Я нервничал: зачем только Эдвард С. рассказывает нам о сидящих за столом. Лучше бы помолчал, вдруг соседи услышат и обидятся! Однако он продолжал. Человек в конце стола оказался бывшим кассиром банка, а теперь присматривал за тигром. Считай, ему повезло - ведь многие банки позакрывались! Моложавая женщина рядом с ним раньше была школьной учительницей, но ее уволили, когда стало известно, что она замужем. Начальство сочло, что если в семье один человек работает, этого достаточно. Теперь она крутила колесо рулетки. Эдвард С. не знал, чем занимается ее муж, раньше-то он торговал автомобилями, но теперь их никто не покупает. Дикарь с острова Борнео вел себя как вполне цивилизованный человек и тихо беседовал со своим соседом. Эдвард С. сообщил, что на самом деле он потомок французских поселенцев и никогда не покидал родного штата Луизианы.
- Мы, балаганщики, пестрый народ, - сказал Эдвард С. и тут же радостно воскликнул: - А вот и Эмили! - Он вскочил на скамью и замахал руками, показывая на вход: - Вон, вон Эмили!
Это была высокая женщина в клоунском пестром костюме с накрахмаленным белым рюшем на шее, на ногах - огромные остроносые башмаки из красной кожи, выглядывавшие больше чем на фут из-под широченных штанин. Она направилась прямо к нам и пожала руку сначала Джою, а потом мне.
- Пит мне о вас рассказал. Я вижу, вы в надежных руках. Эдвард С. не даст вас в обиду.
Такой красивой женщины я еще никогда не видел. У меня не хватает слов, чтобы описать ее. Она была похожа на картину из музея. Сгорая от смущения, я разглядывал ее короткие золотисто-рыжие волосы, широкий гладкий лоб, лучистые глаза, длинные густые ресницы. Видно, я слишком долго на нее глазел.
- Ты как будто удивлен, Джош? - негромко рассмеялся Эдвард С.
Джой первый обрел дар речи.
- Не знал, что женщины бывают клоунами, - сказал он, приветливо улыбаясь, - особенно такие красивые.
- Женщинам тоже хочется есть, - откликнулась Эмили. - И детей им нужно кормить. Поэтому, если выпадает случай заработать немного денег фиглярством, они готовы поступиться своей гордостью.
Она намазала кусочек жареного хлеба маслом.
- Надо познакомить тебя с моими мальчиками, - снова обратилась она к Джою. - Старший примерно твоего возраста, ну, чуть помоложе, двум другим - восемь и пять. Когда они приходят на мое представление, то забывают, что я их мама, и кричат мне "Бонго!", как и другие дети.
- Можно, я тоже буду называть вас Бонго? - спросил Джой.
- Да, так лучше. Видишь ли, за воротами никто не знает, что я женщина. Зрители привыкли считать, что все клоуны мужчины. Клоун по имени Эмили может прийтись им не по вкусу.
Голос у нее был как колокольчик. Мне хотелось сесть за рояль и попробовать воспроизвести его.
- Эмили - главная приманка балаганов, - вставил Эдвард С. - Родители приводят детей только ради Бонго.
И ради гусеницы, - возразила Эмили, - и ради карусели. Еще не известно, чему дети отдают предпочтение. - Она повернулась ко мне - Ты будешь зазывалой у входа в балаган, где выступают танцовщицы. Вон эти дамы, за столом слева. Их номер никуда не годится, говорю это тебе на всякий случай Зрители платят десять центов и хотят поглазеть на хорошеньких девушек, а балерины эти, увы, не красавицы, да и танцуют посредственно. Словом, не номер, а мура. Пит это знает. Но а танцовщицам хочется есть. Ведь и я не самый смешной клоун в мире. Тут нет ни одного первоклассного номера. Но Пит не сдается, и мы кое-как барахтаемся на поверхности. Во всяком случае, на пропитание зарабатываем. Многие нам завидуют.
Я знаю, что значит голод, - кивнул я, - поэтому рад любой работе.
Она потрепала меня по руке, ее глаза светились добротой.
- Понимаю, Джош. Пит рассказал мне все, что узнал от водителя грузовика. Пит хочет помочь тебе и Джою.
- Он как будто добрый человек, - сказал я, но думал в тот момент не о Пите Харрисе. Я глядел как зачарованный на ее лицо, позабыв обо всем на свете. Меня внезапно пронзила счастливая мысль: я влюбился!
Когда я пришел в себя, она все еще говорила о Пите Харрисе.
- Он хороший, порядочный человек. Как у каждого, у него есть свои недостатки, однако на него можно положиться. - Она повернулась к лилипуту: - Верно я говорю, Эдвард С.?
Он сложил губы трубочкой.
- Мы оба это знаем, Эмили, и мальчики убедятся в том же, когда ближе с ним познакомятся.
Эмили больше ничего не сказала. Эдвард С. подвинул ей поднос, и она принялась за еду. Одна из танцовщиц подошла и заговорила с ней, Эмили подняла на нее глаза. Женщина с крашеными, жесткими на вид волосами улыбнулась мне:
- Привет, маленький!
Другая посмотрела на нее с упором:
- Флорри, оставь в покое ребенка. Пусть с ним нянчится Пит Харрис и его клоун.
Лицо Эмили оставалось невозмутимым.
- Здесь всякие люди, Джош, - сказала она. - Будь начеку.
Когда Эдвард С., Джой и я кончили есть, она попросила обождать ее.
- Пит велел тебя постричь. Я стригу, как заправский парикмахер, - научилась на трех своих рыжиках, они так быстро зарастают.
Из столовой мы вышли вчетвером. Эмили вела Джоя за руку, а я шел рядом с Эдвардом С. Он делал большие шаги, стараясь не отставать от меня, В палатке Эмили накинула мне на плечи полотенце и уверенно защелкала ножницами. Заодно она постригла и Джоя, а потом, откинувшись на спинку стула, оглядела нас и осталась довольна.
- У вас обоих головы правильной формы. Можешь отправляться к Питу. Он объяснит тебе, что сегодня делать. А мне пора гримироваться.
- Отдохни, Эмили, у тебя усталый вид, - заботливо произнес Эдвард С.
- Уж и не помню, когда я отдыхала. - Она улыбнулась в помахала рукой, поторапливая нас.
- Эмили слишком много работает, - говорил Эдвард С., пока мы шли к Питу Харрису. - Чересчур. Быть клоуном - само по себе чрезвычайно трудно. Потом еще заботы о малышах, вечные думы о завтрашнем дне. - Он покачал головой. - Я за нее боюсь. Она мне очень дорога.
В тот день, третьего декабря, выдалось ясное, теплое утро. В Чикаго такая погода бывает только в мае. Вокруг суетились рабочие, готовясь к открытию балаганов. Ворота распахнутся в одиннадцать часов. Хозяева лавчонок таскали ящики, бочки с лимонадом, расставляли на прилавках коробки с конфетами и розовой халвой, раскладывали куклы и игрушки. Механики проверяли моторы карусели и "чертова колеса". Артисты с костюмами под мышкой шли переодеваться. Кто-то латал одежду, порванную во время вчерашнего представления. Словом, каждый был занят своим делом, кроме нас с Джоем.
Мы застали Пита Харриса за бухгалтерскими книгами. Когда мы вошли, он поднял голову и кивнул:
- Доброе утро, Эдвард С. Я рад, что ты присматриваешь за мальчиками. - Он одобрительно оглядел мою прическу. - Вижу, Эмили над тобой поработала! Теперь совсем другое дело, Эмили можно доверять. Она на все руки мастер. Мне следовало ей платить вдвое больше, да нечем. Чертовски плохие времена. Впрочем, вы это уже слышали, не так ли?
Он дал мне пару узеньких брючек, яркую красно-желтую рубаху, клетчатый жилет с широченной бахромой по краям.
В этом наряде у меня был очень нелепый вид, но Пит сказал, что яркие цвета помогут привлечь внимание зрителей. Потом мы пошли к шатру, где накануне я играл на рояле. Теперь рояль стоял на небольшом возвышении у входа. Моя работа заключалась в том, чтобы громко играть модные песенки и зазывать посетителей посмотреть на выступление танцовщиц. Я должен был нахваливать балерин, их красоту, их костюмы по последней парижской моде. Должен был раскачиваться и подпрыгивать на стуле, словно мне безумно весело, скалить зубы, подмигивать и уговаривать людей расстаться с десятью центами. Эта работа была мне не по душе. Я всегда был робким и застенчивым, именно по этой причине я почти ни с кем не дружил в школе. Вот Хови, тот умел паясничать, а для меня это - сущая пытка. Теперь мне придется валять дурака целый день напролет. Пит Харрис сказал, что мое кривляние так же важно, как громкая и веселая музыка. Я расстроился - не о том я мечтал. Но ничего не поделаешь, работа есть работа. Пять долларов на дороге не валяются. Я и не помышлял от нее отказываться, но, садясь за пианино, попросил Эдварда С. унести Джои. Нечего ему смотреть на меня. Еще я надеялся, что Эмили меня не увидит. В ее присутствии я бы сгорел со стыда.
Глава 6
Действительно, номер Эмили был гвоздем программы. Даже те, у кого не было денег на посещение балаганов, приводили своих детей поглядеть на чудачества клоуна Бонго. Никто не слышал, как клоун говорит. Бонго всегда молчал, но слова были и не нужны. Дети хохотали при виде того, как высоченная фигура то и дело плюхалась наземь. Недотепа-клоун попадал из одной беды в другую. Чета Блеганов и Эдвард С. суетились вокруг Бонго, дразнили, заманивали его в ловушку, а потом притворно колотили и щипали, наказывая за простодушие. Детям это нравилось. Эмили объяснила мне, что маленькие зрители как бы видят в лилипутах самих себя и им приятно, что похожие на детей человечки дурачат взрослого клоуна.
Я готов был поколотить маленьких негодников и сказал об этом Эмили, но она только улыбнулась и посоветовала мне вспомнить клоунов, над которыми я сам смеялся в детстве. Она была права. Когда-то и я был таким же злорадным: хохотал, если клоуны падали или попадали впросак. Но это было задолго до того, как я познакомился с клоуном по прозвищу Бонго. Ее работа была трудной и изнурительной. Она ни на минуту не могла отлучиться, все время находилась в толпе, спотыкалась и падала, пытаясь вызвать смех у не очень-то веселых посетителей. После закрытия она забирала своих сонных сынишек из палатки Пита Харриса и устало брела за ворота к вагончику на запасных путях, в котором они жили. Почти всегда она останавливалась подле меня, чтобы пожелать спокойной ночи. Если я кончал раньше, то не уходил, дожидаясь ее. Ее "спокойной ночи" было для меня ежевечерней наградой в конце унылого, безрадостного дня. Она завтракала с нами, а потом шла гримироваться. В течение дня я видел ее редко и издали, но несколько раз случалось так, что посетителей было мало, фонари гасли, и Эмили могла побыть со мной, послушать мою игру. И тогда я импровизировал специально для нее, музыка получалась нежной и грустной. Потом я переходил на мажорные и бравурные ритмы, демонстрируя свое мастерство. Она обычно слушала молча, улыбаясь своим мыслям. Но однажды она наклонилась и тихо сказала мне:
- У тебя талант, Джош; времена сейчас трудные, и все-таки не забывай об этом.
Прошло две недели, и мы с Джоем стали ждать приезда Лонни. Он все не ехал, и мы решили, что его опасения сбылись - он потерял работу. Я взял три доллара из заработанной за две недели десятки, положил их в конверт и отправил Лонни. Джой от себя добавил доллар, который скопил, выполняя разные мелкие поручения. Мм написали Лонни, что это первый взнос в уплату нашего долга. Отправив письмо, мы ощутили радость и облегчение. К Новому году мы купили друг другу подарки. Нам давно уже не доводилось их получать, поэтому мы не утерпели и развернули заветные свертки за несколько дней до рождества. Я купил Джою ярко-голубую рубашку, а в нагрудный карман положил плитку шоколада. Он подарил мне бумажник из искусственной кожи, чтобы хранить в нем заработанные деньги. Мировая вещица! В бумажнике было несколько отделений и карточка владельца, которую я заполнил. В бланке была такая строчка: "В случае несчастья, пожалуйста, известите…", Я хотел было написать "Стефана Грондовского", но передумал и написал "Лона Бромера" и указал его адрес в Омахе. И все же, несмотря на свою злопамятность, по мере приближения рождества, я все чаще думал о доме. Мягкими теплыми вечерами, когда шум в балаганах затихал, я совершал долгие прогулки, размышляя о том, выстраиваются ли по-прежнему очереди у биржи труда в Чикаго, нашла ли работу Китти, как поживает мама. Джой написал родителям, что я нашел работу и что у нас все хорошо. Мы вложили в письмо по доллару. "Джош и я посылаем вам подарок к рождеству", - пояснил Джой. Он спросил, хочу ли я подписаться, и я уже совсем собрался поставить рядом с его именем свое, но раздумал.
- Пожалуй, нет, - буркнул я, и он молча запечатал конверт.
В те дни я много думал об Эмили. Мысли о ней навевали грусть. Я где-то слышал, что любовь делает человека счастливым, но со мной все было наоборот. Я испытывал только горечь боль и безнадежность. Однажды вечером, когда Эмили вела детей домой, я ждал, что она подойдет и пожелает спокойной ночи, но тут заплакал ее младший сынишка. Она нагнулась и взяла малыша на руки, я подбежал и предложил отнести его на закорках. Его головка упала мне на плечо, он зевнул и задремал. Эмили шла рядом, ведя за руки двух старших сыновей. Мы молча брели по шпалам к их дому. Уложив детей, мы с Эмили вышли на крыльцо. Она села на нижнюю ступеньку и стянула с головы шутовской колпак.
- Присядь на минутку, Джош, я давно хотела с тобой поговорить. - Она помолчала, глядя мне прямо в глаза. - Тебя что-то беспокоит в последнее время?
- Да нет, - ответил я, - просто хандра.
- Времена невеселые, верно?
- Мне бы надо радоваться - нашел работу. Я и радуюсь. Вот только… - я не знал, как кончить фразу.
- Ты одинок, Джош, я это поняла. Жаль, что здесь нет твоих сверстников, какой-нибудь девчушки, ходили бы вместе в кино.
Я покачал головой. Мы молчали, глядя в ночное небо. Внезапно, уж не знаю как, у меня вырвалось то, что во мне бурлило:
- Жаль, что вы не моя ровесница.
Не успел я закрыть рот, как меня сковал ужас. Обхватив руками колени, она смотрела на носки своих шутовских башмаков, потом повернулась ко мне с улыбкой.
- Будь я твоей ровесницей, Джош, мне было бы очень приятно твое внимание.
- А так вам это не… неприятно?
Лицо ее сделалось серьезным, она даже слегка нахмурилась.
- Знаешь, Джош, бывают женщины, которым очень лестно услышать такие слова от юноши. Но я не такая.
- Я боялся, что вы поднимете меня на смех, - пробормотал я.
Плохо ты меня знаешь, Я считаю тебя чутким и талантливым подростком, довольно-таки упрямым, но уж только не смешным или глупым. Она склонилась ко мне, будто собиралась поцеловать, но передумала и протянула руку. Мне не хотелось уходить, но и оставаться было нельзя. Я поднялся и постоял, глядя на нее сверху вниз. Она улыбнулась мне, улыбнулась так, как часто улыбалась Джою.
- Спокойной ночи, милый Джош, - сказала она, - спокойной ночи и спасибо тебе.
На следующее утро за завтраком Эмили сказала, обращаясь к Эдварду С.:
- Нам всем необходимо развеяться. Давайте кутнем на рождество. Балаганы будут закрыты, поэтому приходите с мальчиками ко мне. Угощу вас какао и булочками с патокой. Ну что, придете?
На наших лицах отразилась радость.
- Для нас это большая честь, Джош, - сказал мне потом Эдвард С., - Эмили почти никого к себе не зовет. Видно, ты, Джой и я у нее на особом счету.
Мы стали думать, какой рождественский подарок ей сделать. Джой предложил коробку конфет; мне хотелось купить ей какое-нибудь украшение или флакон духов, духи наверняка доставят ей удовольствие. Но Эдвард С. спустил нас с небес на землю.
- Эмили сильно нуждается - на этих мальчишек не напасешься. Надо бы подыскать красивую шкатулку и положить в нее серебро, скажем, десять монеток по десять центов с каждого. Джой надраит их до блеска, и мы попросим кого-нибудь из дам перевязать шкатулку лентой. Вот увидите, мы ей угодим. Эмили сейчас не до конфет и духов. Мы последовали его совету. Конечно, не такой подарок хотелось бы сделать Эмили, но я вынужден был признать, что в словах Эдварда С. есть смысл, У Эмили такая жизнь, что духи ей не пригодятся. Я надеялся, что еще наступит день, когда я сделаю ей подарок, достойный ее.
В рождественский вечер, тщательно умывшись и начистившись, мы отправились к вагончику Эмили. Она встретила нас в дверях, и я впервые увидел ее не в шутовском наряде. На ней было вылинявшее от стирки ситцевое платье, широкое и длинное. Оно очень шло ей. Серьги в ушах делали Эмили похожей на королеву - большие, яркие кольца раскачивались, весело искрясь и сверкая. Эдвард С. и Джой, в отличие от меня, нашли нужные слова. Они сказали Эмили, какая она красивая, как приятно видеть ее в платье, а не в клоунском костюме, какие у нее прекрасные серьги. Она нагнулась и поцеловала их в лоб; потом посмотрела на меня, точно ожидая, что же я скажу.
- Вы хорошо выглядите, Эмили, - промямлил я.
- Спасибо, Джош, - сказала она и меня тоже поцеловала.
И вдруг все в моих глазах померкло. Войдя в вагончик, я увидел за столом Пита Харриса, толстого, маленького, покрытого испариной, веселого и довольного. Младший сын Эмили сидел у него на коленях, двое остальных стояли рядом.
- Привет, привет, джентльмены! - воскликнул он хриплым голосом. - Как дела, Эдвард С.? Привел с собой мальчиков, так-так. Только взгляните на этого пострела. Ты, приятель, растолстел, нагулял мясца.
Он ткнул Джоя пальцем в живот, а мне пожал руку.
- Как живешь, Падеревский?
Эмили, счастливо улыбаясь, стояла за его спиной.
- Пит сделал нам сюрприз: принес жареных цыплят и пирожные; теперь у нас будет настоящий рождественский ужин. Мои сынки вас заждались.
Джой, зардевшись, протянул ей шкатулку:
- Это вам, Эмили, от нас троих.
Эмили развязала ленточку, ее глаза засверкали, а потом затуманились слезами. Она протянула шкатулку Питу Харрису, он одобрительно закивал.
- Отличный подарок, мальчики, - сказал он и перевел взгляд на Эмили, - Угодили они тебе, дорогая?
Он называет ее "дорогая", обращается к вей так, словно она ему принадлежит!
- Эта шкатулка и серьги, подаренные Питом, - лучшие рождественские подарки, какие я когда-либо получала! - воскликнула Эмили.
Значит, это Пит Харрис подарил ей серьги, в которых она похожа на королеву. Я тоже хотел ей подарить что-нибудь в этом роде, а меня заставили принести десятицентовики, которые она потратит на толокно или овсянку для своих сынишек. Эдвард С. словно прочел мои мысли и поспешил объяснить все Эмили:
- Знаете, дорогая, Джош хотел купить вам духи. Вы так прекрасны сегодня, что я даже жалею, что отговорил его. Нам следовало сделать такие подарки, которые бы подчеркивали вашу красоту. Она положила руку на плечо лилипута, но смотрела на меня.
- Нет, Эдвард С., лучшего подарка, чем этот, вы не могли мне сделать, И, тратя монетки на еду или лекарства, я буду говорить себе: "Вот это белые перчатка, их подарил мне Джой; это - кружевной платочек от Эдварда С.; а это капля французских духов из подарка Джоша!"
Ее слова меня немного приободрили. Если бы еще Пит Харрис говорил поменьше, но он и не думал умолкать: