Для того, чтобы найти человека в полумиллионном городе, необходимо терпение, вера в успех и много-много удачи. Грек по имени Дарес легко обрел временное пристанище в гостином доме: чистую комнату с узковатой кроватью и с закрывающимся ларем в изголовье да с синими ставнями на небольшом окошке, в уголке которого было видно море.
Дом располагался не в центре, а подальше от беспокойного и шумного торгового квартала, в стороне от порта и складов с их вечной толчеёй. Иегуда намеренно выбирал место в удалении от увеселительных заведений. Делалось это не только из осторожности. Он предполагал, что человек, которого ему предстояло разыскать, наверняка будет выбирать себе место для жилья по тому же принципу. В порту и возле него много работы, это хорошо, особенно если в ней нуждаешься, но жить в многолюдье и шуме, у всех на глазах - радости мало.
Первые два дня он целенаправленно обходил город, мысленно разбивая его на квадраты. Каждый из них предстояло тщательно обследовать, да еще так, чтобы не вызвать ненужных вопросов и уж совсем необязательного внимания к своей персоне. Еврейский квартал, находящийся в западной части Эфеса, можно было из поиска сразу исключить и вообще появляться там как можно реже. Что делать среди иудеев александрийскому греку?
Но Иегуда все же не выдержал, прошелся среди братьев по крови в надежде услышать звуки родной речи, но до ушей его долетали лишь греческие слова, проговоренные чисто, без знакомого гортанного "ha". Здесь молились Яхве, но говорили на чужом языке. Здесь даже не пахло родиной.
Через неделю Иегуда знал Эфес лучше многих горожан, через две ему казалось, что он всегда здесь жил.
В чем-то город походил на Александрию. Многолюдный, шумный, многоязыкий, пропахший морем, солнцем, водорослями, рыбой, дымом жаровен, на которых готовили в каждом дворе, в каждой корчме и даже на улицах, где раскладывались с утра мелкие торговцы. Рынки Эфеса, разноцветные, с неистребимым запахом гниющих овощных очисток и рыбьих потрохов, ломились от изобилия. Над освежеванными тушами в мясных рядах роились мухи и удивительно крупные длиннотелые осы, и мясники, в основном бородатые греки и сирийцы, заворачивали мясо в белые холстины, тут же пропитывающиеся кровью. Были на рынках и еврейские ряды, тут покупали птицу и зелень. Возле клеток с курами и голубями сидел веселый резник-шойхет и покрикивал на балующихся детишек. Гоготали в загоне большие белые гуси, и запах птичьего помета, свежей крови и острого козьего сыра мешался с густым ароматом сухих трав…
Если в верхней части города улицы были не особо многолюдны, то ниже народу прибывало, и в торговые часы (а они начинались с рассветом и замирали только к ночи, прерываясь, по устоявшейся на юге привычке, в самое жаркое время дня) кое-где было просто не пройти. У самого порта, буквально на каждом свободном куске земли, располагаясь вдоль стен домов, раскладывали свой товар торговцы сладостями, медом, травами, ставили свои меха и кувшины разносчики воды. Тут же тлели в керамических поддонах уголья и капали горячим мясным соком небольшие сувлаки. Здешний народ не был беден, и мясо могли позволить себе многие, но и нищих на улицах хватало. Хватало и воров, срезавших кошельки, тащивших все, что плохо лежало. Воров ловила и тут же била городская стража и сами граждане Эфеса, привычно орудовавшие палками. Особенно отличившихся преступников волокли в большую тюрьму, находившуюся неподалеку от набережной, рядом с казармами и народным собранием.
Набережная и таверны на ней могли сравниться с Вавилоном - городом, где Яхве впервые разделил людские языки. Порт выплевывал на берег сотни моряков, рожденных в разных землях и странах, разноцветных, лысых и заросших волосами по самые глаза, маленьких, рослых, худых, покрытых шрамами и цветными рисунками по коже. Голоса их звучали громко, непривычно. Они пили вино, ели много и жадно и так же жадно совокуплялись с продажными женщинами - порнами, иногда даже не давая себе труд найти укромный уголок. Возле лупанариев постоянно клубилась полупьяная толпа, напоминая мух и ос, вьющихся возле ободранных мясных туш на Верхнем рынке. И были в ней не только моряки, но и вполне оседлые жители славного полиса, охочие до женской ласки - как ремесленники, так и богатеи. Рассказывали, что из одной библиотеки в лупанарий прорыт подземный ход, чтобы ученые мужи, чьи жены подозрительны и ревнивы, могли провести время за книгами с толком для себя. И это было похоже на правду.
Несмотря на многолюдье и вольные нравы, властям удавалось поддерживать в городе относительный порядок. Конечно же, одной городской стражи и ополчения для этого было недостаточно, и Иегуда наметанным глазом определил шныряющих по улицам соглядатаев, здешних сотрудников тайной полиции, следивших за сомнительными личностями и настроениями в полисе: так было заведено во всех римских провинциях, и Эфес не был исключением.
Он проводил в поисках весь световой день, возвращаясь в гостиный дом в темноте, когда на веранде накрывали столы и постояльцы принимались за ужин. Лицо его примелькалось, люди, живущие в комнатах по соседству, все время менялись, только он один постоянно занимал свой стол в углу веранды, в тени, и, попивая прошлогоднее вино, ловил обрывки долетающих до него разговоров. Пока что все было напрасно. Весна плавно катилась в лето, дни становились все жарче, ночи теплее, детишки уже вовсю плескались в море, а его поиски так и оставались безрезультатными.
Для того, чтобы найти человека в полумиллионном полисе, можно не иметь ни терпения, ни веры в успех, достаточно будет одной удачи. Вот только удача никогда не приходит к тем, кто не умеет ее дождаться.
Интермеццо 2
Всего вокруг Земли крутится около 5600 спутников искусственного происхождения, и сколько из них могут выполнять и выполняют шпионские функции, доподлинно не знает никто.
Вполне возможно, что на Земле есть мертвые зоны, просмотреть которые с орбиты невозможно, но Израиль в районе Иудейской пустыни к таковым не относится. Наблюдение в ночное время затруднено, так как для этого камеры должны уметь снимать в инфракрасном диапазоне, но возможно - такие аппараты есть.
В условиях хорошей видимости некоторые из них могут делать снимки настолько высокого разрешения, что по ним сторонний наблюдатель легко определит даже половую принадлежность прыгающих по окрестным горам антилоп. Ночью же мощные объективы могут засечь и отследить объект по температурному пятну турбинного выхлопа или по бортовым огням. К счастью для чистильщиков и к несчастью для профессора и его друзей, орбиты нескольких таких фоторазведчиков пролегали в небе над головами беглецов.
Люди, к которым обратился Поль, по-видимому, имели очень большие возможности, и спутниковые снимки, на которых видна была черная тень санитарного вертолета с пылающей, как майский цвет, турбиной на горбу, скользящая на северо-запад, поступили к нему на лэптоп еще до того, как здоровущий пикап выбрался из города.
- Бэер-Шева, - сказал Поль, рассматривая изображение на экране. - Они пошли на Бэер-шеву… Но почему? Что им делать в Беэр-Шеве?
Израиль. Шоссе 31
Наши дни
Ночь на горной дороге, ведущей от Эйн-Геди к Бэер-Шеве, не была непроглядно темна, но Амар Дауд очень устал и вел машину медленно и осторожно, словно не ехал, а крался, стараясь оставаться незамеченным. Дорога была пустынна, вершины гор темны. Здесь не было огней, практически не было селений - только горы, ущелья и тишина, как тысячи лет назад.
Джип, угнанный странными, не причинившими Амару вреда террористами, обнаружили в Иерусалиме на второй день после исчезновения, и Дауд с радостью помчался за своим "ниссаном" в городское полицейское управление. Конечно же, пришлось заполнить массу бумаг, бить поклоны, распинаться в благодарностях, но все равно, джип ему вернули только поздним вечером, когда солнце уже начало клониться к закату.
Оставаться ночевать в столице Амар не захотел и пустился в дорогу, как только получил ключи в руки. По пути он, чтобы не заснуть, два раза пил крепчайший кофе по-арабски, а недавно поел в придорожном кафе, о чем сразу же пожалел - сонливость навалилась на него, несмотря на выпитый бодрящий напиток. Тратить деньги на ночевку в отеле он не хотел, даже не потому, что был от природы прижимист - просто до дома оставались считанные километры и выбрасывать сотню шекелей для того, чтобы продремать несколько часов на пахнущих дешевым стиральным порошком простынях, казалось несусветной глупостью. "Патфайндер", урча дизелем, полз в гору, щупая асфальт белесым светом головных фар, в динамиках стереосистемы звучал дивный голос Амр Диаба. Амар Дауд чувствовал, что может незаметно для себя заснуть в любую минуту. Он уже вскидывался несколько раз, поймав себя на том, что теряет связь с реальностью. Здесь, на горной дороге, задремать на секунду или две означало почти неминуемый полет в ущелье. Глубокое ущелье, в котором трудно будет найти останки переоценившего свои силы идиота.
Несколько последних месяцев Амар ограничивал себя в курении - давило сердце, он начинал задыхаться, поднимаясь по лестницам, иногда перед глазами кружили черные точки - но сейчас он понимал, что только сигарета в зубах не даст ему провалиться в сон. Он наклонился вправо, открыл перчаточный ящик и принялся там шарить в поисках пачки сигарет и зажигалки. Террористы ничего не тронули в бардачке, а там хватало разной мелочи.
Ручка, листы бумаги, полиэтиленовый пакетик, снова какие-то квитанции…
Где же сигареты, чтоб их шайтан скурил!
Дауд нагнулся ниже, чтобы рассмотреть содержимое ящика, ухватил пачку "Марлборо" за красно-белый бочок, потащил ее наружу, а когда поднял глаза, то уронил на пол все сразу: и сигареты, и только что найденную зажигалку. Он даже крикнуть не сумел - от испуга заперло голос.
На повороте, там, где дорога расширялась, огибая скалу, стоял вертолет с синей "снежинкой" на боку. Амар ударил по тормозам так, что "ниссан" стал, словно вкопанный, захрустев шинами по мелкой каменной крошке.
Откуда здесь вертолет? Что это за люди идут к нему навстречу? Дауд был настолько испуган, что весь покрылся холодным потом, а сердце колотилось у самого горла, наполнив ему рот неприятной горечью. Но кошмар только начинался! По-настоящему страшно Дауду стало тогда, когда он рассмотрел идущего впереди пожилого мужчину с седыми волосами, забранными в хвост.
В руках у старика был большой черный пистолет, и он слегка постучал его стволом по боковому стеклу.
- Прошу прощения, - сказал хвостатый, когда Амар опустил стекло, едва попадая по кнопке стеклоподъемника дрожащими пальцами. - Но нам нужна…
Потом в его глазах мелькнула тень узнавания.
- Старый знакомый! - воскликнул седой, улыбаясь во весь рот. - Какая приятная встреча! Значит, нам не надо ничего объяснять! Выходи-ка, друг мой, подышать воздухом! Выходи! Нам очень нужна твоя машина!
* * *
- Ави, простите, что по открытому каналу… Они бросили вертолет.
- Погоди, включу скремблер!
Дихтер потер виски и с трудом сдержал зевоту. Очень хотелось спать, но он сам дал распоряжение сообщать любую новость касательно профессора и его команды немедленно. В принципе, он догадывался, что спать не придется, но не мог предположить, что события будут развиваться с такой скоростью. Египтянин постарел, но сноровки не лишился. Вытащить раненного племянника из охраняемой палаты за несколько секунд до того, как заряд из реактивного огнемета сжег пол-отделения реанимации - это было круто. Да и дальше Рувим действовал изобретательно. Что-что, а это он умел…
Сдаваться профессор Кац явно не собирался - не верил в эффективную защиту. И, как ни горько было подобное признавать Ави Дихтеру, был прав в своем неверии. Рувим отдастся в руки спецслужб только тогда, когда поймет, что это путь к победе, а не в могилу. Последние три дня даже не говорили, а кричали о том, что доверять профессор может только себе. Дихтер неоднократно видел, как вершится большая политика. Как легко приносится в жертву результату чужая карьера или жизнь. Против Каца играл кто-то сильный, настолько сильный, что методы и цели его были за гранью не только добра и зла, но и простого понимания. Дихтер не мог представить себе рациональную причину, по которой этот некто тратил совершенно умопомрачительные ресурсы для достижения достаточно ничтожной цели. Владей Кац и его компания ядерными секретами Ирана, то тогда такую дорогостоящую настойчивость можно было бы объяснить. Но профессор не имел к ядерщикам никакого отношения - зачем нужно с таким усердием пытаться убить археолога, его ассистентку и украинского журналиста, приехавшего помахать лопатой под руководством дяди? Зачем? Пожалуй, ответив на этот вопрос, Дихтер знал бы, что делать дальше. Но ответа не было. Совсем.
- Бросили вертолет? - переспросил Дихтер. - И что дальше? Угнали самолет?
- Нет, - в голосе звонившего прозвучала обида. - Они угнали джип. Отобрали у проезжего араба. В принципе, я могу перехватить их…
- Не стоит, - сказал Ави. - До тех пор, пока мы не поймем, что творится у нас в ведомстве, не трогай Египтянина. Обеспечь ему относительную свободу передвижения…
- Простите, господин Дихтер… Что значит относительную свободу?
Ави вздохнул и терпеливо пояснил:
- Ты должен попытаться контролировать каждый его шаг, но не трогать. В случае критической ситуации ты обязан играть на его стороне. Я не хочу чтобы с его головы упал хоть один волос, но не могу арестовывать его для этого. Защити его! Понятно?
- Так точно.
- Вот и хорошо. Но есть и вторая часть задания…
- Слушаю вас, господин Дихтер!
- Те, кто идут за ним…
- Да?
- Их тоже надо не вспугнуть. Дайте им подобраться к профессору. Пусть бросят все свои силы на то, чтобы его достать. И когда они подберутся поближе… преврати их в мокрое пятно! Прошу только - оставь мне одного из них. На поговорить. У меня есть вопросы к этим ребятам и будет очень обидно не получить на них ответов.
- Слушаюсь, господин Дихтер!
- И где они сейчас? - спросил Ави, выключая скремблер.
- Линия снова не защищена! - воскликнул собеседник.
- Я знаю, - сообщил ему Дихтер, проявляя чудеса сдержанности.
- Но…
- Продолжай, вряд ли нас кто-то слушает!
Господь, устрой так, чтобы нас кто-то слушал! - подумал про себя Ави Дихтер.
- В настоящий момент они выбрались на шоссе номер 6.
- Как ты думаешь, куда они двигаются? Снова в Иерусалим?
- Не думаю. Но им нужен большой город…
- Большой город на севере? Я вижу только один вариант - Хайфа!
- Скорее всего, господин Дихтер. Посмотрим, куда они свернут с Шестерки.
- Не упусти их из виду.
- Слушаюсь.
- И пришли за мной вертолет к шести утра.
- Будет сделано.
Глава 14
Израиль. Шоссе 6
Наши дни
- Как он? - спросил Кац.
- Спрашивай меня, - отозвался Шагровский. - Я же пока не умер.
Рувим бросил быстрый взгляд через плечо и улыбнулся.
- Как ты?
- Бывало лучше…
Голос у Валентина был слабый, но чувствовалось, что говорит он уже не через силу.
Голова Шагровского лежала на коленях Арин. Они вдвоем расположились на просторном заднем сидении "ниссана", оставив профессора за рулем. Джип мчался по новому скоростному шоссе на северо-запад. Несмотря на ночное время, машин, что встречных, что попутных, хватало.
- Ты, племянничек, в рубашке родился, - резонно заметил Кац и ловким движением вскрыл банку "энергетика". - Уж не знаю, кто тебя хранил, но то, что без чуда не обошлось… Арин, через полчаса нужно будет сделать ему укол. Там в сумке шприцы, что Стеценко дал. На ходу справишься?
- Конечно…
- Вот и отлично! Дорога хорошая, почти не трясет и не бросает. Будем надеяться, что кровотечение не откроется… Ох, черт… Как же спать хочется!
Рувим сделал из банки с "Red Bull" несколько больших глотков и водрузил ее в подстаканник.
- Молодежь! Не молчать! Разговаривайте со мной…
- Может быть, я сяду за руль? - предложила Арин.
- Обязательно, - согласился профессор. - Когда я совсем сдыхать начну, тогда и сядешь… Если Валентин порадует меня рассказом о своих приключениях, то еще часа полтора-два я продержусь. Но если вы будете молчать, ребята, ничего хорошего не ждите… Валек, ты как? Говорить можешь?
Шагровскому тоже больше всего хотелось закрыть глаза и уснуть - он чувствовал себя, как попавший под велосипед суслик, потрепанный, но все-таки живой.
- Конечно могу, Рувим.
Рассказ, правда, получился недолгим. Свое путешествие по подземным галереям, и вообще все, что происходило с ним после смертельной схватки, Валентин помнил урывками. Какие-то одиночные кадры, обрывки, словно в фильме, смонтированном безумным режиссером - многие лишенные резкости и цвета, некоторые без звука… Плохо ли, хорошо ли, но по этим обрывкам можно было восстановить цепочку событий - пусть неполную, но дающую представление о том, что Шагровскому пришлось увидеть и пережить.
Пока он говорил, прерываясь на то, чтобы омыть пересыхающее горло несколькими глотками воды, Арин придерживала ему голову. Колени у нее оказались неожиданно мягкими, лежать на них было приятно. И даже запах ее пота, едва заметный, но все-таки заметный, был сладким и волнующим - слабость и головокружение, которые не оставляли Валентина ни на секунду, не мешали ему остро ощущать ее близость.
Они проскочили поворот на Ашдод, и пока профессор заехал на "Эксон" и заправил полный бак, Арин успела сделать Шагровскому укол и обработать рану антисептиками. Рувим вернулся в салон с двумя бумажными стаканчиками с кофе и шоколадными батончиками.
- Тебе кофе не предлагаю, - он подмигнул племяннику. - И шоколадкой обойдешься. А мы с Арин подкрепимся… Нам надо!
- Я не хочу есть, - Валентин покачал головой. - Пока только питье…
- Ему нужна вода с медом, - сказала Арин.
- Глюкоза внутривенно была бы лучше, - заметил Рувим. - Но, как говорил мой русский друг Беня Борухидершмойер - если королевы нет, то продавщица даже лучше. Я принес сахар в пакетиках, размешай в воде и пусть прихлебывает. Увидим ночной маркет, купим ему меда. В любом случае, Валек, сахар тебя поддержит… Не дрейфь, племянничек! Жить будем! Никуда не денемся! После того, что с тобой случилось, быть тебе долгожителем - лет до ста двадцати, как минимум.
- Сто двадцать? - переспросил Валентин и попробовал засмеяться. Даже такое слабое кудахтанье отозвалось тупой болью в животе, заставило его инстинктивно подтянуть повыше колени. - Хорошо бы до утра дожить!
- Доживешь! И рюкзак с контейнером мы отыщем обязательно. Если надо будет - попросим помощи у армии. Они теперь нам должны… Мы уже несколько дней делаем их работу!
Арин, судя по всему, отнеслась к словам профессора серьезно:
- Это возможно только если Валентин сможет указать место…
- Найдем водителя, который его подобрал, определим, где моего везучего племянника вынесло на берег, - начал пояснять дядя.