Здесь был Шва - Нил Шустерман 7 стр.


Оказывается, отец Шва отличался поразительной рассеянностью. По всему дому валялись бумажки с напоминаниями. Холодильник, залепленный жёлтыми квадратиками стикеров, походил Большую Птицу. Все заметки были написаны рукой Шва-младшего. "Среда в школе короткий день", - значилось в одной из них. "В пятницу вечер встреч выпускников", - гласила другая. "СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ НА ОБЕД ПРИДЁТ ДРУГ" - кричала большими жирными буквами третья.

- Он всегда такой был или красок своих надышался? - спросил я, когда мистер Шва вернулся к своей гитаре.

- Несколько лет назад он свалился с приставной лестницы, получил травму головы. Сейчас он поправился, но временами бывает совсем как ребёнок.

- Ух ты, - прокомментировал я. - И кто в вашей семье за кем смотрит?

- Вот это уж точно, - ответствовал Шва. - Но всё не так плохо. Тётя Пегги приходит несколько раз в неделю, помогает.

Должно быть, сегодня у тёти Пегги выходной. На плите в глубокой сковородке покоился сырой цыплёнок. Я потыкал в него пальцем. Комнатной температуры. Кто знает, сколько времени он так пролежал.

- Может, закажем пиццу?

- Да ладно, - отмахнулся Шва, включая духовку. - От высокой температуры все бактерии окочурятся.

Шва провёл со мной экскурсию по дому. Стены везде были белые, кроме одной в каждой комнате, которая отличалась по цвету. Эффект, кстати, балдёжный. В гостиной стенка была зелёная, в кухне - красная, в столовой - голубая. Цветная стенка в комнате Шва была бежевая. И почему я не удивлён?

- Так вы это… того… - спросил я как можно деликатнее. - Давно вы с отцом… в автономном плавании?

- С тех пор, как мне исполнилось пять, - сказал Шва. - Хочешь посмотреть мою коллекцию скрепок?

Я прогнал услышанное по своим извилинам ещё раз, не уверенный, правильно ли расслышал.

- Ты… Это у тебя хохма такая, да?

Шва сунул голову под кровать и вытащил оттуда коробку. Внутри были пластиковые пакетики на липучке - штук сто, не меньше - и в каждом из них лежала… да, вы угадали правильно - канцелярская скрепка.

Тут были всякие: большие, маленькие и толстенные чёрные, которыми стягивают целые стопки бумаг.

- Клёво, правда?

Я только стоял и пялился на всё это богатство.

- Слушай, Шва, а когда тебя выпустили из дурдома?

Он сунул руку в коробку и выудил оттуда невзрачный пакетик с серебристой скрепкой.

- Вот этой скрепкой был скреплён договор о неприменении ядерного оружия, подписанный Рейганом и Горбачёвым.

- Ну да, скажешь!

Я пригляделся. Скрепка как скрепка, ничего особенного.

Он вытащил другую - сделанную под бронзу.

- А вот эта скрепляла оригинал текста "Hey Jude". - На свет появилась ещё одна - с голубым пластиковым покрытием. - Вот этой были скреплены листы руководства по эксплуатации космического шаттла.

- Ты хочешь сказать, что она побывала в космосе?

Шва кивнул.

- Вот это да!

Он показывал мне скрепку за скрепкой - каждая последующая потряснее, чем предыдущая.

- Откуда ты их все выдрал?

- Писал всяким знаменитостям и просил у них скрепки с какого-нибудь важного документа. Ты даже не поверишь, сколько из них ответило!

Шва - гений. По большей части народ охотится за письмами, документами и людьми, делающими историю, но никому ещё не пришло в голову заняться теми крохотными штучками, что скрепляют листы истории между собой. А вот Шва додумался. Его коллекция - самая ординарная и одновременно самая интересная из всех, что я когда-либо видел.

Обед был готов только к девяти часам, и такого отвратного цыплёнка я в жизни не ел, если не считать того, что подали однажды на дне рождения одного моего приятеля и который походил по вкусу на пиньяту. И всё равно, мне понравилось обедать со Шва и его отцом - тот даже за едой не выпускал гитару из рук, продолжая терзать её пальцами, вымазанными в курином жире.

- Такое впечатление, что ничто на свете его не колышет, - поделился я со Шва, пока его папа мыл тарелки.

- Да, такая уж это штука - мозговая травма, - вздохнул Шва и отправился заново перемывать за отцом посуду. - Но в качестве транквилизатора я бы её рекомендовать не стал.

* * *

На следующий день я обедал один на один с собственным отцом. Мама с Кристиной отправились по магазинам, Фрэнки тоже улетучился из дому - они с друзьями, такими же, как он, студентами-отличниками, занимались своими небожительскими делами. Я ничего не мог поделать - всё время думал о Шва, о том, как он каждый день приходит домой к отцу, который, может, покормит его, а может и нет… Это вам не мой отец. Меня, может, и не замечают, но голодным я не хожу. К тому же мне не приходится опекать собственного папулю.

Втайне папа обожал, когда мамы не было дома и он мог единолично царствовать на кухне; и, сказать по правде (хотя мы, дети, никогда бы не признали этого вслух), стряпал он лучше мамы. Сегодня он приготовил своё коронное блюдо Fettucine al Bonano, волшебным образом превратив всё, что завалялось в морозилке, в шедевр поварского искусства. Проблема сегодня была не в еде, а в едоках. Понимаете, когда мы с отцом в компании других людей, то мы общаемся с лёгкостью, но стоит нам остаться вдвоём - и мы становимся похожи на двух актёров, позабывших свои реплики.

- Ну как, удалось разломать Манни? - спросил отец после нескольких минут молчаливого жевания.

Я пожал плечами и помотал свисающими изо рта феттучини.

- Да как сказать. Тело благополучно пережило взрыв, но голова куда-то запропала. Моё мнение - она вышла на орбиту вокруг Земли.

- Если и вправду окажется, что его нельзя разломать, твой старик получит надбавку к жалованию и продвижение по службе.

Я кивнул и втянул в себя очередную порцию феттучини. Снова повисла тишина. Я люблю проводить время с папой, но когда между нами ничего, кроме тарелок с едой, мне делается слегка не по себе. Наверно, потому, что я слишком привык к тому, что меня дома обычно не замечают; поэтому когда я вдруг попадаю в центр внимания, то не знаю, как себя вести. И вот теперь я сидел с папой, стараясь не смотреть ему в глаза, и вдруг у меня мелькнула мысль, что он наверняка чувствует то же самое.

- Либо одно, либо другое, - сказал я.

- Что?

- Они либо продвинут тебя, и тогда им не нужно будет повышать тебе жалование. Либо дадут тебе прибавку, но тогда продвижения тебе не дождаться. И то, и другое вместе не сделают.

Он посмотрел на меня с улыбкой и одобрительно кивнул, как будто я ему Шекспира процитировал.

- Ты прав, - подтвердил он. - А откуда тебе это известно?

Я опять пожал плечами и вспомнил, что однажды сказал Шва о моих деловых способностях.

- Не знаю. Просто это кажется разумным, - ответил я и тут же добавил: - Наверно, слышал по телеку или ещё где.

Мы опять принялись жевать, старательно отводя друг от друга глаза.

- Мама говорила мне, будто ты выгуливаешь собак старика - владельца ресторана Кроули.

- Точно. Я добрый филистимлянин.

- Самаритянин, - поправил папа. - А я и не знал, что ты любишь собак.

- Я и сам не знал.

Я подумывал, не рассказать ли про Старикашку Кроули и его угрозу лишить отца работы, если я откажусь возиться с его барбосами. Но не рассказал. Старикашка и его псы - исключительно мои проблемы.

Расправившись с феттучини, я подумал: а что сегодня было на обед у Шва? Интересно, ему пришлось самому готовить? Или он всегда готовит для себя и для отца? Или сегодня тот счастливый день, когда приходит тётя Пегги и избавляет Шва от кухни? И ещё интересно - тётя Пегги тоже забывает ставить тарелку для Шва, как его папаша?

- Слушай, пап, можно я приглашу на обед друга?

- Кто-то новый или твои обычные подельники?

- Новый.

- Девочка?

- Да куда там…

- Кто тогда?

- Его зовут Шва.

Папа сгрёб феттучини, лежащие на его тарелке, в горку.

- И что с ним не так?

- Если он мой друг, то с ним обязательно должно быть что-то не так?

- Ну-ну, не заводись. Мне просто показалось, что ты как-то так это сказал…

Я не подозревал, что папа умеет так тонко распознавать нюансы в интонациях собеседника. Кажется, он никогда не был в состоянии различить в мамином голосе нотки, обещающие скорый скандал; обычно кому-то из нас, детей, приходилось растолковывать ему, какую бездумную и бесчувственную штуку он отколол. Но на этот раз папа попал прямо в точку.

Я решил выложить всё начистоту.

- Он невидимый.

К чести моего папы, он принял этот удар стойко, хоть и перестал жевать на несколько секунд.

- А когда снимает кольцо? - спросил он. - И в приятелях у него, небось, всё эльфы да гномы?

Я въехал не сразу, а когда до меня наконец дошло, рассмеялся.

- Ага, - подтвердил я. - А лапы у него знаешь какие волосатые!

- В таком случае, проследи, чтобы он хорошенько вытер их о коврик у двери, иначе твоя мама оторвёт его заячьи уши.

7. Самая низкооплачиваемая служба мужского эскорта на всём восточном побережье, за исключением, может быть, Бронкса

Жизнь похожа на плохую стрижку. Поначалу выглядишь как пугало огородное, потом вроде привыкаешь, и не успеешь оглянуться, как патлы снова отросли и их опять надо стричь; и ты начинаешь надеяться, что на этот раз причёска выйдет удачнее - если, конечно, не ходишь стричься в СуперКлипс. Тамошние парикмахеры такие жуткие, что к другим инструментам, кроме безопасных детских ножниц из пластмассы, их и близко подпускать нельзя; после этих палачей причесон у тебя такой, будто его не иначе как потолочным вентилятором укладывали. Словом, жизнь движется вперёд: хорошая стрижка, плохая стрижка и так до тех пор, пока ты не облысеешь, а тогда тебе уже всё равно.

Я как-то выдал эту мудрость матери, и она сказала, что я должен записать её в книжку, а книжку спалить. Ну что ж, некоторые люди не ценят поистине глубоких мыслей.

Так вот, договор с Кроули - это как плохая стрижка, к которой начинаешь привыкать. И я никак не ожидал, что снова попаду в неискусные руки цирюльника-палача.

- Пусть мистер Шва идёт вперёд. С вами, мистер Бонано, мне нужно поговорить наедине.

Кроули всегда называл нас "мистер Шва" и "мистер Бонано". Поначалу меня это напрягало - учителя в школе величали нас так, когда собирались устроить нам разнос. Но опять же - Кроули сердился на нас постоянно, так что всё логично.

Шла третья неделя нашей собачьей службы. До нынешнего момента Кроули не удостаивал нас особо пространными разговорами, ограничиваясь колкостями насчёт нашего дрянного гардероба, саркастическими замечаниями о моей усеянной угрями физиономии и просьбами, не могли бы мы купить себе дезодорант получше, потому что после целого дня в школе смердим похлеще, чем все его четырнадцать псов. Со Стариканом не соскучишься - никогда нельзя угадать заранее, к чему он прицепится на этот раз. Обычно он всегда больше колупал меня, чем моего напарника. Я-то думал, что таковы последствия "эффекта Шва". Мне и в голову не приходило, что Старикан оценивал мою персону с целью вывести её на более высокую орбиту в кроулиевской Вселенной.

- Мистер Шва, я сказал, вы можете идти.

Шва взглянул на меня и пожал плечами.

- Ладно. В случае чего, заявлю, что я твой ближайший родственник, Энси.

- Да, считай, я это заценил. Если выживу, звякну.

Как только Шва ушёл, Кроули уставился на меня из своего инвалидного кресла с другого конца комнаты и не сводил глаз, пожалуй, слишком долго.

- Так в чём дело, Весельчак?

Я перестал обращаться к нему "сэр" или "мистер Кроули". На мой взляд, так обращаются к человеку, к которому испытываешь уважение, а Старикашка моего уважения не заслужил. Сначала я называл его Чак (потому что его имя было Чарльз), но прозвище Весельчак подходило ему куда больше, особенно из-за той зверской рожи, которую он скраивал всякий раз, когда слышал его.

- Я тебе не клоун! - отрезал он. - Будь добр, прекрати называть меня так!

Я лишь ухмыльнулся. Он скривился ещё больше.

- С этого момента мистер Шва будет выгуливать собак один.

- Это несправедливо! - взвился я. - Этак он до ночи с ними не разделается!

- Я буду ему платить. Десять центов за собако-день.

- Двадцать пять.

- Ты что, заделался его поверенным?

- Я его менеджер.

- Ага. Понял. Двадцать пять.

- Но это только в том случае, если он согласится.

Кроули даже не удостоил меня ответом - наверно, потому что закон природы гласит: с Кроули все всегда соглашаются.

- А для тебя у меня другое задание.

- И я тоже буду получать плату?

- Да, - ответил он без промедления. Вот тут меня объял страх. Потому что обычно денег от Кроули можно дожидаться, как от быка молока; а если ты о них невзначай заикнулся, то захлебнёшься собственной кровушкой. Так что если он сам заранее решил, что за эту работу надо платить, значит, мне грозит нечто запредельно ужасное.

- Твоё жалование будет зависеть от того, насколько хорошо ты станешь выполнять свои обязанности.

- И в чём они будут заключаться?

К Кроули подобралась Леность и ткнулась носом в карман его смокинга - подачки хотела, но старик оттолкнул её.

- Моя внучка проведёт здесь, у меня, несколько месяцев. Твоя работа - составлять ей компанию. Развлекать её. И будешь делать вид, что моя внучка тебе очень нравится.

Кажется, моей новой причёской станет безобразный ирокез.

- А что с нею не так?

- Почему это с ней что-то должно быть не так? - ощетинился Кроули.

- Ну, не знаю, - сказал я. - Вы как-то так это сказали…

Кроули яростно крутанул своё кресло и стукнулся коленом о край стола. Наверняка Старикану было больно, но он даже не охнул, обломав мне весь кайф.

- Ну раз ты такой проницательный. Да, моя внучка в некотором смысле инвалид.

- Она тоже сидит в кресле?

- Я разве что-то такое говорил?

Я ждал разъяснений, но Кроули замолк. Значит, меня повысили: из выгуливателя собак я стал выгуливателем какой-то избалованной, капризной юной девицы вроде Веруки Салт.

- Явишься сюда завтра ровно в десять. Но до этого сведи знакомство с душем в своей берлоге да оденься поприличней. И не вздумай называть меня Весельчаком в её присутствии.

- Завтра суббота! Я занят другими делами.

Враньё - ничем я не был занят, и он тут же это понял, потому что сказал:

- Не заставляй меня делать твою жизнь ещё отстойней, чем она уже есть.

Наконец-то я сообразил, кого он мне напоминает: Императора из "Звёздных войн".

- Ладно. Но сейчас я пойду выгуливать псов, чтобы Шва не вкалывал там один.

- Ты такой хороший друг, ну прямо бойскаут.

- Но-но! - одёрнул его я. - Оскорблять-то зачем?

Потом прицепил поводок к Чревоугодию и вышел из дома.

* * *

- Может, она похожа на Человека-Слона?

Впервые за последние несколько недель Хови, Айра и я собрались в нашем недообустроенном подвале. Нам, в общем-то, нечего было сказать друг другу, поэтому мы вернулись к нашему прежнему времяпрепровождению - к видеоиграм. На этот раз мы сражались в "Три кулака ярости": накачанные стероидами персонажи под воздействием радиации отращивают себе больше рук, чем положено обычным смертным, и, естественно, кидаются бороться за мировое господство, куда ж без него. Ну, вы знаете - всё, как в фильме.

Теорию Человека-Слона выдвинул Хови. Мы все ломали головы, что не так с кроулиевской внучкой. А с ней должно быть что-то основательно не так, если он готов даже платить мне за то, чтобы я проводил с ней время.

- Наверно, она просто сверхъестественная уродина, раз за неё даже деньги предлагают, - предположил Хови.

- Необязательно, - возразил Айра. - У неё может быть синдром Туретта.

- Это ещё что такое? - спросил я.

- Это когда на тебя находит и ты весь дёргаешься и материшь всех подряд.

- Ну, тогда этот синдром у большинства моих знакомых, - сказал я и замахнулся на Айриного амбала на экране сначала левой, потом правой рукой и, наконец, выдал финальный апперкот третьей. Айра сразу потерял десять пунктов жизни.

- А вдруг, - говорит Айра, - она - один из двух сиамских близнецов, сросшихся головами, но разделённых при рождении? Из них ведь только один может выжить, потому что мозг у них один на двоих.

- Логично, - согласился Хови. В это время его громила подкрался к моему сзади и хорошенько врезал мне в спину ногой, о существовании которой у него я не подозревал.

- Эй, это нечестно! Ты заграбастал себе бóльшую дозу радиации!

Я отвернулся от амбала Айры - тот ещё не пришёл в себя - и принялся осыпать пинками Ховиного парня.

- А может, это что-нибудь совсем простое, - предположил я, - типа у неё одна нога деревянная…

- Или обе, - бурчит Хови.

- Или голова, - добавляет Айра. - Я бы даже заплатил, чтобы на это полюбоваться.

- Вот Кроули и платит. - Я наскочил на Айриного персонажа, провёл двойной смертельный, и всё было кончено. Айра с досады отшвырнул свой геймпад. Мы с Хови остались один на один. Я обрушил на него бешеную атаку - вовсе не потому, что у меня руки чесались намылить ему башку, просто хотелось поскорее разделаться. Это как с пиццей: пока всю не съешь - не успокоишься.

Всего минута - и игра окончена; мой персонаж с триумфом задрал вверх все три руки под радостный рёв несуществующей толпы. Я вздохнул и убрал геймпад.

- Эй, пацаны, это только со мной так, или игра и вправду не такая интересная, как раньше?

У Айры с Хови мнения на этот счёт не сложилось. Впрочем, другого я от них и не ждал.

- Через месяц новая версия выйдет, - сказал Хови. - Намного лучше, говорят…

Я кивнул, потому что мне не хотелось говорить о том, о чём я на самом деле думал. А думал я о бамбуке. В прошлом году учитель естествознания сказал, что когда бамбук уже достаточно укоренился и укрепился, то можно видеть, как он растёт буквально у тебя на глазах. Вот я и размышлял: а не бывает ли точно так же и с людьми? Потому что я ощутил странное головокружение, словно стремительно вырос над Хови и Айрой. Я просто знал это, как знал, что любая новая версия "Трёх кулаков ярости", хоть сто раз улучшенная, заинтересует меня не больше прошлогоднего снега.

Я услышал чьи-то шаги на лестнице, но взглянув туда, никого не увидел.

- Привет, Шва, - сказал я.

Назад Дальше