- Так и есть! - то ли обрадовано, то ли, напротив, сокрушенно заключил эксперт и медленно, словно что-то удерживало его, выпрямился, постоял с минуту и пошел к автобусу. - У нее вырезана печень, - процедил через плечо.
- Как так вырезана? - не слишком удивился капитан. Участковый в недавнем прошлом, он заочно окончил юрфак, но, перейдя на оперативку, не прикипел сердцем к работе. Соблюдение самых необходимых формальностей - это все, что его волновало.
- Очень просто: вырезана, - пожал плечами эксперт, залезая в кабину. - Не думаю, чтобы скальпелем, но вполне профессионально. Это видно хотя бы по характеру разреза: хирургический. Операцию, надо думать, провели уже после смерти.
- Вы уверены? - подал голос прокурор. Он курил сигарету за сигаретой, нетерпеливо поглядывая на часы. У него были грандиозные планы на этот день. Жена с дочкой отбыли на дачу, а старый, еще со школьной поры приятель уже час дожидался в Серебряном бору с двумя милыми дамами. Дежурство закончилось в десять утра, но сменщик почему-то запаздывал. Вот и пришлось за здорово живешь искупать чужие грехи. Одна мысль об этом вызывала прилив желчи. В "дипломате", что покоился на заднем сиденье, лежали бутылка шампанского, литр "Смирновской" и шоколадный набор. Словом, незапланированный выезд оказался более чем некстати. - Обычно вы не торопитесь с заключением. Даже после вскрытия, - попенял, выдержав продолжительную паузу.
- Считайте, что оно состоялось, - устало вздохнул Левит, - хотя свою часть работы мы безусловно проделаем. Тогда и получите по всей форме, но полагаю, что не ошибся.
- От чего наступила смерть?.. Передозировка?
- Там видно будет.
- Или не будет? - Нервно притоптывая носком ботинка, прокурор следил за тем, как лениво и незаинтересованно возится, собирая вещдоки, оперативник. Кроме плаща и смятого фильтра от сигареты, почитай, ничего и не нашли. Мусор в кустах едва ли имел отношение к преступлению. - Вы же знаете, что от этого зависит квалификация, - мгновенное раздражение, которое вызвало в нем бесцельное топтание Сереброва, лишь усилило инстинктивную неприязнь к эксперту. - Либо я должен возбудить дело об убийстве, либо… о похищении человеческих органов. Даже мало-мальски толковой статьи на сей счет не имеется… Депутаты долбаные!
- Сочувствую, но ничем помочь не могу. Ситуация явно не тривиальная. На моей памяти это уже третий случай. Прошлой осенью в Бескудникове обнаружили труп молодой женщины с удаленной печенью. По-моему, дело так и осталось нераскрытым. Не слыхали?
- Я здесь человек новый… Вы в самом деле намекаете на контрабанду органов для пересадки? Бизнес весьма прибыльный.
- В голову не возьму… Вообще-то навряд ли. Кому нужна печень наркоманки? При первом же биохимическом анализе выяснится.
- Тогда что? Людоедство?
- Слишком уж изощренно для нынешних-то гиен. Нет, тут другое… Как-никак поработал хирург! Но зачем? Для чего? Ритуальным каннибализмом тоже вроде не пахнет. Мы хоть и впали в первобытное состояние, но не настолько ж…
- А если настолько? Вот вы говорите - японцы. Шайка, как там она называется, ну этого лохматого выродка?..
- Асахары?..
- Именно! "Сёнрике"!.. Разработка японская, а только у нас в Москве сектантов в три раза больше, чем в Токио. Опять мы впереди планеты всей. Лично я ничему не удивлюсь. Распад полный. Случаи самого отвратительного людоедства повторяются с завидным постоянством. И голод тут ни с какого боку. Растление нравов. Это же надо придумать такое: печенка!
- Японцы в войну практиковали, на пленных. Или, к примеру, взять дикарей. У них печень считалась вместилищем жизненной силы, если хотите, души. Вот и жрали требуху поверженных врагов, в надежде укрепить воинскую доблесть. Но от бабы, я вас спрашиваю, дикарю какой прок?
- Цинизма вашему брату не занимать, - усмехнулся прокурор. - Маньяк - вот и весь сказ. Это многое объясняет… Вы там скоро, Серебров? - окликнул он капитана.
- Будем увозить, - с облегчением кивнул оперативник, точно только и ждал, что кто-то возьмет на себя инициативу. - Приступайте, - он махнул рукой санитарам, подкреплявшимся возле своей труповозки.
- Кого вы имели в виду под братом? - подозрительно покосился на прокурора Левит.
- Каким братом? - не понял Симаков. Предвкушая купание, шашлычки на траве и прочие прелести, он мысленно был уже в Серебряном бору.
- Вы о чем?
- О цинизме. Сами только что выразились.
- В самом деле?.. Я уже забыл, по какому поводу. А, печень! Почему все патологоанатомы, кого я знал, склонны к кладбищенским шуткам? Атмосфера морга сказывается?
- Морг, кладбище - это неизбежный итог, - не без удовольствия отбрил Левит. - У нас ассортимент, как говорится, готовый. Хотите знать производителей? Я скажу: преступники - раз, прокуроры - два. Потому-то и юмор у них расстрельный. У тех, кого я знал.
Симаков пристально посмотрел, но ничего не ответил.
- Знаю, что не обрадую, но придется вам, батенька, поднимать то, нераскрытое, - ехидно осклабился Левит.
- Это еще зачем?
- Придется, придется… Дело, конечно, ваше, но, как пить, придется. Помяните мои слова.
Санитары застегнули пластиковый мешок, опустили на брезентовые носилки и через заднюю дверь погрузили в "рафик".
- Все, - сказал Серебров. - Можно ехать.
- У той дамочки, - усаживаясь на свое место, Левит многозначительно поднял палец, - у той, что в Бутове, была точно такая же наколка.
- И нашли ж местечко, лахудры! - хмыкнул Серебров. - А третий?
- Что третий?
- Вы же говорили, что на вашей памяти это уже третий случай?
- Тогда второй, если уж по порядку… И тоже женщина. В морге дожидается. На прошлой неделе нашли, в Бутове. Никак руки не дойдут: уйма работы.
- И наколка имеется?
- Наколки я как-то не приметил, но печени скорее всего не досчитаемся. Надо будет сегодня же проверить. И как это я, старый дурак, сразу не сообразил! Ведь своими глазами видел… Тот же разрез! Эх, сразу было надо прощупать…
- Успеете. Никуда она от вас не уйдет.
- Вы не знаете, что у нас в моргах творится! Мест катастрофически не хватает. Ни жить не дают по-человечески, ни помереть.
ТОЛЬКО ТАМПАКС!
Глава четвертая
"А это был не мой чемоданчик…"
Первое упоминание о кейсе, поставившем на уши все спецслужбы Москвы, проскочило в начале передачи "Времечко". В характерной для лихой бригады наплевательской манере было заявлено, что зритель "не узнает о пропаже контейнера с радиоактивным кобальтом на складе производственного объединения "Светоч", о дерзком нападении на генерального директора Агентства печати "Вести", а также о находке - где бы вы думали? - в Московском метро президентского чемодана с ядерной кнопкой".
При этом ведущий костяшками пальцев отбил барабанную дробь и пропел хорошо всем известный куплет:
А это был не мой чемоданчик…
Если отбросить назойливые потуги на остроумие, то текст целиком был заимствован из анонса в "КС", что полностью устраивало Саню Лазо. Лучшей рекламы в канун выхода репортажа трудно было бы пожелать. Два экземпляра завтрашнего выпуска лежали рядом с ним на диване. Середину второй полосы занимал крупный коллаж, на котором красовался вырезанный из "Бунте" чемоданчик. Жуткий атомный гриб и палата для буйнопомешанных составили соответствующий фон. Натюрморт дополнили генеральские погоны.
Прослушав вполуха сообщение о найденной возле МГУ мертвой женщине, у которой неизвестные злоумышленники похитили печень, Саня выключил телевизор и принялся обдумывать план завтрашней встречи. Он явно погорячился, посулив проблемную статью. Для аналитического исследования материала не хватало. Это выяснилось при разборке досье. Чтобы не потерять лицо и забить дыру в номере, пришлось дать репортаж с места событий. Получилось забористо, с отчетливым сатирическим уклоном. Памятуя о статье, которую все же надеялся написать, Саня, не расставив всех точек над "и", подпустил толику мистификации. Читатель, который не ходит голосовать, заслуживает, чтобы его слегка попугали. Сопоставив уже состоявшийся репортаж с еще нерожденной статьей, он набросал основные вопросы, которые намеревался задать, не переставая удивляться и радоваться удачному стечению обстоятельств. Выйти на того самого конструктора, который когда-то дал интервью конкурентам, оказалось куда проще, чем можно было предполагать. Перелистывая записную книжку, Лазо неожиданно наткнулся на телефон Лиды Ермоловой, работавшей в редакционном секретариате. Они познакомились прошлой осенью в Репине, на каком-то киношном семинаре, пару раз переспали и, сохранив друг о друге приятные воспоминания, разъехались по домам. В самом начале весны, когда были завершены все формальности развода, второго на протяжении семи лет, Саня, одурев от беспокойного ощущения неприкаянности, вспомнил про Лиду и позвонил. Они встретились - было как раз воскресенье, отлично отобедали в Домжуре и сразу поехали к нему в Крылатское. Характер у Лиды был жизнерадостный, легкий. Ни о чем не спрашивая, она осталась на ночь, которую они провели без сна, а утром безмятежно укатила к себе в редакцию. Больше они не виделись. За истекшие три месяца Саня успел побывать в Чечне и на холяву съездить в бизнес-круиз по островам Эгейского моря, где обзавелся знакомством с длинноногой, гибкой, как лоза, фотомоделью, а под самый конец - и с женой известного банкира Лорой, роскошной сорокалетней женщиной. Предпочитая всем радостям жизни постель, она обожала роскошь и, главное, знала в ней толк, будь то бриллианты, меха, коллекционный фарфор или антикварная мебель. Необузданная, капризная, но ласковая и страстная, Лора целиком завладела всеми его помыслами. Каждая встреча была, как праздник, который мог оказаться последним. Неудивительно, что тихая Лидочка напрочь выскочила из головы.
Набирая, не без душевного трепета, ее номер, Саня приготовился к упрекам, даже к холодной отповеди. Менее всего он мог ожидать, что его встретят с такой искренней радостью. Словно расстались вчера, и она все еще под впечатлением той нескончаемой ночи, когда они, счастливые и обессиленные, раздвинув наконец шторы, увидели солнце в зените и сверкающую гладь водоема с березками на островках. Сердце заныло от ее беззаботного смеха. Ощутив смешанное со стыдом облегчение, он попытался что-то такое объяснить, оправдаться, но лишь окончательно запутался и умолк. Тараторя без умолку, Лида нуждалась разве что в одобрительном поддакивании и возгласах удивления. Она продержала его у телефона минут сорок, пересказывая накопившиеся новости, которые хотела излить все разом. Интересного или сколь-нибудь значительного в них было немного. Так себе - радужные брызги событий и впечатлений. Багатели, как говорят французы, милые пустячки. И все у нее "классно", изумительно, неповторимо, словно не было в ее жизни ни трудностей, ни огорчений. Летний дождик при ярком солнце, и только.
Более чуткое ухо могло бы уловить затаенные обертоны грусти в ее звонком и чистом голосе, но Саня слишком был занят собственными проблемами. Когда в сплошном потоке слов проскользнули короткие бреши он перевел разговор на профессиональные темы. Терпеливо выслушав жалобы на грабителей почтовиков и жмотов рекламодателей - беды у всех были общие - осторожно спросил про конструктора, вскользь заметив, что срочно и позарез нужны координаты. Лида оказалась не в курсе, но обещала разузнать.
Положив трубку, он с раскаянием подумал, что хотя бы из вежливости следовало назначать встречу. Но, как нарочно, муж его новой подруги отбыл в зарубежную командировку, и впереди маячила целая череда безмятежных дней и ночей. Такого с ним еще не было. Быстро воспламеняясь, он так же скоро остывал, но ненасытный омут этих тайных свиданий только распалял жажду. На плаву удерживала лишь работа. Не столько газета как таковая, с ее лихорадочной текучкой, сколько внутренний и всегда такой благодатный отклик на все, что связано с печатным словом. Ибо Слово в его изначальном значении - и Бог, и миф, и мир. Впрочем, до таких глубин, доступных лишь философскому или истинно писательскому уму, Саня не добирался. Ему вполне хватало тех поверхностных знаний, которых в конечном счете требует маcc-медиа. Журналист не только не обязан, но и не должен быть мудрее среднестатистического подписчика.
Сане не пришлось выбирать профессию, она сама избрала его. В школе, пионерлагере, на факультете - везде он был бессменным редактором стенгазет. В "КС" пришел еще студентом, да так там и остался, пройдя весь путь от нештатного корреспондента до члена редакционной коллегии. Не бог весть какая карьера, но он и не стремился выше. Ни должности, ни награды, ни титулы не могут заменить журналисту единственного отличия - имени. Достаточно того, что Александра Лазо причисляли к первой десятке, хотя достойных соперников у него было только двое: в "Известиях" и "Сегодня". Всякий раз, приступая к горячей теме, Саня невольно думал о том, как бы каждый из них выстроил композицию, какие нашел сравнения, как надавил на болевые точки власть предержащих. Если удастся найти контакт, он постарается превзойти себя. Выдаст такой фитиль, что чертям тошно станет.
Предвкушая грядущее торжество, Саня мысленно возвратился к Лиде и вновь ощутил едкую кислоту запоздалого стыда. Она не только нашла нужного человека, но и сама договорилась о встрече! А он даже поблагодарить, как следует, не сумел, свинтус… Почти как в анекдоте: она ему: "Поженимся?" - а он в ответ: "Созвонимся". Слова вроде другие, но подтекст почти тот же.
Ее звонок, как потом выяснилось, не первый за день, Саня услышал еще на площадке, когда отпирал дверь. Влетев в кухню, он больно ушиб плечо об угол холодильника и свалил на пол телефон. К счастью, внутренности не пострадали, хотя от пластмассы откололся солидный кусок. В какой-то мере это было знаком судьбы. Массивный аппарат, купленный женой, теперь уже бывшей, был единственной вещью, которую она почему-то не пожелала забрать. Казалось бы, под старину и под мрамор, впандан с обстановкой, что она вывезла, вплоть до торшеров и ламп. Словом, трещина, расколовшая корпус, оказалась чуть ли не символической.
Провозившись далеко за полночь, когда густую синь за окном разбавило белесой мутью, Саня незаметно впал в дрему - как был, в рубашке и джинсах, на пролежанном старом диване, которым снабдил его сердобольный сосед.
Убогое ложе, казалось, еще хранило стойкий тревожный запах Лориных духов. Как же он мандражировал, когда впервые привел ее в эту пустую комнату с теневыми квадратами от картин на выгоревших обоях. Но она и здесь оказалась на высоте, эта дивная женщина в изысканном туалете от Сен-Лорана. Сбросив платье и не щадя маникюра, вымыла полы, протерла окна и даже вычистила Санины парадные туфли. И все быстро, сноровисто, словно каждый день занималась самой черной работой. Это выглядело тем более удивительно, что в ее особняке, на седьмом километре от Кольцевой, не ощущалось недостатка в прислуге. Упарившись, более от жары, нежели с непривычки, Лора, ничуть не смущаясь, стянула с себя тончайшие трусики, оставившие на пышных бедрах розовый след, и побежала под душ.
"Тебе нужно особое приглашение?" - окликнула, пустив воду на полную мощь.
Аромат "пуазона", навеяв томительные воспоминания, незаметно просочился в сон. Уже в забытьи Саня ощутил волнующую близость женщины, разметавшейся где-то под самым боком. Полный желания, он потянулся ищущими руками, которые тут же уперлись в обшарпанную кожу дивана.
Он с трудом перевел дыхание и разлепил глаза. Разворошенное гнездо заливал ослепительный жар. День обещал быть таким же изнурительно знойным, как и все предыдущие.
Пора было вострить лыжи. На дорогу по приблизительной прикидке понадобится не меньше часа - тридцать пять минут только на метро. Утрата "жигуленка" шестой модели, отошедшего вместе с дачным участком жене, существенно сузила Санину деловую активность. Он знал, что может легко сорвать несколько тысяч зеленых на скрытой рекламе, но пока брезговал.
Засекреченный конструктор обретался на Нижней Масловке, в бывшем цековском доме из желтого кирпича. Двухкомнатная квартира с высоким потолком, просторным холлом и всяческими подсобными помещениями производила впечатление гостиничного люкса средней руки. Темная лакированная мебель, обилие хрусталя, ковры машинной выделки - ничего примечательного. Разве что развешанные по стенам поделки из корней и капа - хобби, как легко догадаться, хозяина, самого Петра Николаевича.
На вид ему было за пятьдесят. Невысокий, но крепкого сложения, он встретил гостя радушной улыбкой и сразу же предложил чаю.
Взглянув на натертые до блеска полы, Лазо сделал движение разуться, но хозяин остановил его небрежным взмахом руки.
- Не затрудняйтесь… У меня особое покрытие: дунешь - и нет. Никакая грязь не пристанет.
- Такое бы, да для внутреннего употребления, - пошутил Саня.
- Не понял?
- Я душу имею в виду.
- Душа - штука нематериальная. Я, знаете ли, в атеистическом духе воспитан и не собираюсь менять убеждения. Глянешь на вчерашнего бойца идеологического фронта, как он с постной рожей держит свечу, так с души воротит.
- Вот вам и нематериальное понятие, - улыбнулся Саня.