В сборник вошли романы английской писательницы Рут Рэнделл "Волк на заклание" и американского писателя, драматурга Арнольда Беннета "Отель "Гранд Вавилон"".
Оба романа, написанные в жанре классического детектива, являются высокохудожественными произведениями. Захватывающие и увлекательные сюжеты заинтересуют самого взыскательного читателя.
Содержание:
-
Рут Рэнделл - Волк на заклание - (Пер. с англ. Э. Шустера) 1
-
Арнольд Беннет - Отель "Гранд Вавилон" - (Пер. с англ. В. Медведева) 38
-
Примечания 78
Рут Рэнделл
Волк на заклание
Арнольд Беннет
Отель "Гранд Вавилон"
Рут Рэнделл
Волк на заклание
(Пер. с англ. Э. Шустера)
Не беспокойся! Путь начертан твой - вчера,
Страстям разрешено играть тобой - вчера.
О чем тебе тужить? Без твоего согласья
Дней будущих твоих уставлен строй - вчера.
Нас опрокинутый, как блюдо, небосвод
Гнетет невзгодами и тьмой лихих забот.
На дружбу кувшина и чаши полюбуйся:
Они целуются, хоть кровь меж них течет.
Омар Хайям (перевод О. Румера)
1
Они походили на людей, собравшихся кого-нибудь убить.
Только представить: полиция останавливает их машину, которая чересчур быстро несется в наступающих сумерках. Мужчине и девушке придется выйти на дорогу и объяснить, почему у них с собой орудие убийства. Объяснения придется давать мужчине, девушка просто не сможет отвечать. Глядя, как в быстро сгущающейся тьме тонкие струйки дождя стекают по ветровому стеклу, она думала о том, что дождевики на них напоминают гангстерскую маскировку, а нож вынут из чехла неспроста.
- Зачем ты его взял? - Это были ее первые слова с тех пор, как они оставили позади Кингсмаркхем и его уличные фонари утонули в моросящем дожде. - С таким ножом ты можешь нарваться на неприятности. - В ее голосе звучали нервозные нотки, но нервничала она не из-за ножа.
Мужчина включил щетки стеклоочистителя.
- А если старушка начнет валять дурака? - сказал он. - А если она передумала? Я смогу припугнуть ее. - Он провел ногтем по плоскости ножа.
- Мне это не очень нравится, - сказала девушка, и опять-таки она имела в виду не только нож.
- Наверное, тебе лучше было остаться дома и ждать минуты, когда он придет? Удивляюсь, как ты вообще согласилась воспользоваться его машиной.
- Я не должна видеть эту женщину, эту Руби. Я посижу в машине в сторонке, а ты пойдешь к двери, - осторожно предложила она.
- Правильно - а она уйдет через заднюю дверь. Я все продумал в субботу.
Стоуэртон предстал сначала в виде оранжевого пятна, потом в тумане поплыли гроздья огней. Они доехали до центра; магазины уже закрылись, жизнь продолжалась только в прачечной. Отработавшие день женщины с зеленоватыми от усталости лицами сидели перед стиральными машинами и, щурясь в резком, слепящем свете, смотрели через застекленные люки, как крутится в барабанах их белье. Гараж Коуторна на углу перекрестка стоял темный, но викторианского стиля дом позади него сиял огнями и из открытой двери неслись звуки танцевальной музыки. Прислушиваясь к музыке, девушка негромко хихикнула. Она заговорила шепотом со своим спутником, что вот, мол, Коуторны устроили вечеринку. Но это не имело к ним никакого отношения, и мужчина лишь безразлично кивнул и спросил:
- Который час?
При повороте в боковую улочку она мельком увидела часы на соборе.
- Почти восемь.
- Прекрасно, - откликнулся он. Повернув голову в ту сторону, где были огни и музыка, он поднял два пальца и с насмешкой сказал:
- Думаю, старый Коуторн хотел бы оказаться на моем месте.
Промытые дождем серые улицы казались совершенно одинаковыми. Чахлые деревья росли на тротуаре с интервалом в четыре ярда, их корни могучим усилием кое-где разорвали сковавший их асфальт, и там образовались трещины. Приземистые дома тянулись вдоль улицы однообразными рядами. Все они были без гаражей, и почти у каждого дома, заняв половину тротуара, темнел автомобиль.
- Вот мы и приехали. Чартерис-роуд, номер восемьдесят два, как раз на углу. Прекрасно, в передней комнате свет. А что если она подложила нам свинью, спраздновала труса и удрала? - Он сунул нож в карман; девушка видела, как, блеснув, лезвие скрылось в рукоятке. - Мне бы это не понравилось, - сказал он.
- Мне бы тоже, - отозвалась девушка. Голос ее был спокоен, но в нем чувствовалось скрытое возбуждение.
Дождь ускорил приход ночи, в машине было темно, так темно, что не разглядеть лиц. Руки мужчины и девушки встретились, когда оба потянулись за маленькой золотой зажигалкой. В свете язычка пламени черты его лица выступили из мрака, и у девушки перехватило дыхание.
- Ты прелесть, - сказал он. - Боже, как ты красива. - Он провел рукой по ее шее, и пальцы его задержались в ямочке между ключицами. Несколько секунд они смотрели друг на друга, неровное маленькое пламя заставляло плясать тени на их лицах. Он закрыл зажигалку и распахнул дверцу машины. Она вертела в руках золотой параллелепипед и, напрягая зрение, разглядывала надпись: "Энн, светочу моей жизни".
Уличный фонарь на углу ярко освещал пространство от бордюрного камня до ворот. Мужчина пересек световой круг, отбрасывая черную тень, чересчур отчетливую для этого вечера размытых очертаний. Мужчина направлялся к бедному, невзрачному дому, перед которым даже не было лужайки. Вместо нее вдоль фасада тянулась полоска земли, окаймленная по периметру камнем, - почти могила.
На ступеньке перед дверью он стал чуть слева, так, чтобы женщина, которая выйдет на его стук, не увидела мокрой и блестящей в свете фонаря задней части зеленой машины, - женщина не должна была видеть больше, чем нужно. Переступая с ноги на ногу, он терпеливо ждал. Нитками стеклянных бус с подоконников падали дождевые капли.
Услышав шаги в доме, он замер и негромко кашлянул. Внезапно за ромбовидной прозрачной вставкой в одной из створок двери вспыхнул свет и, как в раме, вырисовалась рыжеволосая женская голова с покрытым морщинами накрашенным лицом, на котором застыло выражение тревожной готовности. Щелкнул отпираемый замок. Мужчина сунул руки в карманы: в правом он нащупал гладкую полированную рукоятку; ему хотелось, чтобы все окончилось благополучно.
Когда же все пошло плохо, отвратительно, мужчина ощутил близость рока, неизбежности. Рано или поздно это должно было случиться, так или иначе. Они запахнулись в свои плащи, и мужчина попробовал шарфом остановить кровь.
- Врача, - стонала девушка, - врача или скорее в больницу.
Он не хотел ни того, ни другого, если этого можно было избежать. Нож опять лежал в правом кармане, и мужчина хотел теперь одного - набрать в легкие воздуха, почувствовать капли дождя на лице и добраться до машины.
Ужас смерти был написан на лицах обоих, мужчина не мог смотреть девушке в глаза - широко открытые, они покраснели, словно в зрачках отражалась кровь. Охваченные паникой, они, пошатываясь и поддерживая друг друга, прошли по дорожке мимо похожего на могилу клочка земли под окнами дома. Дверца автомобиля оставалась открытой, и девушка рухнула на сиденье.
- Встань, - сказал мужчина. - Соберись с силами. Нужно убраться отсюда. - Его голос доносился издалека, оттуда, где, как казалось когда-то, обитает смерть. Машина дергалась и виляла. Руки девушки дрожали, дыхание было хриплым.
- С тобой ничего не будет. Ерунда - такое крошечное лезвие!
- Почему ты сделала это? Почему? Почему?
- Эта старушенция. Эта Руби… Теперь уже слишком поздно.
"Слишком поздно". Вполне подходит для последнего слова на похоронах. Когда машина проезжала мимо гаража, из дома Коуторна снова донеслась музыка, но не похоронная - там танцевали. Вырывавшийся из распахнутой настежь парадной двери сноп желтого света высветил темные лужи. Машина миновала магазины. Кончились коттеджи и вместе с ними - уличные фонари. Дождь перестал, но от земли поднимались влажные испарения. Они, как в тоннеле, ехали между двумя рядами деревьев, с которых тихо капала вода, как по длинному скользкому языку огромного влажного рта, готового проглотить их.
Огибая лужи, то попадая в полосу света, то исчезая из нее, гости Коуторнов приходили и уходили. Входивших в дом встречала музыка, сухая горячая музыка, так непохожая на ночь. С бокалом в руке из двери вышел молодой человек. В нем кипели веселье и joie de vivre, но вечеринка уже потеряла для него интерес. Молодой человек заговорил с пьяным в припаркованном автомобиле, но тому было не до разговоров. Молодой человек допил вино и поставил бокал на колонку с дизельным топливом. С кем же поболтать сейчас, кроме старушенции с заостренным личиком, спешившей, как ему подумалось, домой, поскольку все пабы уже закрылись? И молодой человек приветствовал ее, громко продекламировав:
Ах, все, что есть, растратим второпях,
Пока мы тоже не вернулись в прах!
Старуха усмехнулась в ответ.
- Верно, дорогой, - сказала она. - Веселись.
Молодой человек едва ли смог бы сейчас вести машину. Кроме того, ему помешали бы выехать шесть других машин, владельцы которых веселились в доме. Поэтому он принялся расхаживать взад и вперед в смутной надежде встретить кого-нибудь особенного.
Дождь зарядил снова. Молодой человек с удовольствием чувствовал, как холодные капли стекают по разгоряченному лицу. Перед ним зияла дорога на Кингсмаркхем. В приподнятом настроении, ничуть не чувствуя усталости, молодой человек пошел по ней. Далеко впереди, в самой глотке этого бездонного влажного рта, он видел задние фонари стоящей машины.
- "О, что за светоч, - сказал он громко, - …указует путь нам, детям малым, заблудившимся во тьме?"
2
Сильный восточный ветер, дувший весь день и всю ночь, высушил улицы. Дождь должен был скоро пойти опять, но сейчас отчаянная голубизна залила небо. Речушка с гордым названием Кингсбрук бежала по обкатанным камням через центр города, ее обычно спокойная поверхность ершилась крохотными, но четко очерченными волнами.
Ветер был не только слышен, его силу мог ощутить на себе каждый прохожий. Ветер дул вдоль улиц, отделявших старинные магазины от сравнительно новых жилых кварталов, издавал звуки, наминавшие крик совы, бил еще голыми ветками деревьев о кирпич и шиферную плитку. Люди, ожидавшие автобуса на Стоуэртон, лежавший к северу, и на Помфрет, находившийся южнее, поднимали воротники, стараясь спрятать лица. Стекла во всех проезжавших мимо автомобилях были подняты; когда какой-нибудь мотоциклист достигал верхней точки моста через бурный сегодня Кингсбрук, ветер подлавливал его там и на миг задерживал ездока, прежде чем тому удавалось одолеть сопротивление стихии и, вихляя, ринуться вниз, мимо паба "Оливковая Ветвь и Голубка".
Если бы не нарциссы в витрине цветочной лавки, можно было бы подумать, что сейчас декабрь, а не апрель. Они выглядели холеными и довольными жизнью за толстым стеклом, как владельцы лавок и конторские служащие, которым в это ненастное утро повезло и не нужно было выходить на улицу. Один из таких везунчиков, инспектор Майкл Верден, пребывал, по крайней мере пока, в своем теплом кабинете на Хай-стрит.
Из ошеломительно модернового здания, в котором находился полицейский участок Кингсмаркхема, хорошо просматривался весь город, начинающийся за зеленой полосой лугов. Там сейчас паслась стреноженная лошадь, казавшаяся такой же замерзшей и несчастной, как сам Берден до своего появления здесь, на рабочем месте, всего десятью минутами ранее. Он все еще отогревался у одного из вентиляционных отверстий системы центрального отопления, через которое поступал теплый воздух, упругой струей ударявший ему в ноги. В отличие от своего шефа, старшего инспектора Вексфорда, он не был склонен к цитированию литературных произведений, но в это суровое утро четверга он, несомненно, согласился бы с тем, что апрель, беспощадный месяц, выводит если не сирень, то гиацинты из мертвой земли.
Они жались друг к другу в каменных вазах внизу, перед полицейским участком, едва видные среди прошлогодних листьев. Садовник надеялся, что гиацинты заголубеют, подобно звездам на небосводе, но долгая зима опрокинула его надежды. Вердену подумалось, что с таким же успехом эти сироты могли взрасти в тундре, а не на английской земле.
Инспектор допил горячий чай без сахара, который принес ему сержант Кэмб. Он предпочитал чай без сахара не по соображениям самоограничения - он просто так любил. Есть он мог что угодно, не толстея. Поджарой фигурой и узким аскетичным лицом он напоминал гончую. Инспектор придерживался консервативных вкусов в одежде. Сегодня утром он надел новый костюм и с удовольствием сознавал, что выглядит как брокер в выходной день. Одно можно сказать наверняка: увидев Вердена в этом помещении - с ковром от стены до стены, шторами, которые украшал геометрический рисунок, и единственной стеклянной статуэткой в качестве украшения, - никто бы не подумал, что перед ним сыщик на своем рабочем месте. Он вернул чашечку на блюдце, восстановив таким образом чайную пару черного принкнэшского фаянса, а свой взгляд - на тротуар напротив, где маячила какая-то фигура в экстравагантном одеянии. Верден самодовольно осмотрел свой безупречный костюм и с неприязнью покачал головой, глядя на длинноволосого бездельника: а улице. Окно изрядно запотело. Верден рукой сделал изящную прогалину в мутной пленке конденсата и приблизил глаза к стеклу. Иногда он задумывался, куда катится мужской костюм в наши дни - констебль Дрейтон, служивший в сыскном отделе, был примером современной неряшливости в одежде, - но это! Диковинная куртка из какого-то колючего меха, более уместная на эскимосе, длинный фиолетово-желтый шарф, принять который Верден не мог, даже допустив, что он означает принадлежность к какому-нибудь университету, бледно-голубые джинсы и замшевые башмаки. Теперь этот паяц переходил дорогу, конечно, не соблюдая никаких правил, и направлялся на передний двор участка. Когда бездельник наклонился и сорвал цветущий гиацинт, чтобы вставить его в петлицу куртки, Верден чуть не распахнул окно и не накричал на пришельца, но вовремя вспомнил, что теплый воздух мигом покинет его комнату. Последнее, что видел Верден, была фиолетовая кайма шарфа, исчезнувшая следом за его обладателем под козырьком над входом в участок.
Чем вам не Карнаби-стрит, думал Верден, вспоминая их с женой последнюю поездку в Лондон за покупками. Жену больше интересовали эксцентрично выглядевшие люди, нежели магазины. Вернувшись сегодня домой, он скажет ей, что не было нужды тащиться за пятьдесят миль в душном поезде, когда более потешные картины можно увидеть с собственного порога. Даже этот тихий уголок графства Суссекс скоро будет кишеть этими существами, подумал он и сел за стол, чтобы прочитать отчеты констебля Дрейтона.
Неплохо, неплохо. Если учесть его молодость и неопытность, Дрейтон работал хорошо. Но были упущения, не хватало кое-каких существенных деталей. Что-нибудь сделать в этом мире, удрученно подумал он, можно только собственными руками. Он снял с крючка дождевик (плащ его находился в химчистке - а почему бы и нет, ведь апрель) и пошел по лестнице вниз.
Хотя несколько последних дней их почти целиком скрывали следы от грязной обуви, этим утром черные и белые, как на шахматной доске, плитки пола в холле сияли чистотой. Хорошо начищенные ботинки Вердена отражались на их зеркальной поверхности. Вытянутая дуга конторки и неудобные красные пластмассовые стулья имели холодные четкие очертания, словно ветер и сухой воздух поработали даже над интерьером.
Разглядывая собственное отражение в блестящих плитках, в холле сидел, свесив по бокам костлявые руки, мужчина, которого Верден видел из окна. При звуке шагов, громко прозвучавших в тишине, он рассеянно взглянул в сторону сержанта Кэмба, разговаривавшего по телефону. По-видимому, гость ждал к себе внимания. Он явно пришел не за тем, чтобы, как поначалу предположил Верден, забрать мусор, заменить перегоревшие пробки или даже продать сомнительную информацию сержанту Мартину, сотруднику сыскного отделения. Он, видимо, относился к разряду вполне безобидной части общества, представители которой иногда сталкиваются с ничтожными затруднениями. Верден подумал, что, наверное, этот человек потерял собаку или нашел бумажник. "Бледное худое лицо, выпуклый лоб и довольно беспокойные глаза", - отметил про себя Берден.
Как только Кэмб положил трубку, незнакомец подошел к конторке, любопытным образом сочетая в себе вялость и раздражение.
- Слушаю, сэр, - сказал сержант, - чем могу служить?
- Меня зовут Марголис. Руперт Марголис.
- Голос поразил Вердена. Сыщик ожидал услышать какую-нибудь местную разновидность сельского кокни, что-нибудь, соответствующее одежде, но только не правильную речь культурного человека. Назвавшись, Марголис сделал паузу, словно предполагая, что его имя произведет ошеломляющее впечатление. Склонив набок голову, он, казалось, ждал восторженных вздохов или радостно протянутых навстречу рук. Кэмб же ограничился утвердительным кивком. Посетитель негромко кашлянул и провел языком по пересохшим губам.
- Я хотел узнать, - сказал он, - не подскажете ли вы, как мне найти здесь приходящую прислугу.
Ни пропавших собак, ни бумажников, ни секретной информации. Мужчина просто-напросто хотел поддержать чистоту в доме. Антикульминация, или урок на тему того, что внешность порой обманчива и не следует спешить с выводами. Берден улыбнулся про себя. Куда, этот чудак думает, он пришел? На биржу труда? В справочное бюро?