров, и жалостливыми, сконфуженными голосами спрашивали, нет ли лишнего билетика.
Контрамарочники прекрасно устроились в проходах, а Володька, Таир и Родька заняли лучшие места - на самой первой ступеньке. Ноги их упирались в барьер арены.
И начался праздник. Собачки играли в футбол воздушными шариками, акробаты совершали немыслимые прыжки и кульбиты, верблюд танцевал вальс, обезьяна показывала высший класс верховой езды, галопируя на козле, клоун… Да, это был замечательный клоун! Он умел делать все, что делали другие артисты, только смешно. Кроме того, он умел играть на обычной пиле, пускать струйки слез из глаз, вынимать из-за пазухи большущий аквариум с золотыми рыбками и делать еще множество замечательных и непостижимых вещей.
С Родькиной физиономии давно уже сошла снисходительная усмешка, он хохотал вместе со всеми, хлопал, орал и веселился.
Но всех перещеголял какой-то мальчишка.
Когда клоун неожиданно выпрыгнул из своих великанских башмаков и сделал сальто, в верхних рядах кто-то так завизжал от восторга, что весь цирк грохнул хохотом и обернулся.
- Гляди, Родька, - закричал Таир, - да это же наш старый знакомый визжит, будто его зарезали!
- Какой еще знакомый? - Родька быстро метнул взгляд назад и нахмурился.
- Ну этот, пижон, у которого мы на пляже костюм спрятали! Гляди, костюм-то тот же!
- Точно! Тот самый, - подтвердил Володька.
- Мало ли одинаковых костюмов! - буркнул Родька и отвернулся.
- Да ты гляди, и латки фальшивые те же, - не унимался Таир.
- Мало ли идиотов одинаковые латки нашивают, - гнул свое Родька.
- Нет, Таир, это не тот пижон. Это другой, - сказал Володька. - Тот был щекастый и белобрысый, а этот худой и черный.
Таир вгляделся внимательней.
- А ведь верно, - удивился он, - другой парень. Странно. Костюм-то тот же, с кем хочешь спорю.
Он внимательно взглянул на Родьку, хотел что-то сказать или спросить, но в это время клоун вытащил на арену упирающегося ослика, точь-в-точь похожего на Чако, ишака-трудягу.
Цирковой осел упрямился, как и полагается только ослу, или же (как потом выяснилось) он очень талантливо изображал упрямство. Артист!
Клоун вскочил на него, резво объехал арену, вытащил из своих бездонных карманов громадный будильник и большую овальную коробку.
- Вот замечательный хронометр, вот самые вкусные шоколадные конфеты, - закричал он, - тот, кто просидит всего одну коротенькую минутку на этом смирном ишачке, получит коробку конфет в вечное свое пользование!
Цирк притих. Мальчишки переглянулись. Никто не решался выйти на освещенный прожекторами манеж. Легко глядеть на артистов, а как представишь себя на их месте - бр-р-р! Сотни глаз на тебя смотрят, а ты один-одинешенек на пустом манеже. Страшно…
- Ха-ха! Неужели же во всем этом прекрасном городе не найдется храброго джигита?! - насмехался клоун. - Неслыханно! - надрывался клоун. - Бояться маленького, смирного ишачка!
Среди зрителей послышался шум, какое-то движение. Мальчишки повернули головы в ту сторону и увидели взъерошенного дядю Арчила, яростно вырывающегося из могучих рук своей плотной жены.
- Пусти! - крикнул дядя Арчил, встал и сделался одного роста со своей сидящей женой.
Он распушил знаменитые усы, сделал свирепое выражение лица и заклекотал, изо всех сил сдерживая себя.
- Нехорошо говоришь, кацо, - обратился он к клоуну. - Не пристало джигиту гарцевать на ишаке, даже если этот ишак ученый, но мне невыносимо слушать твои слова!
- Вот бесстрашный человек, вот великий джигит! - завопил клоун и схватился за голову. - Ой, пропали мои конфеты, ой, горе мне!