- Вижу, - говорит мама.
- Ну так вот, - сказала Маша. - Значит, пойдём к Наташе.
- Ну ладно, - говорит мама, - значит, пойдём. Одевайся только потеплее.
Оделась Маша потеплее. Даже маминым платком под пальто повязалась и рукавички надела. И кошку Ниточку стала она тоже в платок заворачивать. А Ниточка не даётся, не хочет, чтобы её заворачивали. Рвётся из рук и мяукает.
- Маша, - говорит мама, - ты что делаешь? Ты что, думаешь и Ниточку с собой брать?
- Да, - отвечает Маша. - Ей же без нас скучно будет.
- Нет, - говорит мама, - я прямо не знаю, Маша, что с тобой сделалось. Ну кто с собой в гости кошек берёт? Видишь, ей даже вовсе и не хочется из дому уходить.
А кошка Ниточка, и верно, мяукает, рвётся из Машиных рук.
- А может, она притворяется?.. - сказала девочка Маша. - Ниточка, - говорит она, - Ниточка, хочешь ты в гости к Наташе пойти?
А Ниточка прыгнула на шкаф и мяукает оттуда.
- Ну ладно, не хочешь - не надо, мы с Петушком да с Елизаветой Петровной пойдём, - сказала Маша.
Надела Маша шубку на Елизавету Петровну и прицепила цепочку к ошейнику Петушка. Взяла мама в одну руку цепочку, а другую руку девочке Маше протянула, а Маша протянула одну руку маме, а в другую руку взяла куклу Елизавету Петровну, и они вышли на улицу.
Прошли по одной улице, свернули направо, прошли по другой улице, свернули налево и наконец пришли к Наташе.
Когда они пришли к Наташе, там уже были гости.
Там был Вова и две девочки из детского сада. Одну звали Валя, а другую - Галя. Валя была толстенькая, а Галя - худенькая. У Вали глаза были голубые, а у Гали - чёрные. Валя громко смеялась и прыгала по комнате со скакалочкой, а Галя сидела в том углу, где были куклы, и тихо разговаривала с Наташей.
- Вот моя подруга Маша пришла! - закричала Наташа, оставила кукол и побежала к Маше здороваться.
- Здравствуй, - сказала Маша. - Насилу мы из дому вырвались. Такой всё время дождик был!
- Да-да-да, - сказала Наташа, - такая всё время плохая погода была!
А Вова сказал:
- Это не погода, а просто урода.
Валя засмеялась, а Галя говорит:
- В такую погоду очень легко можно простудиться.
Наташа говорит:
- Знаешь, Маша, что у меня есть? У меня рыбки есть, ёж и черепаха. Пойдём, покажу.
Подвела она Машу к большой стеклянной банке, в которой плавали красные рыбки, и говорит:
- Вот они, мои рыбки.
В банке на дне песок. Наташа покрошила в воду белого хлеба, и рыбки начали его есть.
Плавают рыбки
Без всякой улыбки!
- крикнул Вова.
Он всё-таки всех любил дразнить, а не только новичков. Всех, даже рыбок.
- Вот мой ёж, - сказала Наташа, показывая Маше на ежа: он сидел в другой банке. - Только он не живой - он чучело.
Чучело, чучело,
Ты меня замучило!
- крикнул Вова.
Валя засмеялась, а Галя сказала:
- Всё ты, Вовка, дразнишься. А Наташа его не слушала.
И Маша его не слушала. Она смотрела на рыбок и на ежа, и они ей очень нравились. Ах, как ей было жалко, что это не её рыбки, не её ёж!
- А вот и черепаха, - говорит Наташа. - Её можно потрогать, ты её не бойся. Она твёрдая и холодная и зимой всё время спит.
Потрогала Маша черепаху, вздохнула и даже хотела заплакать, так ей жалко было, что это не её черепаха.
Черепаха
Спит без страха!
- крикнул Вова.
Тут уже засмеялась не только Валя - даже Галя не выдержала и стала вместе с ней смеяться.
А Маша даже не улыбнулась, так ей было грустно.
Потом она подумала и говорит:
- А у меня собака Петушок есть. И она живая и вовсе не спит зимой, всё время лает и бегает… Петушок, полай, пожалуйста, я тебя прошу, - сказала она ему.
А Петушка, знаете, не надо долго просить. Он всегда с удовольствием лает. И когда он залаял, Вова испугался и вскочил на стул.
- Ой, - закричал он, - я собак боюсь! Ой, она, наверно, кусается!
Тут все девочки стали над ним смеяться, и Маша тоже улыбнулась.
А потом Валя сказала:
- Давайте в школу-мячики играть.
А потом они играли в поезд и в Чапаева, и Вова так хорошо свистел - совсем как паровоз, и стрелял - совсем как пулемёт, и так ловко и быстро ездил на стуле, словно на коне, что тут Маша даже сказала Наташе на ухо:
- Нет, он всё-таки, наверно, хороший мальчик. И, наверно, не трус. А что он моего Петушка боится, так его все сначала боятся. У нас даже почтальон первое время его боялся.
Потом вошёл в комнату Наташин папа. Он был военный человек; он послушал, как Вова из пулемёта строчит, и спросил его:
- А что такое танк, ты знаешь?
- Знаю, - сказал Вова. - У него вместо колёс цепи. Это такой автомобиль, он где хочешь пройдёт.
А из девочек никто не знал, что такое танк. Потом, когда они от Вовы да от Наташиного папы о танках услышали, они вспомнили, что видели танк когда-то на улице, но просто не знали, что он так называется.
И вот, когда они говорили про танк, вошла Наташина мама. И с нею Машина мама. Наташина мама сказала:
- Идите обедать. Обед на столе. Но сначала, пожалуйста, вымойте руки.
Все пошли мыть руки, а когда сели за стол, то к супу были поданы вкусные пирожки с капустой. Все девочки съели по три пирожка подряд без передышки, а Вова - тот шесть штук съел. На второе были куриные котлеты, а на третье - сливочный крем, и лучше того крема никогда, наверно, ничего не было. Очень, очень вкусный был крем. Все так наелись, что захотели спать и пошли по домам.
А на прощанье Наташа подарила Маше мишку, очень большого, но, конечно, тоже неживого.
ГЛАВА III
О том, как папа уехал
В этот день, как всегда, Маша пришла в шесть часов из детского сада. Мама была дома. Коля тоже. Кукла Елизавета Петровна сидела на диване рядом с мишкой. В волосах у неё был красный бант, а на шее - белый.
Диван стоял перед зеркалом, и казалось, что мишка и Елизавета Петровна всё время смотрят в зеркало, всё время любуются собою. Кукла Елизавета Петровна, наверно, думает: "Ах, какая я красивая! Я гораздо лучше мишки". А мишка думает: "Здорово я хорош! Далеко кукле до моей красоты". А Ниточка лежит на полу, на ковре, и спит. Все сегодня дома, как всегда.
Мама, конечно, рисовала картинки. Коля строил из железных палочек не то мост, не то подъёмный кран, а радио кричало: "Слушайте, слушайте, слушайте!.."
- Маша, - сказала мама, - что у тебя хорошего в детском саду?
- Всё у нас хорошо, - сказала Маша, - всё хорошо. Только один мальчик зарезался.
- Как - зарезался? - испугалась мама. - Совсем?
- Совсем, - сказала Маша, - с кровью. Он себе кухонным ножиком палец порезал. Так кричал! Прямо жалко было смотреть, когда ему йод на палец лили.
- Это что! - говорит Коля. - У нас в школе лучше было. У нас сегодня одна девочка на улице ворону нашла с подбитым крылом и на урок принесла. И мы этой вороне перевязку делали, а она меня в руку клюнула. Вот, видишь, какой синяк? А потом мы ворону покормили, и теперь она у нас в школе будет жить.
- А у нас, - сказала Маша, - а у нас… - И она не знала, что бы ей сказать такое, чтобы это было интереснее вороны. А потом вдруг вспомнила. - А у нас, - сказала она, - сегодня в младшей группе мышь с мышатками по комнате бегала. Из детей никто не испугался, а руководительница на стол вскочила с ногами.
Так сидели и говорили Коля и Маша, может быть, целых два часа. А мама слушала их и рисовала картинки. Картинки были маленькие, их потом должны были в книжке напечатать. Мама рисовала их красками.
А потом Маша перестала разговаривать с Колей. Она села рядом с мамой и стала смотреть, что мама рисует. Мама нарисовала синюю тучу. Из тучи сверкала молния. Под тучей на земле стоял дом. Шёл сильный дождь. В окно дома высунулась с непокрытой головой какая-то женщина, и глаза у неё были такие, словно она сейчас горько, горько заплачет.
- Мама, - сказала Маша, - почему эта женщина плакать хочет?
- Потому что она ждёт свою дочку. Муж этой женщины ушёл в лес дрова рубить, а дочка, маленькая девочка, ему обед понесла, и вдруг началась гроза. И ветер подул, и дождь полил, и молния засверкала. А муж в лесу, и дочка где-то в лесу. Вот и беспокоится эта женщина, думает - как бы чего с ними не случилось.
Маше стало жалко эту женщину, ещё больше она пожалела её мужа и дочку. Но потом она увидела другую картинку. На ней тоже была туча с молнией, и тот же дом и та же женщина, но она уже не у окна, а у раскрытой двери. Дождь льёт по-прежнему, но она улыбается, потому что видно, как выходит из лесу её муж - дровосек, а на руках у него сидит девочка и машет матери рукой.
- Вот видишь, - говорит мама Маше, - вот они и домой пришли. Сейчас переоденутся, обогреются, поужинают, спать лягут.
А Маша сказала:
- Наш папа тоже что-то долго домой не идёт.
А потом мама кончила рисовать картинки и говорит:
- Маша, давай я тебя нарисую.
- Давай, - отвечала Маша. - Только рисуй недолго, а то мне скучно станет.
И пока мама её рисовала, Маша пела песню:
Гром гремит, блестит гроза,
Дождик льётся наконец.
Я смотрю во все глаза:
Где же, где же мой отец?
Где же, где же он летает?
В небе молния блистает,
Гром грохочет, дождик льёт,
Мчит по небу самолёт.
В нём бесстрашный мой отец,
Красный лётчик, молодец.
Эта песня Машина любимая. Она пела её и летом, и весной, и в плохую, и в хорошую погоду, и даже осенью, и зимой, когда грозы совсем не бывает. А потом Маша легла спать и уснула.
Сколько она проспала, она не знала, и проснулась оттого, что мама плакала. В комнате горел свет, и было похоже на то, что сейчас вечер или ночь, но только не утро. Мама плакала, а папа гладил её по голове и говорил:
- Ну что ты плачешь! Это же очень интересный перелёт. И ведь я вернусь месяца через три - четыре. Ну перестань, ну не плачь.
А Коля стоял в одной рубашке и всё время спрашивал:
- Папа, а на Камчатке белые медведи есть? Папа, а Камчатка дальше Владивостока или ближе? Папа, а ты нам оттуда письма писать будешь?
А папа смеялся и говорил:
- Нет, белых медведей там нет, они в Ледовитом океане живут. Камчатка дальше Владивостока, и письма писать буду.
Тогда Маша встала с кровати и сказала:
- О чём вы все разговариваете? Я ничего не пойму.
- Да вот, Маша, - сказал папа, - завтра уезжаю в Хабаровск, в Сибирь, а там буду летать на Камчатку и над Ледовитым океаном. Поняла?
- Поняла, - сказала Маша и заплакала пуще чем мама. Но плакали они обе недолго. Что же тут плакать?
Раз надо папе летать - значит, надо, не о чем и говорить! А папа даже доволен, ему даже нравится, что его на такие трудные полёты посылают.
- Ну, - сказал папа, - кончили плакать?
- Я кончила, - сказала Маша. А мама улыбнулась и сказала:
- Я тоже кончила.
- Тогда, - говорит папа маме, - пои меня чаем.
- И мы, - закричали Коля и Маша, - и мы будем с папой чай пить!
И вот Коля натянул штаны, а Маша надела халатик, и все сели за стол и пили вместе с папой чай. Папа говорил и смеялся, а мама иногда задумывалась и опять становилась грустной. А потом мама стала складывать в чемодан папины вещи, и Маша и Коля помогали, и было уже около часу ночи, когда они наконец легли спать.
Когда Маша легла спать, она подумала: "И вот сейчас я увижу во сне интересные вещи: и Сибирь, и Хабаровск, и Ледовитый океан, и белых медведей. Вот сейчас закрою глаза и всё, всё сразу увижу".
Но когда она закрыла глаза, то сразу же уснула так крепко, что ничего во сне не видела. А если что и видела, то утром всё забыла. Она даже вначале не поняла, почему это на полу стоит папин чемодан. А потом вдруг вспомнила: сегодня вечером папа уезжает надолго.
Она быстро позавтракала, и мама повела её в детский сад. В детском саду Маша шепнула на ухо Наташе:
- Сегодня мой папа уезжает в Сибирь, в Хабаровск. А потом будет летать и на Камчатку и на Ледовитый океан.
- Ох, - сказала Наташа, - какая ты счастливая! Может, он тебе оттуда белого медвежонка привезёт.
- Может быть, привезёт, - сказала Маша. - Я и сама так думаю, что, может быть, привезёт, только ты никому об этом не рассказывай. Хорошо?
- Хорошо, - отвечала Наташа, - не буду. А почему нельзя рассказывать?
- Так, - говорит Маша. - Это секрет. Я сама его всем расскажу.
И вот сказала Маша об этом по секрету на ухо Вове, и Гале, и Вале, и всем другим детям. И все другие дети очень завидовали Маше и спрашивали её:
- Маша, а ты бы хотела с папой полететь?
- Я бы хотела, - отвечала Маша, - да мне не на кого маму, Петушка, Ниточку и куклу Елизавету Петровну оставить. А теперь ещё у меня и мишка есть. Мне его Наташа подарила.
И весь детский сад целый день говорил только о том, что Машин папа летит на Ледовитый океан, и даже в самой младшей группе дети играли в белых медведей, и в льдину, и в челюскинцев.
А когда Маша пришла домой, то там все уже были в сборе: и папа, и мама, и Коля.
- Садитесь скорей обедать, - сказала мама, - а то папа на поезд опоздает.
Сели все за стол, но есть как следует никто не мог. Один только папа ел. А мама совсем ничего не ела, только Машу и Колю заставляла есть.
- Да мы сыты, - говорили Маша и Коля. - Ты лучше сама ешь, чем на нас смотреть.
А когда встали из-за стола, папа взглянул на часы и сказал:
- Ну, пожалуй, пора и в дорогу. Коля, вызови-ка по телефону такси.
Коля вызвал такси, и все стали одеваться. Папа надел новое коричневое кожаное пальто с меховым воротником и лётчицкий шлем на голову, а мама надела меховое пальто и меховую шапочку, потому что осень была очень холодная. И Маша оделась, и Коля, и все пошли на улицу и сели в такси. Приехали на вокзал. Коля пошёл брать перронные билеты, а когда вернулся, все пошли к поезду.
Папин вагон был в хвосте поезда. Где-то впереди шипел паровоз, и в тёмном воздухе сверкали искры, выскакивая вместе с дымом из трубы. Но дыма видно не было. Правда, если присмотреться очень внимательно, то чуть-чуть он всё-таки был виден.
На перроне у вагонов толпились отъезжающие и провожающие. Кто-то плакал, кто-то смеялся, и вообще было очень интересно. Маша даже зашла вместе с папой к нему в вагон. И вагон и папино купе ей очень понравились. Всё в вагоне блестело или медью, или красным деревом, а внутри было много всяких кнопок и рычажков, и каждую кнопку хотелось Маше потрогать и каждый рычажок повернуть. Но было страшно: повернёшь - и мало ли что случится? Кто знает! Даже папа не знал, для чего сделаны все эти кнопки и рычажки.
А пока Маша была в вагоне, мама всё время беспокоилась, барабанила пальцами в окно и что-то говорила, а что она говорила, через два оконных стекла не было слышно. Но можно было догадаться. Наверно, она говорила, чтобы папа скорее вывел Машу из вагона, а то вдруг тронется поезд. А Маша и сама не знала, чего ей больше хочется - уехать с папой или остаться с мамой. Поехать на Камчатку интересно, но в то же время очень жалко маму.
Наконец папа вместе с Машей вышел из вагона. И все стали с ним прощаться. Он долго, долго обнимал и целовал маму, потом Колю, потом Машу. И мама плакала, и Маша плакала, и только папа и Коля не плакали. Они мужчины, и им плакать нельзя.
А потом папа вошёл на площадку, какой-то человек махнул флажком, и папа уехал. Не было ни гудков, ни звонков, ни свистков, а просто отошёл поезд и увёз папу. И на том месте, где только что стоял поезд, увидела Маша блестящие рельсы и чёрные шпалы, и на них медленно садился и таял мокрый снег.
ГЛАВА IV
О том, как мама заболела
Уже, может, неделя, может, полторы прошло с папиного отъезда, уже было от него одно письмо и две открытки с дороги. Уже три раза с тех пор падал снег и несколько раз шёл дождь, и только два дня за всё это время показывалось солнце.
А в доме у Маши все жили по-прежнему. Всё было хорошо. Маша ходила в детский сад. Петушок лаял и ходил гулять на улицу и во двор. Кошка Ниточка мурлыкала и пила молоко. У куклы Елизаветы Петровны был теперь на голове жёлтый бант, а у мишки на шее - зелёный. Коля ходил в школу и строил из железных палочек мост и железную дорогу. А мама рисовала картинки, часто вздыхала и каждое утро перед приходом почтальона старалась угадать, будет ли сегодня письмо от папы или не будет.
Вообще всё было спокойно и хорошо. И вдруг…
И вдруг случилось несчастье.
Когда в этот день вернулась Маша из детского сада, она увидела - лежит мама на диване, покрывшись белым пуховым платком, и спит. Маша ещё в детском саду очень удивлялась, что мама так долго не идёт за нею. За всеми мальчиками и девочками давно уже пришли мамы, а Машина мама всё не шла и не шла.
Наконец руководительница Елена Васильевна сказала:
- Маша, давай я тебя домой отведу. Ты свой адрес помнишь? Или мне надо в мою записную книжку посмотреть?
- Помню, - сказала Маша.
Потом она назвала свою улицу и номер дома, и Елена Васильевна отвела её домой. И вот теперь Маша вошла в комнату и увидела, что мама дома и что она просто спит.
Маша сняла с себя пальто и калоши и тихо-тихо, на цыпочках, подошла к дивану, залезла на него и села у маминых ног.
Лицо у мамы было красное. Спала она крепко, но неспокойно. Вздыхала во сне, стонала и охала.
- Мама, - сказала Маша, - проснись! Что с тобой? Но мама ничего не отвечала; она повернулась на другой бок и продолжала спать.
- Ох, - сказала Маша, - ох, что же это с ней такое? Мне страшно!
Тут Маша услышала два звонка и очень обрадовалась. Раз два звонка - значит, это к ним, это, наверно, Коля идёт.
Так и оказалось. Кто-то из жильцов открыл дверь, и в комнату вошёл Коля.
Он вошёл в комнату, как всегда, громко стуча ногами. Он уже было раскрыл рот, чтобы рассказать о том, что случилось у них сегодня в школе, но ничего не успел сказать, потому что Маша, увидев его, сразу же показала ему пальцем на маму и зашептала:
- Тише, тише, не топай ногами! Мама сегодня за мной в детский сад не пришла и теперь спит. Посмотри, какая она красная. Может, она заболела?