В сборник включены рассказы о историко-революционных событиях в России 1905–1917 годов.
Для младшего школьного возраста.
Содержание:
-
ОБ АВТОРЕ 1
-
Фонарик 1
-
Таня-революционерка 3
-
Ласточка 7
-
Киросенька 9
-
Памятный день 14
Е.Верейская
Фонарик
(рассказы)
ОБ АВТОРЕ
Елена Николаевна Верейская родилась в 1886 году в семье профессора-историка Н. И. Кареева в Петербурге. Здесь она окончила гимназию, а затем и Высшие (Бестужевские) женские курсы. В те годы она писала лирические и революционные стихи. В 1910 году в журнале "Вестник Европы" было напечатано её первое стихотворение.
С 1917 по 1922 год Елена Николаевна живёт в деревне. Жизнь в деревне обогатила писательницу новыми впечатлениями и наблюдениями. Она занимается крестьянским трудом, работает библиотекарем в сельском Народном доме, руководит двумя драматическими кружками - взрослых и школьников, пишет пьесы для младших школьников.
После возвращения в Петроград Елена Николаевна с 1923 года принимает активное участие в "Кружке детских писателей", которым руководил С. Я. Маршак.
Первые посещения кружка определили дальнейший путь Е. Н. Верейской. Она твёрдо решает посвятить себя детской литературе. Её стихотворения и рассказы для детей печатались в журналах "Чиж" и "Ёж", "Пионер" и "Костёр". Лучшие произведения- "Дворовый Пашка", "Бесик", "Таня-революционерка", "Джиахон Фионаф" - неоднократно издавались отдельными книжками.
В послевоенные годы она написала повесть "Три девочки", создала два произведения для сборника историко-революционных рассказов - "Памятный день" и "В те годы" - об участии подростков в революционной борьбе 1905–1917 годов.
В 1959 году в издательстве "Детская литература" вышла в свет новая книга писательницы - повесть о мальчиках "Отава", а в 1966 году, незадолго до её смерти, - последняя книга "Внучка коммунара".
Свыше сорока лет писала книги для детей Елена Николаевна Верейская.
Фонарик
То, что я хочу рассказать, случилось очень давно, в самом начале двадцатого века. Наша семья жила тогда на окраине города, в маленькой, почти до окон ушедшей в землю лачуге. Отец и мать работали на большом казённом заводе, а я, четырнадцатилетний мальчишка, - на маленькой фабрике купца Золотихина. Дома хозяйничала десятилетняя сестрёнка Валюшка.
Не знаю, где и когда познакомился мой отец с молодым рабочим Крутовым, но как-то так вышло, что Крутов начал часто к нам заходить. Вскоре он тоже поступил на золотихинскую фабрику.
На работе был Крутов молчалив и старателен, но дома у нас весел и разговорчив. Особенно нравилось мне, когда он начинал высмеивать хозяев, а то и самого царя. Отец и мама обычно внимательно слушали его, но разговоров этих не поддерживали… И я понимал почему. Они ещё присматриваются к нему, - что за человек? Изучают его.
На другом краю города жил мой дед, отец мамы. Иногда мать пекла незатейливый пирожок и вечером посылала нас с сестрёнкой отнести гостинец дедушке. Мы с радостью бежали к старику, так как оба любили его.
Валюшка ничего не подозревала, я же каждый раз догадывался: ага, нас отсылают… Значит, вечером конспиративное собрание заводского кружка в нашей избушке будет.
Я знал, что эти собрания устраиваются каждый раз в другом месте, чтобы полиция не напала на след. Но о том, что я понимаю, в чём дело, я не говорил никому, даже отцу.
Как-то раз, когда Крутов только что ушёл от нас, отец сказал маме:
- Да, дельный, кажется, парень…
- Дельный, - согласилась мать, - и закалка в нём уже видна…
А Валюшка вдруг вздохнула и сказала:
- А я его не люблю. Он нехороший.
- Вот как! - засмеялся отец. - Он тебя балует, конфет тебе носит, а ты его не любишь…
Валюшка упрямо твердила:
- Нехороший он! Зачем моего Тузика в живот ногой пихнул?.. Тузик даже завизжал, бедненький!.. С тех пор Тузик на него всегда рычит!
- Дурак твой Тузик, - сказал я.
Валюшка ничего не ответила. А мать как-то очень пристально посмотрела на отца и говорит:
- А ведь скоро, через неделю с небольшим, бати моего именины. Валюшка, завтра у меня получка, купишь белой муки, спечём дедушке пирожок.
- Да, да, - сказал отец и с улыбкой посмотрел на маму, - дедушкины именины, как же!
"Ага! - подумал я. - Собрание будет…"
Но вслух я этого не сказал, будто ничего не понял.
Вскоре после этого, в воскресенье, Крутов с утра забежал к нам на минутку и принёс нам с Валюшкой подарки - Валюшке конфет, а мне карманный электрический фонарик. И обрадовался же я! Давно я мечтал о таком фонарике. Нажмёшь кнопку - ярко-ярко загорится, отпустишь - потухнет.
После обеда я побежал показать фонарик своему другу Васе. Вася жил неподалёку от нас, но на хорошей улице, в большом каменном доме. Когда я уходил от него, были уже сумерки. Вася проводил меня до прихожей и открыл дверь на лестницу. На лестнице было совершенно темно.
- Опять все лампочки украли, - сказал Вася, - даром что над нами полицейский пристав живёт, чуть не каждый день воруют!
Только я сунул руку в карман за фонариком, как где-то наверху открылась дверь и сердитый бас закричал:
- Чёрт знает что! Снова потёмки!
- Пристав! - шепнул Вася и поскорее неслышно закрыл дверь за моей спиной. Я прижался в угол тёмной площадки. Мне почему-то стало жутко.
- Эй! Есть кто на лестнице? Зажгите хоть спичку, чёрт вас дери! - снова раздался сверху бас пристава. Я молчал. И вдруг какой-то другой голос - голос, показавшийся мне странно знакомым, - ответил:
- Не беспокойтесь, ваше благородие! Никого нет на лестнице. Да оно и лучше, что темно… Вот перила, ваше благородие!
Они стали спускаться и молча прошли мимо меня. Лестницей ниже оба - и пристав и тот, чей голос мне показался таким знакомым, - остановились.
- Ну, ладно, тут с улицы свет. Ты постой минутку, чтобы нас во дворе вместе не видели, - тихо сказал пристав. И ещё тише прибавил: - Смотри же!.. Чтобы всех…
- Будьте покойны, ваше благородие! Всех до одного заберём. Двадцатого числа… - так же тихо ответил другой.
Я всё. ещё стоял на месте, когда шаги и того и другого затихли внизу. Неужели?!. Не может быть!.. Это же был голос… Крутова!..
Да нет, не может быть!.. Мало ли людей с похожими голосами. Я, не зажигая фонарика, сбежал с лестницы и пошёл домой.
Прошло несколько дней. Крутов заходил к нам часто, всё такой же весёлый, разговорчивый. Как мог я принять за него того, на лестнице?! И я скоро забыл об услышанном в потёмках разговоре.
Однажды рано утром, когда все мы собирались на работу, отец сказал:
- Миша, повидай Крутова. Пусть придёт к нам сегодня вечером, к девяти часам. Только скажи так, чтобы никто не слыхал. Ну, да ты у меня молодец.
А мать напомнила Валюшке:
- Ставь тесто для пирога. Вечером отнесёте дедушке, а про меня скажете: занята мама, завтра на чёрствые именины придёт.
Я быстро бежал на работу. Было ещё темно. Рабочие толпой шли к фабрике. Кто-то положил мне руку на плечо. Я поднял голову. Рядом со мной шёл Крутов.
- Здравствуй! - сказал он. - А что, фонарик цел?
- Цел! - сказал я.
- А ну, покажи!
Я вынул фонарик из правого кармана брюк и показал ему.
- Молодец! - сказал он. Потом слегка наклонился ко мне и совсем тихо прибавил:
- Смотри на фонарик, будто мы о нём говорим. Что, отец не велел тебе ничего передать?
Мне вдруг почему-то стало неприятно… Что-то напомнил мне его шёпот…
- Велел… - тихо сказал я. - Велел приходить нынче к девяти…
- А куда? - тихо спросил Крутов. - Говори адрес, я запомню.
У меня захолонуло сердце. Я вспомнил!.. Не этот ли голос я слышал тогда на лестнице?.. "Будьте покойны, ваше благородие… Всех до одного… Двадцатого числа…" А какое же сегодня число? Ну да!.. Сегодня же именины деда… двадцатое!
Всё в один миг промелькнуло у меня в голове. Я чуть не задохнулся от испуга. Что же мне делать?!. Я нажал кнопку фонарика. Яркий свет блеснул мне в глаза.
- Чего же ты? - толкнул меня Крутов локтем. - Забыл адрес?
- Нет! - сказал я, глядя на фонарик. - Я… не забыл адрес… Я… просто думаю, как лучше объяснить… Знаешь переулок, соседний с нашим?
- Знаю.
- Он выходит на пустырь. На пустыре стоит старый, заброшенный дом. Там никто не живёт. Окна заколочены. Там и соберутся. Дверь будет заперта. Надо постучать три раза.
- Три раза?
- Три раза. Придёшь?
- Конечно, приду. К девяти вряд ли успею. Приду около половины десятого.
И он быстро пошёл вперёд.
* * *
Не знаю, как я работал в этот день. Мысли мои путались. Рассказать папе? Но я хорошо помнил, что отец недавно в моём присутствии говорил одному товарищу:
"Ты не смеешь никого обвинять в предательстве, не проверив. Это слишком страшное обвинение"… Ведь мог же я и ошибиться… "Смотри, чтобы всех", - сказал тогда пристав. А голос, правда очень похожий на голос Крутова, ответил: "Всех… двадцатого…" Мало ли о чём они могли говорить! И всё же… всё же хорошо, что я ему не сказал, что соберутся у нас! Но как же быть дальше?!
И вот, работая, я думал, думал, думал… И наконец решил: я проверю сам, а поможет мне Валюшка. Придётся рассказать ей обо всём… Но я был уверен в сестрёнке. Молчать она умеет,
Наш переулок, длинный и скучный, кончался тупиком. Он упирался в стенку сарая. Между сараем и высоким забором соседнего участка шёл узенький переулочек, выходивший на этот самый пустырь. Сейчас он весь был завален снегом, и лишь вдоль самой стенки сарая шла, как в траншее, тропочка, протоптанная ребятами. Когда я вернулся с работы, Валюшка с гордостью показала мне румяный пирог.
- Хорошо, - сказал я, - мы скоро пойдём к дедушке, только сначала идём со мной… Одевайся живей!..
- Валюшка, - сказал я, когда мы вышли из дому, - ты должна помочь мне проверить, провокатор Крутов или нет.
- А что такое "провокатор"? - спросила она.
- А это такой человек: притворяется, будто он заодно с рабочими, выведает у них всё, а сам их полиции выдаст.
- Да ну-у? - испугалась Валюшка. - Видишь, недаром его Тузик не любит!
- Нет, - сказал я, - может, я и ошибся. Надо проверить.
- А как?
- Увидишь. Пойдём в пустой дом. Я сказал Крутову, что собрание будет там.
Заброшенный дом уныло стоял посреди пустыря. Входная дверь висела на одной петле, внутри было холодно и грязно. Все ребята с ближайших улиц часто играли на пустыре, и я хорошо знал в этом доме каждый закоулок.
Мы с Валюшкой зашли в дом и плотно закрыли за собой дверь. Я с трудом отодрал от перегородки две доски и припёр ими дверь изнутри так, чтобы её нельзя было открыть снаружи.
Потом мы вылезли через маленькое разбитое окно чуланчика по ту сторону дома.
- А теперь говори, - сказала Валюшка, - как будем проверять?
- Вот что я придумал, - сказал я, - мы сбегаем ненадолго к дедушке, а к девяти часам вернёмся, и ты спрячешься где-нибудь возле самого нашего дома. Только в таком месте, чтобы хорошо видела лазейку на пустырь. Сейчас вместе и присмотрим местечко, ладно? А я - понимаешь? - спрячусь в самой лазейке и стану ждать. Спрячусь там за угол сарая. Как увижу, что Крутов идёт один, - значит, он честный человек. Тогда я выйду к нему и скажу: передумали, мол, наши, у нас собираются, пойдём к нам. А коли там, на лестнице, был он… Ну, тогда уж, верно, он не один придёт…
- А с кем? - шёпотом спросила Валюшка.
- Ясно, - с полицией…
- Ой! - вскрикнула Валюшка.
- А ты что думаешь? Ясно! Так вот, коли я увижу, не один идёт… я сейчас к выходу в лазейку с нашей стороны. Зажгу фонарик в твою сторону, да и помашу им в воздухе! Смотри, вот так! А ты, значит, коли увидишь: огонёк вертится…
- Сразу домой, да всё и скажу, да? - захлёбываясь от волнения, перебила меня Валюшка.
- Вот-вот! Поняла?
- Поняла!.. А ты-то сам тогда что?..
- Ну, я там уж посмотрю, что делать. А теперь бежим скорее к дедушке. К девяти нам надо быть на посту!
* * *
Дед очень нам обрадовался, только его огорчило, что мы пришли ненадолго.
- Мы, дедушка, завтра придём с мамой ещё раз, - утешала его Валюшка.
Мы оба сидели, как на иголках, и не спускали глаз с часов-ходиков. К девяти были уже на месте.
Дул резкий, морозный ветер. Небо было в тучах, но где-то за ними светила луна. И всё было хорошо видно.
- Знаешь что? - сказал я. - Садись здесь на завалинке и гляди в оба.
Переулок был пуст. Стараясь держаться в тени домов, я быстро пробежал его, зашёл за край сарая, прижался плечом к углу и стал наблюдать.
Кругом ни души. Только ветер со свистом носился по пустырю. Тучи снега поднимались там, где снег не был утоптан ребячьими ногами. Ветер врывался и в мою лазейку. Колкий снег обжигал мне лицо, пробивался в слишком короткие рукава пальтишка, сыпался за шиворот. Брр… Холодно! Я не отрывая глаз смотрел туда, откуда, по моим расчётам, должен был появиться Крутов.
Сердце тоскливо замирало. И вдруг я ясно представил себе весёлого, приветливого товарища Крутова, как он сидит у нас за столом и ругает царя, - и мне стало нестерпимо стыдно. Как мог я заподозрить его в такой гадости?! Голос… Какая чепуха! Мало ли голосов на свете! Эх, товарищ Крутов, и свинья же я перед тобой!..
Я начинал замерзать, ноги совсем застыли, зубы стучали. Никто не шёл. Неужели ещё нет половины десятого? Почему же не идёт Крутов?
Вдруг из-за угла старого дома - совсем не с той стороны, откуда я ждал, - показалась крадущаяся тёмная фигура. Я насторожился. "Ага, - подумал я, - это хорошо, что он такой осторожный, не переулком пошёл…" Человек остановился, огляделся. Мне было ясно видно каждое его движение. Я уже хотел выйти ему навстречу, как вдруг он взмахнул рукой и двинулся к двери дома. И сейчас же из-за того же угла появилась вторая фигура, третья… Люди шли молча, осторожной походкой, явно стараясь не шуметь.
Я обмер. И вдруг увидел, что из-за дома с противоположной стороны тоже появился человек. За ним ещё и ещё… Люди кольцом окружали дом.
Несколько мгновений я не мог шевельнуться от ужаса, я точно прирос к месту. А со стороны дома раздался стук.
Тук… тук… тук… Три раза.
Тогда я опомнился. Выхватив из кармана фонарик, бросился к выходу лазейки, нажал кнопку и бешено замахал фонариком. Но пальцы мои окоченели. Они не удержали фонарика. Он с размаху отлетел куда-то в сугроб.
Успела ли Валюшка заметить? Не замёрзла ли она там? Не убежала ли домой греться? Ведь маленькая ещё!..
Я выбрался из лазейки и, стараясь держаться поближе к заборам, со всех ног бросился домой.
* * *
Когда я вошёл, отец, полураздетый, стоял среди комнаты. Мама уже лежала в постели.
- Скорей раздевайся и ложись, - сказал мне отец, - они, конечно, сейчас сюда придут. А мы будто спим и знать ничего не знаем. И Крутова не знаем. Поняли?
- А у тебя… ничего нет? - спросил я. - А если обыск?..
- Что было, то сплыло. Ложись!
С русской печки свесилась голова Валюшки:
- Мишутка! Замёрз небось? Полезай сюда, здесь тепло!
Я быстро сбросил одежду на стул и залез на печку.
- Валюшка, расскажи, как ты?.. - спросил я, кутаясь в одеяло.
- Тихо, ребята, мы все спим! - вполголоса приказал отец, лёг в постель и потушил керосиновую лампу.
- Валюшка! - зашептал я на ухо сестре. - Расскажи! Замёрзла небось?
- У-у, как замёрзла! - зашептала мне на ухо Валюшка. - Сидела плакала… А уйти, знаю, нельзя! Вдруг слышу- бежит кто-то! Я так испугалась! А это Тузик меня нашёл! Вскочил на колени. Я плачу, а он языком слёзы мне с лица слизывает. Язык тёплый такой! Прижала я его к себе, согрел он меня немножко… Вдруг вижу - огонёк!.. Вертится!.. Я - бежать! Дома насилу выговорила: "Уходите все, сюда полиция придёт. Крутов выдал". Один по одному все ушли.
Я пригрелся на печке и, кажется, даже задремал. Разбудил меня осторожный стук в дверь - три раза - и неистовый лай Тузика.