Татьяне Николаевне снилось, что вместо Паукова в Версаль командируют её и что председатель местного комитета Вадим Кузьмич Плутонов строго говорит ей перед отъездом: "Только не забудьте надеть алмазные подвески, которые профком подарил вам на Восьмое марта!"
Коту Маркизу, как и полагалось, снились мыши. Мышей Маркизу в жизни видеть не приходилось. Поэтому они представлялись ему в виде разноцветных воздушных шаров, которые Коля покупал в праздники. Шары летали по комнате, кот прыгал и цапал их когтями. Шары громко лопались, а Маркиз думал: "Оказывается, ловить мышей - дело нехитрое".
Только Саше Оляпкину в эту ночь не снилось ничего. Он просто крепко спал.
Глава 5. Сэр Дюк
Последний урок - математика - подходил к концу. Когда до конца урока оставалось каких-то десять минут, Саша вырвал из блокнота листок и торопливо написал: "Нет, Колян, все-таки надо идти к Сэру Дюку вместе. Мало ли что. Вдвоём надёжнее". Но едва Саша успел передать записку другу, который сидел позади него, как над его головой прогремел голос Валентины Тимофеевны:
- Оляпкин, встань и повтори, что я сказала!
Саша неохотно поднялся.
- Вы сказали… э-э-э… Ах! Да! Вы сказали: "Откройте дневники и запишите домашнее задание".
- Боюсь, что открыть дневник придётся пока только тебе, Оляпкин. В чём дело?! Я уже третий раз тебя поднимаю. Вот что, друг сердечный. Останешься после уроков. Я буду тетради проверять, а ты - учить сегодняшний материал. Иначе тебе контрольную не написать.
Саша понуро сел. Подумаешь, квадратные уравнения… Только что он решал гораздо более важную и трудную задачу. "Что, если, - думал он, - просверлить в земном шаре дыру насквозь, а потом в неё прыгнуть? Вылетишь с другой стороны или нет? А если вылетишь, то что получится? Прыгать будешь вниз, а когда с другой стороны выскочишь, то полетишь уже вверх? Чепуха какая-то".
Прозвенел звонок. Коля подошёл к загрустившему другу и положил ему руку на плечо:
- Ничего, Ляпа, я один схожу. А ты уж позубри тут. Это даже хорошо. Контрольная-то годовая, не шутка.
Славку Сердюка Коля увидел в сквере перед домом и сразу узнал. Да, прав был Кирилл, говоря о том, что Сэр Дюк "упакован будь здоров". Его бело-голубые кроссовки были великолепны. Легкие небесного цвета штаны, узкие внизу и роскошно пузырящиеся в бедрах, напоминали шелковые шальвары древневосточных принцесс. Комплект дополняли сиреневая курточка и синяя строчёная панамка с куцыми, опущенными вниз полями. Уши плотно закрывали изящные стереонаушники. От наушников к карману тянулся тонкий провод. В самом же кармане находился портативный кассетный магнитофон "ДЖИ-ВИ-СИ", в просторечии именуемый "плэйером". Магнитофон посылал в наушники звуки "тяжелого" рока. Песня строго и просто называлась "Укуси меня".
Из полутора тысяч профессий, указанных в справочнике и включавших такие экзотические, как змеелов и дегустатор чая, Славику не нравилась ни одна. Он страстно мечтал стать диск-жокеем. Каждую ночь ему грезился полумрак дискотек, где в оглушающем грохоте стереосистем и в сумасшедшем мелькании разноцветных прожекторов жарко колышется призрачная масса танцующих. Но вот вспыхивает самая мощная лазерная пушка, и на сцену с микрофоном в руках выскакивает он, Славик Сердюк, злой и красивый. "А сейчас, - хрипло кричит он в микрофон, - для вас будет петь и играть нестареющая группа "Водолей" во главе с их бессменным лидером, бас-гитаристом Иннокентием Барским! Для вас, специально для вас они исполняют свой самый популярный шлягер под названием "Улыбка динозавра"". Толпа восторженно ревет, а Славику кажется, что он сам и есть тот непревзойденный бас-гитарист, которого рвут на клочки у выхода из концертного зала восторженные поклонницы.
Впрочем, мама Сердюк придерживалась иного мнения о будущем сына. Ни о каких диск-жокеях она и слушать не хотела, твердо решив, что Славик поступит в торговый институт. Помня о том, что конкурс в этот институт выше, чем даже в университет, она уже сейчас наняла ему репетиторов по всем необходимым предметам.
Коля подошёл к неподвижно стоящему Славке, соображая, с чего бы начать разговор. Но тут Славик снял наушники и, презрительно оглядев Колю, сказал:
- Ну, ты чего тут, клоп, пылишь? Кислород поглощаешь? А?
- Да я так, ничего, - несколько растерялся Коля. - Собака вот у тебя красивая. - Он кивнул в сторону коричневой мохнатой собаки, деловито обнюхивающей тонкий ствол молодого вяза. - Я вот думаю: неужели это чау-чау?
- Ну, допустим. Тебе-то что?
- Ух ты, здорово! Это ж редчайшая порода! Я никогда живыми их не видел. Только на картинках. А вот правду говорят, что у чау-чау синий язык? Даже не верится!
- Сюзи! Ко мне! - позвал Славик. Закормленный пёс повернул голову и неторопливо подошёл к хозяину.
- Голос, Сюзи, голос! - приказал Славик.
Собака подумала и лениво тявкнула два раза, вывалив действительно синий язык. Как успел заметить Коля, язык прекрасно гармонировал по цвету со строчёной панамкой Славика.
- Видал-миндал, - не без гордости произнёс Славик.
- Сила! - сказал и вправду удивлённый Коля. - И главное - так к твоей шляпе подходит. И к штанам…
Славик довольно хохотнул и доверительно добавил:
- Да, за эту псину мать триста рубчиков отстегнула.
- Триста?! - с неподдельным изумлением переспросил Коля. - Зачем же вам такая дорогая собака? Она, наверное, дом хорошо сторожит?
- Как же, сторожит! Это мы её сторожить должны. Чтоб не спёрли.
- А что же она у вас делает?
- Ничего. Ветчину жрёт да на двор ходит.
- Понимаю, - сказал Коля. - Вы просто очень любите животных.
Славик сдвинул панамку на глаза и, посмотрев на Колю сверху вниз, произнёс:
- Да, мы очень любим животных. И растения.
- А у вас ещё кто-нибудь есть? - спросил Коля. - Ну там, кошка или рыбки?
- Рыб нет, - сказал Славик. - Есть птица. Попугай называется.
- Ух ты! Попугай! - притворно удивился Коля. - А он у вас говорящий?
- Естественно, - как бы обидевшись, сказал Славик. - Других не держим.
- Вот бы посмотреть, - мечтательно сказал Коля. - Я ещё ни разу живых говорящих попугаев не видел. В кино только и по телевизору. Да и то, мне кажется, их там актёры озвучивают.
Славик наклонил голову набок и, словно прицениваясь, осмотрел Колю с головы до ног.
- За просмотр деньги платят, - сказал он. - И вообще, откуда ты такой наглый взялся? Как зовут?
Коле было неприятно, что с ним так разговаривают. Он открыто посмотрел на расписного Славика, и ему вспомнился где-то вычитанный афоризм древнего мудреца: "Человек есть существо о двух ногах и без перьев". Хотя в данном случае были и перья. Да ещё какие! Коля усмехнулся, но, вспомнив о важном деле, ради которого он тут стоит, как ни в чём не бывало ответил:
- Меня зовут Коля.
- Коля? - переспросил Славик. - А не врёшь? А вдруг тебя Петей зовут? Или Никифором? Ладно, ладно, шучу. Пойдём зайдём ко мне. Так и быть, покажу тебе говорящую птицу. Люблю нахалов.
Славику нравилось, когда им или его вещами восхищались. Впрочем, если кто и восхищался, то вещами. Но Славик не вдавался в тонкости и особенно не отделял себя от своих вещей. Таким же образом он оценивал и других людей. Если человек сидит за рулём собственного "мерседеса" или "Волги", то этого уже достаточно.
- Скидавай галоши, - приказал Славик, когда они вошли в квартиру. - Вьетнамский паркет, он грязи не любит.
Коля покорно снял свои видавшие виды башмаки с разноцветными шнурками и с любопытством посмотрел на отливавший тёплым янтарным блеском пол. Благородный рисунок паркета напоминал Георгиевский зал Эрмитажа, где на стене в центре Георгий Победоносец поражает копьём дракона. Впрочем, здесь обошлось без драконов. Стены прихожей украшали импортные фотообои. На них во всём блеске современной полиграфии бушевал знаменитый водопад Виктория, так в своё время поразивший путешественника Давида Ливингстона.
Едва Коля в сопровождении хозяина переступил порог комнаты, как большущий красавец жако, сидевший у окна в клетке, радостно закричал: "Метёлки, падайте!"
- Боря, ты что, сдурел? - сказал Славик попугаю и не без гордости посмотрел на Колю. Он был рад, что попугай не подвёл и сразу выдал номер. - К тебе, понимаешь, заходят два джентльмена, а ты, как старый дурень, вопишь: "Девочки, садитесь". Ну где ты, спрашивается, видишь тут девочек?
Попугай нахохлился, приподнял крылья и, ободрённый хозяином, ещё радостнее закричал: "Падайте, падайте! Славик, туши фонарь, врубай систему!"
- Вот бес, - ухмыльнулся Славик. - Нет, пора из этого птеродактиля чучело делать.
- А вот я в одном фильме видел попугая, - сказал Коля, - так тот всё время "Ишь ты!" кричал. Например, герой говорит: "Мой "Кольт" бьёт без промаха!" А попугай: "Ишь ты!" Смешно ужасно. А твой так не говорит?
- Нет, не говорит. Зато этот дармоед деньги хорошо клянчит. По утрам особенно.
И, будто поняв, о чём зашла речь, попугай истошно закричал: "Мать, дай рубль! Рубль дай!"
- О! Слыхал! Это он меня, бездельник, передразнивает.
- Послушай, - сказал Коля, - ты случайно не знаешь ещё людей, у которых такие же редкие, говорящие попугаи есть? Вот, к примеру, собачники, они всегда знают, у кого в округе какая собака. Может, и с попугаями так?
Славик помолчал, оценивающе поглядел на Колю, потом сказал:
- Может, и так. А дальше что?
- Ты бы не мог сказать мне, где эти люди живут? Понимаешь, мне очень надо.
- Ха, ха, ха, - ледяным тоном произнёс Славик. - Я тебе что, частный детектив? Справочное бюро? С какой стати я должен для тебя что-то узнавать?
Коля посмотрел на развалившегося в кресле Славика и понял, что больше ему здесь делать нечего.
- Ну пока, - сказал он, вставая.
- Постой, - прищурившись, произнёс Славик. - Допустим, я дам тебе адресок-другой. Но ты мне должен достать одну вещь. Услуга за услугу. Верно, Никифор?
- Что же это за вещь? - спросил Коля, невольно оглядывая комнату. Казалось странным, что ещё существуют на свете вещи, которых не было бы тут.
- Понимаешь, начал я тут одну коллекцию сколачивать. Всякие старинные музыкальные ящики. У меня уже патефон есть, есть проигрыватель пятидесятых годов - такой ламповый гроб под названием "Рекорд". Ну вот "Филипс" современный стоит, всякие там кассетнички - это не в счёт. А теперь мне нужен граммофон.
- Граммофон? - переспросил Коля.
- Ну. Видал небось в кино или по телику. Вроде патефона, с трубой такой здоровенной. Короче, ты меня понял. Достанешь граммофон - я тебе и адреса какие хочешь дам, и даже вон Борьку могу подарить. Это чучело мне надоело. К тому же он у меня задублирован.
- Как это - задублирован? - не понял Коля.
Славик хмыкнул, подошёл к стоящему в углу телевизору, пощёлкал кнопками и клавишами и снова завалился в кресло. Через несколько секунд на экране вспыхнуло яркое цветное изображение попугая. Несомненно, это был тот же Боря, оригинал которого сидел в клетке. Телепопугай повернул голову в сторону своего живого собрата и отчётливо произнёс: "Боря, не щёлкай клювом!" А потом, чтобы показать свою начитанность, закричал: "Пиастры! Пиастры! Деньги на бочку!"
Оригинал недовольно заворочался в клетке, зашипел, нахохлился и отрывисто бросил: "Ду-рак!", - после чего надменно отвернулся, желая тем самым показать своё превосходство над телекопией.
- Ну как? - самодовольно спросил Славик. - Один к одному сработано. Кто скажет, что это чучело в клетке лучше, чем на видеоплёнке! Даже наоборот, хлопот меньше: включил - выключил. Вообще, я тебе, Никифор, как родному скажу: видеомагнитофон - это супервещь! Я вот тут подумываю всех своих приятелей записать. Тогда и встречаться с ними можно будет только по крайней нужде.
В прихожей послышался звонок. Славик выключил видеомагнитофон и пошёл открывать.
- Доцент припёрся. Математик. Сейчас у меня занятие, гори оно огнём! Так что давай сматывайся. Достанешь граммофон - заруливай.
Доцент оказался молодым спортивного вида мужчиной в джинсах и в кожаной куртке. Он уже, видимо, хорошо знал, что вьетнамский паркет не любит грязи. Едва войдя за порог, доцент быстро скинул свои кроссовки и отрывисто бросил:
- Славик, работаем в темпе. У меня сегодня ещё два ученика. Накрой попугая тряпкой, доставай учебники!
Когда Коля уже выходил на лестницу, попугай вдруг грустно крикнул ему вслед:
- Бедный Боря!
Глава 6. Книги
Дом, в котором жил Павел Андреевич Ивашинцов, оказался точной копией дома, где обитали наши друзья. Впрочем в этом нет ничего удивительного: дома были из одной серии.
Если вы захотите описать кому-нибудь здание из старой части города, то вам придётся с риском сломать себе язык говорить об эркерах, пилястрах, капителях и прочих прекрасных излишествах. Если же вы при этом ещё правильно произнесёте слово "антаблемент", то вам уже можно аплодировать. С новостройками в этом смысле гораздо легче. Достаточно сказать: такой-то дом, допустим, сто тридцать седьмой серии, как ваш собеседник, если он хоть мало-мальски изучал квартирный вопрос, сразу всё поймёт.
Дверь квартиры 546, возле которой остановились Коля и Саша, тоже ничем не отличалась от миллиона подобных дверей. Разве что под звонком на дверном наличнике имелась потемневшая латунная табличка с надписью: "Ивашинцов Павел Андреевич". Очевидно, табличку эту хозяин перенёс сюда со старой квартиры.
- Всё точно, - сказал Коля и нажал кнопку звонка.
Дверь отворилась, и на пороге возник знакомый ребятам старик. Он был в той же вязаной кофте, в которой ходил расклеивать свои странные объявления. В первый момент на лице старика отразились испуг и растерянность. Но затем, разглядев ребят, он приветливо улыбнулся и проговорил:
- Фу, как вы меня напугали. Я думал, это опять она. Агент.
- Агент? - в один голос переспросили ребята.
- Ну да. Агент Госстраха. Очень эрудированная девушка. Она мне всё рассказывала, как старики ломают ноги в гололёд. Это, говорит, происходит из-за нарушения баланса фосфора и калия в костях. Потому, говорит, кости стариковские хрупкие, как сухие ветки. Хрусть! - и год в гипсе. Хорошо, знаете ли, у неё это "хрусть" получалось. Как-то очень натурально… Ах, да что же это я чепуху всякую несу. Вы проходите, проходите скорей! Обувь снимать не нужно. У меня, знаете ли, не мечеть и не буддийский храм.
Уже прихожая поразила ребят. Крепкие деревянные стеллажи, плотно уставленные книгами, тянулись от пола до самого потолка. Вошедший в прихожую как бы попадал в замкнутое пространство, стены которого состояли из туго пригнанных книжных корешков. В комнате (а это была однокомнатная квартира) книг было ещё больше. Хотя здесь они соседствовали с обычными житейскими предметами: стол, диван, телевизор, глубокое кожаное кресло, покрытое клетчатым пледом, покосившийся торшер с голубым подгоревшим абажуром.
Старик усадил ребят на диван, а сам нервно заходил по комнате. Потом остановился и печально сказал:
- Что ж, от моих объявлений пока никакого толку. А вы… Вы мне поможете?
- Да, будем искать, - твёрдо сказал Коля.
- Но как? Я просто ума не приложу как. У вас есть план какой-нибудь?
- Одна ниточка уже имеется, - сказал Коля. - А пока вы нам лучше вот что скажите: у вас ведь остался портфель того человека с попугаем?
- Конечно, конечно. Вот он стоит.
- А что в нём? Может, там какие вещи есть? Ну, которые бы нам помогли? Понимаете?
- Увы, увы, - замотал головой старик. - Я вначале тоже так подумал. Но в портфеле, к сожалению, только одна книжка и всё. Да вот, сами посмотрите.
Старик поднял с пола портфель и протянул ребятам. В портфеле лежала "Женщина в белом" англичанина Уилки Коллинза. Если бы писатель дожил до наших дней, он бы, наверное, здорово обрадовался, узнав, каким тиражом выпущено его творение.
Коля перелистнул несколько страниц в надежде увидеть какие-нибудь надписи или пометки, но книга была абсолютно чистая. Он уже хотел закрыть портфель, но дотошный Саша взял книгу и, повернув вверх корешком, потряс.
Оказалось, что сделал он это не зря: из книги выпала фотография!
- Ух ты! - в один голос воскликнули друзья.
- Надо же, надо же! - забормотал старик. - А я ведь и не заметил.
И все трое жадно впились глазами в находку. На фотографии была изображена машина марки "Жигули". За рулём машины сидела девочка лет двенадцати с короткострижеными светлыми волосами. Ещё был виден фонарный столб и угол типового, крупноблочного дома. Из-за угла торчала мутная фигурка человечка с сумкой на плече. Очевидно, человек этот был случайным прохожим, ненароком попавшим в кадр.
- Девчонка какая-то, - сказал Коля.
- А может, мальчишка, - предположил Саша.
- Может быть, - согласился Коля. - Тут не поймёшь. Эх, жаль, номера не видно! По номеру машины мы б запросто в ГАИ всё узнали.
Коля ещё раз вгляделся в фотографию, и ему в какой-то миг показалось, что фигурка человека, заходящего за угол дома, чем-то ему знакома. Он наморщил лоб, силясь вспомнить, но в памяти так ничего и не всплыло.
- Павел Андреевич, - сказал Коля, - раз уж мы решили помочь вам, то мы, если можно, возьмём эту карточку.
- Ну, разумеется, - ответил старик.
- А что было в вашем портфеле? - спросил Саша. - Если не секрет, конечно.
- Ну, какой же тут секрет. У меня там две книги лежали. "Деяния Петра Великого" Феофана Прокоповича. Книга интересная, редкая. Ну да я бы пережил её потерю. А вот другая книга… Ах, как тяжело мне её потерять.
- Что-нибудь тоже очень ценное? - участливо спросил Коля.
- Нет, Коленька, дело не в этом, - с грустью ответил старик. - Сама по себе книга не так уж, может быть, и ценна. Это первый том от двухтомника Лермонтова, тысяча восемьсот девяносто второго года издания. Но дорога она мне совсем по другим причинам. Совсем по другим. Понимаете, мальчики, это память. Память об одной встрече…
Обстрел застал его на Тучковом мосту. Как раз посередине. Снаряды рвались за спиной, где-то в районе Пушкарской. Пожилой милиционер с посиневшим от холода лицом выскочил из своей будки и замахал руками:
- В укрытие, лейтенант! Давай в укрытие!
Лейтенант кивнул, но продолжал идти тем же размеренным, упругим шагом. Сухой, морозный снег визжал под ногами. Методичные взрывы с треском рвали застывший, ледяной воздух. Закрытые маскировочной сеткой шпили Адмиралтейства и Петропавловского собора напоминали зачехлённые стволы гигантских дальнобойных орудий. На заснеженной, словно забинтованной Неве копошились чёрные человеческие фигурки. Люди черпали из тёмной полыньи ледяную невскую воду, потом ставили вёдра на маленькие детские санки и медленно тащили их к обледенелому гранитному парапету.
Лейтенант Павел Андреевич Ивашинцов, гидролог по гражданской профессии, прибыл в город с Ладоги. Там в составе специального отряда он оборудовал автомобильную дорогу по льду замёрзшего Ладожского озера. Потом эту ледяную нитку, связавшую истерзанный город с Большой землёй, назовут Дорогой жизни.
Лейтенант миновал мост и вскоре вышел в промёрзшую каменную щель Среднего проспекта. На снежных сугробах чёрным серпантином валялись обрывки трамвайных проводов.