- Рассчитываете на непогрешимость графологов? - усмехнулся Вексфорд. - Вам встречался хотя бы один, способный высказать свое мнение и не сопроводить его десятком оговорок, Майк? Мне лично - нет. Если у эксперта отсутствует образец вашего нормального почерка, можете не портить свою газету и отложить ножницы. Наклон назад, если обычно вы пишете с наклоном вперед, большие буквы, если вы пишете мелко, - и сохранение инкогнито вам гарантировано. Я, конечно, пошлю эту бумажку в лабораторию, но буду весьма удивлен, если они сообщат нечто, чего я не установлю сам. Только одно я не могу выяснить своими силами. И именно это должно вывести меня на автора.
- Бумага, - задумчиво проговорил Берден и потрогал ее плотную кремовую поверхность с шелковистым тиснением.
- Точно. Она ручной выделки, если не ошибаюсь, но автор явно не из тех, кто стал бы такую бумагу покупать для себя. Он необразованный малый - текст говорит сам за себя.
- Он может работать в магазине канцелярских принадлежностей, - веско заметил Берден.
- Скорее, работает у кого-то, кто такой бумагой пользуется.
- Слуга, вы хотите сказать? Это сужает область поиска. Сколько людей в округе держат слуг-мужчин?
- Многие нанимают садовников, Майк. Магазины канцелярских принадлежностей будут нашей отправной точкой, а проверить нужно только магазины высокого класса. Значит, долой Кингсмаркхем. Я не представляю, чтобы бумагу ручной выделки поставлял Бреддон и уж тем более Гровер.
- Вы к этому серьезно относитесь, сэр.
- Именно так. Мне сию же минуту нужны Мартин, Дрейтон, Брайант и Гейтс. Эта анонимка, похоже, не розыгрыш. А вам, Майк, следует посмотреть, нельзя ли что-нибудь выудить из двадцатидевятилетнего гения.
Вексфорд сидел за столом рядом с Верденом, когда все собрались.
- Итак, я не снимаю вас с обычной работы, - начал Вексфорд. - Пока не снимаю. Займитесь регистром избирателей и выпишите из него всех Джефри Смитов, какие найдутся. Особенно меня интересует Стоуэртон. Я хочу, чтобы в течение дня вы на каждого из них посмотрели, хочу знать, кто из них невысокого роста и темноволосый, а еще - нет ли у него черного автомобиля. Это все. Просьба не пугать жен и не настаивать на осмотре гаражей. Так, обычная проверка. Смотрите в оба. Взгляните на эту бумагу, сержант Мартин; если найдете похожую в магазине канцелярских принадлежностей, я надеюсь получить от вас образец для сравнения…
После того как они ушли, Берден с горечью произнес:
- Смит! Тоже мне, псевдоним!
- Некоторые люди и впрямь имеют такую фамилию, Майк, - сказал Вексфорд. Он сложил приложение, оставив сверху страницу с фотографией Марголиса, и засунул журнал в ящик своего стола.
- Если бы только найти спички, - бормотал Руперт Марголис, - я сварил бы вам кофе.
Он беспомощно шарил по кухонному столу среди грязной фаянсовой посуды, пустых молочных бутылок, смятых коробок из-под замороженных продуктов.
- Во вторник вечером спички были. Я пришел около одиннадцати, ни одна лампочка не горела. У нас это случается. Здесь лежала громадная груда газет, я собрал их и вытащил во двор через черный ход. Наши мусоросборники всегда переполнены. Спички я нашел под газетами - коробок пятнадцать. - Он тяжело вздохнул. - Бог знает, куда они подевались, Я почти не готовлю дома.
- Возьмите, - сказал Берден и протянул ему коробок спичек из тех, что подавались со спиртными напитками в "Оливковой Ветви и Голубке". Марголис выплеснул из гильзы кофеварки густую черную жижу, и она забила сливное отверстие раковины. Черные крупинки налипли на стенки раковины и баклажан, всплывший в грязной воде.
- Теперь позвольте мне кое-что у вас уточнить. - Бердену понадобилось полчаса, чтобы выудить из Марголиса важные сведения, но даже сейчас он не был уверен, что сможет правильно их рассортировать. - Во вторник вечером ваша сестра по имени Анита, или Энн, отправилась на вечеринку, которую устраивали мистер и миссис Коуторны, владельцы станции техобслуживания в Стоуэртоне. Вы ушли из дому в три, а вернулись в одиннадцать ночи - сестры дома не было, как не было и ее белого спортивного "элпайна", который обычно стоит на улице возле дома. Так?
- Так, - поспешил согласиться Марголис.
В кухне отсутствовал потолок - только крыша из рифленого металла, опиравшаяся на древние балки. Хозяин сидел на краю стола и внимательно разглядывал паутину, свисавшую с балок; голова его легонько поворачивалась то вправо, то влево - Марголис наблюдал, как в потоке теплого воздуха, поднимающегося от плиты, раскачиваются длинные серые нити.
- Вы оставили для сестры дверь черного хода незапертой, - твердо продолжал Берден, - и легли спать, но вскоре вас разбудил телефонный звонок: мистер Коуторн спрашивал, где ваша сестра.
- Да-да. Я был крайне раздосадован. Коуторн - ужасный старый зануда, и я не разговариваю с ним, пока меня к этому не вынуждают.
- Обеспокоил ли вас этот звонок?
- Нет. С какой стати? Я решил, что Энн передумала и отправилась куда-нибудь в другое место. - Художник слез со своего насеста и плеснул немного холодной воды в две грязные чайные чашки.
- Около часа ночи, - продолжал Берден, - вас разбудили снова - по потолку вашей спальни двигались блики света. Вы предположили, что это свет фар автомобиля вашей сестры, ведь на Памп-Лейн никто, кроме вас, больше не живет. Однако вы не встали…
- Я тут же заснул опять. Я очень устал тогда.
- Да, вы, кажется, сказали, что ездили в Лондон.
Кофе оказался на удивление хорош. Берден постарался не смотреть на разводы по ободку чашки и с удовольствием пил. Кто-то имел здесь привычку окунать мокрые ложки в сахарный песок, а потом они, по-видимому, соприкасались с ножом, измазанным джемом.
- Я ушел в три, - сказал Марголис с рассеянным видом - казалось, он хочет спать. - Энн сидела дома. Она предупредила, что ее не будет, когда я вернусь, и сказала, чтобы я не забыл ключ.
- А вы, мистер Марголис, его забыли?
- Конечно, нет, - неожиданно возмутился художник. - Я же не сумасшедший. - Одним глотком он выпил кофе, и какое-то подобие жизни появилось на его бледном лице. - Я оставил свою машину на стоянке в Кингсмаркхеме и пошел повидаться с тем человеком, ну насчет выставки.
- Выставки? - переспросил Берден.
- Ну да, - нетерпеливо ответил Марголис, - выставки моих работ. По правде говоря, у вас здесь прямо колония филистеров. Вчера я выяснил, что никто как будто не знает моего имени. - Он бросил на Вердена подозрительный взгляд, словно сомневался и в его кругозоре. - Итак, я пошел повидаться с этим человеком. Он директор галереи Мориссо в Найтсбридже, и, когда мы закончили разговор, он довольно неожиданно пригласил меня отобедать. Но я совершенно вымотался, раскатывая по округе. Он ужасный зануда, просто сидеть с ним и слушать его болтовню - уже тяжкий труд. Вот почему, увидев свет, я не встал с постели.
- А вчера утром, - сказал Берден, - вы обнаружили ее машину на обычном месте.
- Мокрую и омерзительно грязную, да еще с "Нью Стейтсмен", налипшей на ветровое стекло, - вздохнул Марголис, - Газеты валяются по всему саду. Я не надеюсь, что вы пришлете кого-нибудь собрать их. Может, хотя бы совет дадите, что делать?
- Нет, - твердо отказал Берден. - В среду вы вообще не выходили из дома?
- Я работал, - ответил Марголис, - и спал. - Затем добавил неопределенно: - Вперемежку. Я подумал, Энн приходила и опять ушла. Каждый из нас живет своей жизнью. - Голос его внезапно зазвенел на высокой ноте. Вердену начало казаться, что Марголис все-таки слегка свихнутый. - Но без нее я погиб. Она никогда не уезжала, не сказав ни слова! - Он резко вскочил и сбил на пол бутылку из-под молока. Горлышко отлетело в сторону, на циновку из кокосовой пальмы пролилась прокисшая сыворотка. - Пойдемте в студию, если не хотите больше кофе. У меня нет фотографии, но я написал ее портрет. Может быть, он вам поможет?
В студии находилось около двадцати картин, одна - огромная, во всю стену. Только раз в жизни Берден видел большую - рембрандтовский "Ночной дозор", когда, на один день приехав в Амстердам, он скрепя сердце сходил к этому шедевру. На картине Марголиса Берден различил какие-то фигуры в безумном танце. К холсту прилипли клочки шерсти, куски металла и газетные обрывки. Берден решил, что предпочитает "Ночной дозор". Если портрет выполнен в таком же духе, толку от него мало. У девушки будет один глаз, зеленый рот и какая-нибудь металлическая мочалка для мытья кастрюль, торчащая из уха.
Берден уселся во вращающееся кресло, предварительно убрав с сиденья закопченную серебряную подставку для гренков, расплющенный тюбик из-под краски и деревянный духовой инструмент, возможно, средиземноморского происхождения. Газеты, одежда, грязные чашки и чайные блюдца, пивные бутылки громоздились на всех плоских поверхностях, а местами переползали на пол. Возле телефона в стеклянной вазе с зеленой водой стояли мертвые нарциссы, и один из них, со сломанным стеблем, упокоил свой сморщенный колокольчик на клиновидном оковалке сыра.
В этот момент пришел Марголис с портретом. Берден был приятно удивлен. Портрет был выполнен в реалистической манере, близкой к стилю Джона, хотя Берден и не знал об этом. Художник изобразил голову и плечи девушки. Глаза, как у брата, - голубые с легкой зеленью. Черные волосы двумя массивными полумесяцами обрамляли ее лицо. В облике чувствовалось что-то ястребиное, если только ястреб может наводить на мысли о нежности и красоте. Красивый рот с полными губами, нос почти такой, какой принято называть римским. Марголис уловил в, сестре или придал ей проницательность и ум. Если девушка уже не погибла в расцвете лет, подумалось Вердену, с годами она превратится во внушительную старуху.
Берден почувствовал некоторую неловкость - вроде бы положено хвалить картину, когда ее показывает художник, - и осторожно сказал:
- Очень красивая. Здорово.
- Да, чудесная работа, одна из моих лучших.
Марголис не выказал признательности, не благодарил. Он поставил картину на свободный мольберт и со счастливым выражением на лице любовался портретом; хорошее настроение вернулось к нему.
- Так, мистер Марголис, - сурово произнес Берден, - в делах, подобных этому, положено спрашивать ближайших родственников, где, по их мнению, может находиться пропавший человек. - Художник кивнул, но не повернулся к Вердену. - Прошу вас сосредоточиться, сэр. Что думаете лично вы: где сейчас ваша сестра?
Берден поймал себя на том, что начинает говорить, как строгий школьный учитель, и осекся. С момента своего появления в Куинс-Коттедж Берден не выпускал из памяти газетную статью, но только как ориентир, как сведения о брате и сестре. Теперь он вспомнил, почему статья была написана и кто такой Марголис. Берден находился рядом с гением или, - если допустить, что журналист преувеличил, - большим талантом. Марголис не походил на других людей. Что-то в его пальцах и голове ставило его особняком; возможно, оценить и постигнуть это "что-то" удастся лишь через много лет после смерти художника. Берден почувствовал почти благоговение, хотя его по-прежнему смущал беспорядок, царивший вокруг, да и сам художник, бледноликое создание, был похож больше на битника, чем на современного Рембрандта. Но кто такой Берден, провинциальный полицейский, чтобы судить, насмехаться, - разве не один из местных обывателей? Голос Вердена смягчился, когда он повторил свой вопрос:
- Где, по-вашему, мистер Марголис, она может находиться?
- С каким-нибудь из своих приятелей. Их у нее десятки. - Он повернулся к Вердену, и стало ясно, что его переливчатые глаза видят не Вердена, а одному ему ведомые таинственные дали. Интересно, приходилось ли Рембрандту иметь дело с теми, кто в его время был полицией? Наверно, тогда гении встречались чаще, подумалось Вердену. Их было больше, и люди знали, как вести с ними дела. - Вернее, я бы так подумал, - добавил Марголис, - если бы не записка.
Берден подскочил. Неужели и Марголис получил анонимное письмо?
- Какая записка? Насчет вашей сестры?
- Дело в том, что записки не было, хотя она должна была быть. Понимаете, Энн часто неожиданно отлучается, и обычно она не тревожит меня, если я работаю или сплю. - Марголис запустил пальцы в длинные прямые волосы. - А мне кажется, ничего другого я почти не делаю - только работаю и сплю. Она всегда оставляет записку на видном месте - около кровати или еще где-нибудь. - Казалось, на художника нахлынули воспоминания о былой заботливости сестры. - Обычно очень подробную записку: куда и с кем она идет, как поддерживать чистоту и порядок и… про кое-какие мелочи, которые мне следует сделать. - Он нерешительно улыбнулся, но тут же скис, потому что зазвонил телефон. - Это наверняка старый зануда Рассел Коуторн, - сказал Марголис. - Донимает меня: хочет знать, где сестра.
Он дотянулся до телефонной трубки и поставил локоть на кусок засохшего сыра.
- Нет ее дома. Я не знаю, где она. - Наблюдая за художником, Берден раздумывал, что означают эти мелочи, которые вписывала Энн в записки брату. Даже такой пустяк, как телефонный разговор, как будто ввергал Марголиса в состояние угрюмой мизантропии. - Полиция уже здесь, если вам так интересно. Конечно, дам знать, если она вернется. Да, да, да. Как понимать "вы заглянете ко мне"? Не думаю, что это сейчас возможно. Мы никогда с вами не встречались.
- А теперь встретитесь, мистер Марголис, - спокойно объявил Берден. - Мы с вами немедленно отправляемся проведать мистера Коуторна.
4
Вексфорд внимательно разглядывал два листа бумаги - чистый и тот, на котором красной пастой было написано несколько строк. Текстура, цвет, тиснение - все совпадало.
- Из магазина Бреддона, сэр, - сказал сержант Мартин. - Гровер торгует только бумагой в пачках и тем, что они называют блоками для рисования. Бреддон выписывает эту бумагу из одного места в Лондоне.
- Вы хотите сказать - заказывает?
- Да, сэр. К счастью, магазин поставляет ее только одному покупателю - миссис Эдилин Харпер, проживающей на Уотерфорд-авеню в Стоуэртоне.
- Район богатых, - сказал Вексфорд. - Большие старинные дома.
- Миссис Харпер отсутствует, сэр. В длительной отлучке в связи с пасхальными торжествами, по словам соседей. Слуг-мужчин не держит. Единственный, кто у нее в услужении, - домашняя работница, которая приходит в дом по понедельникам, средам и пятницам.
- Не могла она быть моим корреспондентом?
- Там большие дома, сэр, и стоят далеко один от другого. Уотерфорд-авеню совсем не то, что участки, принадлежащие местному совету, или блоки многоквартирных домов, где все друг друга знают. Тут каждый держится особняком. Соседи видели, как эта работница приходит и уходит, но никто не знает ее имени.
- Похоже на то, что она знает, как воспользоваться ничего не значащими пустячками вроде дорогой писчей бумаги, о чем ни ее хозяйка, ни соседи даже не догадываются?
- Все соседи знают, - сказал Мартин, несколько смущенный скудостью добытых сведений, - что работница - женщина средних лет, рыжая и броско одевается.
- Понедельники, среды, пятницы… Наверно, она приходит и в отсутствие хозяйки?
- Сегодня как раз пятница, сэр, но, видите ли, она приходит утром, поэтому, когда я туда добрался, она уже ушла. "Я ее только что видел", - сказал сосед. Я прошел по улице довольно далеко, но ее и след простыл.
Вексфорд еще раз внимательно сравнил два листа бумаги и перечитал отчет эксперта из лаборатории. На анонимном письме не обнаружено отпечатков пальцев, бумага ничем не пахнет; текст написан дешевой шариковой ручкой, какую можно купить в любом магазине канцпринадлежностей. Несмотря на богатое воображение, Вексфорд не мог зрительно представить, как одно событие сцеплялось с другим, чтобы результатом стало письмо. Рыжеволосая домработница, поведение которой само по себе было не вполне безупречно, увидела что-то или услышала о чем-то, и это заставило ее написать письмо в полицию. Такой вариант совсем не подходил для женщины ее типа - женщины, не чуравшейся мелкого воровства. И все же именно она или кто-то, тесно с нею связанный, - автор письма. Побудительным мотивом могли оказаться страх или неприязнь.
- А если это шантаж? - предположил Вексфорд.
- Я не вполне понимаю вас, сэр.
- Мы всегда полагаем, что с помощью шантажа добиваются желаемого, по меньшей мере временно. А если предположить обратное? Допустим, наша рыжеволосая дама пытается надавить на Джефа Смита, а он не поддается. Женщина мстительна и приводит в исполнение некую угрозу.
Мартин услужливо подхватил:
- Шантажисты всегда мстительны, сэр, - и глубокомысленно добавил: - Ужасно грязное дело. Хуже убийства, сэр.
Подобострастие всегда раздражало Вексфорда, и в особенности - когда накладывалось на банальности, тысячекратно слышанные.
- Здесь кончается первый урок, - резко сказал Вексфорд. - Снимите-ка, пожалуйста, трубку.
Мартин бросился к ожившему телефону и успел поднять трубку перед вторым гудком.
- Вас инспектор Берден, сэр.
Не вставая с места, Вексфорд взял трубку. Распрямившийся витой провод оказался в опасной близости к стеклянной фигурке.
- Отодвиньте эту штуку, - сказал он.
Сержант переставил фигурку на узкий подоконник.
- Слушаю, - сказал Вексфорд в трубку.
По голосу чувствовалось, что Берден чем-то ошарашен.
- Я должен поехать и переговорить с Коуторном. Нельзя ли прислать кого-нибудь сюда, чтобы отогнать машину мисс Марголис? Дрейтона - если он свободен. Ох, и коттедж не мешало бы переворошить. - Голос Вердена понизился до шепота. - Здесь чистый бедлам, сэр. Не удивительно, что он искал работницу.
- Мы тоже ищем одну, - решительно заявил Вексфорд, - рыжую щеголиху. - Он объяснил Вердену, в чем дело. В трубке послышался странный шум. - Что там происходит?
- Кусок сыра упал в цветочную вазу.
- Бог ты мой, - проговорил Вексфорд, - теперь я понимаю, что вы имели в виду под бедламом.
Марк Дрейтон вышел из участка, спустился по ступенькам и пересек дорогу. По пути на Памп-Лейн ему нужно было пройти из конца в конец Хай-стрит, и, оказавшись возле лавки Гровера, он остановился на секунду взглянуть на витрину. Ему показалось невероятным, что Мартину могло прийти в голову искать здесь бумагу ручной выделки. Грязная, замызганная лавчонка - типичная для трущоб какого-нибудь большого города. Высокая кирпичная стена над входом продолжалась до расположенной в этом же доме цветочной лавки; мощенный булыжником проулок тянулся дальше среди мусорных ящиков и подозрительных сараев; еще сержант заметил парочку гаражей в глубине.