Выделение и изучение платиновых металлов - интереснейшее дело. Я заболел им в свои молодые годы. Мне многое удавалось, но я был всего лишь ассистентом, и мой шеф втайне мне завидовал. Он не постеснялся присвоить мои исследования, а когда я не сдержался, то меня выбросили на улицу. Мои попытки устроиться в какую-нибудь лабораторию, чтобы продолжать свои исследования, неизменно кончались крахом; у моего бывшего шефа в научном мире хорошие связи. С голоду я не пропадал, так как постоянное экспериментирование дало мне возможность многому научиться в практическом смысле. Я устроился на завод "Меркурий" мастером по изготовлению штампов. И вот тут-то появился искуситель. Я не могу его вам назвать, так как совсем его не знаю. Я продолжал страдать оттого, что не могу применить свои знания, не имею возможности работать с платиновыми металлами. Он мне сказал, что развивающаяся техника требует платины в самых различных производствах, а он может предоставить мне возможность работать по исследованию этого металла, если соглашусь на его предложение. Смысл был в том, что я тайно буду получать платину в изделиях и изготовлять из них другие изделия. За это мне будут хорошо платить, ничего более с меня не требуя, но операции свои я должен проводить в полнейшей тайне, Я не устоял против соблазна, хотя прекрасно понимал, что иду на нарушение законности. Утешал я свою совесть тем, что получаю возможность для своих исследований не за какую-то сомнительную деятельность: сбор сведений, шпионаж - военный или промышленный, а за свой труд, за искусство. Почему именно меня разыскал этот искуситель? По той причине, что установил мою неудовлетворенность, ввиду отсутствия любимой работы, но, кроме того, и потому, что у меня немалые знания, практический опыт и золотые руки. Ведь приготовить самое несложное изделие из платины далеко не всякий металлург или металловед сумеет. Несложно сделать чугунную отливку. Искусные изделия из серебра и золота приготовляют не только ювелиры. Оловянного солдатика может сделать себе всякий мальчишка. С платиновыми изделиями дело обстоит гораздо хуже. Достаточно сказать, что температура ее плавления чуть ли не в два раза выше, чем у серебра. От которого, кстати, платина и получила свое уничижительное название: "платина" означает "серебришко". Из сопутствующих ей металлов только палладий плавится ниже ее температуры, а все остальные значительно ее в этом превосходят.
Для обработки платины требуются обходные пути, которые отыскивались в неимоверных трудностях и держались в секрете. Не буду останавливаться на них в подробностях, скажу только, что слава Волластона началась именно с такого достижения. С тех пор прошло много лет, проведено много разработок, но изготовление изделий из платины по-прежнему составляет большое искусство. Волластон для меня образец мастера такого искусства, пионера нового дела, творца-одиночки. Хотя он жил и задолго до нашего времени, но я ему подражаю и полностью удовлетворен тем, что, подобно ему, имею свою домашнюю лабораторию, в которой могу заниматься тем, что меня интересует. Плата за это - определенное нарушение законности.
Я согласился, и с искусителем мы быстро составили схему действий, которая исправно действовала до нынешнего дня. Я привлек к делу Керли, который через свою невесту обеспечил мне переброску платины через океан, и Эверта, переправляющего мои изделия в Европу. Ни я, ни кто из них истинных организаторов этого дела не видит, и очень этим доволен.
Керли и его заокеанская колибри Люси ни о чем не думают, кроме того чтобы подкопить самую малость и свить совместное гнездо, занявшись мелкой торговлей. За каждую доставку моего изделия в Европу Эверт привозит сто двадцать пять фунтов. Двадцать пять отдаю ему, двадцать пять Керли, а семьдесят пять расходую по своему усмотрению. У меня запросы, как и у этой влюбленной пары, скромные. Из близких - у меня только моя племянница, Элиза, которую я предполагал привезти с континента к себе, выдать здесь замуж и помогать ей в воспитании детей.
- Вы говорите о горничной в Гамбурге - Эльзе?
- Совершенно верно, о ней, только никакая она не Эльза, а Элиза, такое имя дано ей при крещении, и я хочу, чтобы она им пользовалась без стеснения, когда переедет ко мне.
- Вы в этом уверены?
- Я понимаю, что вы хотите этим сказать. Мои планы нарушены вашим вмешательством. Для вас я преступник, который должен понести наказание, и вы предполагаете запрятать меня за решетку. А вас не удивляет, что преступник вместо того, чтобы бежать, скрываться от своего преследователя, или, будучи им разоблаченным, не ловчит, не виляет, не старается себя оправдать, а читает, можно сказать, познавательную лекцию?
- Как бы там ни было, ваша лекция очень содержательна и интересна.
- Вы не ответили на мой вопрос. Мне не нужно комплиментов и реверансов. Вы, естественно, расцениваете мою откровенность как расчет на снисхождение. Но скажу вам прямо - вы заблуждаетесь. И я у вас в руках, и вы можете засадить меня за решетку. Планы мои вы нарушили, и это для меня наиболее огорчительно. Найти вам искусителя и выяснить его связи за океаном я, если бы и хотел, не в состоянии. Я его не знаю, видел очень короткое время, он с меня ничего более не требовал, а меня вполне удовлетворяло, что за мой труд (а не контрабанду!) мне уплачивают щедро и без всяких промедлений. Если он нужен вам, то вы ищите, но я вам не могу оказать никакого содействия в ваших поисках. Большого преступления я не совершил. Я никого не убил, не ограбил, не шантажировал, не обокрал и потому очень строго наказан не буду. Однако я полагаю, что мое тюремное пребывание продлится недолго, ибо я знаю "Петушиное слово", которое освободит меня из заключения.
- О чем вы говорите?
- Я имею в виду, что не буду лишен возможности известить военное ведомство или "Интеллидженс сервис" о том, что осведомлен о причине гибели полковника Китченера и имею к тому косвенное отношение. У меня нет сомнения в том, что это вызовет весьма живой интерес. Таким образом, у вас нет оснований опасаться того, что я скроюсь, как только вы меня покинете. Я не собираюсь бежать и своего ареста намереваюсь ожидать вполне спокойно.
- Это что-то новое, Фрост, - сказал Холмс, - я благодарю вас за все столь любезно сообщенные вами сведения. Я должен буду обдумать все вами сказанное, может быть, и проконсультироваться даже, прежде чем предприму решительные действия.
- Бога ради! Примите мои уверения… Я буду ожидать этих ваших решительных действий.
Мы покинули Фроста и, разыскав кеб, отправились к себе на Бейкер-стрит.
Утром Холмс исчез, и я ожидал его до самого вечера, но он ничего не стал мне говорить, хотя я сгорал от любопытства.
На следующий день, к моей досаде, ко мне зашел коллега-врач и попросил содействия. Врачебная этика не допускала уклонений, и мы уехали с ним к его тяжелобольному, около которого пришлось провести несколько дней. Таким образом, непосредственным свидетелем конца этой истории мне быть не пришлось, и о ней мне поведал Холмс.
После нашего визита к Фросту он навестил своего брата Майкрофта, который особенно заинтересован был рассуждением Харгривса по поводу причин такого домогательства графа Воронова поставок России алюминия. Все то, что поведал ему Холмс о контрабанде платины и о домашней лаборатории Фроста, он выслушал с большим вниманием. Он сказал, что его ведомство соответственно оценит заслуги Холмса, что провел он очень хорошую работу. Обременять Холмса розыском искусителя и выявлением нитей контрабанды платины он не намерен, для этого у них есть широко разветвленная агентурная сеть. Того, что сделал Холмс, более чем достаточно, и Майкрофт просит его пока совершенно прекратить преследование Фроста или кого-нибудь из тех, кто был с ним связан.
Офицеры доставили Фроста Майкрофту, и тот имел с ним продолжительную беседу. Речь шла о полковнике Китченере, который по совершенно неясным мотивам покончил жизнь самоубийством. Фрост пролил свет на эту загадку, хотя сам не имел к полковнику никакого отношения. У полковника были довольно темные дела, о которых, как он был уверен, никому не известно. Он был очень аккуратен и подозрителен. Исполняя поручения, он ездил в Европу на принадлежащей ему паровой яхте, куда посторонние не допускались. Но однажды полковнику предъявили доказательства того, что его тайные переговоры и действия известны. Были приведены такие подробности, которые мог знать только человек, присутствовавший в каюте. Остерегаясь разоблачения, полковник застрелился, хотя, о его нелицеприятной деятельности никому известно не было. Оказалось, что в каюте действительно присутствовал человек, наблюдавший за полковником. Обнаружить его было невероятно трудно, хотя он от полковника находился на расстоянии вытянутой руки. Он располагался в платяном шкафу, в который проникал по тайному лазу после проверки внутренностей шкафа полковником. Человек все наблюдал через зеркало, вделанное в дверцу шкафа. Отражало зеркало тонким слоем платины, сквозь который скрытый в шкафу человек мог видеть все, не опасаясь, что смотрящий в зеркало полковник его обнаружит. Это зеркало по специальному заказу изготовил Фрост. О самом полковнике и его делах он ничего не слышал, и никто его не посвящал. Лишь потом по газетным сообщениям о самоубийстве Китченера Фрост догадался, че́м послужила его работа. В существование подобного зеркала трудно было бы и поверить, но довольно крупный осколок Фрост предъявил Майкрофту, а тот потом показал его Холмсу.
Чем же закончилась вся эта история?
"Попугайно-евангелическая" лавочка, естественно, прикрылась. Ни священник, ни Харгривс при этом не пострадали, и их причастность обнародована не была. Предупрежденный Фростом Керли обвенчался со своей "колибри" и тут же снял ее с "Дакоты", после чего немедленно рассчитался с завода и вместе с ней куда-то уехал "вить семейное гнездо". Эверта просто выгнали с "Меркурия" без объяснения причин. А Фрост получил хорошую лабораторию, увлеченно и плодотворно в ней трудился, ожидая приезда к себе своей племянницы Элизы.
ПУРПУРНОЕ ЗОЛОТО
- Вы можете меня поздравить, дорогой Ватсон, - сказал мне Холмс, когда я однажды возвратился с прогулки, - меня просят принять участие в деле, где нет ни преступника, ни преступления.
- Мне думается, - ответил я, - что такое не по вашей части, Холмс, если только не подразумевается подготовка к совершению какого-нибудь акта. Я помню дело "Лиги рыжеволосых": неясность, с которой к вам обратился тот рыжий, остановила ваше внимание и предотвратила ограбление банка.
- Я не вижу здесь схожести. Но садитесь, я изложу вам обстоятельства, это будет полезно и для меня - чтобы лучше запомнить. Вы немного разошлись с пожилым джентльменом, попросившим моего содействия, а то услышали бы все из первых уст. Он - директор Британского музея мистер Кларк, ученый, естественник по специальности. В музее есть отдел египтологии с очень впечатляющими экспонатами. Заведует им профессор Хочкинс, которому семьдесят пять лет. Он пользуется признательностью всех египтологов мира и в своем деле одержимый. На старости лет этот профессор, довольно ветхий, затеял ринуться в экспедицию, и удержать его нет никакой возможности. Попытки Кларка отговорить его от такого рискованного предприятия не только ни к чему не приводят, но и вызывают крайнее раздражение Хочкинса. Профессор утверждает, что Кларк не хочет прославить Англию, а он, Хочкинс, так это дело не оставит, будет обращаться в вышестоящие инстанции; он, видите ли, не в состоянии плодотворно работать у такого ретрограда-директора, которого, кроме его козявок и лягушек, ничто не интересует. Кларк очень этим конфликтом озабочен, он не хочет отпустить Хочкинса, боясь, что при его летах и состоянии здоровья, музей и вся Англия потеряют замечательного египтолога.
А поводом для таких устремлений Хочкинса послужило следующее. Отдел египтологии стал посещать молодой человек, некто Десмонд. Он внимательно рассматривал мелкие золотые украшения на одежде, извлеченные из одного древнего захоронения в Египте. Хочкинс заинтересовался посетителем, и тот сказал, что располагает подобными же. Естественный вопрос египтолога: откуда у него такая ценность? Тот поведал, что год назад был в археологической экспедиции с профессором Бове. Они наткнулись на древнее захоронение, извлекли саркофаг с мумией, но их постигла неудача. Извлеченная на воздух мумия превратилась в прах. Украшения с нее остались, они у него, Десмонда.
- И он их предъявил?
- Совершенно верно. Это редкостные экземпляры: мелкие пластинки и бутончики пурпурного золота, секрет изготовления которых не известен никому из ученых. Возможно, что украшения приобретали такой оттенок от долгого нахождения в гробнице. Возможно, что изготовлявшие их мастера что-то добавляли в золото. Об этом ученые спорят. Но главное, что таких изделий во всех музеях мира - считанные единицы, их очень редко можно встретить в каком-либо захоронении, а потому ценность их неизмерима.
- Не кажется ли вам, что этот молодой человек: намеревается ограбить коллекцию профессора?
- Конечно, это не исключено. Однако, я полагаю, в таком случае он постарался бы остаться в тени, не лезть на глаза профессору. Более того - он передал ему свои украшения, тем увеличив ценность коллекции.
Я посмотрел на Холмса несколько оторопело и, подумав, высказал свои сомнения.
- А вы уверены, Холмс, что переданные в музей украшения - настоящие? Ведь не только ювелир, но и хороший медник может отполировать простую латунь так, что ее не отличишь от драгоценного золота.
Холмс улыбнулся:
- Вы, можно сказать, отлично логически мыслите, мой друг. Это было первое, в чем я усомнился, беседуя с мистером Кларком. Однако он так на меня посмотрел, что я испытал неловкость. Профессор Хочкинс - знаменитый египтолог, и всучить ему что-то, не стоящее внимания, тем более, как вы выразились, "простую латунь", - событие невероятное.
- Тогда чем же обеспокоен Кларк?
- Я уже отвечал вам на этот вопрос: он боится потери в своем штате египтолога. Я продолжу. Почему эти украшения остались собственностью Десмонда, когда должны были принадлежать профессору Бове? Об этом Кларк мне подробно рассказал. Профессор Бове - состоятельный человек, египтология - его страсть. У него огромнейший авторитет среди ученых, и экспедицию он организовал на свой страх и риск, затратив на нее свои личные средства, так что отчитываться ни перед кем не обязан. Экспедицию пришлось прервать ввиду того, что профессор Бове тяжело заболел. Больному, ему пришлось возвращаться в сопровождении Десмонда. Он передал украшения Десмонду и наказал, чтобы он передал их той организации, которая согласится направить экспедицию в найденный ими район захоронений. Он был очень слаб и, по-видимому, предчувствовал свою кончину. Десмонд доставил его домой и передал родственникам. Врачи хлопотали около него, но безуспешно. Он скончался, к прискорбию всех египтологов мира. Кларк был столь предусмотрителен, что, направляясь ко мне, захватил с собой выпуск трудов Британского музея, где опубликован пространный некролог с перечислением научных заслуг профессора Бове. Вот полюбуйтесь.
Я взял в руки выпуск и увидел в черной рамке портрет красивого мужчины, примерно пятидесяти лет. Прочувствованный текст был подписан дирекцией Британского музея и составлен, как я понял, самим профессором Хочкинсом.
- На местности, где побывали Бове и Десмонд, - продолжал Холмс, - осталось еще пять или шесть нетронутых холмов, и профессор Бове остался в уверенности, что они таят в себе захоронения. Десмонд обращался в Парижскую академию, но там не нашлось средств для организации экспедиции, а ждать он не может, так как, узнав обо всем, американцы или кто другой устремятся туда и пожнут плоды трудов профессора Бове. Путь к этим захоронениям знает только Десмонд, но он в эту тайну никого не посвящает, намереваясь сам участвовать в экспедиции. Интересно, что профессор Бове позаботился о технической оснащенности экспедиции. В частности, он использовал новейшие достижения, захватив портативный киноаппарат, и с его помощью был заснят момент обнаружения египетского захоронения. Этот фильм сейчас находится в Британском музее, и любопытно было бы его просмотреть.
- А не могло ли быть, Холмс, что Десмонд - просто убийца профессора Бове?
- Трудно об этом судить, Ватсон, не располагая никаким фактическим материалом. Есть сомнения в этом. Но ведь проще было бы Десмонду довести дело до конца, а затем уже расправиться с Бове, не прибегая к услугам других организаций. Вот вкратце обстоятельства, о которых мне поведал доктор Кларк. Завтра, если вы не возражаете, мы нанесем ему визит, полюбуемся драгоценностями и посмотрим фильм. С Хочкинсом и с Десмондом я попросил его пока нас не знакомить для пользы дела, и мы своей осведомленности ничем не должны выказывать.
Надо ли говорить о том, что я безоговорочно согласился сопутствовать своему другу.
Великолепие Британского музея поразило нас обоих. Меня тянуло подольше задержаться у стендов с экспонатами из Южной Азии, особенно этнографического раздела. Пережитого не выкинешь из головы и сердца. Остановившись у фигуры грозного афганского воина, я в одно мгновение ощутил всю ту обстановку, в которой мне пришлось испытать невзгоды и тяготы, как будто это было не много лет тому назад, а вчера или позавчера. Однако у нас не было возможности задерживаться, и мы, делая вид, что нас интересует все, поторопились в отдел египтологии. У нужного нам стенда, к счастью, не было большого скопления посетителей, и нам удалось присмотреться внимательно к экспонатам. Все украшения, о которых поведал мне Холмс, пересказывая Кларка, были перед нашими глазами. Под стеклом лежали небольшие желтые пластиночки и какие-то мелкие бутончики и цветочки, цвет которых был от красного до пурпурного. Все они были пронумерованы, а рядом с витриной лежал буклетик с подробным описанием каждого из них. Холмс пристально вглядывался, в украшения и внимательно читал описание. В буклетике, правда, были описания и других украшений, которые располагались рядом с интересующими нас под общим стеклом.
После осмотра мы прошли в кабинет директора. Мистер Кларк был очень обрадован нашим приходом. Холмс представил ему меня как своего ближайшего друга и помощника.
- Каковы ваши впечатления, мистер Холмс? - спросил Кларк, когда мы удобно расположились в креслах.
- Несомненно, это очень интересные образцы, - ответил Холмс, - но впечатления этого далеко не достаточно. Если вы, мистер Кларк, располагаете временем и возможностью, то нельзя ли нам просмотреть кинофильм, о котором вы упоминали. Только кулуарно, без лишних зрителей.
- Нет ничего проще. Все заняты своими делами, мы же пройдем в наш небольшой кинозальчик, и я скажу нашему механику, чтобы он продемонстрировал нам ленту.