Я переиграл все песни, у меня уже болели пальцы, а Дик не умолкал. Казалось, сейчас все сбегутся к нашему дому. Люди увидят такой концерт, какой им и во сне не снился. Представляю, с какой радостью большой Таратута схватит своего Дика. Уж он-то постарается прославить меня. А все Алешка. Это из-за него я потею за контрабасом. Из-за него мне придется краснеть. Из-за него отвечать за Дика.
Все! Больше не могу! Я рванул струну и опустил контрабас. В тот же миг умолкла и собака.
Я прислушался. Дик молчал.
Я взял несколько аккордов. Дик заскулил. Я приглушил струны ладошкой. Замолчал и Дик.
Не зря мама о медведях говорила. Животные тоже любят музыку. Сегодня я открыл еще один талант. Если бы я был композитором, я написал бы концерт для собаки с оркестром. Его с удовольствием слушали бы во всех школах и пионерских лагерях.
Мои музыкальные занятия радовали маму. Она, конечно, ничего не знала про Дика и думала, что у меня появилась любовь к музыке. Но эта любовь пришла вместе с Диком. Я утаивал от обедов и ужинов хлеб, косточки, картошку, по вечерам вылазил в окно и кормил собаку. На день приходилось ставить воду в кастрюльке. Но кастрюлька была нужна маме, и она все время спрашивала то меня, то папу, не видели ли мы светлую кастрюльку. Мы говорили, что не видели.
Папа говорил правду, а вот мне при ответах приходилось краснеть. Хорошо, что меня больным считали. Думали, от температуры краснею.
Однажды вечером на подоконнике снова появился Алешка.
- Ты не обижайся, что я долго не был, - затараторил он. - Мы с папой и дядей Петей в город ездили. За разными покупками. В гостях были. Мне, конечно, не до гостей. Все о Дике думал да о тебе. Но ведь об этом никому не скажешь. К тайнику ходил. Никаких признаков нет. Может, связь пропала? Не знаю, что и делать? Ну, как он?
- В порядке! - заверил я. - Каждый день песни поем. Хочешь послушать? - спросил я, беря контрабас.
- Ты что? - испугался Алешка. - Не надо.
Я прислонил контрабас к стенке. Не надо так не надо.
- Значит, пусто в тайнике? - спросил я.
- Пусто. Хотя бы про хвосты написали, что ли.
- Может, потому и не пишут, что мы не все приказы выполняем? Скажут, зачем писать, если они не выполняют? Ведь писали же они про хвосты?
- Писали, - подтвердил Алешка.
- Ты выполняешь приказ?
Алешка отвернулся.
- Учишь английский?
Алешка уставился куда-то вдаль.
- Ясно, не выполняешь. Вот Центр и отказался от нас. Другим пишут!
- Я пробовал… не получается. Была бы учительница, легче было бы. Приедет из отпуска, займусь.
Я не на шутку рассердился.
- Вот что, "Беркут"! Ты командовал холодными испытаниями. Ты первым выбрал имя. Я молчал и соглашался. Теперь я не буду молчать. Я беру командование на время твоей подготовки в свои руки. Ясно?
- Яснее ясного! - оживился Алешка.
- Выучишь три параграфа и двадцать слов!
- Много, - попытался возразить Алешка.
- За пререкание с командиром выучить еще пять слов.
Алешка аж рот открыл, но возмутиться вслух не посмел.
Так-то! Надо везде, во всем и со всеми твердость проявлять!
- Выучишь параграфы, займемся фонетикой. И не крутись, когда задание объясняют!
- Я не кручусь. Только смотри!
Алешка разжал кулак. На его ладони блеснули стеклышки. Ничего не сказав, я бросился к шкафу, достал из своего ящика синенькую стекляшку, положил ее на подоконник. Алешка подставил к ней свои осколки. Они плотно подошли друг к другу.
- Как ты думаешь, откуда стекло? - спросил я, глядя на Алешку.
- Из очков, - сообразил он. - Из солнечных очков.
- Из защитных очков, - поправил я. - А такие очки в деревне носят моя мама, мой папа, мать Вольдемара и…
- Ясно! - крикнул Алешка. - Это из его очков. Яснее ясного, из его. Гадать не надо, из его.
- Гадать не надо, а доказать нужно, - собирая осколки, сказал я.
Алешка недовольно закрутил головой.
- Ох, какой ты! Чего тут доказывать? Ты не мог потерять, потому что в погребе сидел. Родители твои быстрее бы лупанку тебе задали, чем крышку запирать. Нечего делать в нашем дворе и Вовкиной матери. Остается…
Значит, опять Таратута? Даже не Таратута, а Таратуты! Отец и сын!
- Зачем они сюда приезжают? Отдыхать?
- Как бы не так - отдыхать! Раньше они недели на две-три наведывались, а теперь от весны до осени живут. Говорят, у них в городе свой дом есть. Они его квартирантам сдают, а сами сюда. Дом купили. Сад. В саду крыжовничек, яблочки, картошечка. Все для базара.
Алешка сцепил пальцы в замок, потянулся, расправил плечи. В глазах промелькнули искорки недовольства.
- У большого Таратуты кислой ягодки не выпросишь. Жадина, каких свет не видывал! Он и Вовку к толкучке хотел приучить, да мать скандал подняла. Сказала, неудобно будущему артисту на базаре красоваться. Всю карьеру испортит. Не знаю, где Таратута работает, но мне кажется, он больше в своем саду пропадает. С Диком живет. Он его у нас отнял.
- Как отнял?
- Нахально. Строились мы. Заняли у него денег. За это он собаку взял. Ненадолго, говорит. Сад посторожить, говорит. Мы долг вернули, а он собаку не отдает. Говорит, за кормежку надо платить. Папа разозлился и поругался с Таратутой. А тому того и надо. Он собаку с цепи не спускал.
Алешка заморгал и отвернулся в сторону.
- И ты решил украсть Дика? - спросил я, отодвигая стеклышки в сторону.
Мой вопрос испугал Алешку. Он покраснел и стал тереть одной ладошкой о другую.
- Мне и в голову не приходило красть, - вымолвил он. - Дик сам убежал от Таратуты. А если Таратута такой, так я ему и деньги отдам.
- Деньги? Где ты их возьмешь? - насторожился я.
- Заработаю. Я в колхоз ходил. На сенокос просился. Не взяли. Говорят, мал. А чего мал? На конях я не хуже других езжу. Скоро опять пойду проситься. Скажу, мне вот так нужны деньги! Принимайте и все!
Нехорошо получается. Хоть Таратута и вредный, но собака-то, выходит, его. Алешка сманил, а я прячу. Вот перемахну сейчас через подоконник и выгоню Дика из-под дома. Пусть бежит на все четыре стороны! А если Таратута опять его привяжет? От Таратуты с цепи сорвался, а тут безо всякой привязи живет. Даже к Алешке не бежит. Наверно, чует опасность.
Я еле сдерживал себя, и Алешка видел это.
- Ты Таратуту не знаешь, - оправдывался он. - Не знаешь! Он такой… Такой… Он ведь и убить может.
- Кого? Дика?
- Да, Дика!
- Как убить?
- Очень просто. - Алешка прищурил правый глаз, сделал руку пистолетом и прищелкнул пальцами. Я представил, как, жалобно взвизгнув, упал Дик.
- В прошлом году, - продолжал Алешка, - Таратута ни разу Дика с цепи не спускал. Днем он сидел в сарайчике, ночью бегал по проволоке от одного забора до другого. Все боялись мимо сада пройти, не то, что за забор заглянуть. У Таратуты привычка была - конфеты ребятишкам раздавать.
Я удивился.
- Чудеса! Ты же говорил, что у Таратуты ягодки не выпросишь, а тут конфеты.
- Чудеса на других планетах бывают, - махнул рукой Алешка. - Таратута без чудес живет. Он не всем конфеты раздавал. Самым отчаянным. Даст конфету, да еще скажет, что ничего не будет, если они ночью в сад залезут. Мальчишки рады стараться. Да напрасно. Дик такой тарарам устраивал, что в темноте только пятки сверкали. На другой день Таратута гоголем вышагивает. Улыбается. Встретит мальчишек, даст еще по одной конфетке, а потом - по затылку. Ну как, говорит, ягодки? По вкусу пришлись? Мальчишки сопят. Синяки растирают. Расхохочется Таратута и подастся вдоль деревни.
Алешка замолчал, уставясь в одну точку. Я проследил за его взглядом и увидел в дверях Ваську. Тот внимательно смотрел на Алешку.
- Иди сюда, - ласково сказал Алешка. Васька послушно прошагал через всю комнату и, бросив на меня презрительный взгляд, вскочил на подоконник.
Алешка взял его на руки, погладил по спине и потрепал за уши. Васька с переливами замурлыкал.
- Дальше что? - нетерпеливо спросил я.
- Ты думаешь, почему Таратута злой ходит?
- Алешка, я тебя спрашиваю, а ты меня, - начал я досадовать. - Знаю, Дик злой, Таратута злой. Почему?
- У Таратуты ягоды обобрали…
- Как обобрали? А Дик?
- Не перебивай… Дик на привязи бегал. Ночью все тихо было. Утром Таратута к грядкам, а они чистехонькие… Таратута - туда, Таратута - сюда. Ехать на базар надо, а ягод-то нету. Вот он и разозлился на Дика. Привезу, говорит, другую собаку, а эту…
Алешка прикусил губу и часто-часто заморгал.
- Дик, конечно, не чистокровная овчарка, - продолжал он объяснять. - Но если его учить, он не хуже чемпионов с медалями будет. А его чему учили? Лаять да злиться! Зря папка отдал его Таратутам.
- Зря! - согласился я. - Мы бы Дика в космонавты записали. Он не дал бы нам замерзнуть. Слушай, а ты уговори отца. Пусть сходит к Таратутам. Может, отдадут?..
- Говорил я, - безнадежно махнул рукой Алешка. - И папка ходил. Только напрасно. Он так и сяк, а большой Таратута одно ладит: не отдам я вам его, и все тут. Он, говорит, подвел меня. Он, говорит, ограбил меня. Наказание, говорит, должен принять Дик за свою провинность. Так ни с чем и ушел. А сейчас я даже боюсь папке сказать. Ругаться будет. Собака-то чужая, выходит.
- Чужая, - подтвердил я.
Алешка задумался, глядя на Ваську.
- Скажи, что бы ты сделал?
Я ничего не ответил. Не знал, как ответить. А ведь надо что-то делать. Дика не продержишь все лето под верандой. Кто-нибудь увидит, скажет Таратуте, и тогда…
- А если в милицию заявить? - предложил я. - Там не разрешат собак убивать. Закон разыщут: собак не убивать!
- Откуда ты знаешь про закон? Сам придумал?
Закон, конечно, я сам придумал. Мне хотелось, чтобы
был такой. К тому же милиции здесь нет, а в город пока напишешь, много дней пройдет.
- Знаешь что? - сказал Алешка. - Давай пока спрячем Дика на Островах.
- Каких таких островах? - переспросил я.
- Дом отдыха в лесу. Озеро там. А на озере острова. Вот дом отдыха "Островами" и зовут. Там дядя Петя работает. На автобусе. Отдыхающих с вокзала да на вокзал возит. Он поможет, - убеждал Алешка. - Обязательно поможет… Ну, ладно… До завтра… Встретимся у сосны.
Я кивнул в знак согласия, хотя еще толком не знал, отпустят меня или нет.
Алешка положил Ваську на кровать и уже приготовился исчезнуть за окном, но я задержал его:
- С собой учебник возьми. По дороге спрашивать буду. Строго. Как учительница.
- У нас не строгая.
- Не перебивай. Что непонятно, подскажу. У меня "пятерка".
- Ишь ты! - воскликнул Алешка. - Гра-до-дрей!
- Что ты сказал?
- Я сказал: вот это да! По-оранжански сказал, - уточнил Алешка.
- Знаю, что не по-русски и не по-английски. Только как мы Дика из деревни выведем? Увидят же.
- Не увидят, - успокоил меня Алешка. - Я знаю местечко. Спрячу, ни в жизнь не найдут.
На дороге показались мама с папой. Увидев их, Алешка шмыгнул за угол. Я же взял контрабас, ноты и приготовился играть.
Они вошли. Васька бросился маме под ноги, но она, не обращая на него внимания, подошла ко мне и по привычке приложила ладонь ко лбу.
Папа выглянул в окно и удивленно сказал:
- Смотри-ка, на музыку собака прибежала.
Я похолодел. Пальцы застыли на струнах.
- Ну-ка, Гера, сыграй что-нибудь.
Я дернул за струны.
- Видишь, Нина, как собака слушает? Ты не зря про медведей говорила.
- Я никогда не говорю зря, - ответила мама, наливая в стакан коричневую жидкость. - Подумаешь, собака музыку слушает! В прошлый раз она пела.
- Как пела?
- А ты что - не слышал? Герман на контрабасе играл, а собака пела.
- Подожди, подожди… Кажется, я тоже слышал собачье пение. Только я боялся ошибиться.
- Вот и я боялась ошибиться, - созналась мама. - Мне казалось, что собака воет под нашим домом.
- Странно, мне тоже так показалось. Теперь ясно, кто там пел. Вы посмотрите, посмотрите, - увлеченно говорил папа. - Она даже уши навострила. Ай да умница! Интересно, как зовут эту собачку.
Я боялся выглянуть в окно.
- Эту собачку, - медленно перебирал я слова, - зовут Дик.
- Неужели Дик? Мне казалось, что Дик не такой.
- Это Дик, - мрачно повторил я.
- Нет, Дик не такой, - глядя в окно поддержала папу мама. - Это совсем другая собака.
Я глянул в окно и радостно закричал во весь голос:
- Это Стрелка! Стрелка, Стрелка, иди сюда!!!
В каждой деревне бегают ничейные собаки. У них нет хозяев. У них нет своей конуры. Они бродят по дворам, останавливаются у ворот или под окном и ждут, когда кто-нибудь даст им поесть.
Они радуются выброшенной косточке. Бывает их прогоняют. Тогда они поджимают хвосты и не спеша, проглотив обиду, перебегают на другой конец деревни.
Но таких людей, чтобы собак прогоняли, мало. Это хмурые, мрачные и злые люди.
- Стрелка, подойди сюда. Не бойся, Стрелка, - звал собаку папа, показывая принесенную из кухни кость.
Стрелка, осторожно перебирая белыми лапами, подошла к забору и остановилась. Папа бросил кость.
Собака благодарно посмотрела на него, не спеша подобрала кость и прилегла с ней у калитки.
Я продолжал весело играть на контрабасе, радуясь, что Дик молчит и не выдает себя. А вечером Алешка увел его на новое место.
Рассказ седьмой
ПЛАВАЮЩИЕ ОСТРОВА
Наконец болезнь прошла. Об этом сказала мама, убирая градусник в шкаф. Мне разрешили гулять на улице. Без каких-либо условий. Даже без альбома. Мама предупредила только насчет солнца. Чтобы не перегревался. И в воду не лазил чтобы. А то снова заболею, и тогда пропало лето.
У колодца показался Вовка. В руках он держал сачок. Через плечо висела блестящая сумка.
Гм, бабочек пошел ловить. Для коллекции. Постарается, чтобы у него самая большая была. На "пятерку". А на "пятерку" много наловить да насушить надо!
Нам тоже коллекцию велели сделать. Анна Ивановна даже обрадовалась, узнав, что я в деревню еду. Книжку про бабочек да жуков дала. Только я пока не решил, надо их ловить или не надо. Ведь если все на "пятерку" наловят, то и бабочек не останется.
Увидев меня, Вовка быстренько развернулся и трусливо заспешил к дому. Он был в своей широкополой шляпе, но без очков. Таким я его впервые вижу. Чудной он без очков.
Ну, ничего, у нас есть кое-какие соображения. Зря не будем на человека наговаривать, но если докажем, то…
С Алешкой встретились у сосны. Учебник он, конечно, не захватил. Сказал, что не нашел.
Я все равно заставил Алешку повторять английские слова. Английский ему давался труднее, чем оранжанский. Но ведь кроме нас никто не знает оранжанского.
Спустились к речке. Алешка нырнул под мост и вывел оттуда Дика.
Казалось, пес все понимает. Понимает, что его нужно прятать. Понимает, что из-за него мы идем на какие-то острова. Понимает, что мы хотим ему только добра.
Дик радостно носился среди деревьев. Забежит вперед, спрячется в кустах и, как только мы подойдем, с визгом бросается под ноги. Мы делаем испуганный вид, охаем, ахаем, а он снова бежит вперед и снова прячется.
- Ты думаешь, мы зря на "Острова" отправились? - сказал Алешка, сшибая прутиком яркие соцветия пижмы. - Нисколечко не зря. Во-первых, спасем Дика, а во-вторых, проведем испытания,
- Придумал?
- Придумал!
Алешка размахнулся и резко ударил по высокому стеблю дудника.
Дик что-то искал в траве. Я позвал его, но он не отозвался.
- Наверно, мышь учуял? - предложил я.
- Может, мышь, а, может, траву какую лекарственную, - спокойно сказал Алешка.
- А что - собаки тоже в травах разбираются? - удивился я.
- Еще как! Они все травы знают. Знают, какую для аппетита нужно, а какую, чтобы живот не болел.
- Так что же ты придумал? - постарался я вернуть Алешку к разговору об испытаниях.
Алешку стоит только попросить. Он быстро увлекается и начинает разъяснять долго и упорно. Иногда кажется, что он объясняет не мне, а себе. И убеждает не других, а себя. И только когда убедит себя, начинает действовать.
- Понимаешь, долго я думал. Ночь не спал. Все думал, И придумал.
- Ну что? Что ты придумал? - торопил я его с ответом.
- Понимаешь, в космосе совсем другая еда. Огурцы да яблоки туда не возьмешь. В них слишком много воды.
А зачем лишний груз в космос возить. Вовсе незачем. Лучше какой-нибудь прибор взять с собой. Так вот, еду космонавтам заделывают в тюбики. В такие, в каких зубную пасту продают. И кухня у них особая, космическая. Но вдруг она сломается… Что тогда делать?
- Голодать, - предложил я.
- Гм, голодать… Голодать тоже надо уметь. А ты умеешь голодать?
Я неопределенно пожал плечами.
- То-то и оно… Яснее ясного, без кухни не долететь до Оранжада.
- А мы ее отремонтируем.
- Правильно, - похвалил меня Алешка. - Но есть-то ужас как хочется! Что тогда? - повторил он вопрос.
Я молчал.
- Не знаешь? Будем питаться неприкосновенными запасами.
- А если их не хватит?
- До ближайшей планеты хватит. А там кухню отремонтируем. Но без терпения не обойтись… Я нарочно ничего не сказал про еду. Даже кусочка хлеба не взял.
- И я не взял, - забеспокоился я.
Ох, уж этот Алешка. После таких испытаний ничего не забоишься.
Я посмотрел на Дика и смекнул, что ведь мы тоже можем кое-что для себя найти. Землянику, например. Вон она из травы выглядывает. Да и черничных кустиков, усыпанных темно-синими ягодами, здесь немало.
Смекалистые нигде не пропадут! Вот только Дик одной травой едва ли насытится. Придется и его к ягодам приучать.
***
Озеро появилось внезапно. Шли, шли по густому лесу, разговаривали, инопланетные слова учили, с Диком играли и вдруг - вот оно! Заиграло, заволновалось, заблестело.
Видел я море с большими кораблями. Видел Волгу с далекими берегами. И озера разные видел. Даже такие, у которых берегов не видно. Но такого, чтобы посреди остров стоял, ни разу не встречал.
Прямо на берег выбежали высокие прямоствольные сосны. Выбежали и окунулись в холодную воду. Чуть подальше они уступали место кудрявым кустарникам. Над водой склонились камыши. Среди широких листьев желтели кувшинки и разбросали свои белоснежные лепестки водяные лилии.
Я стоял, затаив дыхание. Алешка улыбался, глядя на меня. Даже Дик присел от восхищения, приподняв правое ухо и свернув хвост колечком.
- Налюбовались? - спросил Алешка, доставая из-под куста длинную толстую палку. - А теперь еще шире рты раскрывайте!
Он подошел к воде и оттолкнул палкой кусок берега. Полоска воды между берегом и островком становилась все шире. Глянув на меня и кивнув Дику, Алешка прыгнул на оторвавшуюся землю.
- Осторожней! - крикнул я. - В воду свалишься.
- Не свалюсь, - прогудел Алешка. - Хочешь прокачу?
- Двоих не выдержит!
- Выдержит!!!