Рассказ пятый
УРОК ОРАНЖАНСКОГО ЯЗЫКА
Целую неделю я провалялся в постели. Простыл. Меня не ругали, не упрекали: не расстраивали. Меня лечили компрессами, поили микстурами и настоями трав. Меня не выпускали из-под одеяла. Папа и мама редко отходили от кровати и беспрестанно вздыхали. Вздыхали тяжело и часто. Мне даже жалко их стало.
Один или два раза папа спросил, как мы оказались в погребе.
- Врать можно? - спросил я.
- Нельзя, - покачал головой папа.
- А тайну хранить?
- Тайну хранить можно. - Он поправил одеяло и добавил: - Тайну надо хранить!
- Тогда не могу сказать.
- Остается предположить, что кто-то прилетел с другой планеты, сунул вас в погреб, захлопнул крышку и - на замок.
Папа прошелся по комнате, приоткрыл окно, сел на плетеный стул и хитровато сощурил глаза:
- Одно непонятно, откуда инопланетянам известна наша система запоров? У них, поди, и замков-то нет, а тут такой сложнейший прибор. Непонятно. Это ведь для нас просто защелкнуть замок, - продолжал папа, - а для марсиан.
- Никаких марсиан нет, - сказал я, приподнявшись на локте.
- Как нет? - удивился папа и от удивления даже встал. - В детстве мы верили в них.
- Научно доказано, что нет.
Мои слова озадачили папу. Для него известие о марсианах, вернее, о том, что их нет, было потрясающим.
- Вот ведь как! - покачал головой папа. - А я думал, что инопланетяне существуют не только в воображении фантастов.
- Конечно, существуют! - воскликнул я.
- Ничего не понимаю, - в растерянности остановился папа. - То они есть, то их нет. Сплошные противоречия.
- Никаких противоречий, - начал объяснять я, вылезая из-под одеяла. - Когда взрослые, как ты с мамой, были маленькими, как мы с Алешкой, то были марсиане. А потом в космос полетели спутники, собаки, люди, корабли, луноходы. Даже до Марса долетели. И никаких марсиан не стало, потому что их не было. Это только взрослые, когда они были маленькими, верили в марсиан. Они выдумали их. Понятно?
Папа приложил руку к моей голове.
- Жара нет, а понять нелегко. Значит, марсиан выдумали мы? Так?
- Так, - подтвердил я.
- Но на самом деле их нет?
- Нет, - подтвердил я.
- Значит, люди живут только на Земле?
- Вовсе нет! Люди живут и на других планетах - на голубых, красных, оранжевых.
- Ага! - стал догадываться папа. - Значит, так: марсиане были только в моем детстве.
- Верно, - похвалил я папу за сообразительность.
- В вашем детстве научно доказано, что марсиан
нет?
- Тоже правильно!
- Интересно, как же называются ваши инопланетяне? Голубяне, красняне, синяне, оранжане? Так, что ли?
- Совершенно верно! - подпрыгнул я на кровати и чуть было не свалился на пол.
- Понятно, - сказал папа, загоняя меня под одеяло - Без марсиан… Э-э-э-э… без краснян и оранжан было бы очень скучно. И даже тоскливо.
Папа вынул из-под подушки книгу.
- Ну, на сегодня хватит разговоров. Ты устал. Утомился. Поспи немножко.
Он дошел до двери, остановился, посмотрел на меня и, пряча улыбку, спросил:
- И все-таки, как же вы в погреб попали?
- Папа! - с упреком сказал я. - Это же тайна!
- Ну, раз тайна, то молчу. Я ведь просто так спросил. Все-таки интересно: погреб на запоре, а внизу люди. Хорошо еще, Мария Ивановна шум услышала. А если бы не услышала?
Я молчал. Не мог же я сказать о том, что мы проводили испытания. Трудные испытания. Холодные. Не каждый такие выдержит.
- Ну, ладно, - сказал папа. - Тайна так тайна. Только ведь нет таких тайн, которые бы не перестали быть тайнами. Спи.
И папа вышел из комнаты.
Я закрыл глаза. Спать не хотелось. В голове крутились всяческие мысли.
У кровати на коврике мирно мурлыкал кот Васька. Вдруг он замолчал, приподнял голову и зашевелил ушами.
Звякнуло стекло. Я повернул голову к окну.
Стекло еще раз звякнуло. На кровать упал камешек. На спине у Васьки дыбом поднялась шерсть. Он даже недовольно заурчал, выгибая спину.
Я выглянул в окно. Внизу стоял Алешка. Он держал на поводке Дика, пес прижимался к его ногам.
- Алешка, живой! - радостно крикнул я.
Кот Васька бросился к дверям.
- Тише ты! - предупреждающе прошипел Алешка, взяв Дика за ошейник. - Услышат!
- Не бойся. В доме никого нет. Мама с папой травы собирают, а я с Васькой. Залезай.
- А Дик? - не выпуская поводка, спросил Алешка.
- Привяжи. Не убежит.
- Убежать-то не убежит, только не хочу, чтобы его видели.
- А ты под веранду его, - подсказал я.
Алешка отстегнул поводок, сказал Дику что-то на ухо и погладил. Дик скрылся под домом. Алешка ловко взобрался на подоконник. Он долго прислушивался, вздрагивая при каждом шорохе и подозрительно озираясь, но потом успокоился.
Только кот Васька продолжал урчать, беспрестанно шевеля длинными усами.
- Опять записка, - таинственно прошептал Алешка, вынимая из кармана клочок красной бумаги. - В том же тайнике нашел. Читай.
Я осторожно развернул записку и прочел:
Совершенно секретно.
После прочтения уничтожить.
Беркуту и Чайке.
Я с недоумением посмотрел на Алешку:
- Какой "Беркут"? Какая "Чайка"? - спросил я.
- Эх ты, не знаешь! - покачал головой Алешка. - У всех космонавтов позывные есть. Короткие, как у птиц. Чтобы по радио легче разговаривать было.
Алешка поднес кулак ко рту и заговорил, словно в микрофон:
- Я - "Беркут", я - "Беркут", вызываю "Чайку". Перехожу на прием. - Алешка убрал "микрофон" и спросил: - Чего молчишь? Отвечай, "Чайка".
- Это кто - "Чайка". Я - "Чайка"?
- Ну, конечно, ты. Я - "Беркут", а ты, выходит, "Чайка", - разъяснил Алешка, но такое объяснение меня не устраивало.
- Это почему же "Беркут" ты, а не я? Может, я - "Беркут"?
- Какая разница, кто "Беркут", а кто "Чайка"?
- Раз никакой, то будь "Чайкой", а я - "Беркутом"!
Алешка стал раздувать ноздри. Он походил на кота
Ваську. Даже волосы у него приподнялись. Глаза округлились, а на лбу заблестели капельки пота.
- Понимаешь, - начал он, - в Звездный писал я. Мне и ответили. Значит, первое имя мое, а второе - твое. Ясно?
- Яснее ясного, - вздохнул я.
Пришлось уступить и на этот раз. В самом деле, первым-то про космос придумал Алешка. Пусть он будет "Беркутом", раз ему нравится это слово. "Чайка"- Ведь тоже неплохое имя. И летает она не хуже беркутов. Я крикнул Ваське: - Брысь!
Кот просунул морду в щель и исчез.
- Читай дальше, - наклонился надо мной Алешка. - "Беркуту" и "Чайке", - повторил я вслух. -
"Старт неудачен. Духом не падайте. Ликвидируйте иностранные хвосты. Не бросайте друг друга в беде. ЦПК".
- ЦПК - центр подготовки космонавтов, - подсказал Алешка.
- Про это я и сам догадался. Скажи лучше про иностранные хвосты.
- Яснее ясного неясно.
- Сказал тоже: "яснее ясного неясно"! - приподнялся я с постели. Ты по-русски-то не умеешь говорить. "Яснее ясного неясно"… Ясно, Алешка! Яснее ясного ясно! Иностранные хвосты - это твои двойки по немецкому.
- По английскому, - поправил Алешка. - Только зачем он мне?
- Как зачем? А с оранжанами как ты будешь разговаривать? Руками?
- Руками не руками, но ведь и английского они не знают.
- Подожди ты, - попытался я остановить Алешку. - Английский они не знают, но их язык очень похож на иностранный.
Я сбросил одеяло и сел, свесив ноги с кровати.
- Давай поговорим по-оранжански, - предложил я. А как? - удивился Алешка.
- Проще простого. Наши слова нужно не по-нашенски говорить! По-оранжански. Ясно?
- Яснее ясного!
- Представь: мы прилетели на Оранжад. Сели, открыли люки, вышли на чужую планету. Видим, оранжане идут. С цветами. Обязательно с цветами. Душистыми, как после грозы. Подошли. Стали. Что мы скажем?
- Агром-ворей! - выпалил Алешка и растянул рот до ушей.
Я с восхищением посмотрел на него.
- Правильно! "Агром-ворей", - значит, "здравствуйте". А они ответят…
- Здаром-бугрей! - не задумываясь подхватил Алешка. - Будьте здоровы, значит.
- Верно, - восхитился я. - У тебя поразительные способности к языкам. Не знаю, почему только по английскому двойка? Наверно, учительница ошиблась… Давай дальше!
- Трактиорен карбютор, - продолжал увлеченно Алешка, да так быстро, что я еле-еле успевал переводить. - . Симпло фуген трактиорен. Оранжадо громго гроген…
- Мы прилетели к вам, - переводил я вслед за Алешкой, - мы прилетели к вам… что значит "трактиорен"? Трактор, что ли?
- Не трактор, а корабль.
- То-то. А то нескладуха получается. Получается "прилетели на тракторе".
- На корабле, тебе говорят. Переводи дальше.
- Мы прилетели на космическом корабле для того, чтобы узнать, как вы живете. Это неважно, что мы не похожи на вас, а вы на нас. Главное, мы понимаем друг друга.
Я ткнул Алешку локтем в бок:
- Шпарь дальше!
- Рикогра рекрен грибен, - шпарил Алешка.
- Мы долго летели на Оранжад - тридцать третью планету семьдесят седьмой солнечной системы пятьсот сорок восьмой галактики… Очень долго… Подожди, Алешка…
- "Беркут", - поправил Алешка.
- Все равно подожди. Я не успеваю.
Но Алешка продолжал тараторить по-оранжански:
- Агромен гроген громборей!
Язык у оранжан несложный. Слова рокочущие, потому что в них вставляется часто звук "р". Часто встречается в словах и звук "г". А вот мягкого знака в оранжанском алфавите совсем нет. При разговоре губы надо делать трубочкой. Тогда произношение получается чисто оранжанским.
- Мы рады, что вы встречаете нас цветами, - продолжал я переводить. - "Беркут", а какие у них цветы?
- Оранжанские! - заявил Алешка. - Яркие-яркие. Большие-пребольшие. На кристаллы похожи.
- Может, на кораллы.
- Вот-вот, на кораллы. Большие кораллы. И без запаха.
- Это что же за цветы без запаха?
- Говорю, оранжанские. Сначала у них были запахи. Потом пропали.
- Как так пропали?
- Откуда я знаю? - начал злиться Алешка. - Может, у них катастрофа была?
- Бедные они, бедные! - пожалел я оранжан. - Как же им помочь? А?
Как вернуть запахи оранжанским цветам, не знал ни я, ни Алешка. А что это за цветы без запаха? Все равно что бумажные. Или пластмассовые.
Из задумчивости нас вывел шум под верандой. Там загремели какие-то железяки, гавкнул Дик, раздалось жуткое мяуканье, и тотчас же в комнату влетел взлохмаченный Васька.
Мы насторожились.
Алешка пристально посмотрел в окно и выдохнул:
- Таратута идет.
- Кто? - переспросил я. - Вовка?
- Нет, отец, - забеспокоился Алешка. - Большой Таратута идет. Сюда. Надо скрываться.
Алешка нырнул в комнату. Я оперся локтями о подоконник и стал осматривать улицу.
***
У ограды остановился плечистый дядя с круглой, как футбольный мяч, головой. Маленькие глазки беспрестанно бегали и, казалось, не могли остановиться ни на секунду.
- Тебя, кажется, Германом кличут? - навалившись на штакетник, пропел Таратута.
- Кажется, Германом, - не совсем любезно ответил я.
Большой Таратута поморщился, но продолжал улыбаться.
- Скажи-ка, Герман, не видел ли ты мальчишку? Рыжего такого? Может, видел?
- Рыжего?
- Да, рыжего.
- Всего-всего рыжего?
- Да, всего из себя рыжего. Видал?
- Нет, не видел.
- А мне показалось, он сюда забежал.
- Вам просто показалось, - улыбнулся я.
- Вот сорванец! Куда же он скрылся?
Большой Таратута оттолкнулся от штакетника, потер подбородок и, прищурив глаза, подмигнул:
- А может, вы заодно? А?
- Нет, не заодно, - ответил я и захлопнул окно.
- Вот паршивцы! - донеслось до меня.
Из-за шкафа показался Алешка. Кот Васька шмыгнул под кровать. Под домом зазвенели железные банки.
Я пристально посмотрел Алешке в глаза. У него еще больше стало веснушек.
- Я потом все объясню, - махнул он рукой и достал из кармана синенькое стеклышко. - Вот, смотри, что это?
- Где взял? - спросил я, разглядывая стеклышко.
- Не угадаешь.
- А если без загадок.
- На погребе. Стекло потеряли, когда мы сидели в корабле.
- А может, раньше? Откуда ты знаешь?
- Догадываюсь. Оно лежало прямо на крышке. Раньше мы увидели бы его. А если бы не увидели, оно свалилось бы с крышки. Ясно?
- Не совсем. Почему ты в тот же день ничего не сказал?
- В тот день, в тот день, - передразнил меня Алешка. - В тот день не до стеколок было. Да и не я его нашел. Мама подобрала.
Интересно, откуда могло появиться стеклышко на погребе? Да и вообще, откуда оно? Все края у него неровные, острые.
- Мама говорила, что таких много было на крышке. Кто-то что-то разбил, а подобрать не успел. - Алешка неожиданно замолчал, к чему-то прислушиваясь. В этот момент он был похож на индейца, почуявшего опасность.
- Твои идут! - испуганно прошептал Алешка. Скрипнула входная дверь. Алешку словно ветром сдуло с подоконника.
- Дика береги! - крикнул он на прощанье, скрываясь за углом сарая.
В комнату вошли мама и папа. Из-под кровати вылез Васька и бросился маме под ноги.
Мама очень удивилась, увидев, что я не сплю. Она поправила одеяло, дала отвар какой-то травы и немного водички. Папа внимательно осмотрелся.
- Здесь никто не был? - растягивая слова, спросил
он.
- А что? - спросил я, усиленно думая, как мне вести себя.
- Да так, ничего. Впечатление такое, как будто ты с кем-то разговаривал.
- Разговаривал, - неожиданно сознался я.
Васька терся около мамы. Так и хотелось запустить в него подушкой.
Папа стоял надо мной, ожидая ответа.
- Разговаривал, - повторил я. - С большим Таратутой разговаривал.
- Знаю, - кивнул папа. - Знаю, что ты был нелюбезен с ним. Он жаловался на тебя. Говорит, я думал, что ваш сын - это ты, значит, - культурным человеком растет, а он грубиян.
- Так и сказал - грубиян? - Я даже задохнулся от возмущения.
- Да, так и сказал: грубиян! - повторил папа и присел у кровати.
- Что здесь произошло? Объясни, пожалуйста!
- Он обозвал нас сорванцами и паршивцами.
- Кого это - нас? - насторожилась мама, отталкивая Ваську в сторону.
- Меня, - замялся я. - Ну и других мальчишек.
- Каких мальчишек? - продолжала допытываться мама.
- Всех мальчишек. Всех, которые есть на свете! - выпалил я.
- Он, наверно, погорячился, - попытался вступиться за большого Таратуту папа. - Дело в том, что у него пропала собака.
- Дик! - вырвалось у меня.
- Ты знаешь, где он?
Я ничего не ответил. Я сделал вид, что страшно устал. Мне трудно слово сказать. Я могу только смотреть. Смотреть на кота Ваську, который презрительно сощурил свои большие зеленые немигающие глаза.
Папа встал, взял маму за локоть, и они вышли, осторожно прикрыв за собой дверь.
Я схватил коробочку с витаминами и с силой запустил ее в Ваську. Коробочка пролетела мимо, а витамины горохом рассыпались по полу.
Васька неторопливо встал, махнул хвостом и залез под шкаф.
Это еще больше меня разозлило, но под рукой ничего больше не было, и я отвернулся от Васьки.
Неужели Алешка действительно украл собаку? Что же теперь будет?
Странное дело: Дик молчал все время, пока рядом стоял Таратута. Здесь что-то неладно. Во всем этом надо хорошенько разобраться. Пусть что хотят, то и думают, а про Дика я никому не скажу. Не скажет про него и Васька.
Я крепко сжал ладонь и ойкнул. На безымянном пальце выступила кровь. Про стеклышко-то я совсем забыл.
Рассказ шестой
Я ОТКРЫВАЮ ТАЛАНТ
Дик - собака исключительно умная. Днем он тихо лежал под верандой, а ночью убегал за деревню. Ему давно надоело молчать, но он понимал, что лаять нельзя. Не время. И он молчал.
Иногда слышалось его напряженное дыхание и тихое поскуливание. Видно, ему было очень тоскливо, и он думал о чем-нибудь жизненном.
Он не мог объяснить, почему убежал от Таратуты. Не появлялся и Алешка. Родителей моих боялся. Боялся, видно, что его сочтут виновником моей болезни.
А болеть я устал. Так устал, что трудно сказать, как устал. Еле вылечился. Градусник показывал правильную температуру, голова не кружилась, кашель прошел, но из дома меня не выпускали. Рано, говорят. Окрепнуть надо.
Местный учитель пения настроил контрабас, и я по нескольку раз в день играл гаммы.
Мама ходила довольная-предовольная. Наконец-то ее сын стал "художественно развиваться".
Сам. Безо всяких понуканий.
Дивился и папа. Мои музыкальные занятия настраивали его на веселый лад. Он отпускал шутливые замечания и неизменно спрашивал маму:
- Не понимаю, почему вы выбрали контрабас?
- А ты что выбрал бы? - спрашивала она.
- По крайней мере - барабан! - заключал папа, делая выразительный жест, словно в его руках была колотушка. - Знаете, как соседи обрадовались бы?
Мама привыкла к подобным выпадам, не улыбалась и не злилась.
- Тот, кто не любит музыки, потерянный человек, - говорила она. - Медведи и те музыку чувствуют.
- Как же, как же! - подхватывал папа. - Медвежьи ансамбли всех восхищают!
- Так вот, медведи и те музыку чувствуют. Не улыбайся, барабан - тоже музыкальный инструмент. Без него ни один оркестр пе обойдется. В оркестрах они большим уважением пользуются.
Мама раскладывала высушенную траву и делала надписи на бумажках.
- Конечно, первая скрипка есть первая скрипка, - продолжала она. - Но в школьном оркестре все скрипичные места уже заняты. Счастье, что контрабасист в. другой микрорайон выехал. Ну, ничего. Придет время, и Герман сядет за виолончель.
Хотя мама разговаривала, она не переставала работать. А у ее ног растянулся кот Васька. Вдруг он поднял голову и зашевелил ушами.
- Что это? - прислушалась мама.
Я понял, почему задвигал ушами Васька.
Внизу скулил Дик.
Как же он неосторожен! Ведь его тотчас же разоблачат!
Тогда беды не оберешься.
Я соскочил со стула, схватил контрабас и рванул струны.
Папа сморщился, как будто кислое яблоко надкусил, и поспешно вышел из комнаты.
За ним шмыгнул Васька. Мама улыбнулась, погладила меня по голове, сказала:
- Молодец! Я верю в твои способности. - И вышла.
Я остался один. И хотя контрабас гудел на всю деревню и ближайшую березовую рощу, мне казалось, что Дик перебивает его.