Чем-то сейчас она напоминала Лиску, объяснявшую Сане, что в неё, уродину такую, влюбиться невозможно. Интересно, а есть ли у неё муж, и дети… а может, и внуки?
– Вообще, если по уму, всё иначе надо было организовывать, – вздохнул Динамометр. – В смысле безопасности. Крупное же детское мероприятие, не хухры-мухры… надо было договориться, чтобы присутствовал наряд полиции. Раньше же так было!
– А вы знаете, Николай Геннадьевич, как это делается? – хмыкнула Антонина Алексеевна. – Как подаётся заявка, как визируется в Роспотребнадзоре, оттуда поступает в полицию, причём сперва в город, а оттуда уже перенаправляется в область… А нам про этот турслёт за неделю объявили, причём только-только после праздников… И главное, этим всем должен был заниматься Олег Павлович, он ведь у нас зам по безопасности… но он же со вторника в больнице, вы же знаете… А что он не послал заявку, выяснилось только вчера! В общем, нереально. И главное, все прошлые годы ничего такого не случалось! Вот как нарочно! Будто чья-то злая воля! Представляю, сколько теперь придётся писать объяснительных… Вам, кстати, тоже.
– Да ладно с ними, с бумажками, – проворчал Динамометр, – главное от ублюдков этих отбиться. И выходит, что мне это в одиночку делать придётся. Павла Андреевича вы услали, родителей кликнуть запретили, ребят подставлять тоже нельзя, тут понятно… и так уже Белкин пострадал…
– И хорошо ещё, если не начнёт болтать по приезде, – добавила Антонина Алексеевна. – Мальчишка же, не удержится, подвигами хвалиться начнёт.
– Да поговорю я с ребятами, чтоб язык на узелок, – судя по тону, Динамометр сейчас улыбнулся. – Нормальные же ребята, с ними можно и по-взрослому, то есть все наши расклады объяснить.
– Не слишком это педагогично, – заметила завуч. – Пришлось бы объяснять насчёт взаимоотношений в преподавательском коллективе, насчёт идиотских инструкций сверху, насчёт висящей над нами оптимизации… А, ладно, не это главное. В конце концов, они ведь тоже не в вакууме живут. Главное, не получится у них не болтать. Пообещать они вам что угодно могут, и совершенно искренне, но через полчаса уже про свои обещания забудут… И это хорошо ещё, если никто из них случившуюся драку на мобильник не заснял. Представляете, выложит в соцсети, с соответствующей текстовкой, кому-то это на глаза попадётся, и пошло-поехало.
– Если записали – сотрут, – увесисто произнёс физкультурник. – Нам главное отбиться, остальное мелочи. Вы ж понимаете, что если они меня замесят, то на этом не остановятся. Полезут в палатки девок искать, найдут пацанов, по новой драка завертится.
Саня как-то по новому посмотрел на Динамометра. Вот поначалу казалось – вредный мужик, над Петькой поиздевался, и вообще подколки у него всякие… но ведь тогда в учительской за них с Максом заступился. Причём не по волшебству, а сам… Лиска уже после погладила учителям мозги. Но главное – это сейчас. Стоит мужик в штормовке, топором поигрывает и знает, что сейчас сюда вломится толпа пьяных придурков… и никто не прикроет ему спину, и даже топор применять нельзя, не то сядешь. Стоит Николай Геннадьевич и ждёт беды. Один в поле не воин, любила повторять баба Люда. А тут – именно один.
Даже захотелось выскочить из-под куста и заорать: "Не бойтесь! Мы с вами!" Ага, и нарваться на втык, и тратить время на то, чтобы делать вид, будто послушно отправляешься в главный лагерь… а ведь с Антонины станется кого-то из старшеклассников с ними послать – проследи, Валера, чтобы детишки залегли баиньки… И тогда придётся разруливать волшебством, тратить силу.
Впрочем, совсем чуток её можно и сейчас потратить. А чтобы уж точно сэкономить – придётся антикомариную завесу снять. И терпеть укусы, чтобы хлопками не выдать себя. Жаль, конечно, недостаточно ядовитого ребёнка Гошу, но Динамометра жальче.
Правда, он не ребёнок, и ему, взрослому дядьке, помогать как бы не положено. Наверное, ладоневские были бы недовольны… взрослые, как внушал ему Лёша, сами должны себе помогать. Но ведь и чёткого запрета нет, что взрослым – никак нельзя. А значит, это не будет нарушением… тем более, легко представить, что Николай Геннадьевич когда-то, лет двадцать назад, был пацаном Коляном… и этот пацан ещё живёт где-то там, под толстым слоем взрослости.
Он пробудил белый шарик, легонько дотронулся до мыслей физкультурника. А там целый костёр бушевал, гудело пламя, трещали ветки, обугливались доски, тянуло тоскливым дымом. Оказалось, страшно было Динамометру до холодного пота, и он только силой воли держался.
Ну, раз костёр, значит, сделаем дождик. Всего-то – притянуть откуда-нибудь, с какого-нибудь неба воображаемое облачко, опустить его прямо над головой учителя, подтолкнуть чуток – и лейся, ливень, стучи по земле, гаси костёр. Не волнуйся, Коля, всё будет путём, да загасишь ты этих уродов, на Кавказе хуже приходилось, и ничего, да и уроды, может, не совсем и уроды, может, включатся тормоза… и не бойся, никто ничего потом болтать не будет, на фиг это старшеклассникам надо, о другом у них мысли. Вот так, и пусть шипят угли, залитые дождём, пусть развеивается дым… вода сильнее огня.
– А может, и обойдётся, – задумчиво протянул Динамометр. – Может, не все там отморозки, найдётся кто-то постарше и потрезвее, вникнет в ситуацию… статьи-то очень уж нехорошие получаются. Оно им надо?
– Вот именно, Николай Геннадьевич! Вот именно! – закивала завуч. – Очень хорошо, что смогла пробудить в вас здравый смысл.
Ага, как же, мысленно хмыкнул Саня. Знали бы вы, Антонина Алексеевна, кто на самом деле его успокоил… только тогда бы вас саму успокаивать пришлось.
Гоша зашевелился – видимо, комары его вновь почуяли. Что ж, хорошенького понемножку. Придётся терпеть… и надеяться, что ждать гостей уже недолго.
Так и вышло.
Их было человек десять – как и предполагал Гоша, появились они справа, где натоптанная тропа выходила из леса в поля, за которыми располагался рабочий посёлок. Сперва послышался шум – шорохи, шаги, матерщина. Внезапность, наверное, не входила в их планы. Зачем? Куда денутся эти городские от праведного народного гнева?
Потом уж и сами мстители показались. На всю толпу имелось несколько ярких, прямо как автомобильная фара, фонарей, и фонари эти казались глазами рассерженного монстра-мутанта.
Настроены местные были решительно – двое помахивали толстыми палками, вроде черенков от лопат, ещё один поигрывал топориком, остальные, видимо, полагались на кулаки.
– Чё, москвичи, не ждали? – издевательски осклабился коренастый парень в защитном камуфляже. – Думали, мы всё, тю-тю? А мы – во!
– Ну, кто тут типа крутой? – обогнал его здоровенный лоб в серой водолазке. – Ты, что ли? – вытянул он в сторону Динамометра палец. – Ну давай, подгребай сюда, дядя, ща проверим твою крутость!
– Девки где? – перешёл к делу третий, высокий и тощий не парень даже, а вполне по виду мужик. В пляшущем свете костра трудно было разобрать возраст, но Сане показалось, что он заметно старше остальных. – Тащите девок, с нами им повеселее будет.
Динамометр вздохнул, неуловимым движением сбросил на бревно штормовку, оставшись в полосатом тельнике. Повёл плечами – и шагнул навстречу местным.
– Приготовься! – шепнул слева Гоша. – Первым не суйся, я свистну, ну и тогда.
Саня приготовился. Белый шарик послушно проснулся, вспыхнул силой, и та побежала по нервам, заколотилась в виски, обдала холодом голову. Сейчас, сейчас! Будет вам волна ужаса, будут вам кровососы… нет, лучше гремящие костями скелеты… или просто озверевшие омоновцы с дубинками? Кладём палец на спусковой крючок. Ещё секунда, и…
– Ну и что всё это значит? – из-за спины Динамометра вышла Антонина Алексеевна, остановилась в трёх метрах от гостей и скрестила руки на груди. – Вы, молодые люди, вообще соображаете, чем всё это может кончиться?
Она стояла перед ними – низенькая, полная, очкастая, и очень сейчас напоминала Лягушкину… какой Лиска, наверное, станет сорок лет спустя. Только не было у неё никакой волшебной силы.
– Отвали, бабка! – дружелюбным голосом посоветовал старший местный. – Ты нам на хрен не сдалась! А вот с мужиком побазарим…
– Я вам, юноша, не бабка, а учитель высшей категории Лисовская, – ледяным тоном произнесла завуч, ни на сантиметр не изменив позы. – И я представляю здесь администрацию 1919 московской гимназии. Воспринимайте меня как лицо официальное. Так вот, официально заявляю: уходите и проспитесь. Вы что же думаете – если сила на вашей стороне, то и беспокоиться не о чем? Вы представляете, по каким уголовным статьям пойдёте, если немедленно не одумаетесь? Полицию мы уже вызвали, и наряд будет здесь с минуты на минуту. Вы, ребята, не просто к туристам вломились, вы сейчас совершаете попытку нападения на школьников, а уж тем более на школьниц. Вам обязательно нужно нарываться на 132-ю статью Уголовного кодекса? Каждый из вас рискует сейчас получить как минимум пятнадцать лет строгого режима, а как максимум – пожизненное заключение. Ну включите вы здравый смысл!
Всё, что она говорила, казалось сейчас Сане удивительно разумным, несомненным. По здравому смыслу, гостям следовало бы с извинениями удалиться… ну ладно, пускай уж без извинений. Но получилось иначе.
Парень в водолазке шагнул вперёд, махнул рукой слева направо – и Антонину Алексеевну сбросило с тропинки в заросли крапивы.
Дальше события понеслись с дикой скоростью, причём одновременно разные.
Вот Динамометр прыгает вперёд, правой рукой сгребает местного за ворот водолазки, подсекает резким ударом ноги – и левой рукой бьёт круговым в висок. Вот летит ему в лицо чей-то кулак, вот вспыхивает красный отблеск пламени на лезвии топора.
А вот с пронзительными воплями появляются меж древесными стволами чёрные тени, размахивают выломанными в лесу палками, кидаются на сельских мстителей – причём бестолково кидаются, мешая друг другу и чуть ли не попадая под удары своих же.
Ну, понятно – старшеклассники всё-таки решили, что их хата не с краю. Наивные педагоги думали, что пацаны послушно отправились дрыхнуть в палатки… а те, оказывается, тоже допёрли своими измученными ЕГЭ мозгами, что местные обязательно вернутся… ну, или подслушали разговор Антонины с Динамометром – и решили устроить народным мстителям тёплую встречу. Выходит, Гошка тут не один такой умный.
Медлить дальше было нельзя. Очень скоро кто-то кого-то реально поубивает, и даже неважно, кто кого. В рыжем свете костров плясали ломкие тени, воздух сотрясался от матерщины… причём, судя по голосам, столичные гимназисты, наследники славных традиций, ничуть не уступали местным.
Но первоначальный план – волну ужаса – пришлось отставить. Какая уж тут волна, если в дело вмешались совершенно ненужные сейчас старшеклассники и поломали всю затею! Сейчас если ударить волной, она же и их зацепит… и побегут они сломя голову в тёмный лес, и именно головы там и сломают. Нападающих это, кстати, тоже касается. Только тут Саня сообразил, что ведь свободно можно нарушить правило номер раз, даже сделав такую мелочь, как волна ужаса. Не обязательно же хватать человека и выкидывать с восьмого этажа – можно устроить так, что у него закружится голова, когда он моет рамы… и готово. Вот и здесь то же самое. Побегут, напорются глазами на сучки, разобьют головы о сосновые стволы. И кто будет виноват?
Значит, иначе. Значит, гладить мозги, без вариантов. Причём, что самое печальное, всем. И местным, и старшеклассникам, и Динамометру… Больше двадцати человек получается! И всех нужно схватить одновременно, на каждого настроиться… без настройки не выйдет, это ему Дима с самого начала объяснил.
– Гладить мозги – это только с виду просто, – вещал он, крутясь в своём чёрном кожаном кресле. – А фактически это высший пилотаж. Тут же мало представить образ цели, тут нужно человека почувствовать, найти для него свои слова… ну вспомни, как ты мелкую девчонку успокаивал.
– А если сразу нескольких надо погладить? – уточнил Саня.
– Вот это реально круто! – объяснил Дима. – Прямо как шариками жонглировать. Один ловить ещё ладно, два – уже посложнее, три – очень трудно, а больше трёх это уже мастерство. Ну, если торопиться не надо, можно переключаться между людьми. Две секунды уделяешь одному, пять секунд другому… и потом снова. Причём сразу учти: это совершенно дикий расход силы!
Наверное, именно так Лиска работала с мозгами учителей, когда после драки с Максом случился тот импровизированный педсовет. Но там счёт шёл не на секунды, а здесь в любой момент могут образоваться трупы.
Он потянулся мыслью к ним – разъярённым, испуганным, жаждущим справедливого возмездия, ощутил жар, исходящий от распалённых мозгов. Кипели возмущённые разумы, испарялся из них здравый смысл, и хуже всего было то, что некоторых совершенно не удавалось захватить, они, точно скользкие рыбы, прошмыгивали между его пальцами. Саня понимал, отчего: алкоголь кувыркался в этих мозгах, извивался в них зелёными змейками, пробуждал одни мысли и гасил другие… а потом гасло то, что пробуждалось, и вспыхивало то, что секунду назад гасилось.
Но всё-таки, по выражению бабы Люды, сила солому ломит… ломала она и проспиртованные мозги. Даже несмотря на пляску зелёных то ли змей, то ли ящериц, виднелись там и цветы, и драгоценные камни… серебрились разумные слова, золотом отсвечивало молчание. Вот это следовало умножить, влить сколько получится волшебной силы… пусть ненадолго, но хватит и нескольких минут.
Ёлкин корень, мужики, да на кой вам все эти напряги? И сами неправы, и зону топтать как-то незачем. Пока ещё не поздно, разойтись бы по-хорошему. А то ведь потом жалеть придётся… лучше домой… под тёплое одеялко, и всё, что было, окажется бестолковым сном, который лучше забыть…
Парень, тебе мало армии? Так понравилось строем ходить, что ещё лет пятнадцать-двадцать хочется? Да зачем тебе эти московские девчонки, ты дома не хуже найдёшь! А что пинков от москвича огрёб, так по делу, и ты бы на его месте напинал того, кто на детей хвост поднимает! И разве это геройство, чужими руками расправиться? Потом ведь стыдно вспоминать будет!
Пацаны, да всё уже, всё! Уже никто никого не месит и не гасит! Бросьте палки, и по палаткам, зачем влипать в неприятную историю… чем бы ни кончилась, а по ментовкам затаскают, и прощай лето, прощай кому каникулы, кому поступление!
Он тянулся к каждому, подбирал слова подстать вибрациям мыслей… нет, даже не подбирал, слова рождались сами, вылезали из тех островков их мозгов, которые светились ровным голубым сиянием… те самые цветы и алмазы…
А вот те области, что полыхали красным и фиолетовым, он заливал водой. Шипели угли, разбегались мохнатые хищники, не в силах вынести запах волшебной травы зверобой… которая бьёт зверей, но только тех, что живут внутри, под черепной коробкой. Клыкастых, когтистых, злющих… куда там сноркам и кровососам, те просто зайчики по сравнению с тварями, обитающими в мозгах.
И давил, давил на спусковой крючок, не жалея силы, до холодной скобы, до боли в пальце… который хоть и мысленный, а болит вполне реально.
– Ни фига себе… – присвистнул Гоша и тронул его за плечо. – Глянь, а оно по ходу само рассосалось.
И правда. Старшеклассники побросали палки и сейчас сгрудились возле палаток, вполголоса обсуждая события. Динамометр вытащил из крапивы Антонину Алексеевну, усадил на бревно и хлопотал рядом, кажется, кормил каким-то лекарством. А ночные гости растерянно толпились на тропинке, не решаясь ни молча уйти, ни что-то сказать. Наконец главный, в порванной водолазке, подошёл к Динамометру, осторожно кашлянул:
– Короче, ты извини, мужик. Наколбасились мы, ну и озверели чего-то. Это Вовка наш завёл что-то всех, моча в голову ударила, ну и… он две недели уже не просыхает, как с армии пришёл… ну и как бы горе у него, Люська не дождалась, с каким-то фруктом уехала… из этих, в общем. Ну ты понял. Вот и заливает горе… а мы что, от угощения не отказываются. Короче, попутало нас. Мы всё, мы уходим. Вы зла, короче, не держите, всё ж обошлось…
– Само собой! – Динамометр с приглаженными мозгами был сейчас непривычно кротким. – Замяли, проехали! Держи пять!
И хлопнув местного ладонью о ладонь, он занялся оголодавшими кострами, благо дров было заготовлено вдоволь. Стало ощутимо светлее, поле несостоявшегося боя так и осталось не усеянным мёртвыми костями.
Саня едва удержался, чтобы не лечь на спину, глядя в чёрное, малозвёздное небо. Его вело и плющило, пожалуй, похлеще, чем после телепортации лягушек. В ушах звенело, во рту было кисло.
– Зря я, наверное, тебя выдернул, – шепнул Гоша. – Повезло нам, не дошло до махача. Ну, пойдём, я тебя до родной палатки доведу. Ты, я гляжу, совсем уже засыпаешь.
– Слушай, Куницын, – зевнув, спросил Саня, – можно дурацкий вопрос? У тебя какой-нибудь шоколадки случайно нет? Что-то вдруг безумно захотелось.
– Сделаем, – невидимо кивнул в темноте Гоша. – Погоди чуток!
Он метнулся в сторону палаток, и буквально минуту спустя вернулся оттуда с двумя батончиками "Марса".
– Вот откуда ты знал, что у меня с собой шоколадный фонд? – он изобразил сладкую-сладкую улыбку. – Раскрыл типа мою заветную тайну! Только нашим не говори, оборжутся… Короче, ладно. Жуй-жуй-глотай. И пошли, в спокойном темпе, сейчас уже никуда спешить не надо. Всё уже случилось.
– Жалеешь, что не пришлось подраться? – слегка подколол его Саня.
– Совершенно не жалею, – тихо и серьёзно ответил Гоша. – Наш тренер всегда говорит: лучший бой – это которого удалось избежать.
4.
Утро было чудесным. Всё радовало – и солнышко, и птички, и мокрая от росы трава. Если бы только не пришлось вставать! Валяться бы в палатке – и даже не спать, а просто слушать все эти птичьи переливы, звон одуванчиков… кто сказал, что одуванчик – это не колокольчик? Раз похожие названия, значит, и по сути близко… а разницу можно заделать волшебством.
Мечты, мечты! Волшебства в нём сейчас осталось на донышке, и неизвестно, когда наполнится колодец! Хорошо хоть, что не шатает его сейчас, как ночью, не давит на лицо невидимая ладонь. А значит, надо пересилить себя и выползать из палатки… а то ещё сочтут больным, прибежит Елеша, прибежит Антонина… медсестру Ольгу Антоновну подтянут. И она сунет термометр, поинтересуется стулом (при всех, разумеется), а после торжественно произнесёт самое любимое своё слово: "симулянт".
Саня вылез из палатки едва ли не последним. Оказалось, в лагере уже кипит жизнь. Динамометр, вполне свеженький после бурной ночи, проводил зарядку. Дети послушно приседали и делали наклоны, бегали на месте и хлопали ладонями над головой. Самое интересное – всё это было добровольно, никто не орал и не загонял. Саня в другое время тоже поучаствовал бы, но сейчас не тот момент. Сбегав по неотложным делам в лес, он молча присоседился к ребятам, которые под руководством десятиклассника Егора Митькина готовили на костре завтрак.
После завтрака было общее построение, на котором Антонина Алексеевна (бодрая, свежая, никак по её виду не догадаешься, что ночью в крапиву кидали) объявила распорядок на сегодня: