Возвращение отряда
Сколько бы ни было у солдата тревог в горячую боевую пору, через какие бы опасности он ни шел, а сон, как верно говорит пословица, - лучшее лекарство от всех бед. Однако сон на передовой особенный, чуткий; бывалые солдаты знают правило: лег - свернулся, встал - встрепенулся и тут же действовать готов.
Бессонная ночь давала себя знать, и я прикорнул в блиндаже.
Как видно, таковы секреты сна, что видится то, о чем думается. Явственно увидел я во сне наш рейдовый отряд, идущий необычной огненной дорогой, раскаленной добела. Черная степь, и только эта дорога пылает, а впереди обрыв, бездонная пропасть, и никто из бойцов не замечает ее.
Одна забота у меня: скорей бы добежать к отряду, крикнуть, предупредить об опасности, но странное дело - голос непослушен мне, и я задыхаюсь, хриплю, но не могу вымолвить слова…
Вот первым уверенно шагает плечистый и статный старший лейтенант Сабодах. Огонь ему нипочем, пламя покорно ложится под ноги, легкие искры взлетают из-под сапог. Но до обрыва остались считанные метры, а он все еще не видит неминучей беды.
- Стойте… - шепчу я. - Стойте! Сейчас же вернитесь назад…
И теперь я отчетливо слышу голос Сабодаха.
Открываю глаза. Да, он стоит у входа в блиндаж, стройный, подтянутый, в ладной десантной куртке, и разговаривает с моим адъютантом, чему-то негромко смеясь. Теперь я понимаю: это уже не сон, это правда.
- Значит, вернулись? Здорово! Ну-ка, докладывайте, старший лейтенант.
Сабодах, как всегда, сдержан, спокоен, только карие глаза поблескивают веселыми огоньками. Он коротко, четко докладывает о ходе операции, а потом я приглашаю его присесть к столу, и мы ведем беседу, как старые друзья.
- Во-первых, рассказывайте, как вы прорвались через передний край противника. Фашистов сейчас за Сеймом, я знаю, такое множество, что и плюнуть негде… Как же вам удалось проскользнуть?
Лишь теперь я замечаю, что Сабодах ранен. Из-под рукава его десантной куртки виден свежий бинт. Он перехватывает мой взгляд, убирает со стола руку, объясняет чуточку смущенно:
- Свежая отметина. Уже в самом конце операции получил, когда фронт переходили. Правда, в бою в коридоре школы тоже был ранен, да Машенька, спасибо ей, тут же повязку наложила. Случилось, что в самую горячку меня какой-то фашистский босяк ножом в спину ткнул. Может, вторым ударом и свалил бы, но Машенька из автомата его срезала… - Сабодах пытается приподнять руку и кривится от боли. - Счастье, что в лопатку попал. Иначе бы, пожалуй, насквозь продырявил. Ну, это пустяки… А прорвались мы через линию фронта с боем. Взвод фашистов полностью уничтожили и четырех пленных привели. Этот удар с тыла был для них настолько неожиданным, что нам почти не оказали сопротивления. За время операции у нас четверо убитых и трое раненых. Себя я к этому числу не отношу - у меня ерунда, царапины. Зато фашисты в одной только школе потеряли полсотни убитыми, да в автоколонне десятка три, да еще при нашем отходе не менее десятка. К этому нужно прибавить взвод, потерянный ими на передовой. Тут арифметика в нашу пользу!
В блиндаж вбежал начальник штаба Борисов; таким взволнованным и радостным я видел его впервые.
- Где этот славный молодец, товарищ Сабодах, которого пуля боится и штык не берет?! - закричал он и крепко обнял старшего лейтенанта за плечи. - Да, товарищ Сабодах, друг мой сердечный, это, скажу вам, была настоящая операция! Только что наши радисты перехватили донесение противника из села Гутрова своему штабу. Они сообщают, что в Гутрове почти полностью уничтожен весь гарнизон. Противник потерял до двухсот человек офицеров и солдат, и только в школе - сорок офицеров, которые направлялись на передовую…
Сабодах улыбнулся:
- Ну, им виднее. Теперь у них есть время подсчеты вести. А мне сгоряча казалось, будто мы уложили их до сотни. Тут я и тех учитывал, что на передовой.
Борисов потирал руки и смеялся:
- А какого офицера вы привели! Штабника… Сейчас он проклинает день, когда родился. Но в кармане у него, между прочим, письмо оказалось. Пишет он какой-то своей Гретхен, что обязательно дойдет до Урала и что пленных не будет брать.
Сабодах стиснул зубы, карие глаза его потемнели:
- Знал бы я, что это такая шкура…
Борисов легонько прикоснулся к его плечу:
- Вот и хорошо, что не знал. Сейчас этот вояка подробные показания дает, все начистоту выкладывает, и опять-таки "на Урал" просится! Клянется, что будет хорошо работать где-нибудь на нашем заводе, словно затем и притопал сюда, чтобы поскорее попасть к станку.
Я спросил у Сабодаха, кто из бойцов отряда особенно отличился в рейде. Он с минуту напряженно думал, а потом сказал решительно:
- Все…
- Но среди отважных, - заметил Борисов, - есть самые отважные.
- Если кого и следует назвать, - твердо заключил Сабодах, - так первой Машеньку из Мышеловки.
- Вы словно бы сговорились с Денисенко, - усмехнулся Борисов. - Он тоже о Машеньке твердит…
- Денисенко? - удивился Сабодах, и глаза его повеселели. - Значит, он прибыл?.. В таком случае вношу поправку: наши потери не четверо убитых, а трое. Денисенко после похода я еще не видел. Как он добрался? Не ранен? Очень хорошо! Три тонны бензина доставил? Ну здорово! А если и он о Машеньке говорит, верное слово - прав Денисенко. И что за девушка! Где вы ее, товарищ полковник, разыскали? Ни тени страха… Под градом пуль она вынесла с поля боя раненого сержанта Бугрова. Потом оказала помощь еще двум раненым, а когда к ней кинулся фашист офицер, уложила его из пистолета… Извините, товарищи комбриг и начальник штаба, сколько живу я на свете, право, не видывал таких отважных девчат! Она все время была в бою и в самом центре схватки. Как она швыряет гранаты! И особенно запомнилась мне минута, когда мы в класс из коридора ворвались. Какой-то верзила выбил у Машеньки из рук автомат. Что же вы думаете: растерялась? Нисколько! Бросилась на пол, немецкий автомат подхватила и давай оставшихся фашистов добивать.
- Я только что беседовал с Машенькой из Мышеловки, - сказал Борисов. - Сейчас она бойцам десантные куртки чинит. Веселая, но о себе ничего не рассказывает. "Я, говорит, сражалась, как и все…"
Сабодах наклонил голову, чуть приметно улыбнулся.
- И не расскажет. Что себя на первый план выставлять? Но я отрядом командовал и все видел. Кроме Машеньки, особенно отличились в бою сержант Федор Бугров и рядовой Иван Буланов. Как только мы с фашистами в школе покончили, - сразу к автоколонне… Тут уже обстановка сложнее оказалась. Машины стояли вплотную одна к другой, и, когда две первые загорелись, выкатить какую-нибудь машину из колонны стало невозможно. Фашисты, те, что на машинах спали, успели, конечно, проснуться. Начался бой… Где наши, где враг - в суматохе не разберешь. Я подал команду: "Жги машины!.."
Наши ребята и давай по бочкам из автоматов строчить. Бугров к середине колонны прорвался. Тут его группа фашистов окружила. Заметил это Буланов и на выручку сержанту бросился. Всю группу они уничтожили, только Бугров был ранен. Буланов его в сторонку отнес, кликнул Машеньку и тут же в бой вернулся.
Сабодах привстал с табурета, широко развел руки:
- Какая там жарища была! Представляете, сотня машин, и почти все с бензином. Пламя - до самых небес, бочки, как бомбы, рвутся, огненные брызги летят, - вся площадь в сплошном огне…
Я отпустил Сабодаха и сказал Борисову:
- Товарищ майор, оформите материал на представление к правительственным наградам солдат и сержантов отряда старшего лейтенанта Сабодаха…
- Есть оформить материал! - с готовностью отозвался Борисов и достал из кармана кителя уже приготовленный список бойцов отряда. - Обратите внимание… Под Киевом санитарка Мария Боровиченко была награждена медалью "За боевые заслуги", затем под Конотопом - медалью "За отвагу"… Совсем недавно ей вручен орден Красной Звезды… Теперь она заслужила орден Боевого Красного Знамени… - взволнованно сказал начальник штаба, человек суровый и требовательный.
В боях за Тим
Есть на востоке от Курска городок Тим. Здесь после бесчисленных боев, преодолев огромный путь, наша бригада заняла оборону.
Как видно, противник был уверен, что взять этот городок ему будет нетрудно. Он знал, что наша бригада двадцать пять суток вела ожесточенные сражения. Ряды бригады за это время снова поредели; немалая часть пушек и танков была подбита. Мы ждали свежих сил и пополнения оружием, но и люди, и новые танки, и пушки находились еще в пути. Значит, остановить противника мы должны были прежними силами.
Фашисты верили в удачу своего наступления на Тим еще и потому, что в эти дни к ним подошли свежие подкрепления: много пехоты и танков.
Едва мы расположились в городе и окрестных селах, как противник бросил против нас группу танков. На окраине Тима завязался жаркий бой, в котором наши артиллеристы сожгли пять вражеских машин. Их уничтожила батарея старшего лейтенанта Комоля. Фашисты остановились.
Наши воины ликовали: ведь эту мощную атаку отбила одна батарея! Новенькие машины врага, только сегодня доставленные из далекой Германии, уже превратились в груды горелого железа.
При отражении атаки мы захватили в плен двух танкистов. Они рассказали, что их радио уже успело сообщить о взятии Тима и даже о трофеях, которые гитлеровцам будто бы удалось здесь захватить. Впрочем, фашистам везде и всегда чудилась богатая добыча. На окраинах Тима они получили подзатыльник, однако хвастались "трофеями", не стыдясь брехни.
Мы знали, что враг соберет силы и повторит атаки. Ведь сообщение, переданное по радио, обязывало генералов противника во что бы то ни стало взять этот город.
Обозленные потерей танков, они бросили на Тим соединения бомбардировочной авиации. В действие вступила и артиллерия противника. Сотни снарядов и бомб обрушились на маленький деревянный городок. Тим запылал… Еще более мощная группа танков врага ворвалась на его улицы. Теперь бои шли за каждый квартал, площадь, улицу, за каждый дом.
Название безвестного городка в эти дни прогремело на весь мир. Битва на развалинах Тима с каждым часом становилась все ожесточенней.
В самый разгар боев за Тим я решил побывать в батальоне, которым командовал капитан Наумов. Этому героическому батальону в тот день довелось отбить шесть танковых атак врага, но и теперь, имея крупные потери, он сдерживал натиск целого полка фашистов.
Где находился наблюдательный пункт капитана Наумова, я не знал, так как в условиях боя в городе он все время перемещался. На окраине, в переулке, я встретил молодого крепыша сержанта. Легко раненный в руку, сержант побывал у санитаров, сделал перевязку и теперь возвращался в свою роту. Он сказал, что может провести меня к Наумову.
Сержант оказался бывалым воином, он выбирал дорогу расчетливо и умно. Сначала мы пробирались глубокой канавой, потом перешли в лощину, поднялись на гору и молодыми посадками садов вышли к длинному старому сараю.
Где-то совсем близко отсюда строчил пулемет, время от времени рвались гранаты и сыпались автоматные очереди.
Дверь сарая была распахнута, и, когда я шагнул через порог, навстречу мне поспешно поднялся комиссар батальона Крылов. Кроме него, здесь были два телефониста и в уголке на охапке соломы, свернувшись калачиком, дремал солдат.
Я спросил, где командир батальона. Усталый, с черным от копоти и гари лицом комиссар указал на ближайшие дома:
- Капитан Наумов находится в первой роте. Там тяжело ранен командир. Сейчас командует ротой сержант Егоров. Вот уже в течение часа бой идет за эти четыре дома.
Солдат, сладко дремавший на соломе, поспешно поднялся, поправил ушанку, одернул шинель. Был он невысокий, но стройный, черноглазый, с медицинской сумкой через плечо. Я сразу узнал Машеньку из Мышеловки.
- Как же вы здесь очутились, разведчица? Право, вас и не узнать.
Она стояла передо мной по стойке "смирно".
- Да, товарищ полковник, я давно уже работаю в артиллерийском дивизионе товарища Кужеля. Все наши пушки сейчас стоят в двух кварталах отсюда на прямой наводке.
- Вы даже разговариваете, как артиллерист…
Машенька смущенно улыбнулась:
- Да ведь я в дивизионе уже не первый день! Еще в боях под Тимом в этом дивизионе вышли из строя все медицинские сестры. Товарищ Волков предложил мне работать здесь. Я согласилась и нисколечко не жалею.
- Это хорошо, Машенька, что вам везло, - сказал я. - Но сейчас, в ожесточенном уличном бою, вам не место. Немедленно направляйтесь в медсанбат. Для вас и там найдется немало дела…
Казалось, она не поверила этому распоряжению и смотрела на меня удивленно:
- Вы направляете меня в тыл? Но ведь сейчас идет уличный бой, и раненым нужна помощь.
Крылов наклонился ко мне и сказал негромко:
- Это, знаете, какой-то бесенок. Она все время была с бойцами в передовой цепи. Я чуть ли не силой вытащил ее с поля боя.
Машенька сделала шаг вперед, заговорила взволнованно:
- Я помню, товарищ полковник, в те дни, когда мы сражались у Мышеловки, вы считали меня ребенком. Но ведь я многое пережила и многому научилась за месяцы войны. Главное, я научилась умело оказывать в бою помощь раненым. Сегодня под пулеметным огнем я вынесла пятерых тяжелораненых бойцов. Что, если бы не было меня здесь? Они бы наверняка погибли. Прошу вас, не считайте меня малюткой. Учтите, на моем счету уже есть с десяток фашистов… Нет, я не пойду в тыл. Вот отдохну немножко и опять на батарею.
Мне было жаль потерять эту отважную девушку, и я спросил Крылова:
- Как вы поступаете, комиссар, если боец не выполняет приказ командира?
Он понял и, сдержав улыбку, ответил строго:
- В крайнем случае мы применяем силу.
- Что же делать? Примените силу и к Машеньке и отправьте ее в медсанбат.
Телефонисты засмеялись, а Машенька вздрогнула и, чувствуя себя виноватой, опустила голову:
- Слушаюсь…
Однако уйти в ту же минуту ей не удалось. На огороде, напротив сарая, поднялась цепочка бойцов и двинулась в обход небольшого домика. Загремели разрывы гранат, резко застучали автоматные очереди.
Я вышел из сарая и привстал на какое-то бревно. Грянула пушка в переулке, взметнулась пыль, и громкий радостный голос прокричал:
- Ай, молодцы! Прямое попадание… Машенька не ошиблась: снаряд угодил прямо в пулемет противника, разметав его в куски.
- Смотрите, а вот и господа завоеватели! - весело воскликнула Машенька, указывая в сторону переулка. - Сколько их? Ого, пятнадцать…
Вдоль забора два наших автоматчика гнали группу пленных фашистов. Поминутно "кланяясь" пулям и воровато озираясь по сторонам, гитлеровцы торопливо шли в наш тыл.
- Пожалуй, - сказал я Крылову, - сегодня мы вышибем из города этих громил. Наши дела идут успешно, и потери противника очень велики.
Он не успел ответить, - воздух стал наполняться тяжелым, нарастающим гулом.
Это на город заходили вражеские бомбардировщики. Сколько их появилось над нами, я не мог сосчитать. Они шли девятками, группа за группой, и не было видно конца этому воздушному войску, меченному черными крестами.
Мы отсчитывали секунды. Сейчас от тяжелых туш самолетов оторвутся бомбы. Сейчас…
Но ведущий самолет противника уже миновал наши боевые порядки. Он словно замер над площадью, где оборонялись фашисты, замер и вдруг ринулся в пике…
Весь груз его бомб обрушился на гитлеровцев. Какая ошибка! Да, какая счастливая для нас ошибка! Другие самолеты, вслед за командирским, тоже ринулись вниз, громя свои войска, и черная туча заволокла их оборону.
Машенька прыгала от восторга:
- Замечательно!.. И до чего же это приятно, товарищ полковник. Это же самый радостный сюрприз!
- Ты права, дочка, случай замечательный. Интересно было бы узнать, сколько их полегло от этого налета? А как сейчас чертыхаются те, что уцелели! Теперь, я думаю, главному их пилоту несдобровать…
- Вот уже и отбомбились, - негромко заметил Крылов. - А сейчас нужно ждать танковую атаку. Они всегда так действуют: после налета авиации в дело вступают танки.
Словно подтверждая слова комиссара, со стороны переулка кто-то крикнул:
- Танки!
Я обернулся к Крылову:
- Сколько у товарища Кужеля здесь, в переулках, орудий?
Он заметно смутился:
- Право, не могу знать.
Откуда-то снова появилась Машенька; она стала рядом с комиссаром:
- Я знаю, товарищ полковник. У товарища Кужеля восемь орудий и при каждом орудии по тридцати снарядов.
- Молодец, дочка… Ты совсем военный человек!
Машенька подбежала к забору, выглянула в переулок:
- Танки! Смотрите, они направляются прямо на батарею Волкова. Вон, видите, меж двумя сараями стоят четыре орудия? А танков шесть штук… Ох и задаст же им Волков перцу!
Я видел, как неподалеку, на перекрестке, шесть вражеских танков медленно выкатились из-за угла дома и одновременно развернулись к востоку. Фашистские танкисты действовали неторопливо и уверенно. Как видно, они сознавали свое превосходство в силе. Я подумал, что, возможно, за этой шестеркой шло еще большее количество машин. На это было похоже: танки словно бы ожидали подкрепления.
Однако медлительность объяснялась другой причиной. Я это понял, как только расслышал гул самолетов. Оказывается, танкисты ожидали, пока их авиация нанесет по нашим частям бомбовый удар.
Теперь фашистские летчики уже разобрались в расположении войск. Они стали бомбить наши позиции в центре города. Туча густого черного дыма, пронизанного огнем, заклубилась над крышами зданий, над грудами развалин, где только недавно погасли пожары.
Машенька еще стояла у забора, и я крикнул ей, чтобы она вернулась в сарай. На бегу она глянула вверх, всплеснула руками:
- Ложитесь… Прямо сюда бомба летит…
Я бросился на землю. Земля всколыхнулась, и стены сарая зашатались, рухнула крыша, и где-то вверху с треском переломилась балка.
Задыхаясь, я выбрался из вороха соломы, глины, камней и щепок, схватил за плечи Машеньку, помог ей подняться на ноги. Вокруг уже бушевал огонь.
- Фугаска. Пятьдесят килограммов, - деловито сказала Машенька. - У нее очень сильная волна.
Я заметил: на ней тлела шинель.
- Ступай-ка, "фугаска", в медсанбат. Как только немного затихнет, отправляйся.
Отплевываясь от пыли, весь черный и продымленный, Крылов спросил:
- Куда же теперь перенести наш наблюдательный пункт?
- Я знаю, - сказала Машенька. - В ста метрах отсюда я заметила яму. Там безопасно от осколков.
Весь квартал, в котором мы находились, был охвачен пожаром. Дым застлал огород, переулок, соседние дворы. Переходя на новое место, мы потеряли наблюдение за танками врага. Я не заметил, как отбилась куда-то в сторону Машенька…
Неожиданно из-за сарая, в котором мы только что находились, выползли три фашистских танка. Тут было чему поразиться: как же они пробрались сюда совершенно незаметно? Наверное, из-за грохота бомбежки мы не расслышали приближения этих машин…
Мы бросились на землю и поползли вдоль забора. Дым пожара теперь маскировал нас. Но за танками должна была следовать вражеская пехота. Странно, что она не появилась. Где-то близко зарокотал станковый пулемет. Я понял: наш пулеметчик отсек фашистскую пехоту от танков.