– А я уверен, что на сей счет нет никакого правила, поскольку никто раньше этого и не домогался.
– Вы же не…
– Займись этим, – обратился Натан к Сильви.
– Чем? – спросила бельгийка, жонглируя листками своего досье, очками и мобильным телефоном, пытаясь при этом увернуться от сочившейся с крыши воды.
– Выясни кличку пса и договорись, чтобы я мог тут остаться.
Сильви ушла, увлекая за собой Ирен. Натан вошел в клетку. Вандейский бассет-грифон еще глубже забился в свой угол, сжавшись в комок. Натан сел на грязные, мокрые опилки, стараясь вести себя как можно незаметнее. Провонявший собственной мочой пес явно мучился от страха. И этот страх был как-то связан с внезапным исчезновением его хозяйки. И в его бегстве, и в последующей неподвижности проявилось сильнейшее эмоциональное перенапряжение. Оно же вызывало агрессию, стоило кому-нибудь к нему приблизиться. Хотя иногда неожиданно ослабевало. Чтобы держать животное в таком страхе, нужна постоянно действующая причина. И она все еще сказывалась здесь: бассет продолжал чувствовать видеть или слышать нечто, связанное с пропажей хозяйки. Что же именно?
Пес не спускал с него глаз. Его висячие, чуть скрученные уши лежали на полу. Проходили часы, но никто из них не шелохнулся. Натан сам превратился в беззлобную фаянсовую собачку, чтобы приучить пленника к своему присутствию. Животные в других боксах заснули. Тишину нарушал только стук дождя по кровельному железу, шлепанье капель по плитам пола, потрескивание устаревшего электросчетчика, мигание неоновых ламп. Натан задремал.
Когда он проснулся, дождь прекратился. Его товарищ по клетке ел, солидно упираясь в пол всеми четырьмя лапами, – широкогрудый, мордастый, крутолобый. Причина страха временно исчезла. Натан погладил его и вывел из клетки, причем тот не выказал ни малейшего сопротивления. Ирен уже сидела на своем посту, с чашкой в руке.
– Какая тут была погода в последние три недели?
Она вздрогнула и пролила свой кофе.
– Ну вы меня и напугали!
– Сожалею.
– Как прошла ночь?
– Это зависит от вашего ответа.
– На какой вопрос?
– Насчет погоды.
– Вы вообще-то откуда приехали?
– Из Австралии.
– А, тогда понятно. Тут дожди льют уже несколько недель подряд, такое во Франции впервые. Все из-за глобального потепления. Северную половину страны скоро затопит, а в южной все выгорит от засухи.
– У вас неоновые лампы барахлят.
– Если бы только они. Электропроводка совсем отсырела, свет постоянно вырубается. Все насквозь промокло. А счетчик вообще никуда не годится, старье. Знаете, в бюджете собачьи приюты не на первом месте. А что вы делаете с этим псом? Зачем выпустили из клетки?
– Заберу с собой.
– Не положено. Мне нужно разрешение.
– Можно воспользоваться вашим телефоном?
– Звонок в пределах Парижа?
– Да.
Он набрал номер мобильника Сильви.
– Заедете за мной?
– Прямо сейчас?
– Я бы хотел отвести пса на улицу Ламарк.
– Свяжусь с Тайандье. Поедем вместе. Есть новости, Натан.
– Какие?
– Еще одна женщина пропала.
18
– Я узнала имя. Бариш, – сказала Сильви прямо с порога.
– Пропавшей?
– Нет, собаки. А пропавшую зовут Николь Баллан.
– Что значит "Бариш"?
– Не знаю. Просто кличка.
– Ладно, едем. Спасибо, Ирен, за кров и за кофе.
– Будете еще в Париже, Натан, надеюсь, сможем разделить не только кофе, – сказала директриса приюта.
Комиссар поджидал их в машине у ворот.
– "Будете еще в Париже, Натан, надеюсь, сможем разделить не только кофе", – томно проворковала Сильви.
– Что на вас нашло?
– Задержись я на час, пришлось бы выуживать тебя из ее постели.
Озабоченный Тайандье тронулся с места. По его словам, пропала жена сотрудника Главного управления внешней безопасности – не вернулась домой с пробежки в лесу Фонтенбло. Президентская канцелярия и министерство внутренних дел удвоили давление на комиссара, который и без того злился на себя, упустив похитителя.
Как думаете, что мог делать этот тип в квартире Аннабель? – спросил его Натан.
– Оттуда ничего не украдено. И когда я за ним гнался, в руках у него ничего не было. Либо не успел взять то, зачем пришел, либо это поместилось в кармане джинсов.
– Либо в памяти.
– То есть?
– Информация. Телефонный номер, имя, адрес…
– Может, мобильник? – предположила Сильви.
– У Аннабель его не было. Она считала, что излучение телефона вредно для здоровья.
– Что-нибудь поразило вас в том типе?
– Бегал вверх-вниз через восемь этажей без всякой усталости.
Объехав столичные пробки, Тайандье остановился на улице Ламарк.
– Злоумышленники похитили Аннабель, чтобы выпытать у нее что-то, – предположил комиссар. – Она заговорила и дала им ключи. Видимо, то, что они ищут, нелегко найти, поскольку тип проторчал там минут сорок пять, прежде чем я его застукал.
Бариш завилял хвостом, завидев свой дом.
– Что собираетесь делать с этим барбосом?
– Нужно воссоздать картину событий, – откликнулся Лав.
– С собакой?
– Бариш был очень напуган. Сбежал, вместо того чтобы защищать свою хозяйку.
– И что же могло его так напугать?
– Вода и огонь.
– Что, простите?
– В приюте он боялся дождя, стучавшего по крыше, мигания неоновых ламп и искрившего от перегрузки электросчетчика, расположенного прямо напротив его клетки. Все вместе наверняка напоминало ему то, что он видел второго марта в 21.45.
– Ладно, оставляю это на вашей совести. – сказал Тайандье, не зная, что сказать.
– Где был тот тип, когда вы его спугнули?
– В комнате.
Натан еще раз проверил каждый уголок. Все было на своих местах. Ни признаков обыска, ни новых следов.
– Можете раздобыть мне электрическую дубинку? – спросил Натан.
– Считай, она у тебя уже есть, – отозвалась Сильви.
– День я проведу здесь, а в 21.45 спущусь вместе собакой.
– В лес не хотите наведаться? – предложил Тайандье.
19
С черного неба упали первые капли, когда они добрались до опушки леса Фонтенбло. Именно тут, на автостоянке, Николь Баллан оставила свою машину перед ежедневной пробежкой. На месте уже были полиция, жандармерия, люди из Главного управления внешней безопасности, из контрразведки.
– Вот черт, – вырвалось у Сильви.
– В чем дело? – спросил Натан.
– Подполковник Морен, – представила она ему подошедшего к ним человека в фуражке с галунами в несколько рядов.
– Только вас тут не хватало, – сказал высокий чин, обращаясь к Сильви.
– Как расследование? – спросил Тайандье.
– Дождем смыло все следы.
– Какое расстояние она пробегала?
– Километров на пять, по кругу.
– Можно взглянуть?
– Следуйте за мной, но предупреждаю, смотреть но на что.
Они свернули на тропинку и, петляя среди деревьев, дошли до развилки, служившей поворотным пунктом маршрута.
– В эту часть леса мало кто заглядывает, особенно в такую погоду, – заметил подполковник. – Так что злоумышленники могли действовать без помех.
– Она бегала под дождем? – удивилась Сильви, переводившая ответы Натану.
– По словам мужа, она бегала каждый день. Хоть ветер, хоть снег.
– Свидетели есть?
– Какие свидетели? Даже кошки по домам сидят.
– В какую сторону она бежала?
Морен махнул козырьком влево. Натан отправил Сильви узнать вес жертвы. Муж пропавшей, человек сухой и суровый, мрачно говорил сразу по двум мобильным телефонам.
– Пятьдесят два кило, – сообщила она, вернувшись. Потом спросила у Морена, можно ли ей осмотреть местность.
– Опять ваши психологические штучки?
– За неимением лучшего.
– Мы тут не в Америке.
– Это особенно ценное замечание.
– Вы хоть соображаете, с кем говорите?
– Конечно. Это ведь моя работа.
– В каком смысле?
– Говорить с неуравновешенными типами.
Впервые за свою карьеру она нарушила иерархию, которой должна была подчиняться, и осознала это слишком поздно. Тайандье поспешил к ней на выручку, а Натан тем временем двинулся по маршруту Николь Баллан.
– Эй, вы, там! Куда направляетесь? – крикнул ему вдогонку Морен.
Натан пропустил мимо ушей окрик на непонятном ему языке и свернул вправо, держась начеку.
Я оставил машину у кромки леса. Дождь. Он смоет следы, отгонит возможных свидетелей. Тут никого, кроме нас двоих. Она бежит. Я перехвачу ее дальше. Дождусь, кода она устанет, вымокнет, забудет про осторожность. Мне останется только взять ее и отнести к машине. Вот она, приближается. Притвориться, будто я тоже тут бегаю. Она уже рядом. Ударить ее по голове. Подхватить на руки. Никаких следов падения. Пронести пятьдесят два кило двести метров для меня пустяк.
Натан осмотрел землю. Ни следов, ни сломанных веток.
– Ну? – спросила догнавшая его Сильви.
– Дождь отлично поработал.
– Похитители наверняка знали привычки жертвы.
– Нет никаких признаков, позволяющих заключить, что это похищение.
– А ты сам что думаешь?
– Надо, чтобы это место обследовали эксперты.
– Почему именно это?
– Что известно о Николь Баллан?
– Сорок один год, без особых примет, замужем, имеет разряд по туризму.
Перечислив пункты, резко отличавшие новую жертву от Аннабель и Галан, она сообщила ему как раз то, что он хотел знать.
– Стиль жизни?
– Вполне обеспечена. Общественно активна, состоит в теннисном клубе, занимается спортом, не работает.
– Личностные особенности?
– Хочешь знать, входила ли она в группу риска?
– Была ли она замкнута в себе, пассивна или импульсивна, страдала ли беспокойством?
– Я уточню.
– Это исчезновение не похоже на два других.
– Тем не менее Николь связана с высоким чином из разведки.
– Шпион – не глава государства.
– Еще одно совпадение – дождь.
– Тут льет без остановки уже не первую неделю.
– Могу перечислить тебе и другие: внезапность исчезновения, невидимость похитителей, отсутствие следов.
– Гроза тут вчера вечером была?
– Ищешь огонь?
– Вода у нас уже есть.
Она справилась об этом у ведущих расследование полицейских, избегая Морена, и заодно предложила Тайандье обследовать часть маршрута, заинтриговавшую Натана.
– Говорят, грозы не было, – сообщила она, вернувшись.
– Единственное, что по-настоящему роднит это исчезновение с другими, заключается в том, что мы не знаем: добровольным оно было или принудительным.
– Натан.
– Что?
– Мы топчемся на месте.
20
Улица Ламарк, 22.30. Они ждали дождя, чтобы условия были такими же, как вечером второго марта. Лежа в гостиной под журнальным столиком, Бариш ждал возможности облегчиться. Увидев первые капли, ударившие в стекло, Натан вывел пса, привязал его в вестибюле, а сам поднялся в лифте до девятого этажа и спустился пешком.
Сильви звала Аннабель по домофону. Бариш лаял. Натан направил на него электрическую дубинку, и тот стал царапать дверь, словно хотел прорваться насквозь. Натан вызвал лифт. С этого момента он должен был думать быстро. Пока кабина лифта спускалась с девятого этажа.
Второго марта в 21.45 на этом самом месте была Аннабель.
Меня вызывают по домофону, но я не отвечаю. Мои пес лает, но я не велю ему умолкнуть. Меня удерживают силой. Из лифта выходит Бертран с поводком. Он меня не видит. Где я? Рядом с мусорными бачками. Бертран выходит из дома. Бариш убегает. Проходит десять минут.
Бертран возвращается, звонит к консьержке, ищет возле мусорных бачков, но не находит меня, потому что меня перетащили… в лифт. Он по лестнице поднимается на девятый этаж, встречает соседа, который ничего не видел. Оставшийся снаружи сообщник сообщает, что ни в окнах, ни на улице никого нет. Путь свободен.
– Что это вы тут за тарарам устроили? – спросила консьержка с порога своего жилища.
– Аннабель!.. Аннабель!.. – кричала Сильви в домофон.
– Вас шум разбудил? – спросил ее Натан по-испански, после того как безуспешно попытал английский.
– Надо быть глухой, чтобы не услышать!
– Однако в тот вечер, когда пропала Аннабель Доманж, вы ничего не слышали.
– День на день не приходится. Я тогда детектив смотрела по телевизору.
– Аннабель!.. Аннабель!..
Натан сказал Сильви, что она может умолкнуть. Следственный эксперимент был закончен.
– Бертран Годран заглянул в лифт, прежде чем подняться? – спросил он у консьержки.
– Нет, но зато я заглядывала.
– Зачем?
– А только это место не проверяли. Кабина была пустая.
Консьержка только что обратила все его построение в прах. Натан вышел на улицу. Сильви догнала его под дождем.
– Аннабель была похищена, – сказал он.
– Как ты объяснишь, что никто ничего не видел?
– Я все могу объяснить до момента возвращения Бертрана в дом. Но вот дальше не понимаю: как Аннабель и похитители сумели исчезнуть?
– Будто ее никогда и не было.
21
Взятый напрокат "опель" катил по шоссе № 202 вдоль берега Вара. Сильви свернула на мост Шарль-Альбер, пересекла реку, взяла направление на Жилет и Рокестерон, потом выехала на шоссе D10, извивавшееся до самого Эглена. Сидевший рядом с ней Натан любовался диким пейзажем. Кряж альпийских предгорий прорезал известняковым гребнем зеленый мех лесов. В эти места, расположенные всего в семидесяти километрах от Ниццы и ее вожделенного побережья, цивилизация еще не добралась. Лишь небольшие участки возделанной земли выдавали скромное присутствие человека. В тени дуба пряталась полицейская машина без опознавательных знаков, столь же незаметная, как лесной пожар. Это им подтвердило, что они прибыли на место.
– Вас за несколько миль видать, – сказала Сильви полицейским.
– Мы тоже за вами уже минут десять как наблюдаем, – отозвался один из них.
– Вы тут сегодня первые, кого мы видим, – добавил его напарник.
Сильви и Натан двинулись по тропинке, которая вела к возвышенности, занятой большой фермой из нескольких построек, окружавших внутренний двор. Именно тут обосновались родители Аннабель Доманж со своей общиной. Какой-то тип, тощий, как модель Кельвина Кляйна, и одетый, как Джим Моррисон в конце концерта, открыл им дверь.
– Мир и любовь вам, друзья.
– Мы бы хотели поговорить с Мартеном и Клеа Доманж, – сказала Сильви.
– А вы кто?
– Друзья.
– Друзья?
– Вы же сами сказали.
– Э… Какого рода друзья?
– Те, кого заботит исчезновение их дочери.
Хиппарь по имени Курт признал себя побежденным. Во дворе несколько музыкантов наигрывали "California Dreaming" перед публикой, курившей индийскую коноплю. Они миновали этот мини-Вудсток и оказались в довольно богатом вестибюле, где Курт попросил их подождать. Пол из керамической плитки, стильная мебель, незакрытые потолочные балки, каменные стены, украшенные фотографиями нобелевских лауреатов и обладателей премии "Hot d'Or". Странное соседство. Далай-лама в окружении Долли Голден и Клары Морган.
– "Hot d'Or"? – удивился Натан, читая надписи под фото. – Что это?
– "Золотая клубничка". Что-то вроде "Оскара" для порнофильмов.
– Можете войти! – позвал их Курт, стоя в монументальном дверном проеме, который и слону не был бы тесен.
Сильви и Натан проникли в гостиную, пахнущую благовониями, вишней и марихуаной. Мартен Доманж оторвался от своего кальяна и пригласил их расположиться на пуфах из искусственной кожи. Одет он был в джеллабу и сандалии. Убранство помещения отдавало явным синкретизмом: атмосфера азиатской курильни опиума, безмятежность индусского храма, роскошь арабского дворца плюс высокие технологии start-up Силиконовой долины. Сильви извинилась, что не привезла хороших новостей, и выдвинула тезис о возможном похищении. После чего перевела стрелки на Натана, сославшись на то, что за ним нарочно послали на другой конец света, чтобы сдвинуть с мертвой точки это непростое расследование. И, завершая свое предисловие, попросила Доманжа говорить по-английски.
– Я мало общаюсь со своей дочерью, однако она для меня – самое дорогое, – уточнил он сразу же.
– Это кровные узы заставляют вас так говорить? – спросил Натан.
– На что вы намекаете?
– Вы любите Аннабель, потому что она ваша дочь, или же она ваша дочь, потому что вы ее любите?
– Мистер Лав, не наводите тень на плетень. С такой фамилией, как у вас, самой прекрасной на свете, стыдно не знать, что любовь – в каждом из нас.
– Вы верующий?
– Я верю в любовь. На этой вере мы и основали нашу общину. Это кажется простым и наивным, но у любви граней не меньше, чем у алмаза. То, что вы называете кровными узами, например, является продуктом оцитоцина. Этот гормон действует в той части мозга, которая ответственна за распознавание лиц. Он играет главную роль в семейных узах.
– И побуждает хранить верность.
– Отношения с моей супругой – это двадцать пять лет единомыслия, неиссякающей физической нежности, эмоционального комфорта и близости. Эти узы никогда не слабели. Оцитоцин – мощное средство против стресса, стимулирующее иммунную систему. Жена и дочь – источник моего благоденствия.
– Непохоже, что исчезновение Аннабель слишком вас огорчило.
– Я сейчас под воздействием вещества, вызывающего эйфорию, которое воздействует на те же нейромедиаторы.
– Как давно вы не видели вашу дочь?
– Несколько лет.
– Что вам мешало видеться?
– Аннабель не хочет, чтобы мы пятнали ее безупречную репутацию. Французское государство всегда проявляло глубокую нетерпимость в отношении общин, подобных нашей. Мы несовместимы с амбициями Аннабель.
– Она собиралась приехать на юг в следующем месяце.
– Не для того, чтобы повидаться с нами.
– Похитители с вами так и не связались?
– У нас есть телефон, почтовый ящик, сайт в Интернете и двое легавых у входа в усадьбу. Думаю, если бы эти люди захотели проявиться, они бы легко это сделали.
– И каковы же другие грани любви? – спросил вдруг Натан.
Сильви удивилась вопросу, не имеющему прямого отношения к расследованию.
– Мы практикуем любовь в трех основных ее формах: сексуальной, чувственной и семейной. Все три зависят от различных нейробиологических процессов, унаследованных в ходе эволюционного процесса. Сексуальное желание вызывает тестостерон, любовную страсть – допамин, а привязанность – оцитоцин. Эту химию Природа разработала, чтобы обеспечить человеку воспроизводство рода, доставить ему наслаждение и позволить жить в гармонии. Наше общество, в котором господствует религия, внушило нам, что эти три проявления любви надо рассматривать как последовательные звенья одной цепочки. Влюбляешься, производишь детей, растишь их. Мы же разрушили эту последовательность и практикуем любовь, не ограничивая себя.
– Любовь делает зависимым, уязвимым, слепым, ревнивым, неуравновешенным. Ведет к страданию.