- Не правда, не правда, - с удивительным спокойствием возразил дед. - Самогон был первый сорт. Чистый, как спирт. А спирт, сама знаешь, даже желудочным больным пить рекомендуется.
- Детей постыдись, старый дурень. Да подумай, что будет с ними, если кого из нас не станет.
- Говорю тебе: была на то причина. Работу нашел, потому и выпил.
Лидия Леопольдовна, Нина, даже Толя изумленно глядели на деда.
- Что вы уставились на меня? - взъерошился старик. - Не верите?
- Да нет, почему же… - Лидия Леопольдовна пожала плечами. - Верим… Как же не верить, если ты такой веселый.
- А вот Нина не верит, - кивнул дед на внучку. - Гляди, как она смотрит на меня.
- Да отцепись ты от ребенка! - уже с раздражением прикрикнула на мужа Лидия Леопольдовна.
Но Иван Михайлович не обращал внимания на недовольство жены и продолжал:
- Правду я говорю, Нина? Ты не веришь, что я устроился на работу?
- Не хочется верить, дидусь, - ответила Нина тихо, словно стыдясь за деда, и опустила глаза.
- А что делать? Есть-то надо.
- Живут же люди, и мы как-нибудь прожили бы.
- Люди? Люди разные бывают и живут по-разному.
Дед помолчал. Потом посмотрел на Нину как-то совсем по-другому, будто протрезвевшими глазами.
- Не думай, что дед твой пошел к немцам директором банка, устроился я всего-навсего сторожем в банке. Ты удовлетворена этим?
Нина ничего не ответила. Быстро накинула пальтишко и, повязав платок, вышла из дому.
VIII
Зима и впрямь разгулялась. На смену ветрам и вьюгам приходили трескучие морозы, на смену морозам - метели, да такие, что и носа не высунешь на улицу.
Нина вышла было во двор, но в лицо ей ударил колючий снег, и она рывком прикрыла двери. "А как же дедушка, - думает она, - в такую непогоду, в метель и холод, должен идти на работу? И стар и немощен. Какой из него работник? Пропадет ведь, простудится, заболеет. Что тогда? И жаль, до слез жаль дедушку, и обидно. Нетрудно понять, о чем говорят люди, поглядывая в его сторону… Надо поскорее нанести дров да протопить печь. Хоть в доме будет тепло, когда дед вернется с работы. А вернется, как всегда, сердитый. Попробуй не угоди в такую минуту".
Нина открывает двери и ныряет в метель, как в крутящуюся ледяную волну. Быстро подбегает к сарайчику, но у двери такой сугроб - без лопаты к дровам не доберешься. Она идет назад, хочет взять в сенях лопату и вдруг у порога дома сталкивается с тоненькой фигуркой девочки, запорошенной снегом, съежившейся от холода.
- Клара? - Нина обняла за плечи свою подружку и повела ее в дом.
Но Клара вдруг остановилась.
- Не знаю, можно ли мне к вам?
- Да что с тобой, Кларочка? В чем дело?
- У вас дома только свои? Нет ли кого постороннего?
- Никого, никого. Да что случилось?
- Беда у нас, Нина. Немцы и полицаи сгоняют к городской управе всех евреев - и женщин и детей. Мне удалось сбежать, а маму забрали. Думала, думала, куда деваться, и решила прибежать к вам, А сейчас не знаю, можно ли? Примете ли?
- Да боже мой, о чем ты говоришь? Как ты можешь сомневаться? Заходи!
- Ты спроси сперва бабушку и дедушку. Ведь они хозяева в доме.
- Да заходи быстрей! - Нина толкнула Клару в раскрытые двери. - Будешь тут болтать, пока кто-нибудь подслушает.
В сенях Нина отряхнула с нее снег и решительно сказала:
- Иди в дом и пока никому ни слова. Я внесу дрова, тогда поговорим.
Она не задержалась во дворе. Быстро разбросала снег, набрала дров и, прикрыв сарайчик, побежала в хату.
Клара сидела на краешке стула не раздеваясь, будто забежала на минутку.
- Почему ты не раздеваешься?
Нина положила около печи дрова, подошла и начала снимать с девушки платок, пальто.
Клара стесненно молчала. Поведение ее было столь необычным, что привлекло внимание Лидии Леопольдовны. Старушка сразу почуяла что-то неладное. Ведь Клара в их доме частый гость, она любимая подружка Нины, и зачем ей стесняться, тем более бояться.
- Что с тобою, Клара? - ласково спросила Лидия Леопольдовна. - Пришла в такую метель и уже спешишь уходить, даже раздеться не хочешь?
- Бабуся, она никуда не спешит, - ответила за гостью Нина. - У нее к вам важное дело.
- Ко мне? - переспросила старушка.
Девушка подняла на Лидию Леопольдовну печальные глаза, губы ее задрожали, лицо исказилось, из глаз покатились крупные слезы.
- Толя, - Лидия Леопольдовна обернулась к внуку, - пойди, детка, в спальню да последи, чтобы Ляля не вывалилась из коляски.
И, едва Толя вышел, спросила:
- Что с тобой, девочка? Почему ты плачешь?
- Беда у них, бабуся, - объяснила Нина. - Всех евреев сгоняют к управе. Клара убежала, а маму ее туда погнали немцы.
Лидия Леопольдовна только сейчас начала понимать, что происходит.
- Ой, горюшко! И что же говорят? Зачем в такую непогоду сгоняют людей?
- Не знаю, - всхлипывала Клара, - не только взрослых, но и детей сгоняют. Велят брать с собой ценные вещи, собираются вывозить куда-то. Мама шепнула мне, чтобы я спряталась и убежала…
- Бабуся, пусть Клара побудет пока у нас, может, удастся разузнать, где ее мама и что с нею.
Лидия Леопольдовна ответила не сразу. Она о чем-то думала, потом спросила Клару:
- Тебя кто-нибудь видел, когда ты шла к нам?
- Да кто сейчас увидит? - вместо подружки отозвалась Нина. - Вьюга на улице такая, что и собаки не увидишь.
- Я не тебя спрашиваю! - строго сказала Лидия Леопольдовна. - Ведь не ты, а Клара шла по улице, и она лучше знает, видел ее кто-нибудь, когда она входила к нам во двор, или нет.
- Нет, бабушка, - сквозь слезы ответила Клара, - на улице никого не было, меня никто не видел.
- Вот и хорошо, - обрадовалась Лидия Леопольдовна, - живи пока у нас. Если зайдет кто чужой, прячься в ту комнату, где Ляля. До тех пор пока не разузнаем, что и как, на глаза посторонним не показывайся.
- Спасибо, бабуся. - Клара разрыдалась: худенькие плечи ее задрожали, она закрыла лицо руками.
Лидия Леопольдовна велела Нине уложить девочку в постель и напоить горячим чаем. Как раз в это время пришел Иван Михайлович. Нина занялась дровами, стала растапливать печь.
Иван Михайлович почувствовал в доме неладное.
- Случилось что? - Он настороженно посмотрел на Клару.
- Несчастье у девочки, - объяснила Лидия Леопольдовна. - Мать ее забрали немцы.
- Как еврейку забрали или еще за что-нибудь?
- Как еврейку. Не только женщин, но и детей сгоняют к управе. И не с лопатами, а с ценными вещами.
- Тебя отпустили или сбежала? - спросил Иван Михайлович.
- Мама сказала, чтобы я спряталась и убежала, - робко ответила девушка. - Как только услышала крики на улице, так и велела спрятаться. А потом, когда стихло, я убежала к вам.
Дед прошелся по комнате. Потом остановился возле Клары, положил тяжелую руку на ее маленькую пышноволосую голову.
- Ну ничего, не бойся, девонька. Побудешь пока у нас, а там посмотрим, как дело обернется. Отец твой украинец; может, тебя и искать не будут. Не убивайся. Будем надеяться, что и с тобой и с мамой все образуется.
Лидии Леопольдовне показалось, что дед что-то знает о событиях в городе и, когда девушки ушли в другую комнату, спросила шепотом:
- А что там затевают немцы с евреями, зачем сгоняют их?
- Откуда мне знать - зачем?
- Мне показалось, что ты знаешь.
- Ничего я не знаю, просто догадываюсь. Раз сгоняют евреев, да еще с ценными вещами, только ребенок может поверить, что их отпустят.
- Но ведь собирают с детьми. Неужто и детей ждет та же доля, что и взрослых?
- А на пожарной башне кого вешали, не детей разве?
- О боже! Да как же так можно…
Иван Михайлович ничего не ответил.
- Что будет с Кларой? Боже мой, что будет? - Лидия Леопольдовна не могла успокоиться.
- Не знаю. Ты лучше подумай, что будет с нами, если немцы узнают, где она сейчас.
Лидия Леопольдовна испуганно посмотрела на мужа.
- Что ты этим хочешь сказать?
- То, что слышишь. По головке не погладят.
- По-твоему, мы должны выпроводить ее?
- Не говори глупостей! - резко оборвал ее Иван Михайлович. - Не выпроваживать, а сберечь нужно девочку. Но не так, как ты бережешь. Захожу в дом, а они хоть бы бровью повели. Сидят, нюни распустили. А если бы это был не я, а кто-то чужой?
- Мы видели тебя в окно, - оправдывалась Лидия Леопольдовна.
- "Видели, видели"! - сердито пробурчал Иван Михайлович. - За такую неосторожность можно так поплатиться, жинка. Не забывай: дети у нас. Долго ли им проговориться.
- За Нину можешь быть спокоен, а Толя ведь не знает, что произошло.
- А нужно, чтобы знал! Чего ты на меня так смотришь? Будет знать, чем это пахнет, и язык придержит за зубами. Теперь такое время, что и дети умеют быть взрослыми. Поняла?
- Что же будем делать?
- Не знаю, надо подумать.
IX
До войны этот дом был для нее приветливым и уютным. Всегда шла сюда веселая, с легким сердцем, зная, что здесь ее ждут, ей рады. Лариса Ивановна, ее учительница, очень любила Клару, голубоглазую девушку с двумя туго заплетенными косами, лучшую ученицу в классе. И Клара платила ей нежной любовью. Да разве только Клара? Весь класс любил Ларису Ивановну.
Как часто в выходные дни, особенно весной и ранней осенью, водила их Лариса Ивановна на речку, в цветущие луга и зеленые дубравы, окружавшие городок. Сколько чудесных экскурсий провела она с классом!
И всегда была с ними Нина. Хотя и была на год моложе, она дружила с девочками того класса, в котором преподавала ее мама, но больше всех любила Клару. Они постоянно бегали друг к другу, летом лазали на деревья или прятались в зеленую беседку и долго шептались о всякой всячине. Зимой катались на санках, готовились к праздникам. И как веселились на праздники! Особенно под Новый год. Сколько счастливых хлопот, шума, крика знал этот дом! Как нарядна бывала елка! Какими интересными и забавными были новогодние постановки в школе! Ими увлекались не только дети, но и взрослые - родители Нины и Клары. А как плясала Нина…
Теперь не узнать когда-то веселого дома. Тихо в нем, как в погребе, и печально. Где вы, счастливые, радостные дни? Где мама, Лариса Ивановна? Одна Нина рядом: дышит ровно, едва слышно, спит уже. А она, Клара, никак не уснет, будто и дом этот чужой, будто она впервые ночует здесь.
И на дворе обманчивая тишина. Можно подумать, что в городе воцарился наконец покой. А на самом деле плач и стой раздирают людские души. Каково сейчас тем, кого сгоняли сегодня к управе? Где они?.. Скоро ли настанет утро? Что принесет оно ей?..
Почти до рассвета не могла заснуть Клара, а потом забылась тяжелым, тревожным сном.
Проснулась она, услышав, что в сенях звякнули ведра. Может, Нина принесла воды, а может, Лидия Леопольдовна готовила корм для своей козы - любимицы Белки… Потом скрипнула дверь, и, когда Клара открыла глаза, она увидела, что Нина и бабушка уже не спят, стоят около окна и встревоженно к чему-то прислушиваются.
- Что там? - тихо спросила Клара.
- Где-то стреляют, - отозвалась Лидия Леопольдовна. - Похоже, что в лесу. Наверно, партизаны столкнулись с немецким отрядом.
Клара больше не расспрашивала. Вскочив с постели, быстро оделась и подошла к окну. Припав лицом к стеклу, смотрела на занесенную снегом улицу. Потом открыла форточку, и они втроем стали прислушиваться. За ночь метель улеглась. В белой утренней тишине отчетливо слышалась стрельба, но трудно было понять, где стреляют: на окраине города, на опушке леса или дальше, в лесу…
- Неужели партизаны? - Клара вопросительно посмотрела на Нину и Лидию Леопольдовну.
- А кто же еще? - ответила Нина. - Ведь те, что попали в окружение, ушли в глубь леса. Может быть, это парашютисты? Или наши высадили десант?
- О если бы… Если бы хоть на неделю наши выгнали отсюда немцев. Тогда спаслась бы и мама, и все другие несчастные. - Голос Клары дрожал.
Обнявшись, девушки еще крепче прильнули к окну, еще внимательнее прислушивались к стрельбе за городом. И вдруг она оборвалась. Как-то сразу, будто по команде. Затем снова прозвучало несколько одиночных выстрелов.
Подруги не отходили от окна. Стрельба больше не возобновлялась. Тихо в городе. И людей не видно. Ни во дворах, ни на улице. Как будто не утро сейчас, а поздняя ночь.
- Ни души, - тихо сказала Лидия Леопольдовна, - люди попрятались по домам.
- Хоть бы дедушка пришел, - отозвалась Клара. - Может, он знает, что это за стрельба.
Но Иван Михайлович все еще не приходил. Прошел час, второй наступил с момента, когда отзвучали последние выстрелы. Девушки стали волноваться. Встревожилась и Лидия Леопольдовна. Несколько раз, накинув платок, выходила за калитку, выглядывала на улицу и, наконец не выдержав, надела пальто и отправилась искать мужа.
Она увидела его в конце улицы и быстро пошла навстречу, готовая обрушиться на него с упреками. Но, увидев мужа вблизи, растерянно остановилась: он шел медленно, тяжело волоча ноги по глубокому и неутоптанному снегу.
- Не заболел ли ты? - испугалась Лидия Леопольдовна.
- А-а? - остановился Иван Михайлович, с трудом переводя дыхание и глядя на нее каким-то странным, остановившимся взглядом. - Заболел, говоришь? Все возможно, Лида. Все возможно… А ты куда собралась?
- Да куда же? Искать тебя иду. Ждали, ждали, а тебя все нет да нет, время-то теперь знаешь какое? Засиделся где-то?
- Да-а… засиделся… Клара, наверно, волнуется?
Лидия Леопольдовна услышала в его голосе что-то необычное, задержала на нем тревожно-испытующий взгляд:
- Да что случилось? Скажи ради бога, что произошло?
- Нет уже у Клары матери. Сирота она теперь.
- Боже мой! Как же это?
- Расстреляли их сегодня в лесу.
- Женщин?!
- И женщин и детей.
- Ой, горе-горькое! Да что же это делается на белом свете! - застонала Лидия Леопольдовна. - Что мы скажем Кларе?
- Не скули! - строго сказал дед.
- Да как же не скулить - кричать хочется. Что будет с бедной девочкой?
- Вот это меня и мучает. Ну что я ей скажу? Правду? Правда убьет девочку. А врать? Боюсь, она догадается… Ты послушай, что я надумал. Все утро слонялся по городу и нашел человека с подводой, который свезет нас в Рудню к Оксане. Подбери какие-нибудь вещички на обмен, и я поеду с Кларой. Она побудет у Оксаны как внучка ее. Это уж мы с ней обговорим там…
- Но надо же что-то сказать девочке, - тихо проговорила Лидия Леопольдовна.
- Скажем, что люди спаслись, партизаны напали на немецкий конвой, отбили арестованных и увели их в лес, - ответил Иван Михайлович.
- Да, да. Так лучше…
Старики дошли уже до своего дома.
- Погляди-ка, - кивнул Иван Михайлович на окна, - видишь, прилипли обе к окошку, только что не выскочат. Забыли, совсем забыли об осторожности.
X
Клару не пришлось долго убеждать. Она цеплялась за малейшую надежду, ждала добрых вестей и, конечно, поверила, что стрельба, которую они слышали, - это был бой партизан с немцами. Она поверила Ивану Михайловичу, потому что хотела верить в спасение матери.
Казалось, девушка успокоилась. Однако через короткое время Иван Михайлович увидел, что она, пригорюнившись, неподвижно сидит у окна и думает о чем-то. Потом вдруг встала и начала одеваться.
- Куда ты, Кларочка?
- Хочу сбегать домой, может быть, мама ищет меня, - нерешительно ответила она.
- Да что ты надумала? Ведь ее нет дома. Раз ее отбили партизаны, значит, домой она не вернется.
- Но мама ведь не знает, где я. А вдруг она пойдет меня искать?
- Послушай меня, дочка, - раздумчиво и тихо заговорил Иван Михайлович. - Никак этого не может быть, чтобы сейчас твоя мама даже близко к вашему дому подошла. Далеко она теперь, в лесу, в безопасности, с партизанами. Если ты хочешь быть вместе с мамой, я рано утром отвезу тебя в Рудню, к нашему близкому другу - тете Оксане. В деревне мы найдем возможность связаться с партизанами и переправить тебя к маме. А сейчас ты должна быть терпеливой и спокойной, никуда не бегать, на улицу не показываться ни в коем случае. Ты поняла меня, Кларочка?
- Поняла, дидусю. - Клара тяжело вздохнула…
На рассвете Иван Михайлович и Клара уехали в деревню.
На улице повалил густой снег. Окна затянули морозные узоры. Нина стала растапливать печку.
- Грустной уехала от нас Клара… - печальным голосом сказала Нина.
- Где уж ей быть веселой, - отозвалась бабушка. - Время страшное, а девочке приходится слоняться по чужим людям.
- А может, вернется еще ее мама, а, бабуся?
- Вряд ли. С того света еще никто не возвращался.
Нина словно предчувствовала этот ответ, но, услышав, испугалась.
- Почему ты так говоришь? Разве партизаны не отбили евреев, не увели их в лес? - спросила она дрожащим голосом.
- Нет, внученька, нет…
- Почему же вы не сказали об этом Кларе?
- А зачем ей говорить такое?
- Как - зачем? Должна же она знать правду!
- Горькая правда для нее хуже сладкой лжи. Будет ждать, надеяться, верить. Может, и переживет, это лихолетье. А скажешь ей правду сейчас, навряд ли хватит у нее сил перенести такой удар.
Ошеломленная страшной вестью, Нина долго смотрела на бабушку. Что же это получается?.. Значит, можно сказать неправду? И то, что партизанам удалось отбить арестованных, - это вымысел. Пусть добрый, но обман. Ну, а партизаны? Есть ли они в ближних лесах? Может, и разговоры о партизанах - утешительные выдумки. Верьте, мол, люди, что вас не бросили на произвол судьбы, что в лесах есть партизаны, которые отомстят немцам за все их злодеяния.
Кто же знает правду? Кто скажет правду? Анапрейчик? Он говорил тогда о разгроме немцев под Москвой. Не может быть, чтобы он ничего не знал о партизанах. Если они есть, он обязательно должен знать!..
На другой день, сразу после обеда, Нина пошла к родственникам Анапрейчика. Она толком не знала, что скажет, когда встретится с Василием Григорьевичем. И только оказавшись во дворе, вдруг подумала, что разговаривать придется при посторонних, и остановилась, не зная, войти в дом или вернуться. Что ответить, если спросят: зачем пришла? Разве спросить, что слышно про Ленинград? Но об этом тоже нельзя говорить при посторонних. Василий Григорьевич предупреждал…
- Нина, - окликнули ее со двора, - заходи, чего боишься, собаки у нас нет.